Вадрикон: первый посланник Бога

      Когда Лучано вернулся в монастырь после встречи с Софией, тревога его не покинула. И даже усилилась. Бесшумно шагая по узким коридорам, он постоянно оглядывался, ощущая взгляды стен. Письмо, спрятанное во внутренний карман сутаны, жгло изнутри, каждый раз, когда касалось груди.       Зайдя в свою келью, Лучано недолго постоял у двери — нужно было убедиться, что по ту сторону никто не подслушивает. За окном послышался шорох. Возможно, всего лишь порыв ветра или шелест листвы, но Лучано не поднял взгляда, сделал вид, что не услышал. Через маленькое окно, пусть и высоко расположенное, кто-то запросто мог наблюдать. Лучано подошёл к столу и, сев на стул, осторожно нагнулся, как если бы собирался что-то поправить под столом. Находясь в таком положении, он скользнул рукой в карман сутаны и достал письмо. А потом быстро и аккуратно вложил его в ближайшую книгу на столе — Библию. Выпрямившись, он открыл Библию на той странице, на которой была закладка, и начал читать Первое послание к Коринфянам. Медленно переворачивая страницу за страницей, он добрался до Второго послания. Потом стал читать Первое послание к Фессалоникийцам, потом Второе… Погрузившись в чтение Писания, Лучано пытался сохранить спокойствие и видимость рутинных занятий.       Когда всё кругом стихло и ни шороха не было слышно, Лучано решил: вот он — безопасный момент, и открыл страницу с письмом.       «Лучано,       Если бы мне пришлось рассказать всё с самого начала, мне бы не хватило листов… В этом письме только суть. Надеюсь, она поможет тебе разобраться в том, что скрывает Ватикан.       Ты знаешь, что Вадрикон мне снился. Но видения о нём преследовали не только меня. Моя мама тоже видела его во снах. Я была совсем ребёнком, когда это началось. Отец заподозрил что-то недоброе и, не зная, как помочь, пошёл в нашу церковь — Санта-Мария-делла-Паче. Это в пригороде Рима. Папа рассказал обо всём священнику.       После этого в нашем доме всё изменилось. Священник вместе с помощниками (я не помню их имён, но это были молодые люди, вроде бы дьяконы или те, кто ещё учился на священников; они приехали из самого Ватикана) стал часто приходить. Они стали проводить обряды экзорцизма над мамой. Тогда я не понимала, что это за обряды. Но отчётливо помню, как мама начинала говорить на других языках во время этих обрядов. Это происходило в ночи при свете свечей. И звуки, которые я слышала, заставляли мою кровь леденеть. Но я боялась не мамы, а того, что с ней делали.       Однажды, через приоткрытую дверь, я подсмотрела, как помощники священника записывали то, что произносила мама. Позже я узнала, что одержимые во время экзорцизма говорят не своим голосом, но моя мама всегда говорила своим. И она не выглядела одержимой. Всё это казалось таким… неправильным».       Лучано на миг закрыл глаза. Его сердце забилось чаще. Описанный Софией случай действительно не был похож на одержимость. Обычно, те, из кого изгоняли нечистую силу, кричали, искажёнными голосами произносили богохульства и проклятия, а здесь…       «После того, как священник начал проводить обряды экзорцизма над мамой, произошла ещё одна странная вещь… Однажды ночью папа услышал, как я говорю во сне. Я говорила на каком-то языке, которого никто из нас не знал. И, что самое пугающее, я часто произносила «Вадрикон».       Папа очень любил нас с мамой… Я понимаю, что его решение пойти к священнику было продиктовано страхом… Он так поступил, потому что боялся за нас. Он искал помощи там, где мог её найти… И, когда священник узнал, что я говорила во сне на другом языке, он решил, что и надо мной тоже нужно провести обряд экзорцизма.       Я помню это смутно, как в тумане, но то, что происходило, совсем не походило на обычные ритуалы изгнания… Они усадили меня в кресло, велели расслабиться и закрыть глаза. Священник тихо бубнил что-то, как будто вводя меня в какое-то состояние. Я почувствовала себя странно, не могла контролировать свои мысли и слова. Временами он читал что-то вроде молитвы, иногда давал указания своим помощникам, чтобы они следили за моими реакциями. Странные непонятные слова слышались почти непрерывно, как фон, но это был не тот строгий обряд, что обычно описывают в книгах об экзорцизме. Это было мягче, тише, но пугающе… Я не знаю, чего они пытались достичь, но с каждой секундой я всё больше чувствовала, что теряю себя».       