Вадрикон: первый посланник Бога

      Прошло два дня, но покоя Лучано не находил: мысли о Софии возвращались, становясь навязчивыми. Он проводил больше времени в часовне, всматриваясь в свет свечей и опираясь на зыбкую силу их пламени. Но молитвы не приносили покоя: едва он закрывал глаза, разум предательски вырисовывал лицо Софии, её пронзительный взгляд и те непрошеные вопросы, что она оставила в его душе, как острую занозу. И тогда он молился с ещё большей страстью. Он убеждал себя, что всего лишь запутался под влиянием искушения, над ним довлеет не просто сомнение, но испытание на стойкость, на умение противостоять тому, что может в одно мгновение разрушить всё то, что он строил годами.       Глубокой ночью в своей келье Лучано вновь преклонил колени и обратился к Господу: «Господи, избавь меня от искушений и сомнений, чтобы мог я служить Тебе с чистым сердцем и открытой душой. Даруй мне силы не поддаваться ложным стремлениям. Дай мне сил быть верным Тебе и противостоять тем, кто ведёт меня во тьму. Аминь».       Когда забрезжил рассвет, Лучано направился в Санта-Мария-ин-Трастевере. Улицы были ещё полупусты, а холодный воздух пах свежестью. День святого Антония Великого был одним из важных праздников в церковном календаре, и сегодня Лучано предстояло сосредоточиться на своём служении, безукоризненно следуя обрядам. Его пальцы сжимали чётки, пока он мысленно проговаривал утреннюю молитву, чтобы очистить разум и направить мысли к Господу.       Войдя в церковь, он сразу ощутил священную тишину и благоговение. Золотистый свет ламп скользил по статуе Богоматери, мерцал в мозаике апсиды. У алтаря юный министрант уже зажигал свечи. Лучано поздоровался с ним и тоже зажёг свечу. Прошептав благословение, он попросил святого Антония Великого о помощи в сегодняшнем служении.       В ризнице Лучано уже ждали другие священники, готовящиеся к мессе. Все они были облачены в белые альбы, символизирующие чистоту и святость, поверх которых спадали богатые фелони и далматыки — праздничные облачения.       Месса началась с литании, и хор запел «Кирие элейсон», моля Господа о милосердии. Лучано стоял перед алтарём, воздевая руки к Богу. Его голос звучал уверенно и спокойно. Повторяя давно заученные слова, он ощущал трепет перед высшей силой. Вскоре Лучано перешёл к чтению Евангелия, возвещая слово Господа.       Когда настало время оффертория, жертвенник был приготовлен, и Лучано принял хлеб с вином — символы Тела и Крови Христовой, чтобы произнести над ними слова освящения. Лучано всегда испытывал трепет, чувствуя, как эта сакральная пища в его руках становится чем-то большим. Словно это был сам Христос, присутствующий здесь, в этом храме, среди всех этих людей.       — Сие есть тело моё! — подняв чашу и дискос, произнёс Лучано, и в церкви воцарилась тишина.       Лучано вновь обратил взор к прихожанам — было очевидно, что его слова тронули сердце каждого. Освещённый теплом алтаря, он чувствовал этот благодатный свет, заполняющий всё его существо.       Приступив к Евхаристии, Лучано стал протягивать облатки верующим, выстроившимся в очередь к алтарю. Он произносил над каждым: «Тело Христово», и каждый отвечал: «Аминь», принимая Святое Причастие с благоговением. Глядя на этих людей, на их лица, обращённые к нему с верой, Лучано ощущал необыкновенное чувство единения с каждым из них и с Богом.       Когда прихожане вернулись на свои места и началась молитва «Агнец Божий», Лучано проскользил взглядом по рядам. Что-то внутри, что он старался подавить, заставило его искать её среди них. Он вздохнул, стараясь сбросить наваждение, но взгляд всё равно невольно бегал по лицам, надеясь или, может быть, боясь увидеть знакомые черты. Разум тут же кольнул: «Лучано, что с тобой? Ты пришёл сюда служить Богу, а мысли твои затуманены. Ты здесь для того, чтобы совершить святой долг, а не искать взглядом ту, которая и так стала испытанием для твоей веры».       