Вадрикон: первый посланник Бога

      Девушка стояла возле своего стенда и рылась в маленькой кожаной сумке на длинном ремешке, перекинутом через плечо. Она совершенно не обращала внимания на Лучано. А может, просто не услышала его приветствия.       — Я заметил ваши картины и не смог пройти мимо. Меня зовут отец Лучано, — собравшись с мыслями, сказал он.       — София, — коротко ответила художница, едва взглянув на него, и продолжила рыться в сумочке, звеня монетами.       — Простите, эти ангелы… откуда у вас такие идеи? — спросил Лучано. — Это… это так необычно.       София оторвалась от своего занятия и посмотрела на него с лёгкой усмешкой.       — Ну, может, с неба упали. А вам-то что? — язвительно бросила она.       Лучано растерялся. Он не ожидал такой резкости.       — Я не хотел вас обидеть. Просто… ваши ангелы выглядят иначе, не так, как… как их обычно изображают, — ответил он, стараясь говорить как можно спокойнее. — Может быть, вы черпали вдохновение в каких-то историях?.. или монашеских текстах? — чуть погодя добавил он.       София усмехнулась, и её глаза сверкнули озорным блеском.       — Что вы хотите сказать? Что у этих ангелов есть что-то общее с вашей церковью? Вы напрасно тратите своё время, отец, — с ноткой издёвки выделила она его сан. — Эти картины не для священников, а для туристов. Они не ищут истины, им просто нравится, как ангелы смотрятся на стене. Рим — продажная шлюха.       Лучано в мыслях попросил у Господа прощения за сквернословие Софии.       — Всё же, — продолжил он осторожно, — откуда вы взяли этот образ? Он… такой… такой необычный.       София, казалось, на мгновение задумалась, её напускная дерзость исчезла, и на лице мелькнула тень чего-то… что Лучано не смог понять.       — Что ж, — произнесла она, глядя ему прямо в глаза, — если вам так интересно, этот ангел мне приснился. Сказал, его зовут Вадрикон. Туристам нравится эта мистическая чушь, и они охотно покупают картины.       Имя «Вадрикон» прозвучало как гром среди ясного неба. Лучано просто не мог поверить своим ушам. Его сердце снова учащённо забилось.       — Вадрикон, — повторил он, стараясь не выдать волнения. — Весьма необычное имя. Вы где-то слышали его раньше?       — Я же сказала — приснилось, — колко бросила София.       Лучано снова попытался заговорить, стараясь удержать разговор на более мирной ноте. Он искал слова, которые расположили бы Софию к откровенности.       — Сны… — рассудительно начал он. — Это ведь не всегда случайные образы. Возможно, ваш сон — это что-то большее. Иногда ангелы являются нам, чтобы открыть нечто важное… передать послание. Вы не думали, что этот Вадрикон…       София, не дожидаясь, пока он закончит, хмыкнула и саркастически подняла бровь:       — Отец, вы так говорите, будто мне явилась сама Богородица. Ну, если он вам так приглянулся, можете купить у меня картину и повесить у себя в кабинете или келье, или где вы там общаетесь со своим Спасителем. Как знать, может, он и вам приснится.       Эти слова задели Лучано за живое. София нарочно глумилась над ним. Однако её тон и язвительные ремарки казались ему защитой. Но почему? Он же не нападал. В её манере общения чувствовалась какая-то внутренняя боль или обида. Но на кого? На церковь? На священников? На саму веру?       Он взглянул на её лицо внимательнее. В её улыбке была насмешка, но во взгляде проскальзывало нечто, похожее на усталость или даже разочарование. Он перевёл взгляд на её одежду — светлое пальто, воздушный шарф, как-то даже по-художественному обмотанный вокруг тонкой шеи. Простота и элегантность. «Она хочет казаться неуязвимой, но что-то её гложет», — подумал он. Было очевидно, что София намеренно не позволяла ему проникнуть глубже, чем требовали рамки вежливого диалога.       — И всё же… — продолжил Лучано, не сдаваясь. — Может быть, этот сон… этот ангел пришёл к вам не просто так. Может, у вас есть дар?       София на мгновение замерла, но потом резко выпалила:       — Дар?! Отец, вы слишком романтизируете обычные сны. Мои картины — это лишь бизнес. Ничего больше. Так что оставьте свои мистические теории для кого-то другого. Меня они не интересуют, — её голос звучал твёрдо, но в конце послышалась некоторая горечь.       Лучано заметил это и признал своё поражение. София не собиралась говорить откровенно. Да и кто он такой, чтобы она вот так взяла и раскрыла перед ним свою душу?       