Вадрикон: первый посланник Бога

      Вколов кухарке снотворное, Агостино сидел в комнате с Лучано, ожидая сигнала от ордена — телефонного звонка. Настенные часы громко тикали, усиливая его волнение. Когда же минутная и часовая стрелка поровнялись на римской цифре двенадцать, тишину виллы нарушил трещащий звонок. Агостино мысленно перекрестился и направился к Филипо.       Дверь кабинета была открыта, а сам Филипо стоял у стены, разглядывая картину и прижимая чёрную пластмассовую трубку к уху.       — Вы уверены?! — от его тона сквозило раздражением. — Нет, этого не может быть!       Заметив Агостино, стоящего у двери, Филипо резко вскинул руку, показывая, чтобы тот ждал.       — Вы хоть понимаете, что говорите?! Это невозможно! — прокричал он в трубку.       Судя по реакции Филипо, план ордена шёл как надо. Агостино покосился на окно: снаружи у забора тоненькой струйкой уже поднимался дым.       — Если это правда… — Филипо замолчал, слушая собеседника. — Да я вас!..       Агостино сделал шаг вперёд, вынимая из кармана шприц. Одно точное движение — и игла вошла в плечо Филипо. Оккультист вздрогнул, его глаза расширились от шока.       — Чт… ты… — в недоумении прошептал он.       Агостино толкнул его и ринулся прочь. Выскочив в коридор, он захлопнул дверь и что было сил потянул на себя ручку, пытаясь удержать дверь закрытой до тех пор, пока не подействуют паралитики. Филипо выкрикивал проклятия, безуспешно пытаясь вырваться. Минуты тянулись бесконечно…       — Брат, я им займусь, — сказал появившийся в коридоре мужчина в форме парамедика. — Уводи Лучано, машина у ворот.       Солнце стояло высоко в небе, наполняя воздух умиротворением и теплом. Но вокруг виллы всё было далеко не так спокойно. Пламя, сначала полыхающее только вдоль забора, уже перекинулось на внутренний двор. Охранники метались с вёдрами воды. Они кричали друг другу указания, пытаясь взять ситуацию под контроль. Однако это было лишь начало.       Из-за густых кустов у западного крыла один из людей ордена осторожно поднял пневматическую винтовку, прицелился и плавно спустил курок. Маленький дротик с шипастым наконечником, покрытым быстродействующим седативным составом, бесшумно вылетел из ствола и вонзился в шею одного из охранников.       Тот сначала даже не понял, что случилось. Рефлекторно хлопнул себя по шее, будто его укусил комар, но через несколько секунд его ноги подкосились, а мир перед глазами растворился в темноте.       Второй охранник, заметив, как его напарник вдруг осел, потянулся к поясу за рацией… но не успел. Второй дротик, точно рассчитанный по траектории, вошёл ему в основание плеча.       — Двоих сняли, двое ещё у ворот, — по рации сообщил один из стрелков, проверяя дальность.       Когда третий охранник заподозрил, что что-то идёт не так, он достал пистолет, но дротик настиг его раньше. Мужчина поднял оружие, несколько раз стрельнул по разным точкам, откуда мог прилететь дротик, а затем его зрение поплыло, и он упал на колени.       Четвёртый охранник успел развернуться, выхватить рацию и нажать кнопку, но не успел произнести ни слова — дротик вошёл прямо в шею. Выроненный прибор глухо упал на гравий.       — Чисто, — сообщил второй стрелок.       Люди ордена быстро выдвинулись из укрытий. Они забрали у охраны оружие, проверили их пульс и удостоверились, что все находятся без сознания.       Охранников поочерёдно потащили к массивной металлической конструкции у стены, где раньше, по-видимому, стоял садовый инвентарь. Там их приковали наручниками к крепким железным перемычкам. Даже если бы кто-то очнулся раньше времени, не смог бы вырваться без ключей.       Машина скорой помощи уже стояла у ворот. За рулём сидел мужчина в белом медицинском халате, бывший сокурсник Агостино — Энцо. Он был не просто врачом, а человеком, которого Агостино однажды спас.       