Вадрикон: первый посланник Бога

      Лучано лежал на узкой деревянной кровати своей кельи, прислушиваясь к звукам монастыря и стараясь заснуть. За окном снова шелестел ночной дождь, стекающий по каменным стенам. Мысли беспорядочно блуждали в голове, возвращая его к Софии и её картинам. Почему ей приснился Вадрикон? Что это за ангел или существо? Почему отец Эмилио вдруг запретил дальнейшие переводы манускрипта, где упоминался Вадрикон? Чем дальше Лучано думал, тем больше убеждался — что-то здесь не так… А может быть, отец Эмилио не знал о существовании этого ангела? Возможно, для него это также стало неожиданным открытием. Но тогда почему он так отреагировал? Лучано вспоминал лицо отца Эмилио во время их последнего разговора — там не было привычного спокойствия, с которым отец Эмилио обычно обсуждал богословские вопросы. Вместо этого он выглядел взволнованным, даже испуганным.       Но больше всего Лучано сейчас тревожила София. Он думал о том, позвонит ли она. Было ли это простым совпадением, что он её встретил? Конечно же, нет. Господь его направляет. Но тогда почему эта встреча вышла такой… противоречивой? Постепенно, в темноте ночи, мысли о Софии и Вадриконе начали переплетаться в его голове. Ему хотелось узнать, связаны ли её картины с тайнами Ватикана?       На следующее утро Лучано проснулся ещё до рассвета. В тишине монастырских стен прошёл к часовне, где уже собирались братья для утренней молитвы. Полумрак помещения освещали подрагивающие огоньки свечей. Лучано сел на скамью и, опустив голову, погрузился в молитву, пытаясь найти утешение и спокойствие в словах священных текстов.       После утренней молитвы монахи направились в трапезную на скромный завтрак. Лучано взял кусок свежего чёрного хлеба и чашку тёплого молока. За столом он ел молча, вслушиваясь в беседы монахов, но сам не принимал участия. Когда трапеза закончилась, Лучано отправился в архивы. Он ждал встречи с отцом Эмилио, чтобы продолжить обсуждение манускриптов. Однако, войдя в прохладный зал, узнал, что сегодня отца Эмилио будет замещать монсеньор Ансельмо — одна из самых уважаемых и влиятельных фигур в Ватикане. Он был средних лет, с выразительными чертами лица и проницательными голубыми глазами. Его тёмные волосы слегка поседели на висках. Ансельмо был человеком серьёзным и строгим, а его положение в иерархии делало его неприкосновенным. Лучано занервничал: впервые ему приходится работать под руководством столь высокого начальства.       Монсеньор Ансельмо без лишних слов передал Лучано новый манускрипт с потрёпанным переплётом. На обложке был выкаллиграфирован год — 1332, и подпись: «Монах Томмазо из монастыря Святого Бенедикта».       Лучано взял манускрипт и, устроившись за столом, начал его изучать. К своему разочарованию, уже на первых страницах он понял, что содержание ему было знакомо: Святой Грааль, копьё Лонгина и плащаница, якобы касавшаяся тела Христа. Судя по всему, рукопись Томмазо представляла собой просто компиляцию известных преданий, собранных в ту эпоху.       С каждой новой страницей манускрипт повторял информацию, которая давно вошла в церковные анналы. Тусклый свет лампы мягко рассеивался по бумаге, и пальцы Лучано осторожно перелистывали лист за листом. Большую часть текста он уже перевёл, но так ничего нового для себя не открыл. Почему именно этот манускрипт выдал ему монсеньор Ансельмо? Лучано вздохнул и перешёл к следующей странице. Однако его ждал сюрприз: дальше текст был написан небрежным почерком и резко отличался от остальной части манускрипта. Слова казались бессвязными и сумбурными, как будто их написал человек, потерявший рассудок.       «Seraphimus divinæ, — прочитал про себя Лучано. — Numen invocat… lucem tangit… vestigia errant…» А затем шли обрывки фраз, полностью лишённые логики. Определённо текст создавался в состоянии безумия или в лихорадочном порыве. Лучано вздохнул, вспомнив истории о монахах и маке: «Может быть, этот текст — ещё одно доказательство подобного умопомешательства? Тот, кто это писал, явно не был в здравом уме. Но почему тогда манускрипт сохранили, и почему его выдали мне?» Лучано невольно пожал плечами, отвечая на свой немой вопрос, и записал дословный перевод: «Seraphimus divinæ — «божественный Серафим», numen invocat — «призывает божество» или «призывает божественную силу», lucem tangit — «касается света», vestigia errant — «следы блуждают» или «следы сбиваются с пути».       «Божественный Серафим… призывает божество… касается света… следы блуждают…» Слова звучали загадочно и, возможно, описывали некое существо или событие, связанное с высшими силами и поиском истины, но с намёком на заблуждение или потерянный путь. «Заблуждение и потерянный путь — это существенная разница», — подумал Лучано и, приложив ладонь к тексту, попытался сердцем прочесть истинный смысл. Сердце отозвалось на фразу «потерянный путь».       