Лучано глубоко вздохнул. Это откровение потрясло его. Он никогда сам не проводил обряд экзорцизма, но не раз бывал свидетелем. Когда он ещё только учился, отец Бьяджо брал его на несколько таких обрядов, чтобы Лучано мог понять, с чем ему придётся столкнуться, когда он самостоятельно будет проводить изгнания. Всё, что описывала София, никак не походило на настоящий экзорцизм. Обряды, которые он видел, были жёсткими и требовали большой концентрации. Священник вёл себя уверенно, решительно, молитвы звучали строго и громко, а помощники держали одержимого, если тот начинал буйствовать.       Здесь же было что-то другое… похожее на попытку ввести Софию в гипноз. Лучано вспоминал рассказы об этих сомнительных практиках. О них он слышал во время обучения. Но все они не имели отношения к христианской вере. Неужели священник просто не знал, как правильно проводить обряд? Или он специально не использовал канонические техники, и если да, то зачем?       «Однажды, когда священник и его помощники пришли, они попросили отца пройти в спальню на обряд экзорцизма… Это было странно… Меня с мамой они выгнали из дома, сказав, что нам нельзя оставаться там, пока они не закончат. Мы ушли в сад, но приоткрытое окно спальни позволяло слышать происходящее внутри. Я сидела на каменной скамье среди цветов и пыталась не слушать, но вскоре воздух пронзили крики. Это был голос отца, но говорил он злобно и яростно, как будто был кем-то другим. Он кричал, что он Рам’атер… А потом голос стал совсем не его. Это было пугающе.       Внутри комнаты слышались звуки борьбы, как если бы что-то или кто-то тяжело бился о стены или мебель. Страшные, глухие удары раздавались, словно в доме был не отец, а что-то чудовищное. В саду стемнело, солнце почти зашло, и всё вокруг стало неописуемо зловещим. Я больше помню свой страх, чем происходящее. Священник пробыл в спальне несколько часов. Когда нам наконец позволили вернуться в дом и когда священник уходил, его лицо озарила странная улыбка, от которой мне стало не по себе. Он сказал, что теперь в нашем доме будет покой. В этой улыбке было что-то неестественное… Я осторожно сказала об этом маме, но она была слишком измотана и не придала моим словам значения.       Когда мы поднялись в спальню, папа лежал на кровати, полностью измученный. Вся его одежда была пропитана потом, а сам он едва дышал. Его лицо было бледным. Казалось, что он прошёл через что-то ужасное. Но больше всего меня испугали его запястья. На них остались следы, как будто его привязывали. Это были глубокие красные полосы. Мама спросила его, что произошло, но папа не смог вспомнить».       Лучано дочитал абзац и нахмурился. Всё это походило на сцену из какого-то кошмара. Мысли вихрем кружились в голове. Что же на самом деле происходило с этой семьёй?       «Спустя несколько дней священник и его помощники снова появились. На этот раз они не сказали, зачем пришли, и не выглядели дружелюбно. Они долго говорили с отцом, но я не слышала о чём, потому что нас снова отправили в сад.       А потом… Однажды, когда я играла в саду… Был вечер… Я вдруг услышала крик мамы. Пронзительный, полный боли… Она умоляла отца не делать чего-то. Внутри меня всё похолодело. Я бросила свои игрушки и побежала в дом, зная, что что-то ужасное происходит. Поднимаясь по лестнице к спальне, я слышала, как крики становились всё громче, и когда я наконец открыла дверь, то увидела картину, которая преследует меня до сих пор.       Мама была вся в крови, её лицо было изуродовано, а у папы в руках был молоток. Папа выглядел так, словно в нём не осталось ничего от моего отца. Его глаза были пустыми, а лицо исказилось в жуткой гримасе. Мама задыхалась от боли и ужаса. Она прокричала мне, чтобы я убегала, спасалась. Но я стояла, остолбенев от ужаса. В ту секунду мне показалось, что время остановилось. Я не могла пошевелиться и поверить, что это происходит на самом деле.       Когда папа (или кто бы ни овладел им) бросился с молотком на меня, я вышла из ступора и рванула к выходу. Я слышала, как мама пыталась отвлечь его, как между ними началась драка. Крики разрывали воздух. Я бросилась к двери, но она не открывалась. Она не была заперта. Просто не открывалась. Я кинулась к окну… одному, другому, третьему… Ставни не отворялись. Не знаю, как я так быстро сообразила, но я полезла в дымоход, ободрала в кровь руки и ноги, но как-то смогла забраться внутрь.       А потом мама замолкла… И я услышала, как отец тяжело спускается по лестнице. Мой страх достигал такого предела, что, мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Но вдруг в голове начали появляться слова, которые звучали как молитва. Я в мыслях их повторяла снова и снова… Позже их записала так, как помнила:

