Вадрикон: первый посланник Бога

      Очередная ночь не принесла Лучано покоя. Лёжа на своей узкой кровати, он долго смотрел в потолок, перебирая тревожные мысли. Его рука невольно скользнула к груди, где под хлопком ткани скрывалась феномская молитва. Что будет, если символы так и не исчезнут? Какова их природа? Почему они появились именно на нём? Он не мог найти ответов, а молитвы не приносили утешения. Эти знаки, как язвы, продолжали терзать его сознание.       Он вспоминал то немногое, что они с отцами прочли об обрядах экзорцизма над одержимыми Вадриконом. Каждый обряд завершался одинаково — смертью одержимого. От одной только мысли об этом сердце Лучано обливалось кровью. Что, если он ошибся — Вадрикон назвался не своим именем?! Что, если он был слишком сильным демоном, которому невозможно противостоять? Или, может, ритуалы были проведены с ошибками? В архивных записях не нашлось даже намёка на объяснение. Завтрашние документы, обещанные монсеньором Ансельмо, оставались единственной надеждой на разгадку.       Потом его мысли вновь вернулись к Софии. Почему она дала ему ложный адрес? Кто она на самом деле? Почему Бог послал её на его путь? А что… что, если адрес был верным, а женщина солгала, чтобы защитить Софию? Эта догадка поразила Лучано. Он стукнул себя по лбу, сгорая от стыда. До приезда в монастырь за всю свою сознательную жизнь он ни разу не произнёс лжи — это было немыслимым грехом. Он всегда считал, что правда должна быть путеводной звездой жизни христианина. Но София не он. Она могла поступать иначе.       — Какой же я наивный, — прошептал он, укоряя себя. — Глупец… неужели я мог быть настолько слеп?       Мысли путались, одна тревога сменяла другую. А ночь принесла беспокойный сон. Ему снился Вадрикон. Сначала он видел его, как на картинах Софии, затем Вадрикон явился как ослепительный сгусток света, переливающийся всеми оттенками золота и белого.       Утром, после молитвы и короткого завтрака, Лучано сел за стол и написал письмо для Софии. Его почерк был аккуратен, а предложения — лаконичны и уважительны.       «Дорогая София,       Смиренно прошу прощения за свои сомнения и поспешные выводы. Простите за то, что я осмелился подумать, что Вы сами нанесли себе эти раны. Мне нескончаемо стыдно за столь недостойное предположение. Теперь я знаю, что Ваше страдание — не вымысел и не безумие, а проявление чего-то необъяснимого и пугающего.       Недавно такие же символы появились и на моей груди. Благодаря работе в архивах Ватикана, мне удалось узнать, что это не что иное как феномский шифр. Позвольте мне поделиться его переводом: «Господь, что в сердце, свет истины во мне». Полагаю, мне не нужно объяснять, что это значит для Вас.       Сейчас я изучаю документы, связанные с обрядами экзорцизма над одержимыми Вадриконом. Все обряды заканчивались трагически: ни один человек не выжил. И я боюсь, что этот дух или демон слишком могущественен, чтобы быть изгнанным известными нам методами. Его явление не похоже на привычные проявления зла. Я боюсь за Вашу жизнь, София. Но, знайте, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы спасти нас обоих, с Божией помощью.       Пожалуйста, простите меня за всё. За мои слова, за мои сомнения, за то, что не смог поддержать Вас в минуту нужды.       София, если Вы сочтёте это возможным, я прошу Вас о встрече. В это воскресенье в 15:00. Я буду ждать Вас в базилике Санта-Мария-дель-Пополо. Это место многолюдное, а час выбран так, чтобы он не совпал с основным богослужением, но и не был слишком поздним для Вас. Я хочу, чтобы Вам было комфортно и безопасно, если Вы решитесь прийти.       Надеюсь, что с Вами всё хорошо. Я молюсь о Вас каждый день. Да хранит Вас Господь, София.       