На миг он прикрыл глаза, изо всех сил подавляя всплывающие в сознании образы. Почему его волновала София, и что она делала в его мыслях среди этого святого действа? Да и почему ей приходить в церковь, если вся её натура противится тому, что олицетворял Лучано? «Domine, miserere mei, избавь меня от сомнений, от внутренних соблазнов, которые затуманивают мой разум и ослабляют веру», — мысленно взмолился он, но глаза опять метнулись к дверям церкви. Вряд ли София могла запомнить его слова — тогда ночью она явно была навеселе. С чего вдруг ей являться сюда? И тем не менее его душу не оставляло какое-то странное чувство надежды, а в голове звучал её голос, задевший в нём что-то сокровенное. Лучано прижал крест, висящий на груди. Эта служба была посвящена Антонию Великому, но сейчас Лучано почему-то вспомнился другой святой Антоний — Падуанский, покровитель заблудших, помощник в поисках утраченного. Лучано не раз проводил службы в его честь, но сам никогда и ничего не просил. Сейчас же, чувствуя, как он теряет правильный путь, Лучано впервые обратился к нему: «Святой Антоний Падуанский, верный путеводитель заблудших, молю тебя: не оставь меня в поисках истинного пути. Исцели сердце моё от сомнений и укрепи в служении. Прошу, просвети мой разум, чтобы вновь видеть свет Божий, видеть святое проведение Его и следовать воле Его. Помоги мне, как помогал ты многим… Аминь».       После завершения утренней мессы празднование перешло к следующим этапам, и Лучано с другими священниками приступил к подготовке дополнительных обрядов и церемоний.       Вскоре после главной службы, когда храм уже немного опустел, в него снова начали стекаться люди — те, кто не успел к утренней мессе, и те, кто пришёл специально для следующих событий.       Сначала состоялся обряд освящения воды и масла. Люди подходили к Лучано и другим священникам по одному, и те освящали каждую баночку оливкового масла, над каждой ёмкостью с водой произносили священные слова. Прихожане с благодарностью принимали воду, теперь ставшую святой, и масло, ставшее елеем, чтобы в час нужды или болезни использовать их в своём доме.       Затем наступила череда молитв. Священники обращались к святому Антонию, прося у него заступничества и защиты. В этот момент Лучано чувствовал всеобъемлющее благоговение. Казалось, даже воздух сделался плотнее, наполнился почтением и теплотой.       Следующим этапом было благословение животных — один из главных ритуалов дня, напоминающий верующим о любви святого Антония ко всему живому. В притворе храма уже собирались люди со своими питомцами: собаками, кошками и даже с птицами в клетках. Лучано, выйдя в притвор, вместе с настоятелем читал молитвы над каждым животным, благословлял их и осенял знаком креста.       Завершив благословение животных, Лучано окропил последние ряды прихожан святой водой. И затем служение перешло к обеденной части. По всей церкви в просторных залах были накрыты столы со скромным угощением для прихожан. Наблюдая за праздничной трапезой и видя радость на лицах людей, Лучано чувствовал прилив гордости за свою паству. Этот день стал для него очередным напоминанием о значимости его работы и о тех тёплых, почти семейных отношениях, которые церковь поддерживала среди прихожан. В его душе поселился тихий свет мира и благодарности.       С приближением вечера настало время исповеди. Войдя в исповедальню, Лучано благословил себя крестным знаменем и сосредоточился на молитве об очищении разума и о способности безусловного прощения.       Один за другим стали приходить верующие, и исповедь началась. Лучано внимательно выслушивал каждого. В их шёпоте слышались переживания, вина и надежда на прощение. И Лучано с терпением и мягкостью помогал исповедующимся раскрыть сердца, наставлял там, где это было нужно, напоминал о Божьей милости и утешении. Он накладывал епитимью с любовью, подчеркивая, что покаяние — это путь к истинному очищению. Отпуская грехи, он вверял каждого раскаявшегося Господу, молил о Его прощении и мире для этих душ. Люди уходили с облегчением, и Лучано чувствовал, как сам всё глубже погружается в исполнение этой священной задачи.       Лучано почти закончил исповедь, когда в полумраке исповедальни послышались мягкие шаги, и кто-то опустился на колени по другую сторону перегородки. На мгновение воцарилась тишина, а затем, пробиваясь сквозь деревянные решётки, прозвучали слова, наполненные дрожью:       — Благословите, отец, ибо я согрешила.       Сердце Лучано едва не остановилось. Он узнал голос Софии. Вопросы, воспоминания, все его недавние молитвы о покое и чистоте — всё исчезло, уступив место удивлению и смятению. Лучано не ожидал встретить Софию здесь, в этом священном пространстве, в этом храме, в этот день! Он усмирил свой разум, убедил себя, что просто поддался наваждению. Их встреча невозможна. Но София здесь, перед ним, на коленях.       — In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — произнёс он, стараясь звучать спокойно и уверенно. Однако в голосе всё равно послышалось напряжение. Мысли запутались, а все старания вернуть ясность, о которой Лучано молился весь день, казались тщетными.