Поиск ориентации (в пространстве)

      Энко, Годзо и Ширушичи не были друзьями, но пили вместе и каждый раз, как в последний. При этом вели себя довольно опасно и, что называется, буйно. То есть относились к той касте алкашей, из-за которых люди в среднем с предубеждением относятся к алкоголикам и всякого рода маргиналам, хотя большинство из них совершенно безобидны и вредят только себе.       Мне они не мешали и даже веселили – спать-то я всё равно не спал, а ночью часто бывало тоскливо. Главное найти себе занятие и не давать мыслям гулять до тех пор, пока солнце не встанет. А с такими соседями…       В доме, кроме вышеперечисленных, жила ещё многодетная семья, как я понял, не совсем легально, под протекцией Ширушичи. Ещё кто-то обитал на третьем этаже моей секции, но мужики как-то мрачно молчали, когда я пытался разузнать, и, с ловкостью пьяных эквилибристов, облетали эту тему, как огненный обруч.       В общем, загадочный третьеэтажник – Третьеэтажник – и многодетное семейство признаков жизни не подавало. Только вечером, когда вышел попросить у Энки молоток, я заметил и поспешил помочь даме с коляской, которая даже успела улыбнуться мне благодарно, а потом поспешно сбежала, когда Энка позвал меня по имени и начал уточнять, большой мне нужен или поменьше… короче, огни вдоль улицы мигали тусклым жёлтым светом, Ширушичи вытащил из соседней со мной квартиры Годзо, который “поехал кукухой” и господа начали кутить по-настоящему.       Поначалу у меня их отчаянное веселье вызывало лёгкое раздражение, которое я старательно в себе давил, продолжая заниматься своими делами. Просто на тот момент господа вели себя прилично и упрекнуть их можно было лишь в том, что они наслаждаются тем, что мне не доступно. Стало очень грустно, что закончилась травка, которой меня угощал Такэмикадзути.       И очень хотелось трахаться, прям в яйцах тянуло и в заднице жгло.       Потом послышалось пиканье и тарахтение мусоровоза. Да, нам повезло, именно у нашего дома находилась всеквартальная свалка. Совпадение? Не думаю.       Я как раз раздумывал, выкинуть ли комод, в ходе починки ножки которого, эта самая ножка осыпалась трухой, пуская по торцевой стенке солидную такую щель. Вроде сам предмет мебели никакой художественной ценности не нёс даже потенциально. Ещё и разваливается прямо на глазах. А всё равно жалко. Любой такой комод – тоже аллегория на ненужного человека. Вроде меня. Или тех ебанько, которые удумали посраться с водителем мусоровоза.       Короче, подхватив кусок мебели, я поспешил на улицу, где разгорался скандал.       – Я тебе сча ботинки обоссу, Юки-онна ебаная! – орал, судя по старческой хрипотце, Годзо, который свихнулся.       – Слыш, старик, отойди, по хорошему говорю, – раздался ответ. таким тоже голосом характерным, каким обычно общаются дохуя заебавшиеся люди средних лет.       Я выскочил из подъезда, едва удерживая от падения себя и комод, тут же присматриваясь к ситуации. Итак, со стороны команды противников – мусоровоз, крановщик, который с блаженной улыбочкой и сигареткой в зубах перетаскивает огромной хваталкой кучу мусора в грузовой отсек, и водила учиханутой масти, лет тридцати. Симпатичный. И вкрай заебавшийся, да.       Аплодисменты мне, но сначала надо бы конфликт порешать.       Скинув на потрескавшийся асфальт свою ношу, я вдохнул сен-чакру и сделал рывок, вырывая из крепкой хватки водилы старика Годзо. Тот, ввиду высокой степени нетрезвости, опасно пошатнулся и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы он не пропахал носом землю. Соответственно, уклониться от удара, предназначавшегося не мне, не удалось и водила, не успев остановить руку, прошёлся вскользь мне по губам.       Боли не было, я даже не стал проверять целостность зубов, пытаясь удержать, пытающегося удержаться на ногах, Годзо. Старика красиво так шатало и крутило по траектории Золотого Сечения, но точку поставили подоспевшие кривой походкой Ширушичи и Энка. Все трое мужиков, сцепившись друг между другом мёртвой хваткой, шатались и накренялись до неестественных, с учётом гравитации, положений, но не падали и я посчитал за благо разжать свои культяпки и заняться урегулированием конфликта. А то ещё мусор вывозить откажутся и будет нам мыльная от смрада опера.       Обернулся, оценил раскрасневшееся и удивлённое лицо водилы с чуть горящими в темноте краснотой глазами. Облизал губы и закусил нижнюю, втягивая через разрыв кровь, чтобы по подбородку не так текло. Начинало жечь.       – Простите, – проговорил собеседник, вдруг рыпаясь и придерживая меня за плечи.       Мужчина казался испуганным, отчего глазки его сияли только ярче, романтично подсвечивая длинные тёмные пряди чуть растрепавшихся волос.       – Нет, ничего, это вы простите, – ответил я, начиная приветливо улыбаться.       И дело даже не в том, что мужчина был чуть повыше и вообще ничего. Просто реально стрёмно, если они перестанут вывозить у нас мусор.       – Ничего страшного! Это вы простите. Это ваш отец? – спросил водила взволнованно, глядя мне за спину, где трёхглавая конструкция всё же приземлилась на землю и теперь ползла в сторону лавки, где остались стоять их бутылки.       – А? Нет. Нет. Это сосед. Я недавно вернулся с длительной миссии и мне временно предложили пожить в этом доме, – я кивнул на погорелую трёхэтажку.       – А, так это просто сосед?       – Ну, – я перевёл взгляд на знакомых, – Не скажу, чтобы они были “просто”...       – Ёп, у меня сча защита от воров сработает. Ребят, давайте рожами в снег!       – Какой, нахуй, снег?       – Не приёбывайся! Я говорю, рожей в траву! Сча ёбнет! – проорал Ширушичи, отползая в сторонку от кучи своих собутыльников и отставляя руку в сторону звёзд.       А рука подозрительно светилась. Как сенсор, ещё и после глотка сенчакры, я мог точно сказать, что было это оч-чень подозрительно.       Вдохнув ещё чакры, давая лисьей натуре трансформировать горло, я рыкнул:       – Все в укрытие!       И сам затащил водилу в кабину, едва успевая захлопнуть дверь. Мужик сидел на своём обычном месте, я на нём, пытаясь справиться с болезненным першением в горле, за окошком началось светопреставление.       По носу бил запах рыбы, дешёвой кожи и пластика. А ещё мужика. И чем больше я кашлял, извиваясь у него на коленях, тем ощутимее становился вязкий аромат мускуса. Тем горячее становились ладони, придерживающие за спину.       Кашель не отпускал и был уже около-рвотный, на улице начался форменный армагеддон, поясницу грели прикосновения, член стоял, комод валялся у подъезда.       Весело, по красоте, возбуждающе… на новые подвиги.       Щекотка в горле стала привычнее, по щекам текли слёзы, лёгкие горели. Я привалился щекой к своему человеческому матрасику, продолжая тихонько откашливаться, обнимая его за влажную шею. Пахло от водителя мусоровоза мусором и мусоровозом, что совершенно не делало атмосферы, но, даттебайо, сейчас это ощущалось лучше всего на свете. Я уже продумывал, как я начну действовать, когда кашель отпустит.       Чуть распрямляюсь, заглядываю в потемневшие от возбуждения бордовые глаза, хрипло выдыхаю, просяще раскрываю губы, немного наклоняюсь и… или остаюсь в таком положении, веду носом по чувствительной коже вдоль жилки, касаюсь губами, втягиваю, касаюсь кончиком языка, чувствую, как руки сжимаю сильнее, прикусываю…       Дверь открылась, снаружи стоял незнакомец. Кажется, крановщик.       