Лучано перешёл к следующему абзацу, механически записал перевод и только затем стал вчитываться в переведённые строки:       «Свет ударяет в глаза, там, где начинается путь… Сын любовь сходит на землю. Стены не могут удержать его, ибо истина пронзает камень. Песок уносится ветром, оставляя следы за собой, но грех тянет на дно моря. Не один Сын возвысится, но тьма не допустит других. Они идут, обжигая светом свои следы, но не могут взять тяжесть мира на себя. Воздух дрожит в ожидании. Греховные плоды падут, как листья осенью…»       «Сын любовь», «стены не могут удержать»… Лучано начал вычленять отдельные фразы, интуитивно понимая, что в этом бреде может что-то скрываться. Он взял карандаш, отметил несколько слов и перешёл к следующему абзацу:       «Они идут, каждый несёт свой свет, ибо один не выдержит, один не поднимет грехов мира. Тот, кто явится, понесёт свет. Каждый век — новое лицо, каждый рассвет — новый шаг. Не один придёт, но каждый будет звать братьев. В каждом поколении…»       «Каждый век — новое лицо», «один не поднимет грехов мира»… Лучано начал соединять эти фразы с тем, что прочитал ранее.       «Не один Мессия был послан на землю?» — вспыхнула мысль.       Лучано открыл последнюю страницу — новый абзац текста занимал её целиком. Некоторые слова были написаны с едва заметным отличием от остальных. «Шифр? Послание?» — щёлкнуло в сознании. Лучано сморгнул и вновь взглянул на страницу, но как ни старался, как ни всматривался, больше не мог увидеть тех незначительных отличий.       «Может, показалось?» — подумал он и, закрыв глаза, попросил Бога указать ему верный путь, помочь увидеть то, что скрыто… если здесь и вправду что-то скрыто.       Лучано снова открыл глаза, так широко, насколько смог. Через некоторое время глаза заслезились, буквы на бумаге поплыли… а одни слова стали выглядеть темнее других, будто их обводили дважды… Лучано схватил карандаш и принялся записывать перевод, подчёркивая ключевые слова.       «И таинственный сказал вечерний Господь: «Любовь не завтра свет один тихий Сын шёпотом Мой ветер пришёл к вам, медленно но душа многие звёзды были забытыми посланы любовью. Ибо сердцем не душа один возлюбленный может слышать понести время тяжесть неважно грехов вода мира небесного. В любви каждом мгновении поколении облака поднимался воздух один, лететь дабы открыть указать небо путь любовь. Каждый, душа кто любовью несёт сердце свет искренность истины, окутанный есть секретом сын любовь Мой и брат мира вам вечность. И любовью не одинокий один небо Мессия быть придёт дом, но многие тайны явятся по велению времени Моему».       Вот оно! Лучано дрожащей рукой выписал только ключевые слова: «И сказал Господь: «Не один Сын Мой пришёл к вам, но многие были посланы. Ибо не один может понести тяжесть грехов мира. В каждом поколении поднимался один, дабы указать путь. Каждый, кто несёт свет истины, есть сын Мой и брат вам. И не один Мессия придёт, но многие явятся по велению Моему».       Слова ударили словно молния. Это послание ставило под сомнение основное учение церкви, что Иисус Христос — единственный Мессия. Манускрипт утверждал, что в каждое поколение был послан новый Мессия, человек, несущий свет истины. Это могло изменить саму суть христианской веры!       Лучано откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Вопросы множились в его голове. Почему эта информация была спрятана? И кто решил её скрыть? Неужели Ватикан был осведомлён о таких манускриптах? И что это значит для всей Римско-католической церкви и его собственного пути как священника? А может, это всего лишь гностическая ересь?       Лучано поспешил в кабинет к монсеньору Ансельмо, едва сдерживая волнение. Сжимая в руках переведённый текст, он чувствовал, как сердце бьётся всё быстрее. Когда он вошёл в кабинет, монсеньор сидел за письменным столом, его лицо было невозмутимо. Лучано сразу приступил к делу. Он ожидал, что монсеньор выкажет хотя бы малейший интерес или удивление, но выражение его лица оставалось по-прежнему бесстрастным.       Ансельмо взял перевод из рук Лучано, не проронив ни слова. Некоторое время он внимательно разглядывал написанное, словно обдумывая что-то глубоко в себе. Лучано стоял напротив и ощущал неловкость тишины, царившей в комнате. Наконец монсеньор поднял голову и, никак не комментируя находку, сухо поблагодарил Лучано за выполненную работу. В его тоне не было ни намёка на признательность, ни тревоги, что текст хоть сколько-то важен церкви. Лучано ожидал совсем другой реакции, и подозрительное спокойствие Ансельмо только усилило его волнение.       Собравшись с духом, Лучано рискнул спросить:       — Ваше высокопреосвященство, но что это за послание? Почему оно скрыто таким странным образом? Что всё это значит?       Ансельмо посмотрел на Лучано и ответил с лёгкой улыбкой:       — Мы тоже пытаемся это понять, отец Лучано. Всему своё время. Наберитесь смиренности и терпения. Есть вещи, которые раскрываются лишь тогда, когда наступает подходящий момент.       Монсеньор вернулся к своим бумагам, давая понять, что разговор окончен, и Лучано, поблагодарив его, покинул кабинет. Молчание монсеньора и его отказ объяснить детали оставили в душе Лучано тяжёлый осадок. Он не мог избавиться от ощущения, что ему что-то недоговаривают.