Поиск ориентации (в пространстве)

      Дорога к моей новой квартире показалась короткой. Между тихой роскошью улицы кланов-одиночек и обоссанным клофелином социального жилья было всего десять минут пути. Символично.       На разбитой скамейке всё ещё сидел тот потерянный пропитый старик, глаза его казались стеклянными, неосмысленными, а лицо походило на маску Ками Разочарования. Божественное провидение преследует тех, с кем однажды крепко за руку поздоровалось. Со стороны памятника люмпена самому себе гаркнуло что-то отдалённо похожее на       — Добрый вечер!       Коротко, по-армейски, с отрыжкой.       — Добрый, — кивнул я и сделал по инерции два шага вперёд, предпочитая, как большая часть общественности, игнорировать подобное, делая вид, что этого человека не существует.       Но он же здесь.       Я замер, повернул голову в его сторону, присмотрелся.       В детстве я часто с такими общался. В моем же дом жил пару лет сосед подобного подпольного разлива и мы отлично общались, пусть он и пыталасля раз за разом стрельнуть у меня пару рё на бухло.       Надо же, начал забывать, откуда есть имею прорастать.       Глянув в сомнении на лавку, я дал себе ещё пару секунд подумать. Мужик, заметив мой взгляд, вдруг подорвался, отодвигаясь на самый край, освобождая достаточно места, чтобы присесть рядом сумели трое таких, как я.       Задумчиво хмыкнув, я сделал два длинный шага и, хмыкнув ещё раз, опустился на подогретые неровные доски. Твердовато для человека моей комплекции, но я тут не ради комфорта.       — Мне нужен совет, — пробормотал я без разминки, закидывая ногу на ногу.       Мужик глянул на меня опасливо, кажется, беспокоясь, что я общаюсь с кем-то, кого он не видит.       — Ты со мной говоришь? — недоверчиво спросил мужик, уткнувшись в себя красным облезлым пальцем с обломанным желтоватые ногтем.       — Да, — закинув голову на плечо, я искоса посмотрел мужчине в светлые глаза горящие, на фоне потемневшего лица и оранжевых белков, чистым холодным светом.       — Оу, — он вдруг возбудился, кивнул, взволнованно рыгнул, даже плечи расправил на пару секунд. А потом резко сдулся, скрючившись и начав потирать костлявую грудь, видневшуюся из-под засаленной грязной рубашки.       — Порядок, – спросил я, присматриваясь к напрягшимся губам.       — Да, да, порядок, — торопливо ответил он, не меняя пока позы, но потихоньку расслабляясь, отчего спина округлилась ещё сильнее и даже через одежду стало отчётливо видно хребет. — Что там у тебя?       — Сам пока не понимаю. Вернулся с зоны и замечаю, что не всё со мной в порядке. Но раньше тоже была хрень полная. Мне кажется, я коплю в себе что-то, что порвёт меня изнутри и момент взрыва предугадать не выйдет.       Алкаш – я сам себя по языку мысленно треснул, – мужик зажался и вроде задумался.       — Сделай что-нибудь, чтобы выпустить пар. Я раньше, когда замечал, что кореша бесить ни с чего начинают, устраивал себе парад грехов. Пил, играл в карты и трахался. Только не вреди никому. Не по-человечески это. Лучше деньгами сори. Это хорошо, – взволнованно выдал он, ускоряя ток слов, будто боясь, что я его перебьют.       — У меня устойчивость к алкашке и я не получаю никакого удовольствия от азартных игр. В приюте рос и идея лёгких денег вызывает у меня исключительно отвращение.       — Тык не ради денег играть надо, — заметил мужик.       — Изначальная идея в этом. Поэтому мне не нравится, — отмахнулся я.       Мужик не стал лезть в душу и настаивать.       — Тогда остаётся секс.       — Ага, — кивнул я кисло.       — Но, раз есть только он, нужно чтобы было прямо очень хорошо. С теми, кто очень нравится или с извращениями какими. Там, бандаж, поедание дерьма друг друга, ролевые игры, большая любовь... Не знаю, что там ещё есть. Я сам всегда по простому подходил, мне больше алкашка всегда доставляла. Ну, по мне видно, — мужик усмехнулся и закашлялся.       Приступ немного затянулся и я, без лишних размышлений, положил ладонь ему между лопаток, начиная растирать пылающую кожу.       Мужик от моих манипуляций побледнел и глянул с ужасом, но поняв, что ничего дурного я не замышляю, смог, наконец, откашляться. Харкнув за лавку, подальше от меня, он глянул вопросительно, мол, что тебе ещё от меня надо, пиздюк?       — Просто извращений мне хватило, а вот тема про тех, кто “очень нравится”, осложнена тем, что они будто вне моей досягаемости... Надо бы со стариком-извращенцем как-то связаться.       — Ну, со стариком то может и не надо... Хотя, тебе лучше знать, — решил мужик и стал смотреть на меня как-то жалостливо и глубоко озадаченно.       — Денег у меня нет. Говорю же, только с зоны, — прервал я его моральные метания.       Он печально выдохнул и расслабился. Отсутствие выбора порой лучше так называемой свободы.       — Ладно, пойду я, — решил мужик.       — Доброй ночи. Тебя, кстати, как зовут? — спросил я, запрокидывая голову на спинку лавки, надеясь полюбоваться звёздным небом.       — Энка, — мужик даже не обернулся и не оторвался от своего непростого задания — попытки подняться по ступенькам и не улететь в кусты.       — А меня Наруто! — крикнул я на прощание, прокручивая в своей голове его имя.       