Не судьба.       Продолжая кашлять, я легко соскользнул по коленям водилы на улицу, наслаждаясь фейерверком. Точнее, чередой огненных техник, по типу драконов и цветов-людоедов, но совершенно, видимо безобидных. Очередное гендзюцу, роскошное до неприличия, особенно в этом райончике, со вкусом мусоровоза и его водителя на языке. В этом что-то есть.       Я улыбнулся, не вслушиваясь в перебранку напарников за спиной, любуясь мечущимися по улице в приступе психоза соседями. Они ржали, орали, махали ногами-руками и были чертовски живыми, заразительными.       – Поехали, лять, сча же мусора припруться! – бубнил крановщик.       Мусорщики против мусоров. Я бы посмотрел. Но тут было реально важно спасти ребят, чисто чтобы они нас один на один с отходами жизнедеятельности потом не оставили. Тем более, что легавые реально могли припереться.       Мысль была гениальной, но запоздалой. Стоило мне обернуться, как перед лицом мелькнула тень в форме наших суровых коноховских полицаев. И замерла напротив, не давая рассмотреть ойкнувших и замолчавших мусорщиков.       Летний ветерок потрепал по затылку, приятно холодя пропотевший затылок. Я медленно, наслаждаясь гладко отглаженной формой моего господина-офицера, запрокинул голову и чуть потерялся, пытаясь найти в этой тени в форме своего Теме что-то похожее на глаза, но шаринганов он не активировал, так что я остался наедине с темнотой. Подул ветерок принося из-за спины Саске запашок со вкусом мусоровоза. Символично.       – Привет! – вдохновенно поздоровался я, начиная оглядываться вокруг и за его фигурой, ища других в форме. Было как-то пусто. Ну, то есть из мусоров, походу, больше никого не было.       Вот крановщик застыл рядом с моим водилой, вот их огромная машина с монструозным ковшом, вот подъезд с подбитыми ступеньками, кривой лавкой и моим комодом, вот троица собутыльников. Все застыли, будто я танто вытащил и время остановилось. Про такое ещё говорят “мухи в янтаре”. Но мух в янтаре я всё же видел сильно реже, чем мир после Танто Смерти.       Потрогал животик, вернул взгляд к загоревшимуся двумя красными цветами лицу. Высокий, даттебайо!       – У нас всё в порядке. Под полным контролем, – заверил я, доверительно кивая старому напарнику.       – Ваши огненные техники В-класса с другой половины селения видно, Добе, – заметил с усмешкой Саске, делая шаг назад, позволяя свету звёзд упасть на своё лицо, а мне чуть разогнуть шею.       – Это был сон. Или обман. Короче, тебе показалось, – выдал я полный бред, потому что ситуация тоже не слишком правдоподобная.       Саске прищурился. Подошвы его тяжёлых мусорских сапог мягко продавили асфальт, пухлые губы дрогнули в насмешливой улыбке, высоко задранная голова склонилась к плечу со сложновыебанными погонами.       – Ты пьян, – сказал Учиха.       Я раскрыл рот, готовый возразить, но замер от тяжёлого осознания, что возможности самых крутых шиноби конохи как бы преувеличены, видимо.       Ну, типа, пьяного сумеет отличить любой человек, рядом с которым бывали пьяные люди в достаточном количестве. Глаза блестят, взгляд не фокусируется, дыхание сбито, запах, опять же. Но тут, такое фиаско.       – Расскажешь, что тут у вас происходит? – Учиха сделал шаг обратно и спросил тихо, склонившись, как-то интимно.       В голове всё крутились мысли, что деревня не так сильна, как её каменные хлебальники Хокаге малевали, так что тут я не смог ничего умного придумать. Только выдал нечто более привычное:       – Может, договоримся?       Саске замер, всматриваясь в моё растерянное лицо почерневшими глазами. Руки сложены за спиной, вблизи ножен его верной катаны, изнутри по щеке бьют язык, нервно облизывает высохшие губы. Он тихо уточняет:       – С тобой всё в порядке?       – Да.       Он наклоняется чуть ниже:       – Что ты здесь делаешь? В этой компании? – Теме стрельнул взглядом в сторону трёхголового зелёного змия, то бишь соседей.       – Ох, это? – удивился я.       – Да, это, – Саске как-то мягко улыбнулся, чуть сутуля плечи, будто пытаясь меня ими обнять, продолжая удерживать руки за поясницей.       – Ну, мне тут квартиру выдали. Временную. А это соседи. Я уборкой занимался, комод хотел вынести, – я кивнул на многострадальный предмет мебели, – А тут конфликт назрел. И я попытался его разрешить.       – Нахрена, Добе? – с усмешкой спросил Теме.       – Ну, так ведь, нельзя ссориться с мусоровозчиками. Иначе они тебя в говне утопят одним своим отсутствием, – хмыкнул я, довольный своей шуткой и глубиной познания.       – Написал бы заявление, – выдал этот ссаный бюрократишка.       – Ага, будто стал бы кто-то разбираться с проблемами этого дома, – дерзко хмыкнул Ширушичи, виновник ситуации.       – Тц, – Саске медленно повернул голову в сторону соседа, Давая мне насладиться своими профилем и ароматом лосьона после бритья. Чёрные глаза опасно сверкнули. От чакры и тела его стала исходить опасная сила. Шея напряглась и, в противовес спокойному голосу, артерия пульсировала надрывно, матерно:       – Хочешь сказать, полиция Конохи работает недобросовестно?       – Я хочу сказать, что здесь вообще нихуя не работает, – пьяно ответил мужчина, улыбаясь какой-то дьявольской улыбкой. Он меня напугал.       Типа, в глазах стекло и остекление, во всём теле ненависть, в улыбке – насмешка над судьбой. Мне вдруг подумалось, что так выглядят смертники.       Тень надо мной двинулась. Я хотел поймать Учиху за руку, но не смог пошевелиться, зачарованный. Шаг, ещё один. Порыв ветра. Сладковатый запах мусора… смерти.       Спина Саске казалась широкой, надёжной, особенно в этой роскошной форме. Но улыбка Ширушичи походила на маску Шинигами и Такэмикадзути одновременно. Смерть и Ярость войны в чистом виде.       – Стой, – сумел прошептать я, едва слышно.       Саске замер. Обернулся.       Ширушичи скривился, рыкнул и засветился. По его телу пошли трещины, которые, вместе с плотью, обнажали яростный огонь какой-то техники. Глаза заболели, я зажмурился.       Потом меня снесло с ног. Раздался грохот и вокруг стало нестерпимо жарко. Земля исчезла из-под ног, вокруг светило так, что через закрытые веки слепило. Потом боль приземления, асфальт чешет по спине, голым локтям, копчику, заднице, бёдрам, пяткам. И сверху придавливает глыба.       Стёрло всё тело, как по наждаку. Больно реально везде. Хоть головой никуда не врезался. Медленно разогнул шею и положил затылок на что-то холодное. Под лопатками лтёплое, мягкое. И между ног.       Открыл глаза, замер.       – Ты как? – спросил Саске.       Лежащий на мне Саске-дураске, объятый инфернальным сиреневым светом, от которого выращена скелетная рука, удерживающая какой-то огненный сгусток.       – Эй, – он привлёк моё внимание.       Я чуть перевёл взгляд с огня за его спиной, по торчащим чёрным волосам к бледному лицу. В голову пришла глупость и я решил её озвучить:       – Лёжа в миссионерской позе с самым завидным холостяком Конохи? Я в восторге.       Саске на секунду усмехнулся, а потом его лицо замерло холодной маской. Руки под лопатками напряглись, становясь твёрже асфальта.       – Я уже не холостяк, добе, – заметил он, резко отстраняясь и довольно легко поднимаясь.       Кажется, эта его особая техника с сиреневым светом позволяет сохранять невредимой даже одежду. Удобно.       – Очевидно, имело место покушение на убийство полицейского при исполнении. В военном поселении. В военное время. Полагаю, не стоит объяснять, чем это может закончиться? – громко спросил Саске, осматривая оставшихся погорельцев.       От Ширушичи остались только две обуглившиеся ножки. И дымок от них такой шёл, гипнотизирующий, спиралевидный. Да и Саске приходилось всё ещё удерживать огненную шайбу над зданиями этой дополнительной чакро-рукой.       Знакомство, очевидно, не задалось.       Старик Годзо хватался одной рукой за сердце, другой – за бутылку. Энка с беспокойством поглядывал в окна той квартиры, где жила многодетная семья, бывшая под протекцией Ширушичи. Мусорщики стояли, запрокинув бледные лица с горящими красными глазами, следя за сиреневой рукой в небе с выражением священного трепета, очевидно, понимая, что там за супер-технику сотворил Саске. И было то круто. А ведь он когда-то меня с принцем Ли ею ловил… давно это было.       – Позвольте, но мы ведь тут не причём! – попытался возразить Энка.       И выглядел мужчина очень напуганным.       Саске-теме усмехнулся:       – Если вам нечего скрывать, то не о чем переживать.       Энка снова нахмурился и я понял, что мужчина искренне переживает за семью, живущую во втором подъезде. Они тут на самом деле скорее всего не причём, но, если полиция начнёт проверку – им не укрыться. Наверняка всё выяснится и где они окажутся?       Мужчина поймал мой взгляд и в нём была лишь чистая паника.       Сам ещё не понимая, что делаю, я потянулся к футболке, задрал её, просунул руку в печать и, запоздало понимая, что Саске начал оборачиваться ко мне, резко вытащил Танто. Время замерло, все замерли. Хотя я следил только за Теме. Мне всё казалось, что его невозможно одолеть такой мелочью. И я пошёл к нему на дрожащих ногах. Нужно было убедиться.       Он сам, как и его волосы, подхваченные ветром, не шевелились. Чакра, вечно искрящаяся и движущаяся, замерла в мгновенье. Вот только были ещё глаза. Эти демонические глаза с бутонами вместо зрачков видели куда больше, чем можно представить. Я очень боялся, что они и меня увидят.       Хотя Мадара говорил…       Я обошёл застывшую фигуру друга, присматриваясь к его лицу и погасшими глазам. Подвигался перед ним, рукой помахал, убеждаясь, что он не следит за мной. И только после этого выдохнул, перетекая мыслью к немаловажному вопросу: а что, собственно, делать дальше?       Нахмурился.       Гендзюцу и всякие техники раума мне едва ли были доступны. Да и на Учихах такое пробовать бессмысленно. Тем более такого уровня.       Ну, можно по темечку вдарить. Комодом. С разбегу.       Не факт, что забудет то, что надо. Или вспомнит всё остальное. Короче, вариант хорош чисто тем, что пока единственный.       Я почесал затылок, обернулся, осматривая место действия, надеясь найти что-то полегче. И увидел какой-то блеск – сияние – под кривой скамейкой у входа в мой подъезд. Подошёл, вытащил, извлёк. Коробка водки “Слеза Хаширамы”. Стрёмная бадяга с самым низким прайсом во всех круглосуточных.       Но вот форма и вес… это, определённо, лучше комода.       Подкинув одну из полных бутылок в руке, я примерился, ударил ею зависевший от натуги воздух, снова крутанул тару в руке и подошёл к Саске-дураске.       Честно, ударить его мне всегда хотелось. Учитывая, какой разрыв был в наших навыках, я уже и не надеялся, а идея стала навязчивой.       И вот.       Стою и он стоит. Примериваться можно вечность. Можно по лицу, можно по челюсти, можно по затылку. Прям от души, до кровавых брызг. Главное, не по вискам, чтобы не убить.       Он стоит, злобно сверкает чёрными глазами. Высокий, опасный, готовый вершить правосудие. В этой форме своей мусорской. С тонкой сильной талией, широкими плечами, длинной мускулистой шеей, цепкими пальцами, сейчас угрожающе напряжёнными, острым подбородком, идеальными пропорциями лица, которые ломали только выразительные глаза со слишком длинными, как и у его брата, чёрными ресницами. На скуле порез, как от бритвы.       Резко стало дурно.       Интересно, что могло заставить этого Учиху потерять контроль над бритвой с утра?       Не верю, что кто-то другой мог нанести ему рану. Его жёнушка решила потрогать его утренний стояк и парень не сдержался? Нет, вряд ли. Они же уже не подростки. Тогда, она его брила? Сакура-чан с бритвой в нежной ручке, сидит на раковине, бреет этого остолопа, пока он массирует ей клитор, иногда резко врываясь в нутро сразу тремя пальцами, вырывая стон, заставляя дрогнуть ручку с бритвой…       Или он просто отвлёкся на собаку во время бритья. Или кота. У Учих же какой-то пунктик на тему котиков. Точно.       Котик просил пожрать поутру, тёрся восьмёркой вокруг длинных ног, Теме говорил какие-то грубости, как он умеет, кошак не сдержался, рыкнул, деранул по икре через пижамные штаны, Саске дёрнулся, разрезая острой бритвой эту скулу.       И вот теперь я её вижу. Всё ещё вижу. Чёрной полосой по идеальной коже.       Я опустил руку с бутылкой, чуть прогибаясь под её тяжестью, рассматривая старого друга без стеснения.       Ему – типа нам – слегка за двадцать. Его кожа нихрена не утратила детской нежности, несмотря на ежедневное бритьё – повышенную регенерацию учиханутых тоже никто не отменял. Вспомнился Мадараа из документа на приобретение и транспортировку в селение декоративного камня. Ему там было двадцать восемь, только выглядел он на “идеально”.       Типа, я не знаю, как там потом было, когда кожа всё же огрубела, нос отрос и все дела. Мне он стариком чисто за свой особый стариковский вайб изначально приглянулся. Но вот про конвенциональную красоту, если говорить.       Учихам вечно восемнадцать, а потом они становятся Фугаку. Только на него я не дрочил во время своего мятежного пубертата. Хм.       Я снова поднял бутылку. Плечо тянуло от тяжести – я не вдыхал сен-чакру. Её тут, во вневременье, будто очень мало.       Бля, у него на губе слюнка пузырится.       Усмехнулся, вспомнил о Сараде.       Опустил бутылку, посмотрел на звёзды, которые мигали и даже – даттебайо, реально, – одна упало. Я вздрогнул, а потом вспомнил, что время, это тоже материя непростая. И звезда та упала очень-очень давно. Хотя всё ещё не понятно, как я сумел увидеть её свет сквозь все эти бразиллионы световывых лет?       Сложно тут у нас на земле, да?       Начал открывать бутылку. Сначала плёночку на горлышке, потом подковырнул пробку, вытянул. Сделал глоток и одурел с того, как он обжёг.       Горело по всему пищеводу и в лёгких. И, даттебайо, я раньше не замечал, но по зубам прям бьёт. Сколько тут градусов? Семьдесят?       Так…       Закрутил бутылку, начал пытаться читать этикетку.       Ну, да. Слеза Хаширамы. По семь рё за бутылку ноль пять. Пиздец.       Идея возникла сама собой, я себя не контролировал. Схватил Учиху за его челюсть, удивился, что немного колется вечерней щетиной, надавил, со злобной радостью проследил, как разомкнулись зубы за пухлыми губами, встал на мысочки, чтобы лучше видеть, поднёс горлышко бутылки и набрал ему полный рот. Погладил до кадыка, помассировал и вдруг сообразил, что рефлекс не сработает, пока я не верну ему время.       В этот момент стоило бы запаниковать, но меня захватил азарт. Я это осознавал и потому решил не медлить. Выдохнул, перехватил бутылку за горлышко зубами, сжал горло Саске, поднёс танто к животу, понял, что футболка мешает.       