Лучано стоял рядом — в замешательстве и растерянности, — думал, как можно наладить разговор, когда Софию вдруг окружили трое парней, которые совсем недавно гоготали у стендов неподалёку. Из их разговора с Софией он понял — это её друзья-художники. Они были одеты в типичную для богемы одежду: потёртые джинсы, кожаные куртки и небрежно повязанные старые шарфы. Их лица светились весельем, словно они только что пришли из какого-то шумного кафе или студии, где обсуждали свои последние творения. Они заметно отличались от спокойного и сдержанного Лучано — громкие, уверенные, свободные.       — София, ты тут снова продаёшь свои небесные фантазии? — сказал один из парней с игривой улыбкой и шагнул к ней ближе. Он был высокий, с каштановыми волосами, завязанными в пучок. Его тон был полон флирта. — Может, нам объединиться? Я нарисую голую Венеру, а ты добавишь ей крылья. Будет шедевр!       София засмеялась и легонько, как бы в шутку, оттолкнула его, но явно наслаждаясь вниманием.       — Лоренцо, да ты ничего кроме Венер и не рисуешь. Ещё немного — и у тебя будут толпы поклонниц среди коллекционеров кича. Ты хоть что-нибудь духовное попробуй изобразить, кроме обнажённых женщин.       — Духовное? — Лоренцо сделал вид, что удивлён. — Это же тоже духовность, только другая. Ты ведь знаешь, как на меня повлиял Модильяни. Разве его обнажённые дамы не были прекрасны? Разве в них нет духа? — кивнул он на соседний стенд, где на нескольких картинах и правда были изображены женщины с характерными удлинёнными фигурами в стиле Модильяни.       — Лоренцо, ты как всегда, — подал голос второй парень — низкий, коренастый, с густой бородой. — Всё про женщин. Хотя, знаешь, в твоих картинах есть какая-то магия. Может, ты действительно новый Модильяни? — сказал он и подмигнул Софии, пытаясь завоевать её внимание.       Они втроём стали обмениваться шутками, обсуждая кисти, краски и кто в какой технике работает. Лучано стоял в стороне и никак не мог перестать рассматривать картины Софии. Вблизи они выглядели ещё более впечатляюще.       — Я тут смотрю на твои картины и думаю… — обратился к Софии третий парень с хриплым голосом, — ты не хочешь попробовать что-то посмелее? Вот я экспериментирую с абстракцией, а у тебя всё так чётко, так по-старинному… Ты же знаешь, что в нашем деле главное — это провокация, надо шокировать зрителя!       София отмахнулась от его замечания, словно парень говорил что-то ей уже давно надоевшее.       — Не всем нужна провокация, Марко. Иногда в искусстве важна тишина и созерцание. Не всё должно шокировать. Пусть ваши Венеры и абстракции кричат на весь мир. Моё дело — молчаливые ангелы, — невесело улыбнулась она.       Пока разговор продолжался, компания не обращала внимания на Лучано. Ему это было даже на руку: он мог спокойно изучать её картины, которые, несмотря на лёгкость кисти и пастельные тона, несли в себе тревожную силу.       София, заметив, как Лучано снова и снова возвращается взглядом к её картинам, нахмурилась и повернулась к нему с таким выражением лица, будто его присутствие её тяготило.       — Послушай, святой отец, — резко начала она, перейдя на «ты», — тебе бы лучше вернуться в свой храм и заняться своими делами.       Её слова были колкими, и Лучано почувствовал, как внутри что-то сжалось. Однако вместо того чтобы уйти, он сделал вид, что враждебность Софии его не задевает.       — Я понимаю, что могу показаться вам не тем человеком, который обычно интересуется искусством, — мягко произнёс он. — Но этот ангел… Я думаю, вам было бы интересно поговорить о нём, но пока не нашёлся правильный слушатель.       София усмехнулась, скрестив руки на груди, и сделала шаг назад, как бы выставляя между ними невидимую преграду. Она изо всех сил пыталась разорвать тот хрупкий мостик, который Лучано пытался построить.       — Да что ты знаешь? Ты только что меня встретил и уже пытаешься лезть ко мне в душу, — язвительно бросила она. — Может, ты и мысли умеешь читать? Вас в Ватикане учили и такому?       — Я не пытаюсь залезть в вашу душу, — дружелюбно ответил Лучано. — Но ваши работы… они имеют особую энергию. У вас нет других картин. По крайней мере среди представленных здесь. Только этот ангел. Вы снова и снова возвращаетесь к нему. Зачем? — в голосе Лучано звучала искренняя заинтересованность. — Я не прошу вас отвечать сейчас. Просто подумайте об этом.       София замерла на мгновение, как будто его слова задели потаённую струнку её души. В ответ на её молчание Лучано достал из кармана визитку и протянул ей:       — Вот мой номер. Номер монастыря, в котором я остановился в Риме, — добавил он. — Я пробуду здесь недолго. Если вдруг решите поговорить… не о церкви, не о религии, а о ваших картинах или просто… — он замялся, боясь, что она его осмеёт, — позвоните.