Энка, энка, энкаэнкаэнка…       Так себе здесь звёзды. Слишком с земли светит.       — Что же нам делать? Зачем ты здесь? — раздался отчётливо незнакомый голос через стену.       Прислушавшись, я понял, что его владелец жил в соседней со мной квартире и одно из окон выходило во двор в паре метрах от меня. Свет там не горел, но чужое присутствие ощущалось. Правда, только одного человека. Сам с собой он там что ли?       Хотя, чему я удивляюсь? То ли ещё будет? Да, и сколько уже было.       Посидев ещё пару минут, я решительно поднялся и отправился ещё раз осмотреть свою квартиру, но уже основательно, с целью попробовать начать наводить в ней порядок.       Смысла в этом, будто было немного. Но, стоило начать, как стало не оторваться. Отдельные вещички валялись повсюду, даже уборочный инвентарь обнаружился и пара пачек сигаретной заначки.       Только к рассвету, когда всё моё тело покрывали грязь и пыль, а одолженные у Изумо шмотки приобрели неблагородный серо-коричневый оттенок, я с двумя своими молчаливыми клонами решил прекратить издеваться над хатой. Эти двадцать квадратов вряд ли способны стать чище, не избавившись от оков плоти.       Из хорошего – водопровод работал исправно. Напор слабенький, но в наличие оказались и холодная, и горячая — кайф.       Я, разумеется, снова охренел от того, как прекрасно просто стоять под тёплой водичкой. По закону подлости в этот момент кто-то стал настойчиво стучать в дверь. Гостя спасло только то, что я уже с четверть часа млел и был готов вернуться в мир земной.       Ожидая встретить за дверью Какаши-сана я не потрудился надеть на себя что-то из одежды, которую сейчас надраивал в освободившейся ванной клон.       — Утречка! — поприветствовал я.       В общем, Энка словил культурный шок. А я резко стал рад ему больше, чем своему очаровательному Какаши-сану: мужчина приволок тёплый плед, кипятильник и пачку травяного чая.       — Я тут принёс на первое время, чего самому не хватало, — просипел он, протягивая вещи и пытаясь найти, куда бы посмотреть так, чтобы не на меня.       Сделав шаг в сторону, приглашая войти, я сказал:       — Спасибо. У меня с собой было только то, что ты видел на мне. Повезло, что в квартире остались вещи предыдущего жильца.       — Этого чахоточного? — с опаской заглянув вглубь коридора, спросил Энка.       — Ага. Да не бзди, отсюда уже давно всё выветрилось. А после моей уборки даже воспоминаний не осталось.       — И в самом деле чистенько. А ты хозяйственный, выходит, — похвалил мужчина, скидывая сандалии и ступая на блестевшие старым лаком доски.       Проводил мужчину на кухню, где остались и гарнитур, и плита на две конфорки, и стол с двумя стульями, которые пришлось немного подлатать, но зато теперь стояли они твёрдо и ровно.       — А на первом этаже потолки повыше. И подтёков по стенам нет. Может тоже попробовать перебраться на первый этаж? — стал вдруг очень осмысленно, для витавшего вокруг него перегара, размышлять Энка.       — Эй, босс, я закончил! — крикнул мне клон, выходя из ванной и тут же швыряясь плохо пропущенными шмотками.       — Халтурная работа, — заметил я, высушивая одежду в два движения.       — Делай сам, если не нравится, — огрызнулся клон и, кажется, решив прикольнуться, подошёл к проёму в кухню, откуда гость мог его видеть. — Правильно я говорю? — спросил поганец.       У Энки во взгляде выкатившихся глаз читалась попытка грамотно сформулировать клятву, что он больше никогда не будет пить. Или ходить ко мне в гости.       — А, да, да, — не вполне осознанно заболел мужчина.       — Кыш, — шикнул я на клона и смачно шлёпнул его по такой же голой, как и моя, жопе.       Развеявшись, словно мираж, он оставил нас вдвоём. Пока Энка приходил в себя и высчитывал корень из тридцати двух, я занялся чаем. Благо, в тумбе нашлись чашка — одна штука, и стакан — одна штука.       Налил в обе ёмкости воды, закинул кипятильник в чашку. Ждём.       — Это что? — в итоге выдал единственное печатное из того непечатного, что было у него на опухшем лице написано.       — Теневой клон. Использую по хозяйству, для разведки, тренировок и прочего. Удобно быть в нескольких местах одновременно.       — Удобно, — кивнул мужчина, но дальше расспрашивать не стал. Либо знал про технику теневого клонирования без сопливых, либо хуй на это клал. Клон и клон.       Вода в чашке забурлила. Перекинув кипятильник в стакан, я стал возиться с упаковкой чая. Закинув пару листиков в кипяток, я снова приготовился ждать.       — Я тут вот зачем зашёл, — опомнился Энка. — По поводу нашего разговора. Мы же там сговорились к... Сам помнишь, — вдруг смутился он, проглатывая избыточные детали: я в самом деле отлично помнил наш разговор пару-часовой давности.       Кивнув, я взял пальцами край поплывшей пластиковой ручки кипятильника и стал им водить по воде.       — Так я не сразу соотнёс это всё с тем, откуда ты вернулся, — почесав залысину на розовой макушке, он сложил руки в замок, но и тут не успокоился, продолжая мельтешить и нервничать.       — Ага. Ну и? — осторожно поторопил я.       — Ты сидел? — уточнил Энка.       — Да, — кивнул я.       — Вот, да. Просто подумал, знаешь, там же всякое могло случиться. Я просто хотел уточнить, что там случилось, или, нет, какое значение это имеет к тому, что ты говорил про своё состояние? — продолжая ходить вокруг выгребной ямы, осторожничал Энка.       — Прямое. Случившееся там, скорее всего, составляет немалую долю моих тараканов. Но я же говорю, мне даже понять не удаётся.       Я тоже в эту яму лезть боюсь.       — Тебя там другие заключённые обижали? — совсем скувсившись спросил мужик.       Закипело. Добавив пару листиков, следя за тем, как они темнеют, разбухают и разворачиваются в стакане, источая в воду желтизну, я думал и понимал, чего добивается от меня Энка, каков на самом деле его вопрос.       И не мог заставиться себя произнести это вслух. По коже гуляли холодные мурашки, в голове заволакивал мысли густой защитный туман, сквозь который пробивалось эхо того голоса:       — Киса.       Я слышал его почти на яву.       — Да, Энка, меня обижали. Один раз сильно обидели, так, что я мечтал о смерти. И даже боюсь пытаться вспоминать, что конкретно тогда происходило, — тихо, каким-то не своим голосом проговорил я и поднял взгляд от своего стакана.       Мужчина кивнул и охотно спрятал свой взгляд в чашке, как я до этого.       — Думаешь, мне лечить душу через секс, плохая идея? — спросил я, старательно припоминая, как это было в последние месяцы. Так много времени уже прошло.       — Нет. Я хотел сказать, что тебе не стоит воспринимать то, как это. Оно другое, понимаешь?       — Нет, — честно ответил я, не понимая ни хрена.       — То, что с тобой тогда случилось, не имеет никакого отношения к сексу, — от внезапно охватившего возбуждения, Энка даже сумел снова произнести то-самое-слово. — Насилие — есть насилие. Это боль и страх. Там нет места любви.       — Но они же были возбуждены. Можно сказать... — голос захлебнулся. Пришлось сделать пару вдохов, чтобы всё же выдавить из себя эти слова, — Они меня тоже любили. По-своему.       Киса.       — Нет, нет. Ты не прав. Они возбуждались не от того, что ты им нравился. Просто есть такие люди, очень-очень больные, которым нравится причинять боль до того, что они возбуждаются. Кому-то даже секс не интересен и они возбуждаются и получают разрядку просто мучая других. Страшные люди. У нас один такой есть — искуснейший палач, может, слышал, Морино Ибики. Вот уж какому союзику сложно радоваться.       — Доброе утро! — пожелал влетевший через открытое окно Какаши-сан.       Немая сцена.       Но всё же сказал:       — И вам, Какаши-сан! — кивнул я, поглядывая на стакан Энки. — У меня сегодня есть пара дел, но я буду рад продолжить разговор вечером.       — Наруто, почему ты голый? — спросил Какаши-сан.       — Потому что не успел одеться, — ответил я, поднимаясь и тут же пытаясь утянуть мужчину из квартиры и одновременно натянуть шорты и футболку.       — А кто это? Он к тебе лезет? — не унимался джоунин, всё же понемногу поддаваться моим попыткам отправиться по делам уже.       — Это мой друг, — пробормотал я. Неуверенно, если честно.       Это же надо было прийти в такой момент. Нет вот на пять минут позже?       — Ты уверен, что тому человеку можно оставлять ключи? — не унимался в своём подозрении Какаши-сан.       — Я не уверен, что эту квартиру вообще нужно запирать, — ответил раздражённо, но быстро заставил себя успокоиться и продолжил спокойно, — Тут красть нечего. Да и когда в нашем селении замки перестали носить чисто символический характер?       Вот уж покажите мне такого шиноби, которые не сумеет обычный замок без ключа вскрыть. Короче, что-то Какаши-сана явно не ключи беспокоят. Мужчина сам перехватил меня за запястье, как только мы оказались на улице.       — О чём вы разговаривали? — спросил джоунин, ведя в сторону госпиталя незнакомым маршрутом, чуть ли не через огороды.       Вот, а это ближе к теме.       — Обсуждали чайные сервизы и цены на футоны, — нагло соврал я, будучи уверенным, что пару фраз Какаши-сан подслушал прежде, чем заявить о себе.       Его хмурый взгляд это подтвердил.       Он открыл передо мной дверь в больничку так резко, что задрожали стёкла, а несчастные больные в холле синхронно подскочили, роняя костыли и сумочки.       — Что-то вы сегодня нервный, Какаши-сан, — заметил я неодобрительно, виновато кивая взбудораженной общественности.       Тот ничего не ответил, соглашаясь и пытаясь вернуть себе эмоциональное равновесие. Я же в это время премило пообщался с сестричкой на ресепшене, получая первый предмет длинного квеста — направление к терапевту.       — На самом деле здесь мне ваша помощь совершенно незачем. Так что лучше идите к жене, проведите день вместе. Всё равно это, — я помахал бумажкой, — До вечера точно.       Кивнув напряжённой шеей, мужчина продолжил ходить за мной хвостиком, начиная реально пугать. Я всеми силами старался не обращать внимания, ведя задушевные беседы в очередях в коридорах и с мед персоналом в кабинетах.       Заодно узнал много интересного.       Например, один смутно знакомый подслеповатый учиханутый лет тридцати поведал:       — Так бывший глава, Фугаку-сан, умер три года назад. Почти сразу, после того, как по клану разошлась весть, что его младший сын скоро обзаведётся наследником. Радостная весть была, у Итачи-сана же детей нет и, наверно, не будет.       — И кто теперь глава? — удивился я, припоминая, что Хокаге не имеет права ещё и клан возглавлять.       — Саске, — буркнули одновременно этот учиханутый и всё ещё недовольный Какаши-сан, чья давящая аура заставляла проходящих мимо людей оборачиваться, ища источник опасности.       — Оу, так этот теме... — понимающе пробубнил я.       Оба многозначительно покивали, подтверждая мои крамольные подозрения, что из этого высокомерного засранца хорошего кланового папочки не выйдет.       Потом, в очереди на сдачу крови, мы внезапно пересеклись с Тен-Тен, знакомство с которой, в своё время, этим самым знакомством и ограничилось.       Поэтому мне оказалось внезапно легко зацепиться языками и с ней.       — Привет! Какими судьбами? Надеюсь, ничего серьёзного, Тен-чан? — спросил я.       — Наруто? — девушка даже подскочила с насиженного места, которое тут же занял особенно расторопный старичок.       Осознав свою оплошность, девушка раздражённо цыкнула, но снова перевела возбужденный взгляд на меня, с охотой вовлекаясь в разговор и не замечая времени, которое пришлось простоять в очереди.       — Ты живой?       — Как видишь, — отозвался я, растягивая лыбу во все тридцать два.       — Хината не говорила, значит, не знает. Вот суки...       — Тише-тише, — усмехнулся я, примирительно кладя девушке руку на крепкое плечо.       Она вообще была крупнее меня: выше на полголовы, шире в плечах и, разумеется, бёдрах. Талии у неё не наблюдалось, но она как-то и не стремилась выглядеть женственно. Традиционные одежды её народа явно были мужскими, не рассчитанными на подчёркивание одних женских прелестей и сокрытие других, волосы коротко стрижены, никакого макияжа, кожа немного обветрена, мускулистые руки покрыты тремя уровнями загара — по разной длине рукавов.       — Что там за суки? – тихо поинтересовался я, мимолётно бросая взгляд в сторону слившегося со стеной Какаши-сана.       — Друзья ваши. Хотя так себе из них друзья, как оказалось.       — Не понял, — честно признался я, без наезда, чистый конструктив.       Девушка закатила глаза и хмуро уточнила:       — Что они тебе про Хинату сказали?       — Ничего.       — А я о чём.       — Справедливости ради, я не дал им возможности.       — Это как?       — Ну, мы три дня назад решили все вместе поужинать, но я психанул и свалил минут через пятнадцать, — я неловко усмехнулся и стал почёсывать затылок.       — Я же говорю, суки. Даже тебя довели! — снова сначала распаляться Тен-Тен, зло сверкая глазами.       — Меня не так сложно, я вообще человек нервный. Ты лучше расскажи, как там Хината? Вы же, как я понял, стали близки за то время, что я отсутствовал.       — Типа того, — кивнула девушка, а потом на её лице появилась такая характерная усмешка.       — Буквально что ли? — уточнил я.       — А ты догадливый, — похвалила девушка.       — Случается. Но, признаться, немного удивлён.       — Я тоже пребываю в перманентном ахуе, что мне перепала такая цыпа. Если не пускать её к плите, то можно решить, что ты в раю, — обретая сытое выражение лица, промурлыкала девушка.       — И всё же не поделишься историей вашего знакомства и причинами, почему друзья у нас абсолютно точно “суки”?       — Конечно. Но с тебя аудиенция с моей стервозной. Сегодня в восемь. Жратву лучше сам тащи, мы на этилово-табачной диете.       — Сурово, — ухмыльнулся я и обернулся к Какаши-сану, — В семь пятьдесят я вас покину..       — Главное, чтобы не навсегда, — нихрена не шутливо. Но своеобразное одобрение получено.       Я снова обернулся к девушке.       — Буду. Могу даже вам закусон сообразить. Правда, я давно не готовил.       — Ты начинаешь мне нравиться. Хината тебя описывала скорее, как божество, чем земную блядь. Так что я заподозрила что ты её тоже загнобил, но более тонко.       — Так, рассказывай, Тен-чан, — надавил я, чувствуя, что вот-вот лопну от любопытства и тревоги.       — Тут всё просто. Через год после твоего бесславного отбытия Сакура-чан предложила провести поминки. Она только родила, мучилась с послеродовой депрессией, короче, нормальный коктейль, ей такие идеи простительны. Но её стали поддерживать и другие. Хината тогда с ними сильно поругалась и пошла одна гулять. Замёрзла, зашла в бар, заказала пиво, проснулась с незнакомым парнем с видом на незнакомый потолок.       — Знакомо, – задумчиво пробормотал я.       — Ага. И всё бы ничего, но у них там что-то типа отношений завязалось. Короче, эти кретины дотрахались до залёта. У Хьюг с этим строго, а стервоза наша же ещё и наследница. Была. Короче, с ребёнком обошлись по старым-добрым средневековым традициям, Хинате набили характерную татушку, вырезали всё по женской части и вышвырнули из клана. Зимой. Ну, а тут я, вся такая с новенькими мачете, с сигаретой в зубах, удачно закрытой крупной сделкой и с уволившейся секретуткой. Короче, приютила, работой снабдила, а потом влипла.       — Охуеть, — выдохнул я.       — Вот и я о том же, кисуль, — признавая во мне близкого по духу, перешла на полный неформал эта чудовищно прекрасная леди.       — То есть вы вместе и по серьёзному?       — Серьёзней только каменные жбаны каге в пасмурную погоду, — подтвердила девушка, примеряясь к двери в процедурную. — Короче, я полетела, подробности за ужином расскажем. Заодно расскажешь, как нынче складывается жизнь сладких мальчиков на зоне.       — Ага, до вечера, — попрощался я со спиной уже сбегающей девушки. Не оборачиваясь, она мне махнула рукой и играючи проскользнула в кабинет перед наглым пацаном, решившим сунуться "только спросить".       Я перевёл взгляд на Какаши-сана. Тот никакого чувства вины не испытывал и было это справедливо, но хоть намекнуть то можно было?       — А как обычно поступают с бастардами в клане Хьюга? — решил я попытаться хоть немного углубиться в калейдоскопе познаний.       — Закапывают заживо под священным деревом вишни Джинсей.       — До сих пор? — охуел я.       — Они весьма консервативны, — нейтрально заметил Какаши-сан, но выдал свою неприязнь тем, что потом поморщился так сильно, что через маску было видно.       После был немалоинтересный разговор двух старичков о бумаге.       – У нас сейчас есть проблема с бумагой для стандартных печатей. Специальной совсем не достать. Раньше ещё как-то получалось добывать сырьё из страны Воды, но теперь даже самые беспринципные вспомнили о патриотизме. Последний пиратишко ничего не хочет переправить.       – Дело, возможно, не столько в патриотизме, – как бы самому себе заметил Какаши-сан.       Но внимание на себя обратил. Причём не только говорившего до него, но и всей очереди.       – И в чём тогда? – спросил я.       Какаши-сан глубокомысленно посмотрел в замусоленную потными ладонями немощных белую стену коридора и, находясь в состоянии постстрессового – хрен пойми от чего – транса, поведал историю:       – Как-то довелось мне иметь возможность говорить с одним беглым мечником страны Воды. Он рассказал, какие там царят устои. Все знают, страна закрытая. Как и многие. Но мало где творится подобное. У них головы неугодных висят с шагом в три метра по главной улице длиной в полсотни метров, обновляясь каждый день. Шиноби боятся срать без приказа, а самая страшная статья – мыслепреступление. Они убивают предателей, даже если это их отцы или дети. Они убивают тех, кто им приятен, потому что иметь привязанности, не относящиеся к любви к стране, тоже преступно. Это везде есть, – Какаши-сан перевёл в сторону замутнённый взор и увидел удивлённого меня. – Но в совершенно другой пропорции, – закончил он, не отрывая от меня взгляда, а потом резко сдулся и спрятался в свой знакомый панцирь, доставая книгу и постепенно исчезая для очереди, оставляя меня, как его единственного спутника, отбиваться.       – То есть их надо пожалеть?       – Нет, просто не надо удивляться и путать мотивы.       – Но как же можно? Они должны помнить договор, не помню, какого года, в котором чётко прописано, что они нам всё должны!       – Прямо всё?       – Ну, не всё. А там, всякие ценности…       – Полезные ископаемые, – подсказал кто-то.       – Да, вот их!       – Но бумага – это не ископаемое.       – Да ты заебал прикапываться! Полезное всё должны давать, говорят тебе. А тут бумагу зажали.       – Так ведь война же.       – Не война! – хором проголосили все в очереди. А потом добавил тот самый старик: – Военное положение.       – Хорошо, должны, – решил я согласиться, не понимая, как столько противоречий может укладываться в одной голове и в столь многих одновременно.       – Вот, молодец, не возбухаешь. Не как большинство нынешней молодёжи!       – Спасибо, – кивнул я, не испытывая благодарности.       Мне показалось, что я был частью представления. И моя роль – послушный отрок. Актёрское прошлое сыграло роль и я оказался достаточно убедителен для людей, ищущих не правды, но подтверждения их убеждениям.       – Расскажите тогда, как верно? – спросил я, растворяясь в образе.       Очередь высокомерно прокашлялась.       – Следовать своим чёртовым договорам!       – Держать слово!       – Поступать правильно!       “Правильно, относительно кого?” – проглотил.       – Но это “правильно” это как? – спросил я, воспользовавшись образовавшейся паузой, которая резко удлинилась после моего вопроса, чем я не преминул воспользоваться: – И для кого правильно? Разве не верней, поступать в интересах своей страны?       Лучше бы молчал, потому что открыл ещё один ящик Блаженства.       – Так думают только желторотики, вроде тебя.       – Ссаные идеалисты.       – Те, кто не понимает, что во главе угла стоит он сам!       – Если государство не заботится о благополучии своих жителей, то и её жителю нет смысла заботиться о своём государстве.       – Но если он испуган! – вклинился я, чем только усугубил.       – Тогда это недостойный человек!       – Вот, что я хочу сказать…       – Тот, кого легко обмануть – глупец.       – Ни один нормальный человек не станет поступать вопреки собственной выгоде. Задача государства сделать так, чтобы выгода человека соответствовала выгоде государства, – более спокойно заключил старичок рядом.       Тот самый, с которого всё началось.       — Он правильно говорит! – подтвердила очередь общую мысль.       А я спросил:       – Почему вы считаете, что человек, родившийся и выросший в нечеловеческих условиях, продолжит соответствовать вашим же представлениям о нормальном человеке? Он не знал нормальности.       