Переиграл.       Отошёл, поставил бутылку, снял футболку, кинул на травку, поднял бутылку, сделал глоток – от такого и меня пробирало, – развернулся, вернулся к Учихе, снова взял его за кадык, нащупывая нужное положение, перехватил бутылку подмышкой, убрал танто, сжал шею.       Вокруг стало шумно.       Вечно забываю, что в безвременье очень тихо, а тут прямо оглушило.       Я успел сориентироваться и заставить Теме проглотить первую порцию супер-бухла, но после он вырвался из моих рук, схватился за горло, поднял покрасневший взгляд. Я ему улыбнулся и снова вытащил танто.       Мир замер. Он замер. Его красные глаза замерли.       Сделав ещё пару глотков, я подошёл. Уже уверенно подхватил его под нижнюю челюсть, запрокинул голову, нажал на нужные точки, между малярами, заставляя открыть рот, влил ему так, как сам бы в жизни пить не стал, перехватил за горло, Засунул бутылку в зубы, убрал танто, сжал горло, вытащил.       Перевёл взгляд, удивился.       Он успел сбежать метров на пятьдесят. а ведь прошло секунды две.       Тут до него ещё дойти надо умудриться. Что-то дорога петляет. Так, нормально. Догоним.       Главное, бутылку не уронить.       Чуть заплетающимися ногами и сильно заплетающимся мозгом я сообразил, что поево от Хаширамы было реально смертоубийственным. Следовательно, очень важно как-то суметь удержать на месте Саске, пока жижа подействует. Просто потому что в него уже влито достаточно и осталось только дать этому дерьму добраться до мозга.       – Бля, – запнулся о трещину на асфальте.       Безуспешно попытался удержаться на ногах, чуть не уронил бутылку, сбил в кровь коленочки. Даттебайо, я сейчас весь, как через мясорубку прокрученный, после полётов в обнимку.       Кстати о полётах в обнимку.       Очень странно чувствовать, что злодейская лыба тянется на собственном лице, но стало очень весело и прикольно, так что я дополз до Теме, оставил в сторонку бутылку и начал пытаться его уложить. Двигать тело вне времени и немного за пределами гравитации было весьма любопытным опытом, но непростым. Запыхался, заполз сверху на Учиху, поудобнее устраиваясь у него на животе, укладывая его огромные руки себе под колени. Потянулся за бутылкой, надавил, потом как-то задумался на секунду, опрокинул в себя, сделал глоток. Хорошо, уже не жжёт. Греет.       Глотнул ещё, жадно набрал ещё и тут понял, что закончилось.       Застыв со ртом полным Слез Хаширамы, я тоскливо обернулся к лавке, где осталась коробка с оставшимися бутылками. Прикинул, какого будет ползти туда и решил попытать удачу с тем, что осталось.       Примерился к бутылке, хотел уже выплюнуть жижу обратно, но вовремя сообразил, что успел немножно опьянеть и могу промазать. И тогда точно придётся ползти обратно.       Нет, не вариант.       Откинул бутылку в сторону, перенёс вес на колени, сильнее придавливая к земле руки Теме, наклонился к его лицу и до того, как успел бы подумать о Сакуре и Сараде, присосался к его пухлым губам, одновременно надавливая на щёки. Зубки разомкнулись, водичка полилась.       Вообще, вкусно вот так закусывать, но оно не шевелится.       Засунул танто в печать, услышал хрип и вдруг подумал, что как-то не сильно подготовился к возможному сопротивлению. Я же Теме, если он начнёт всерьёз вырывать, не удержу. В башке щёлкнуло и я напал первым, прерывая сиплое бульканье новым поцелуем. Вкусно. Особенно, когда оно шевелиться в ответ.       Вот только что-то тут явно неправильно. Так горячо, охуительно. Я же должен был что-то другое делать? Или как-то не так. Ками, нихрена не помню.       Тело тряхнуло, когда Теме без особого труда вытащил свои руки из под моих коленей, чтобы призжать ближе к себе. Тело податливо растеклось под его горячими руками и я как-то весь расплавился, чувствуя, что в штанах у господина офицера кунай шевелится и об него очень прикольно тереться.       Губы парня, бывшие до этого какими-то очень осторожными и нерешительными, вдруг раскрылись шире, ловя мою нижнюю, всасывая и прикусывая, щекотно и смешно хлюпая. Усмешка захлебнулась, когда рука на шее сдавила до боли, а в рот скользнул горячий язык, оглаживая по нёбу, а потом ловко переплетаясь с моим.       Вторая рука вдруг обняла поперёк спины, а потом был рывок и я оказался снизу, с холодным асфальтом под пострадавшей спиной и нехилым таким пригрузом сверху. Зацепившись ногами за его бёдра, а руками за шею, я запрокинул голову, притераясь пахом, прислушиваясь к ощущениям. Учиханутый с вампирским садизмом впился в шею, с громким хлюпаньем втягивая и прикусывая кожу, вдавливая отбитыми лопатками в асфальт. Больно что-то. Аж, протрезвел.       Руки Теме зарылись под футболку, сдавливая бока, будто надеясь выдавить из меня стон погромче. Вспомнились всякие Сакуры-Сарады, потом мелькнула чья-то фигура за плечом Саске, пьяная отрыжка, мат и вот господину полицейскому всё же прилетело по голове бутылкой.       Удар был поставлен хорошо, но тот, кто его наносил стоял не очень твёрдо, так что, вырубив Учиху, тот упал сверху и тут из меня всё же выдавили звук, больше похожий на кряканье.       – Тише, сейчас я спасу тебя от этого злыдня писюкатого, Наруто-кун! Сейчас, сам только поднимусь… – причитал Энка, скатываясь вбок и начиная спихивать с меня мента.       Общими усилиями, конструкция была разобрана. Подышав чуть-чуть, полюбовавшись звёздами, сделав для поддержания градуса пару глотков из протянутой бутылки, я заметил:       – Надо теперь ещё как-то от свидетелей в лице мусорщиков избавиться.       – Мне насилие и убивание не близки, Наруто-кун, – признался сосед, забирая бутылку, но не ради глотка. а чтобы приложить её холодный гладкий бок ко лбу.       – Предлагаю поступить, как я с этим пытался. Споить по полбутылки вашей байды. Учитывая, что я уже не помню, чем руководствовался, когда полез на этого, – я слабо кивнул в сторону Теме, – память отшибает качественно.       – Заодно побалагурить можно, чтобы создать дружеские связи…       – И обзавестись компроматом, – веско добавил подоспевший Годзо.       Старик осматривал нас стеклянным взглядом, даже не пытаясь примериться, чтобы помочь подняться. Мы же, в свою очередь, не пытались подняться. Молчание немного затянулось, я подумал, что мусорщики могут свалить, пока мы решаем, кто их будет спаивать. Так что нужно хотя бы начать эту непростую дискуссию. Набрав воздуха, я спросил:       – И кто будет их спаивать?       – Ты, конечно, – тут же рыгнул Годзо.       Возмущение в воздухе не повисло, но мне было любопытно:       – Почему я?       – Потому что у меня с ними случился конфликт, а у Энки нашего траур по погибшему другу. Он у нас натура добрая, чувствительная.       – А что с ним случилось, кстати. С Ширушичи? – спросил я, поднимаясь.       Старик развёл руки и пожал плечами, начиная заваливаться назад. Я сделал выпад вперёл, снова запнулся о трещину в асфальте, и, вместо того, чтобы поймать старика, стал заваливаться на него. Он тут же закрутился, поддаваясь инерции, ухматывая меня за рукав порванной футболки. Кажется, пока мы шатались и пытались восстановить равновесие успели нарушить пару законов физики.       – Я же видел столько же, сколько и ты, – сказал старик, отпихивая меня от себя, кажется, считая, что так нам будет проще удержаться.       – Но он же ваш друг. Вот я и подумал, что вы что-то знаете, – буркнул я, прикидывая в голове план разговора с притихшими мусорщиками.       – Да, знакомый просто. И так, – старик ткнул пальцем на две обуглившиеся ноги, – Он раньше не делал. Я бы запомнил. Не делал же, Энка-кун?       – Нет, никогда. Только угрожал, что подорвёт всю деревню к чертям. Но он же вообще был довольно смелым в выражениях.       Мужчина всхлипнул, а я поковылял к мусорщикам, наблюдавшим за мной с опаской и тревогой.       – Да, говнюком он был. Вечно у него все должны либо ему, либо сдохнуть. Хорошо, хоть не пострадал никто, – бурчал за спиной Годзо, успокаивая пьяно расплакавшегося Энку.       – Так, господа, у меня к вам есть разговор. И дело, – с расстановкой, пытаясь изображать трезвость и вменяемость, сообщил я.       – Ага, – кивнул крановщик.       – О, так просто? – удивился я, привалившись плечом к кабине мусоровоза.       – Ну, ты только что ушатал Саске-сама. Вряд ли у нас есть выбор, ха-ха, – как-то очень нервно выдохнул водила, почёсывая висок.       – А, ну, да, – покивал я, чувствуя, что этот факт совсем не ложится на мою биографию. От попыток его осознать начинает побаливать голова. – Так, даттебайо, я, что хотел. Там комод валяется. Видите, – я махнул в сторону, а потом попытался вспомнить, где, собственно, комод.       – Да, поняли. Видел. Что с ним? – крановщик казался дядькой оч надёжным и собранным, так что я без страха поручил ему ответственное дело:       – Закинте к себе, ну, чтобы тут, у подъезда не валялся. И ещё надо бы эти… угольки… ну эти, – я кивнул туда, где продолжали дымиться ноги Ширушичи. – Надо бы тоже убрать. А потом помянуть. Всем вместе. понимаете? – кивнул я, начиная заваливаться вперёд.       Водила рефлекторно поймал меня, помогая восстановить равновесие, заглянул в глаза и вдруг отшатнулся, врезаясь в напарника, который козырнул и потащил мою несостоявшуюся зазнобу в сторону комода.       Итак, Теме в отрубе, рядом с ним, начали пьяно петь, повышая голос с каждым предложением, Годзо и Энка, мусорщики уже закинули комод к остальному мусору и сейчас старательно отскребают чёрные стопы Ширушичи от поплавившегося асфальта.       Возможно, кто-то здесь нарушил закон. Возможно, пару десятков законов. Возможно, это был я.       Надо выпить.       – Готово вроде, – отчитался крановщик, отряхивая сажу с рук.       – Так, отлично. Теперь помогите тем двоим дойти до моей квартиры. Она в этом подъезде, на первом этаже. Дверь оставлю открытой. И надо бы Саске-теме тоже затащить. И вон ту коробочку под лавочкой. И меня.       Кое-как, откровенно скверно анализирую обстановку вокруг, я добрался до своей хаты, начиная суетиться, чтобы организовать нам достаточно места для поминок. Со мной, придерживая за руку, поплёлся водила. Мужчина казался всё меньше напуганным и больше возбуждённым. Ему надо поменьше наливать, чтобы в штанах там всякое работало и вообще.       Потом подошли крановщик с Саске на одном плече и парочкой соседей у другого. Не, надёжный мужик. Надо бы и ему поменьше наливать, а то эта надёжность тоже неплохо так возбуждает.       Расселись по расстрелянным прямо на полу единственной жилой комнаты пледам и, не позволяя сомнениям взять верх, вскрыли все оставшиеся бутылки. Было их всего четыре, так что я с водилой пил из одной.       – О, это же типа, как непрямой поцелуй, да? – спросил я.       – А? – тот посмотрел осоловело, кивнул и сделал ещё пару глотков. Бутылку я от него отставил подальше, а сам пододвинулся поближе и положил руку ему на бедро.       Тот заметил, но ничего в ответ пока не делал.       – Так а что там с этим вашим факиром за фокус не удался? – поинтересовался крановщик.       Энка и Годзо обнялись и тихонько напевали себе под нос какую-то очень заунывную песню, не собираясь участвовать в разговоре. У них там своя тусовка.       – Сам не знаю. Всего два дня назад ключики от этой квартиры получил.       – А чего так? Вроде с чакрой у тебя всё в порядке, да и конечностей полный комплект. С башкой что-то?       – Да, нет. Вернулся с длительной миссии. А своего жилья у меня сейчас нет, вот и выдали на первое время, – в сотый, кажется, раз, рассказал я.       – Любопытно. Я тоже раньше этим занимался. Ну, там миссии, адреналин, кровища, – крановщик как-то глубокомысленно закрутил рукой в воздухе, – Но потом же ввели эту тему, что экзамен на Чунина нельзя больше трёх раз сдавать. Ну, и я понял, что карьерного роста мне не видать. Да и мне же уже под сорокет. Тут всё очевидно.       – Но ты же Учиха? – уточнил я.       Мужчина хмыкнул, сделал небольшой глоток, поморщился, потянулся к карману, одёрнул руку и заметил:       – Ну, Учихи тоже разные бывают. Я у своих родителей четвёртым был. А, короче, не помню сча, можно ли об этом рассказывать?       – Да мы всё равно ничего не вспомним, – отмахнулся я, перебираясь по бедру соседа чуть ближе к паху. Реакция есть, ответных действий нет.       – И то верно. Выпьем за это? – с хитрой улыбочкой предложил крановщик.       Я отзеркалил, выхватил из руки водилы бутылку, чокнулся с неожиданно приятным собеседником и сделал пару глотков.       – Вы чего чокаетесь? У нас же поминки! – возмутился Энка.       – Ой, – буркнул я, смущаясь.       Мужчина помотал неодобрительно головой, но больше не ругался, заметив, что я не от пренебрежения к чужой смерти, а чисто по невнимательности. Крановщику было пофигу, он продолжил:       – Учихам нельзя больше трёх детей рожать. Не от одной женщины точно. Наши клановые способности концентрируются и передаются первому ребёнку, потом вторые тоже часто сильные бывают, особенно, если у родителей чакры резонируют. Вот нашему нынешнему главе, – кивок в сторону Саске, – Очень в этом смысле повезло. Глаза у него вроде послабее, чем у нашего Хокаге, но зато здоровье и вообще Ян очень силён. Мне, как и многим другим в клане, так не везёт. У меня в семье только старший с сильными кеккей-генкаем был. А я так и не пробудил глаза.       – А почему такую профессию потом выбрал? – поинтересовался я, считая, что мы уже для любых вопросов ужрались достаточно.       – Да, затянул я со своими надеждами на пробуждение Шарингана. Профессию нормальную не получил, но завёл знакомства. Да и ты не смотри, что работа грязная. Почище, чем у шиноби. И платят получше, чем генинам, – без обядняков сказал мужик, чуть отсаживаясь от стремительно теряющих человеческий облик Энки и Годзо.       – Да, согласен. Генином я не раз думал, а не бросить ли всё, – признался я, поглаживая твёрдый член водилы через брюки.       – Но не бросил? – усмехнулся крановщик, снова протягивая руку к карману и одёргивая.       – Как видишь…       Я решил коротко рассказать о себе. Что сам из приюта, случайно прошёл отбор в элитный класс академии, перезнакомился со всеми звёздными наследниками селения, преисполнился ложных представлений о себе. Признался, что хотел быть хокаге.       – У тебя есть шансы. Ты же этого их Саму раскатал, как кутёнка! Я такого в жизни не видел! – вдруг вклинился в разговор Энка, которого, как и Годзо, кажется, мой рассказ заинтересовал и установилась странная идиллия.       Тяжело вхдохнув, я попытался придумать, как объяснить людям, что они всё неправильно поняли, но в голове такие вертолёты и блаженство витало, что я только рукой махнул, решая просто идти ровненько по хронологии.       