Марьа, д’ба леба ат,

Нура д’кушта б’ани,

Руха д’кушта нахайни,

Орхи рахма эст,

Хейкла д’нишмати.

      Не знаю, сколько часов я провела в этой тесной трубе, когда вдруг услышала голос Карминии. Она была соседкой и подругой моей мамы. Сначала она долго кричала в ужасе, а потом стала рыдать и звать меня по имени. Когда я выбралась из дымохода, увидела, что папа лежит на полу. Он до смерти забил себя молотком. Маму тоже… И всё вокруг потеряло смысл. А детство закончилось в тот вечер. Несколько лет родственники скрывали меня в Ливии, после мы жили на Сицилии, а потом я вернулась в Рим. Вернулась, когда вернулись сны».       Лучано ещё раз вчитался в молитву Софии. То ли он был слишком уставший, то ли слова и в самом деле напоминали арамейский.       «Годы расследований и поисков привели меня к неожиданным открытиям. Я узнала, что Ватикан активно ищет утерянный апокриф, связанный с загадочным ангелом (или некой сущностью) по имени Вадрикон. Эта сущность, как я подозреваю, также имеет непосредственное отношение к молитве, которую я произносила в детстве. А сам апокриф написан на феномском языке. Этот язык был создан для защиты тайных знаний и служил исключительно для передачи духовных учений.       Кроме того, я узнала о существовании оппозиции Ватикану — таинственном ордене, который связан с Вадриконом или этим апокрифом… Их цель — сохранить и защищать истинные учения Бога, которые Ватикан желает стереть из истории. Это открытие наводит на меня ужас.       В моих снах Вадрикон часто просит меня найти «истинное слово Бога». Не знаю откуда, но я знаю, что мне нужно рисовать Вадрикона. Однажды мои картины увидит тот, кто станет моим союзником… Я всегда думала, что это будет кто-то из ордена… Многие священники подходили ко мне, многие расспрашивали… Но в большинстве из них я ощущала тьму и недобрые намерения. Но после нашей с тобой встречи всё изменилось. В ту ночь мне приснился Вадрикон, и он уже не был окутан тьмой. Он светился, и вокруг него было свечение, словно свет пробивался сквозь облака. А потом, неожиданно, он стал плакать, и его слёзы напоминали капли дождя, падающие на землю. И земля оживала, пробуждалась… Это было потрясающее зрелище, полное нежности и печали. Возможно, мой искомый союзник — это ты. Время покажет. А пока не ищи меня без особой нужды.       Я прошу тебя продолжить исследования в Ватикане, но делай это осторожно. Не подавай виду, что мы знакомы, не говори о том, о чём узнал. Это важно для нас обоих. Если тебе понадобится помощь, ты можешь найти меня по следующему адресу: Виа делла Капанна, 14, Рим. Это маленький дом с оранжевыми ставнями.       Утром, когда ты пойдёшь в Ватикан, не забудь взять с собой это письмо. Марко заберёт его и уничтожит. Помни, это всё ради нашей безопасности.       Береги себя, Лучано. Я надеюсь, что однажды мы ещё встретимся.       София»