Вадрикон: первый посланник Бога

      Туман клубился над монастырём, окутывая стены и кипарисы молочным покрывалом. Редкие крики птиц эхом разносились по округе. Спрятав письмо во внутреннем кармане сутаны, Лучано шёл по узкой тропе, ведущей от монастыря в сторону города. Туман был настолько густым, что на расстоянии вытянутой руки предметы начинали терять очертания. Лучано знал, что Марко встретит его по дороге, и, казалось, этим утром туман выступил в роли их невидимого союзника.       Неожиданно, точно призрак, в густой белой завесе возник тёмный силуэт. Он уверенно шагал навстречу Лучано. Это был Марко. Он вынырнул из плотного тумана, и в следующий миг оказался рядом. Лучано вытащил письмо и молча передал его Марко. Не проронив ни слова, Марко засунул конверт в широкий карман своего пальто и растворился в тумане так же быстро, как и появился.       После того как письмо было передано, сердце Лучано захлестнула странная смесь облегчения и тревоги. Опасность, что кто-то из монастыря мог перехватить послание, миновала, но теперь его мысли занял другой страх — страх забыть молитву Софии. Эти непонятные слова, казалось, хранили в себе ключ к чему-то важному, к разгадке тайны, которую Ватикан отчаянно пытался скрыть. Лучано не мог позволить себе потерять их. Вчера перед сном он проговаривал молитву про себя… снова и снова, опять и опять… Важно было заучить каждое слово, каждый звук, потому что записывать было слишком рискованно. Если Ватикан следил за ним, то малейшая ошибка могла стать роковой. И вот теперь, идя по вымощенным камнем улицам, он вновь начал в мыслях повторять эти фразы. Но только он произнёс первую строчку, как его сердце ёкнуло, а в разум ворвалась ослепительная вспышка озарения — это действительно арамейский! То ли Лучано уже очень давно не упражнялся в чтении и переводе текстов на нём, то ли вчера был слишком уставшим и потрясённым откровением Софии…       «Марьа, д’ба леба ат, — прошептал он и тут же перевёл: — Господь, который в сердце. Нура д’кушта б’ани — свет истины во мне. Руха д’кушта нахайни — дух истины меня направляет. Орхи рахма эст — путь мой — милосердие. Хейкла д’нишмати — храм мой — в душе моей».       Руки Лучано задрожали. Как маленькая девочка ни с того ни с сего заговорила на арамейском? Как смогла так точно запомнить молитву? Сердцем Лучано чувствовал — София с ним честна. Но как?.. Что это за молитва?.. Какому богу?.. Вопросы множились в его голове, оставаясь без ответов.       Дни сменяли друг друга… Серые, туманные, дождливые… Всё это время Лучано усердно занимался переводами, но никаких зацепок не находил. Несколько последних манускриптов были собраны в монастырях Италии и Греции. Эти тексты содержали старые богословские учения, литургические трактаты и отрывки из Священного Писания. Задача Лучано состояла не только в том, чтобы перевести их, но и провести анализ на предмет возможных расхождений, ошибок или утрат. Работа была кропотливой, но для Лучано это стало способом держать себя под контролем, не выдавая своих мыслей и подозрений.       Ансельмо был доволен прогрессом Лучано. Его переводы отличались тщательностью, а трудолюбие не вызывало ни малейшего сомнения в его верности Ватикану. Лучано вёл себя как примерный исследователь: не отвлекался на посторонние дела и всегда был готов к отчёту о проделанной работе. Ансельмо, сдержанно хваливший участников проекта, неоднократно отмечал дисциплину и усердие Лучано. «Вы делаете большую работу, отец Лучано», — говорил он, похлопывая его по плечу. Похвала была редким гостем в их коллективе, и Лучано понимал, что это знак доверия.       Рождество Лучано встретил в монастыре, следуя традициям монашеской братии. В день праздника монахи собрались на утреннюю мессу, где торжественно пели гимны, зажигали свечи и читали Евангелие о рождении Христа. После мессы они собрались за праздничной трапезой, простой, но обильной по монашеским меркам, с хлебом, фруктами и вином. Лучано ощущал спокойствие, находясь среди братьев, но его мысли часто возвращались к тому, что ждало его после праздников — к возможным открытиям и к тайнам Ватикана…       После Рождества, когда работа вновь возобновилась, Лучано с тревогой заметил исчезновение отца Сильвио. Отец Сильвио был единственным участником проекта, кто однажды спросил Лучано, не замечал ли тот чего странного… Лучано не успел ответить — в тот вечер их застал помощник Ансельмо. Исчезновение отца Сильвио вызвало у Лучано смятение и страх, но он не показал беспокойства, просто спросил Ансельмо, закончил ли отец Сильвио свою работу. Ансельмо ответил так, будто это было обычное дело: «Не совсем. Он отправлен на другую работу».       С каждым днём Лучано всё больше убеждался, что Ватикан и Ансельмо воспринимают его как преданного и послушного работника. Его это вполне устраивало — для достижения поставленных целей нужно оставаться в тени. Тем временем, работая с манускриптами, Лучано начал находить странные символы, которые не вписывались в общий контекст текстов. Это были комбинации букв древнеегипетского и древнеарамейского языков. Они повторялись в различных местах — по четыре или пять символов, выстроенных в один ряд. Какой-либо закономерности в повторениях Лучано не смог выявить. Значение символов оставалось загадкой. Но они точно не могли быть случайными… Зачем монахам тратить бумагу и чернила на бессмыслицу?..       Однажды, когда Лучано занимался переводом очередного манускрипта, ему попалось нечто шокирующее. Манускрипт был из аббатства Монтекассино — одного из старейших и важнейших центров христианской культуры в Италии. Аббатство было основано ещё в VI веке святым Бенедиктом и хранило в себе огромное количество текстов. Однако после Второй мировой войны большая часть манускриптов пропала без вести.       Аббатство, находившееся на стратегической высоте, оказалось в центре жесточайших боёв между силами союзников и нацистской армией. Серия массированных бомбардировок практически полностью разрушила аббатство. Ватикан был уверен, что с разрушением аббатства были утрачены и его бесценные духовные сокровища. Но в этом году чудом нашлись некоторые документы. Оказалось, монахи, заранее предвидевшие опасность, успели переправить часть архива в безопасное место.       Манускрипт, который сейчас держал в руках Лучано, был одним из спасённых — сильно повреждённый, с обгорелыми краями и следами воды. Текст на латинском языке практически невозможно было разобрать. Но опытный глаз Лучано сразу уловил необычное сочетание слов — что-то, что вызвало у него ощущение дежавю.       Переводя строчку за строчкой, Лучано наткнулся на знакомую молитву:

Domine, qui in corde es,

Lux veritatis in me,

Spiritus veritatis me duc,

Via mea misericordia est,

Templum meum in anima mea.

Господь, что в сердце,

Свет истины во мне,

Дух истины, веди меня,

Путь мой — милосердие,

Храм мой — в душе моей.

      Это был дословный перевод молитвы, которую произносила София, молитвы, которую он боялся забыть... Это открытие потрясло Лучано. Значит, молитва Софии действительно имела древние корни. Но каким образом она проникла в сознание Софии? Кто или что передало ей эти знания?