Про свои неудачи на экзаменах я рассказывал в красках, совершенно не таясь. Оказалось, что все четверо моих собеседников слышали о пареньке, которого пришпилил в Суне громила из Облака. А крановщик сам тогда экзамен сдавал, но не смог с командой пройти второй этап.       Короче, после этого, когда вместо крови по нашим жилам начали течь Слёзы Хаширамы, а про Теме и о специфике наших обстоятельств уже никто, кроме меня, не помнил, компания в единодушном порыве мне посочувствовала, заставляя чувствовать себя неловко. Всё же долго я болтал.       Так что дальше я сжато рассказал о том, что экзамен по итогу всё же сдал, художником не стал, на миссии походил, на дерьмо посмотрел, особенно в последний раз. Энка скорбно икнул и громко зашептал Годзо, что меня бедного в тюрьму отправили и там насильничали.       Крановщик выругался, смачно харкнул в сторону Саске-теме, решая, что он тоже очень виноват, раз занимает руководящую должность, а потом, пусть пьяно, но очень ловко, вернул меня из неприятных воспоминаний в наши дни:       – И что, долго тебя не было?       – Три с половиной года.       – Нихерасе! Погодь, это же тебе сколько было, когда уходил? Тебе же на вид лет двенадцать!       – Ну, не двенадцать, – возразил водила.       – А ты помолчи, педофильская морда, – отмахнулся крановщик, поглядывая на мою руку на чужом бедре с явным неодобрением.       – Да мне уже скоро двадцать один. Просто рожей не вышел, детство голодное и в местечке я сомнительном отдыхал.       – Двадцать один? – нахмурился крановщик. – Нет, ну тогда немного понятнее, как ты нашего Саске-саму умудрился раскатать. Я вообще нихрена не рассмотрел, хотя опыта боевого нормально.       – Я же сказал, что он мне взрослым показался, – буркнул водила, наконец, приобнимая и притягивая к себе под крылышко.       Пахло от него немного так себе, да и сам я сейчас точно не цветочками благоухал, но нижняя часть тела требовала хотя бы минимального внимания.       – Кстати, может девочек позовём, раз все совершеннолетние? – предложил крановщик, понаблюдав за нашими телодвижениями со вполне определённым блеском в глазах.       – У меня траур, – икнул Энка.       – А у меня женщина есть. Могу познакомить.       – Тссс, Годзо, не начинай.       – Если делиться не планируешь, то не надо, – хмыкнул крановщик, принимая пьяно-расхлябанную позу и вытаскивая из кармана рабочей рубашки пачку сигарет, уточняя, – Могу тут покурить?       – Я тебе яйца отрежу, если хотя бы подумаешь что-то неприличное в её сторону. Она ангел!       – Да, только на плед пепел не стряхивай. Там, за спиной у тебя, в тумбе где-то должно быть что-то, исполнявшее раньше роль пепельницы.       – Ради Аматерасу, хватит об этом. Мужики не поймут, – успокаивал разозлившегося друга Энка.       Крановщик извернулся, выдвигая первый попавшийся ящик, тут же натыкаясь на щербатую чашку без ручки. Рука водилы соскользнула по пояснице под резинку шорт, тут же грубо раздвигая пальцами ягодицы и пробираясь к дырке. Я старался не думать, сколько там грязи – везде – прикусил губу и шумно выдохнул от кайфа: кожа у него грубая, охуительно царапает по мягкой коже промежности.       – Не, ну странно как-то одну звать. Ещё перепугается, – рассуждал крановщик, прикуривая и вдруг замирая взглядом на уложенном в уголочке Саске-теме.       Я тоже глянул, подметил, что даже в таком состоянии он выглядит весьма привлекательно, малось струхнул, как бы чего совсем плохого не случилось, особенно в текущих обстоятельствах, и потянулся к ушку уже почти состоявшегося любовника, чтобы предложить:       – Слушай, а давай на троих сообразим, а то я за твоего напарника переживаю?       – А ты сразу с двумя справишься? – лицо мужчины исказила довольно неприятная развязная усмешка.       – Вот и узнаем, м? – мурлыкнул я в ответ, концентрируясь на проникающем на сухую пальце.       – Ну, давай. Эй. к нам хочешь? – спросил водила у наблюдавшего за нашими переговорами крановщика.       Тот медленно кивнул и предложил:       – Только давайте через душ. А то я так то вообще не по мальчикам, а ты, уж прости, как из помойки вылез.       – Отличный план. Годзо, Энка, присмотрите за этим? – спросил я, поднимаясь.       Мужики оторвались от своего разговора и, положа руку на сердца, поклялись глаз с Теме не сводить. Если их не срубит, конечно.       Только выпрямившись, я, как и мои гости, сумел осознать степень своего опьянения. Стоять вертикально без дополнительной опорой было решительно невозможно: мир крутился по непредсказуемой траектории. Врезавшись в стену, я едва успел повернутся и выставить руки, чтобы поймать водилу и помочь ему пройти в коридор через очень узкий дверной проём. Дальше был крановщик, который, во-первых, сидел дальше, отчего его путь был явно сложнее, а, во-вторых, вдруг показался каким-то гигантским.       – Мамочки, – пискнул я, зажмуриваясь, когда его заваливающееся тело загородило мне свет.       Но боли от расплющивания не было, зато были хлопки по бокам. Приоткрыв один глаз, я увидел, что мужчина успел выставить руки по бокам от моей головы, удерживаясь самостоятельно.       – Опыт, кисуль, – хмыкнул он, проползая на выход самостоятельно.       До ванной мы кое-как доползли, заваливась, ломая тумбу в прихожей и хохоча всё громче. Вопреки тому, что я стартовал последним, на финише оказался первым и тут же стал отдирать от себя грязную порванную одежду, срывая подзажившие болячки на спине и плечах.       Водила рухнул на унитаз, продолжая хохотать, посматривая на меня с явным любопытством. Крановщик привалился бедром к раковине, приходя в гармонию со вселенной, достал пачку сигарет и закурил ещё одну, рассматривая меня краем глаз.       Так, ну контакт есть. Осталось только отмыть свои почерневшие после расхламления хаты и всего остального телеса, а то обидно, даттебайо, что они тут сомневались в пригодности моей тушки к разврату.       Да, я действительно не менялся с тех пор, как освоил сен-чакру. Только похудеть умудрился ещё сильнее. И в свободной одежде мог казаться совсем мелочью, но, даттебайо, мне всё же физически было почти семнадцать. Не двенадцать!       Горячая водичка под хорошим напором легко смывала с меня грязь и кровь, собираясь под ногами буро-коричневой жижей, с неприятным бульканьем убегая в износившуюся канализацию.       Мужчины о чём-то переговаривались, мелодично шумела водичка. Волосы промылись со второго раза и стали приятно поскрипывать между пальцев. Я выдавил себе дешманского геля для душа с ароматом чёрной орхидеи – он единственный был по акции.       Лицо, шею и уши я промыл шампунькой, так что сейчас стал растирать плечи и грудь, довольно быстро спускаясь ниже. Голоса рядом притихли, я приоткрыл один глаз, привалился спиной к кафельной стене, ловя по очереди внимательные взгляды. Правильно, смотрите на меня.       Несмотря на бившее по вискам желание, было волнительно. Огладив лобок, я пару раз провёл по напряжённому члену, потом взялся второй рукой за мошонку, перекатывая яички, стыдливо, но старательно подмываясь. От алкоголя и возбуждения стало совсем тяжело дышать. Я разомкнул губы и вдохнул через рот. Сжал крепче головку, позволил сбежать тихому стону.       Колени задрожали, я переступил с ноги на ногу.       