Сначала было молчание. И робкое:       – Это не в воспитании, а в природе человека.       – Разве нет большой сложности в том, чтобы сломать природу? – спросил Какаши-сан. Снова в самого себя.       Он не походил на простого человека или даже среднестатистического шиноби. Даже в очереди на сдачу мочи, он ощущался сильнее и выше всех остальных. Забавно, но в нашем социуме превосходство было заметно всем и сразу. Потому и слова его весили тонны, а не граммы, как мои. В этом была своя печаль. И своя отрада.       Приходилось молчать.       – Так что там с бумагой? – спросил я, пытаясь вернуть очереди её обычную атмосферу.       – Перестали поставлять! – напомнил старик.       – Да!       – Теперь только всякий вторсорт. Из него ничего не сделаешь. Взрывные печати работают не лучше дымовых шашек, которые дешевле в три раза!       В общем, так сложилась новость. И этими тремя главными событиями запомнился день. А вот вечер… оказался шикарен по-своему.       В дверь закрытой оружейной лавки я стучал с сомнением, подозревая, что встретить незнакомца может вовсе не Тен-Тен или её “Стервоза”, в которой я пока отказывался признавать стесняшку Хинату-чан.       Я вообще не был уверен, куда следует идти. Успокоил только свет со второго этажа одного из старейших зданий Центральной улицы Конохи.       Открыла Тен-Тен.       – Припёрся! Ещё и с мешком каким-то?       – Мне дали на карманные расходы пару сотен йен. Решил проставиться, – улыбнулся я, проскальзывая в торговый зал, – И я помнил, что жрёте вы всякую дрянь. Или вообще не жрёте. Короче, пришёл с ингредиентами для нормального хавчика, – договорил я, постепенно сдуваясь видя сотни первоклассных орудий на витринах. Ценники превосходили все возможные ожидания.       – Не ожидала, что ты так буквально воспримешь мои слова, – пробормотала Тен-тен, закрывая дверь и активизируя ряд печатей. – Мог просто притащить свой зад… – призналась девушка, чуть нервно поправляя пояс с кунаями.       – Она не знает,что я приду? – догадался я.       Тен-Тен неожиданно неловко улыбнулась и повела меня по тёмной лестнице на второй этаж. Ступени благородно трещали, рассказывая о своей родословной.       Её клан был дохуя состоятелен.       – Хината сейчас спит, так что давай попробуем потише. Раз ты собрался готовить, тем более. Будет сюрприз. Только не удивляйся, если она обосрётся от счастья. Она не какала три дня, – проинструктировала меня Тен-Тен, на что я кивнул, понимая, как сам далёк от подобных материй, и, насколько понятнее становится мир и люди в нём, когда ты осознаёшь подобные подробности. А-ля щекотливые.       Нет, ты ей интересен, чел. Просто сейчас у неё ПМС и трёхдневный запор. Она тебя хочет, но не может, как ты, хоть щас, хоть на этой стойке….       Мир чуть сложней, потому что женщи… люди чуть сложнее.       – Если после трёхдневного запора её отпустит, я буду только рад, – признался я.       Тен-Тен, шедшая выше по крутым ступеням, обернулась. Лицо её было удивлённым, но быстро стало злым. Пришлось пояснить:       – Я серьёзно.       – Надеюсь, – ответила она.       Но не поверила.       Но провела на этаж, где было… хорошо и плохо одновременно.       Полы чистые, потолки высокие, стены дизайнерские, сложно оформленные. Богато.       По полу валяется хлам, с люстры свисают спортивные лифчики и стринги, стены исписаны – немного неумело, но эмоционально. Запойно, короче.       – У вас тут капитально, – признал я, бросив попытку подсчитать количество опустошённых бутылок саке и пива.       – У нас дновно. От слова “дно”, – Усмехнулась Тен-Тен, перешагивая через хлам к дивану, где неуютно пыталась спать черноволосая красавица.       Откровенно говоря, “красавицей” её было сложно назвать. Лицо красное, опухшее, губы бледные, потрескавшиеся, живот вздутый. На лобешнике сомнительная зелёная метка со знаком солнца в центре, волосы жирные, немытые, как и одежда, немногочисленная. Трусы, футболка.       Я решил найти кухню.       Но она была слишком близком – маленький простенок с плитой на две конфорки и почти полным отсутствием чистой посуды.       Пока Тен-Тен нежничала и шепталась с укурившейся Хинатой, которая скорее спала, чем была с нами, я решил перемыть посуду.       Это дело меня быстро отвлекло от волнения нахождения на чужой территории и такой странной картины. В какой-то момент я осознал себя шинкующим морковку, пока Хината-чан крепко спала, а Тен-Тен, сидя около неё, держа за руку, сидела на полу и смотрела по телеку фильм про кашалотов.       Левой ноздрёй он вдыхает воздух, а правой – только выпускает.       Одэн. Традиционное блюдо, состоящее из овощей, рыбы, водорослей и тофу.       Пара закусок, купленных готовыми — скумбрия, салат из огурцов.       И для неё, любительницы пожирней, понажористей – тонкацу. запахи божественные, Тен-Тен пару раз подходит стреляет того и сего по кусочку.       Смертельно острый ножик бьёт по доске, застревая.       Они едят моллюсков, гигантских осьминогом и даже акул!       Жареная в панировке и яйце свинина. С пивом хорошо пойдёт. Идеальный опохмел не ожидал, но знал.       