Отец Лучано»       Дописав письмо, Лучано сложил его, вложил в конверт и направился к дому на Виа делла Капанна. На пороге его снова встретила та же пожилая женщина. На её лице читалось искреннее удивление.       — Мир вам, сеньора, — мягко произнёс Лучано, слегка поклонившись. — Простите моё настойчивое возвращение. Я принёс письмо для Софии. Прошу вас передать его ей, если будет на то воля Божия, — сказал он и, протянув конверт, осенил женщину крестным знамением: — Да хранит вас Господь. Желаю вам доброго дня.       Женщина, явно растерявшись, молча взяла письмо. А Лучано, не дожидаясь вопросов, развернулся и направился к своему такси.       Немного припозднившись, он прибыл в архивы Ватикана. Монсеньор Ансельмо и остальные отцы уже сидели за длинным столом и тихо переговаривались. Лучано поздоровался с ними и сел рядом.       — Эти записи связаны с обрядами над одержимыми Вадриконом, — объяснил Ансельмо, указав на стопку папок в центре стола. — Они весьма редки, но, возможно, помогут нам найти ответы на некоторые наши вопросы. Но предупреждаю: содержание тяжёлое.       Лучано кивнул и благодарно склонил голову.       — Ну что ж, работайте с Божьей помощью, — откланялся Ансельмо.       После нескольких часов тщательного анализа отцы обнаружили, что в документах подробно описывались этапы проведения обряда экзорцизма по всем каноническим предписаниям Римско-католической церкви.       Основной обряд проходил в специально освящённой комнате. В ней помещали распятие, освящённую воду и реликвии, которые служили защитой. Важное место занимал молитвенник, содержащий Rituale Romanum. У одержимого всегда забирали любые личные вещи, особенно те, что могли быть связаны с магией или греховными практиками. Его самого обычно привязывали к креслу или кровати, чтобы он не мог причинить вреда себе или окружающим. Дальше священник читал молитву Exorcismus in Nomine Iesu — официальный литургический текст.       «Exorcizo te, omnis immunde spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini nostri Iesu Christi, eradicare et effugare ab hoc plasmate Dei…»       «Заклинаю тебя, всякий нечистый дух, всякая сатанинская сила, всякое вторжение инфернальное, всякий легион, всякое собрание и секта дьявольская, именем и силою Господа нашего Иисуса Христа, выйди и покинь это творение Божие…»       Молитва произносилась многократно, с нарастающим напряжением. К священнику присоединялись аколиты, помогавшие проводить обряд. Они стояли по обе стороны от экзорциста, держа свечи и кропильницы со святой водой. Для некоторых обрядов приглашали ещё и кантора, и тот возглашал псалмы. Во время одних обрядов кантор читал Magnificat — гимн Деве Марии, во время других — Dominus regit me — «Господь — Пастырь мой» или Miserere mei, Deus — «Помилуй меня, Боже». Все эти элементы, соединённые с молитвами экзорциста, создавали мощное духовное поле, направленное на изгнание нечистого духа и укрепление веры всех участников обряда. Они всё делали верно — так, как учили и Лучано.       Однако ни один обряд не достигал своей цели: одержимый не освобождался. И тогда священники применяли нестандартные методы: читали молитвы к святым, не предусмотренные ритуалом, или усиливали воздействие святой воды. Некоторые даже прибегали к чтению Апокалипсиса, надеясь, что это сможет сокрушить тьму. В паре случаев упоминались попытки создать замкнутый круг из свечей вокруг одержимого, чтобы сдержать сущность. Но ничего из этого не помогало.       — Понятно, почему Ватикан решил, что анализ здесь не нужен, — пробормотал отец Джустино, сложив бумаги перед собой. — Всё слишком однотипно. Начинается по правилам обряда, а затем отчаяние священников приводит к спонтанным действиям.       — Но почему одержимые умирали? И после какой попытки изгнания? — как-то риторически произнёс Лучано и, откинувшись на спинку стула, устало провёл рукой по лицу.       — Как сказал монсеньор Ансельмо — таких сведений в архивах нет, — тоже немного задумчиво ответил отец Агостино. — И, как вы верно вчера подметили, Вадрикон всегда называет своё имя…       — Я думал о том, что он, возможно, представляется ложным именем, но…       — Но одержимые не кричат, не богохульствуют, как это обычно бывает, — подхватил Агостино.       — Осталось ещё несколько документов, давайте проверим их, братья, — сказал Лучано и вытянул из общей стопки тонкий потрёпанный блокнот в кожаном переплёте.       Многие страницы в нём оказались вырваны, а те, что остались, были исписаны синей ручкой неровным, небрежным почерком: всё те же записи, всё то же стандартное описание обряда экзорцизма, за которым следовали импровизированные молитвы. Но на нескольких страницах Лучано обнаружил нечто, чего никогда прежде не видел: описание обрядов, которые не только не соответствовали канонам, но и противоречили самому духу церкви.       «Invoco te, o Astaroth, principem cognitorum! Audi vocem meam et subveni mihi contra inimicum Dei! Defende me, et superet daemonius super daemonem!»       «Призываю тебя, Астарот, князь познания! Услышь голос мой и приди на помощь против врага Божия! Защити меня, и пусть демон восторжествует над демоном!»       «O Beelzebub, te precor: veni et destruas daemonium quod insedit huic homini!»       «О Вельзевул, молю тебя: приди и уничтожь демона, вселившегося в этого человека!»       Лучано замер. Экзорцист, похоже, стремился изгнать Вадрикона, обращаясь к демонам. Из записей следовало: вызванные сущности не вступали в прямую борьбу с Вадриконом. Вместо этого они «подселялись» в уже одержимого человека, словно в сосуд, и уничтожали его изнутри.       Последние строки были торопливыми и путаными, а почерк — ещё более неровным:       «Hoc modo Vadrikon extinguitur… sed anima hominis consumitur simul. Deus ignoscat nobis pro hoc sacrilegio».       «Таким образом, Вадрикон уничтожается… но вместе с ним гибнет и душа человека. Да простит нас Бог за это святотатство».       — Видимо, этот безумец был в отчаянии, — сказал отец Фабиано, дослушав Лучано, и тяжело вздохнул. — Он не знал, как изгнать Вадрикона, и решил, что подселение ещё более могущественного демона ему в этом поможет.       — Но почему? — спросил Лучано. — Это не только противоречит канону, но и, возможно, уничтожает саму душу человека.       — Возможно, — ответил Агостино, сдвинув брови, — он видел в этом единственный способ остановить Вадрикона. Лучано, я думаю, нам следует показать это монсеньору Ансельмо.       Вскоре они вошли в кабинет монсеньора, где тот, сидя за столом, перебирал документы.       — Вы должны это прочесть, ваше высокопреосвященство, — взволнованно произнёс Лучано и протянул блокнот.       Пока монсеньор изучал записи, его взгляд становился всё более суровым, а пальцы, державшие страницы, слегка подрагивали.       — Это… это какая-то ересь! — вдруг резко воскликнул он, захлопнув блокнот. — Такой обряд не мог проводить священник! Это выходит за пределы разумного.       Ансельмо встал и быстро сложил в коробку все документы, что находились на его столе, включая принесённый блокнот.       — Я забираю это. Нужно провести тщательное расследование, чтобы понять, откуда это взялось. Такие записи не должны были попасть сюда.       Он сделал паузу, осматривая собравшихся, и сухо сказал:       — Но вы, отцы, проделали хорошую работу. На сегодня вы свободны.       Его взгляд ясно говорил, что обсуждение окончено. Лучано с Агостино переглянулись и покинули кабинет монсеньора.