Двадцать пять лет назад Энцо работал в больнице Святого Себастьяна вместе с Агостино. Ему пророчили блестящую карьеру. Так и случилось. Позже Энцо ушёл работать педиатром в больницу Божественного Милосердия. Это была престижная клиника с новейшим оборудованием. Но однажды произошла трагедия, которая навсегда изменила его жизнь…       Это был 1975 год. Энцо работал детским иммунологом, специализируясь на лечении детей с аутоиммунными заболеваниями. Он придерживался прогрессивных взглядов и не боялся внедрять экспериментальные методики, но всегда действовал осторожно: применял новые подходы только в том случае, если был в них абсолютно уверен. В тот год он твёрдо верил: лечение аутоиммунных патологий — за терапией иммуноглобулинами, потому настоял на применении новейшего метода. Врачебный совет больницы внимательно изучил его предложение и все приложенные исследования, и единогласно одобрил проведение лечения.       И вскоре в больницу поступила партия иммуноглобулина. Десятки маленьких пациентов, ослабленных болезнью, зависели от этих инъекций.       Энцо проверил документацию, убедился, что партия прошла все необходимые сертификации. Он доверял системе. Но не знал, что во время транспортировки ампулы хранились при неправильной температуре. Кто-то из сотрудников логистической компании допустил ошибку — холодильное оборудование в грузовике временно вышло из строя, и препарат несколько часов провёл под палящим солнцем Тосканы. Никто об этом, естественно, не сообщил, чтобы избежать штрафов и скандала. Лекарство подверглось частичной денатурации, и в растворе сформировались микроскопические белковые агрегаты — невидимые глазу, но смертельно опасные.       В самой больнице проверка препаратов часто проводилась только на соответствие партийной документации — стандартная практика для загруженных медицинских учреждений. Визуально иммуноглобулин выглядел нормально, лабораторные анализы не проводились, потому что производитель гарантировал качество. Ни один врач не мог предположить, что внутри ампул скрывалась смертельная угроза.       Когда детям стали вводить препарат, сначала всё шло как обычно. Но спустя несколько минут у первого пациента начались судороги. Затем у второго… А потом — у всех.       Дети корчились на больничных койках, их тела выгибались в мучительных спазмах. Они задыхались, кожа на их лицах становилась багрово-синей, изо рта шла пена. Врачи пытались их спасти, но было уже поздно. Белковые частицы из повреждённого иммуноглобулина вызвали острую анафилактическую реакцию и отёк лёгких.       Десять детей умерли в страшных мучениях.       В тот же вечер в больницу Божественного Милосердия для убитых горем родителей в срочном порядке вызвали священников. Несколько местных церквей откликнулись сразу. Так о трагедии узнал и Агостино и немедля поехал к другу. Обойдя все палаты и кабинеты, он нашёл Энцо на крыше больницы. Друг молился. Впервые в жизни он не просил, а требовал: «Почему? Почему ты допустил это? Это же дети! Если ты есть… зачем мне такая вера?» В ту ветреную ночь Энцо намеривался спрыгнуть с крыши. Но Агостино не позволил другу оборвать жизнь, нашёл слова утешения, а позже — помог укрепить веру.       Хотя официальное расследование сняло с Энцо вину, он знал, что родители погибших детей никогда не простят его. С того года он каждый месяц ездил на исповедь лишь к отцу Агостино.       А сегодня Энцо с искренним желанием хотел оплатить долг. Он рисковал собственной жизнью ради Агостино, ради ордена, ради самой веры.       — Быстро! — крикнул он, открывая задние двери машины.       Агостино и ещё двое членов ордена уложили Лучано на носилки и аккуратно погрузили внутрь.       — Как он? — обеспокоенно спросил Энцо.       — Нужен укол. Нужно сдержать тварей, чтобы он легче перенёс дорогу.       Энцо кивнул и, достав заранее подготовленный шприц, наполненный особым раствором, принялся аккуратно вводить препарат в вену Лучано. Это была смесь транквилизаторов для ослабления активности сущностей.       Лучано дёрнулся, его веки дрогнули, но затем дыхание выровнялось.       — Готово. Поехали!       Энцо резко закрыл двери, сел за руль и нажал на газ. Машина тронулась, оставляя позади виллу, окутанную дымом и хаосом.