Мясо шипело, плевалось. Вокруг кухонной зоны валялись кусочки еды, капельки масла.       – …. и отключаются на минут десять. Редкое явление для китообразных – сон. Но до кашалотов не добудиться. Они стаями зависа…       — Как вкусно пахнет, — прорезал хрупкую идиллию хриплый голос Хинаты.       – Проснулась, – пробубнила Тен-Тен, приглушая звук на телеке.       – Да. Опять с улицы принесло? – спросила девушка сонно.       – Нет. Сейчас у нас пахнет. Смотри, – голос Тен-тен стал мягкий, ласковый. Взгляд прошёлся по затылку, приподнимая волоски. Следом была муть. Сложный взгляд сквозь, внутрь.       Я на секунду оторвался от двух своих конфорок, где жарились на максималке кальмары и свининка, помахал приветливо щипцами, боясь обернуться, тут же прилаживая их к особо шипящему кусману.       Там было напряжённое молчание. разбавленное скворчанием и тихим голосом диктора. Потом прорезался тихий голос Хинаты. И такой же тихий ответ Тен-Тен. Я не вслушивался в слова, наслаждаясь звучанием голоса.       У Хьюги он всегда был тихий, мягкий, певучий… не будь она так недостижима, я был бы не прочь оставить кусочек своего сердца и у её ног. Но мне принцесса луноокого клана всегда казалась невозможной вершиной, так что даже мысли старался не допускать. А всё так сложилось…       Разговор в том конце комнаты набирал обороты, вторя мыслям в голове.       Может, не стоило сопротивляться притяжению. Я ей ведь очень нравился, кажется. И не бросил бы, как тот, другой, дурак. Таких девушек нельзя бросать.       На самом деле, никаких нельзя.       Чувство вины прорастало в груди, но легко поддалось на банальное: зато она встретила Тен-Тен. Человека, который был способен отдать не часть сердца. А всё.       Стало тише, диктор попрощался, заиграла конечная заставка. Робкий мягкий голос позвал по имени.       Я выключил огонь под сковородкой. Ужин был готов, оставалось только по тарелкам разложить. Важно ли это? Едва ли.       Лопатка легла на подставку, крышка – на сковородку, рука – в волосы на затылке. Я обернулся, не зная, какую эмоцию натянуть на лицо, но сама собой легла неловкая улыбка. В полумраке сиял электрическим свето телек и потусторонним – две луны вместо глаз. Полный круг: она смотрит пристально, широко раскрыв веки. Я отвёл взгляд на секунду, снова поднял, сильнее сжимая прядь волос ближе к вискам.       Словно русалка, только обретшая ноги, богиня местного розлива, чуть шатаясь, поднялась, поддерживаемая возлюбленной. Луны чуть померкли от широкой улыбки на иссохщихся губах. Огромные глаза с длинными ресницами прищурились, силясь лучше рассмотреть меня в полумраке кухонной подсветки. Неверные ноги дрожали, волнуя роскошные бёдра – ничем не прикрытые.       – Ты вернулся, Наруто-кун? – робко спросила девочка.       Нет, семьи с ней у меня бы не сложилось. Она – объективно – самая роскошная девушка, какую я встречал в своей жизни. Субъективно – я её защитник. От мальчишек-хулиганов, от холода, от злобных предков.       Ох, как я виноват, что меня так долго не было.       И как хорошо, что я всё же заставил себя вернуться.       Раскрыв руки, я сделал навстречу несколько шагов. Девушка тоже напряглась, сделала пару широких шагов, заплетающимися ногами, откровенно падая мне в олбъятия, сжимая несильно, но судорожно. Прижатые к груди полные груди со стоящими от прохлады сосками, мягкий аромат девичьего тела, тяжёлая роскошь длинных густых волос – ничего не волновало, будто я окончательно опидорасился или…       – Я так скучала, так боялась, Наруто-кун.       Нежными плечики и спина у девушки не были. Плотные узлы мышц, струящаяся чакра, которой нет хода к глазам, острые лопатки, фундаментальная дрож. Она так тянулась и так удобно и легко было обнимать её, словно потерявшегося ребёнка, хотя она была чуть выше и будто крупнее из-за своих выдающихся форм. Неважно.       Мои руки и голова знали, как следует утешать:       – Я тоже скучал. И я так рад, что ты не забыла меня!       – Как можно!       – Тш, – с улыбкой, я положил ладонь на влажный затылок, – Меня долго не было.       – Долго, – примирительно всхлипнула девушка.       Она ещё пару раз всхлипнула, ютясь в объятиях, а потом чуть отстранилась и сказала:       – Мне надо в душ и одеться. А потом ты обязан рассказать мне обо всём, что тебя беспокоит! – заявила девушка.       Я медленно кивнул, вкладывая в этот жест обещание самому себе – я должен рассказать всё.       Хината-чан это прочувствовала, сжала ткань футболки напоследок, неуверенно отстранилась и, чуть настороженно, будто боясь, что я исчезну, убежала в сторону ванной.       – Ты же понимаешь, что не должен давать мне поводов тебя по-тихому прирезать? – спросила Тен-Тен, приближаясь.       Несмотря на угрожающее выражение лица, реально исходящую угрозу и табун мурашек, пробежавших от затылка по хребту, я продолжил тепло улыбаться.       – Ты же понимаешь, что, если обдишь её. пожалеешь, что родилась? – уточнл я симметрично, хотя совсем не верил, что угрозу придётся привести в исполнение.       Девушка замерла, почесала около пупка, давая рассмотреть под футболкой жилистый пресс, усмехнулась и одобрительно кивнула. Мы друг друга, наверно, поняли. Чудесно.       – Что ты тут наготовил? Пахнет божественно, но жирновато, – заметила девушка проходя мимо меня, тут же стреляя прямо из кострюли кусочек жаренной в кляре свинины.       Со стороны ванной зашемела вода. Напор хороший.       – Там есть пара закусок… – начал я рассказывать, обренувшись.       Девушка выслушала, собирая по скромной квартирке грязные миски. Отмыв их, мы разложили еду, приьрали на столике около телика и, когда всё было готово, уселись по разные стороны, решая, что Хинату-чан посадим посерединке. Виновница торжества заставила себя немного подождать и Тен-Тен пришлось идти к ней в ванную, но, судя по голосам, ничего страшного не слусилось – всего лишь немного затянулись сборы.       Тен-Тен, матерясь и закатывая глаза, таскала из соседней комнаты какую-то одежду, из ванной слышалось возмущённое пищание. Меня же увлекла передача про вулканы.       Удивительная вещь – каельное телевидиние. Столько всего интересного, о чём я бы в жизни не стал пытаться узнать. Восхитительно бесполезная, но увлекательная информация.       – Пойдём! – шикнула Тен-Тен, за руку вытягивая из ванной сопротивляющуюся Хинату-чан.       У обеих девушек на лицах виднелись улыбки, так что мне оставалось только наслаждать предложенной переранкой. Вопреки расчёту, ничего эротического в этом не было. Даже, когда Хинаа-чан упёрлась одной ногой в дверной косяк так, то её белые трусики стали беззастенчиво просвечивоть всё скрытое под ними, я испытывал только уютное веселье и радость от возможно лицезреть эту шутливую семейную разборку.       – Отлично ты выглядишь, угомонись! – причитала Тен-Тен, лапая свою девушку даже в самых неприличным местах, в благородной попытке отодрать от дверного проёма.       – Еда остывает! – крикнул я, находя не менее интересную причину прекратить эти милые разборки.       Хината, будто вспомнив обо мне, посмотрела с ужасом, тут же перестава демонстрировать свою выдаающуюся растяжку. Тен-Тен воспользовалась возможностью и вытащила девушку из ванной. дальше сопротивление было совершенно бесполезно, так что, мило краснея, Хиената-чан просеменила за ведущей рукой, устраиваясь на подушке перед низким столиком, упираясь спиной в диван.       – Ешь давай. Это всё Наруто наготовил, – буркнула Тен-Тен.       Хьюга бросила на меня вопросительный взгляд. Я кивнул, широко улыбаясь, тут же рассказывая, где что лежит.       Девушка скромно молчала, накладывая в тарелку всего и по многу, из-за чего на её тарелке сформировалась весьма сомнительная куча еды. Но, чем обращать на это внимание, я предпочёл отвлечься на монолог Тен-Тен, пытающейся найти нам чего приличного на посмотреть.       Остановились на каком-то триллере – неплохом, но уже десять раз пересмотреном. Тен-тен, без особого интереса к происходящему на экране, всё больше присматривалась к своей девушке и еде перед ней.       Получилось, вроде неплохо.       Ну и хрустело у них за щеками характерно.       Фильм, пусть и был виден много раз, всё же увлёк девушек. Они переговаривались и отмечали, что какие-то отдельные вещи раньше не замечали. Мне же весь фильм был незнаком и я старался не отвлекаться на их разговор, всё же очень остро подмечая, как Хината-чан постепенно пристраивается к моему плечу.       Мы так и не поговорили, не обсудили, что с нами случилось. Девушка уснула, Тен-Тен, после плотного ужина, тоже казалась вялой, но довольной вечером. Так что мне досталось приглашение заглянуть через вечер.       Переложив Хинату-чан н диван, Тен-Тен проводила меня до двери, признаваясь:       – С тех рассказов, что ходят по деревне, я решила, что ты весьма сомнительный персонаж. НО теперь вижу, что парень ты самый обыкновенный. Даже удивительно, как к тебе всё это дерьмо липнет…       Прохладный ночной воздух приятно врезался в лицо и обнял, обещая спокойствие на продолжение вечера. И я не мог не поверить ему, но у входа в мой погорелый соц-блок сложилась своя ситуация, которую можно было бы избежать.       – Да ты же поехал кукухой, как и Годзо! Какой, нахрен, голубоглазый миловидный блондин, Эн-сан? Ты же окончательно спился! – утверждал незнакомый голос, в развязной манере которого заранее угадывалась значительная толика опьянения и скепсиса.       – Да, нет, быть такого не может, чтобы я его придумал! – с сомнением возразил знакомый голос соседа.       – Доброго вечера! – поздоровался я со спившейся парочкой на кривой скамейке.       – Привет, Наруто-кун! – неожиданно воодушевлённо отозвался Энка, подскакивая с места.       – Ключики отдашь? – с улыбкой спросил я.       Мужчина тут же закопался по немногочисленным карманам, давая своему товарищу возможность внимательно просканировать меня от макушки до пят. Неприятный тип.       – Так это ты наш новый сосед? – спросил незнакомец.       – Ну, да, – кивнул я, наконец, забирая ключики, бывшие лишь предлогом, чтобы сказаться настоящим и не смущать Энку.       – Вот, – кивнул он, запоздало на скромную связку.       – Благодарю, – кивнул я и поспешил в дом, ловя в спину разговор:       – Настоящий, я же говорил!       – Ага, не как у нашего бедняги Годзо.       – Вот и я о том же. Мне бы воображения не хватило на такого.       – Согласен. Уж больно хорош…