Крановщик затушил сигарету о раковину и снял рубашку, оголяя роскошное мускулистое тело. Водила немного тормозил, следя за мной не моргая, сжимая свой член через брюки. Чёт, стрёмно немного. Но алкоголь горел по венам и шептал, что всё будет хорошо и даже лучше.       Уперевшись в стену, я медленно развернулся к комнате спиной, проследив напоследок за тем, как крановщик расстёгивает брюки. Поставив ноги на ширину плеч, я упёрся локтем в кафель, другой рукой собрал пышную пену с груди, перевёл руку к пояснице и потянулся выше, продолжая двигаться снизу вверх. Рука дотянулась до лопаток, а потом на меня легла тень. Боковым зрением я заметил, как мускулистая загорелая рука потянулась за тюбиком с гелем для душа. Ещё пара секунд, и они легли мне на плечи, приятно сдавливая, массируя.       Для надёжности, я упёрся в стену второй рукой и просто наслаждался.       Крупные ладони опустились чуть ниже, синхронно оглаживая лопатки круговыми движениями, растирая кожу. Потом скользнули к подмышкам, заставляя чуть шире развести локти, щекотно натёрли бока и поднялись вверх, до тонкой кожи около плеч и дальше, к локтям. Обхватили, потянули вверх, одновременно надавливая, вынуждая прижаться к стене грудью. Задница сама собой оттопырилась, из-за чего мошонка приятно отёрлась между ног. Я повёл бёдрами, усиливая трение.       – Терпение, кис, – тихо хмыкнул мне на ухо крановщик, отпуская руки и с нажимом скользя по ним вниз через всю спину, исследуя изгиб позвоночника и рельеф рёбер, почти смыкая руки вокруг талии, и дальше скользя с большим нажимом больших пальцев посреди спины, проникая после копчика в ложбинку между ягодиц.       – Да… – выдохнул я, подаваясь бёдрами назад.       Мужчина понятливо сжал ягодицы посильнее, разводя в стороны, потом разминая, проникая чуть ниже, проходясь большими пальцами по промежности до мошонки. Мышцы таза пережало, член дёрнулся и коротко, но обильно выплеснул сперму. Чёрт, я так в жизни не кончал.       – Нихера, ты чувствительный, – искренне восхитился крановщик, хотя голос у него был настолько хриплым, а в ушах стучало так громко, что я едва понимал, что он там говорит.       – Угу, – кивнул я, прижимаясь щекой к стене. В глазах потемнело, во рту пересохло. Захотелось спать.       Чужие руки исчезли, сбоку зазвенело, я глянул одним глазом – крановщик снял лейку с держателя и настраивал воду.       – Можно я? – неожиданно робко попросил второй, о котором я, к своему стыду, подзабыл.       – Можно? – уточнил крановщик.       Я кивнул, не меняя позы и не открывая глаз. Только после этого мужчины устроили пересменку. Снова зашумела вода, запахло табаком. Курит. А ведь не кончил. Интересно, сам потом подрочит или заставит отработать?       По пояснице забили тёплые струи и спины коснулись очередные руки. Более тонкие, неуверенные, но всё ещё чертовски приятные.       Я зевнул, рассуждая, что мне оба расклада интересны, тем более, что сонливость скоро исчезнет и, скорее всего, трахаться захочется намного сильнее. Вообще-то уже хочется.       Я расставил ноги чуть шире, когда между ягодиц, старательно подмывая, скользнуло ребро ладони. Потом лейка вернулась на держатель, водичка затихла, снова запахло орхидей и скользкие руки стали намыливать бёдра, ягодицы и между ними, иногда добираясь до члена чтобы приласкать.       – А можно внутри гелем мыть? Или как это делается? – вдруг растерянно спросил парень, массируя вход, который уже был достаточно разогрет, чтобы даже без растяжки немного раскрываться навстречу прикосновению, ловя скользкую фалангу большого пальца.       – Не знаю. У меня, если получалось даму уломать на анал, обычно крышу сносило и я не парился. Просто резинку натягивал, а там потом так охуенно, что уже похер, насколько грязно. А ты как обычно поступаешь, кис?       – М? – отозвался я, пытаясь незаметно насадиться на палец. – Я чист. Можно снаружи и неглубоко внутри промыть от пота там и всякого такого.       – Так ты подготовился? Типа с клизмой прямо? – удивился крановщик.       Я просто кивнул. В целом, итог один.       – То есть я могу с гелем внутрь залезть? – уточнил водила.       – Ага, – кивнул я.       – Только промой потом хорошенько, – вдруг заржал крановщик, с трудом формулируя мысль, – А то потом.. хаха, трахать будешь, а от-туда, ха-ха-ха, пузырьки начнут… и, не знаю, ха-хахахаха… ржачно будет…       Я тоже заржал, довольно правдоподобно представляя себе эту картину, а потом чуть не ёбнулся, когда внутрь скользнул палец, как-то подозрительно ловко находя все нужные точки. От наслаждения стало нечем дышать, а потом он толкнулся ещё раз, вдавливая меня изнутри пальцем в стену. Что-то в груди лопнуло и лёгкие породили громкий, почти болезненный, стон.       – Эй, полегче. Тебе же сказали, парень только с зоны, – одёрнул коллегу крановщик и, кажется, оттолкнул его от меня, потому что последняя опора пропала и я водичкой стёк на дно душевой, запоздало оправдывая парня:       – Нормально всё, просто он попал, куда надо, и я, кажется, снова кончил. Охуенно.       – Точно?       – Да, да, – кивнул я, закидывая мокрую чёлку назад и глядя на мужчин своими честными синими глазами, не забывая откровенно ошалело улыбаться.       – Ладно, – мужчина вернулся к своему месту у раковины, поглаживая пару раз член, а потом снова закуривая.       Интересно, а когда все успели раздеться?       – Давай помогу, – водила, хотя сам пошатывался, довольно легко смог поднять меня на ноги и развернуть к себе спиной, – Слушай, а можно я тебя сейчас быстренько сполоснусь и трахну, а то уже больно терпеть?       – А пузырьки? – спросил я со смешком.       – Да похер. Так что?       – Давай, – кивнул я.       Мужчина снова взял лейку, смыл мне с ног и задницы пену, потом залез в душевую и предложил:       – А давай на брудершафт? Я тебе попку помну, раз так нравится, а ты меня помоешь?       – Так вот как это называется? – хмыкнул я, смущённо, кажется, начиная трезветь от алкоголя и недотраха. – Давай. Только неудобно, наверно, будет…       – Ничего, притрёмся, м? – спросил он с мягкой улыбкой, подходя чуть ближе, так что его член стал касаться моего живота, и протянул лейку.       – Угу, – кивнул я, улыбаясь в ответ, забирая, направляя ему на грудь и касаясь.       Парень был жилистый, явно сексуально озабоченный, немного стеснительный, но умеющий порадовать мальчика, потому что вёл себя довольно уверенно после первого успеха, обхватывая меня за ягодицы и начиная массировать вход с двух сторон, легко проскальзывая внутрь пальцами. Даже странно, что в вопросах геля в заднице оказался таким робким. Хотя тут другое, наверно.       – Хорошо тебе так? – спросил он, наклоняясь поближе.       – Да, очень, – ответил я, чувствуя, как возбуждение снова начинает затапливать мозг. – И можно посмелее.       – Хорошо. Кусайся и кричи, если будет что-то не так.       – Ага, – усмехнулся я, смелее спускаясь рукой к его члену, сразу сжимая ствол и начиная надрачивать.       Руки на заднице дрогнули, парень зашептал мне в шею:       – Да, малыш, вот так.       А потом поцеловал и проник внутрь двумя пальцами, снова легко находя нужно место, начиная его массировать. Словно видел… а, так вот зачем он глазками светил. Реально видит, куда надо давить. И целует приятненько так.       – Хорошо, – выдохнул я, отпуская ствол и пробираясь пальчиками ниже, к мошонке, обхватывая и начиная массировать, привыкая к её весу.       – Слушай, ты, вроде, податливый. Может уже можно? – спросил парень, прокручивая пальцы внутри.       У него был не такой большой, да и внутри всё горело, так что я уверенно кивнул. Он перехватил у меня лейку, выключил воду и вытянул из душевой.       – Но вы не жестите, мальчики, – хмыкнул крановщик, проходя в сторону душевой, останавливаясь около меня, чтобы наклониться и табачно-влажно поцеловать. Облизав губы, он отстранился, несильно шлепнул по бедру и сам шагнул в душевую.       Водила мягко потянул к себе, перехватил второй рукой и поставил перед раковиной. Я схватился за её край обеими руками, поднял взгляд к зеркалу и увидел в отражении, как парень за спиной, глядя вниз, сплёвывает густую слюну. Копчик захолодило от влаги, потом скользнули пальцы, размазывая между ягодиц и вокруг ануса, чуть проникая внутрь, когда на выдохе вход раскрылся, тут же заглатывая смазку. Ками, будь я чуть трезвее, мне было бы жутко стыдно за подобное поведение своего тела. Как хорошо, что я всё ещё в хлам.       – Сухова-то. Можешь сплюнуть, – парень поднёс ладонь к моим губам.       Вообще, у меня уже был сушняк, но немного слюны собрать получилось. Стараясь не задумываться, я сплюнул, а потом, поймав свой поплывший потемневший взгляд в отражении, смутился и покраснел от корней волос до сосков.       Мою слюну, судя по звукам, парень размазал по собственному члену, а потом ткнулся им в анус, упираясь второй рукой в бортик раковины рядом с моей рукой. Я выдохнул, чувствуя, как он наваливается, вдавливая головку внутрь, растягивая сильнее. Жгло и распирало, но протолкнуться не получалось. Я уже успел испугаться, что не получится, но парень чуть подался назад и снова приник к дырочке, которая опять сначала раскрылась, а сжалась уже после того, как головка проникла внутрь.       Я резко выдохнул, зажмурился, перехватил одной рукой его запястье, другой потянулся назад, цепляясь за жилистое бедро, пытаясь просто удержать на месте.       – Эй, расслабься. Ты молодец. Поставь только ножки чуть шире и попку посильнее оттопырь, давай, – той рукой, которой он до этого напрявлял свой член, теперь сжал мой бок, давя большим пальцем на поясницу.       Я пока не шевелился.       Парень очень тяжело дышал и, кажется, терял контроль. Его взгляд метался по моим шее, плечам и вниз, туда, где его член продолжал потихоньку проникать внутрь, лишая дыхания и больно обжигая слишком сухой вход.       Я хотел позвать крановщика, но понял, что не помню, как его зовут. А потом водила впился дрожащими губами мне в шею, влажно и хаотично целуя, уговаривая расслабиться. Рука с бока скользнула вперед, по животу к лобку, члену, постепенно обхватывая ствол и мошонку одной рукой и чуть сжимая. Это было хорошо, но насладиться не получалось, потому что я всё ещё чувствовал, как он распирает меня изнутри. Отпустив его бедро, я перехватил его за руку, ласкающую меня спереди, запрокинул голову ему на плечо, всё же расставил ноги чуть шире и, задержав дыхание, прогнулся, из-за чего сам сильнее насадился на член.       Это было неприятно и я чувствовал себя большим молодцом, уверенный, что сейчас будет небольшая передышка, но парень судорожно дернулся бёдрами вперёд, вжимая меня в ледяной край раковины, а сзади в внутри было наоборот очень горячо. Я тихонько проскулил, пытаясь понять, что я чувствую, не порвал ли он меня?       – Тш, не сжимайся так, малыш. Ты молодец, – прошептал он на ухо, стирая с щеки влагу. – Прости, у меня крышу сносит. Я вообще не могу терпеть, ты такой сладкий, такой горячий и податливый. Потерпи меня, пожалуйста, чуть-чуть, а потом я залижу свою вину, хорошо? Тебе когда-нибудь лизали попку? Конечно, лизали. Она у тебя такая охуенная… – пока он болтал, я чуть привык и реально возбудился, плавясь от его слов, представляя, как с садистким удовольствием сяду ему на лицо и буду сидеть, пока он на самом деле не “залижет свою вину”.       – Могли бы и смазку поискать, животные, – прокомментировал нашу ситуацию вышедший из душевой кабинки крановщик.       Справедливо.       Нет, конечно, это не я себе жопу рвал, но я был не против этого вплоть до того момент, когда только святой сумеет остановиться. Даже как-то полегче стало от признания собственной поспешности.       – А у тебя есть? Смазка? – спросил водила.       Я сначала подумал, что это он у напарника интересуется, но потом он потрепал меня по мошонке, привлекая внимание, пока я просто пытался дышать и заставить тело работать так, как надо, а не как должно.       – У меня? Нет, я же только заселился. Да и денег мне только на еду дали, так что…       – Понятно. Сигаретку? – предложил крановщик.       – Да, давай, – кивнул я.       Тот закурил, пока водила пытался вытащить из меня свой член и потрахаться уже, а я его сжимал и медитировал.       – Держи, – я потянулся доверчиво, совсем не ожидая, что мужчина захочет доставить мне ещё больше сомнительных ощущений.       Он перехватил меня за запястье, резко дёрнул на себя, вытаскивая из-под прижавшего к раковине водилы. Я рефлекторно сделал шаг, чтобы не упасть, и в этот момент наша с водилой “связь” разорвалась под общий болезненный стон. Ножки подкосились, но рухнул я в объятия ржущего крановщика.       – Всё, моя принцесса, – хмыкнул он мне за спину.       Я обернулся и, охреневая от коктейля ощущений, заметил, что водила тоже плачет, но больше от злости, хватаясь за пострадавшую конечность, то есть хуй.       – Ебанутый! – крикнул он.       Раздался стук в дверь ванной и неловкий вопрос Энки:       – Это, ребята, а у вас там вообще всё в порядке?       – Да, всё пучком, – ответил крановщик, продолжая довольно посмеиваться.       – Хорошо, что у гостей всё хорошо, – кивнул Энка, не теряя напряжённости в пьяно заплетающейся речи, – А Наруто-кун как себя чувствует?       – Наруто-кун? – спросил он.       – Нормально со мной всё, – ответил я, потому что, по сути, было реально нормально. Хотя дальше могло случиться вообще, что угодно.       – Вот, замечательно, – расслабленно выдохнул Энка, а потом оповестил, – Там Годзо поплохело и мы тебе малось пледик один запачкали. И второй немного. В общем, нам бы к белому брату пообниматься, а у вас тут как-то очень серьёзно, так что мы к нему пойдём! Ежели ещё все вместе посидеть захотите – заходите. Дверь там открыта.       – Да, хорошо, – крикнул я, чуть млея от того, как крановщик стал поглаживать меня по животику. Хорошо у него это получалось. Точно дома кошак есть. Натренировался.       – Ну, мы пошли. И прости за плед, мы потом отстираем!       – Да, ладно. Всего хорошего! – пожелал я.       Продолжая млеть под поглаживаниями и от отпускающего напряжения в перетянутой заднице, я прислушался, как две пары ног проковыляли на выход и, не забыв закрыть за собой дверь, под велеречивые матерные обороты Годзо, удалились.       – Кажется, мы остались одни, да? – спросил крановщик и ущипнул за бок, пуская по телу мурашки.       – Кажется, – кивнул я.       – Тогда, предлагаю перебраться в комнату, м?       – Ага, – кивнул я, не успев осознать, чем мне всё это будет светить, а потому и идти не торопился, но меня стали нежно и неотвратимо подпихивать сзади.       В коридоре меня на пару секунд прижали к стене, кажется, случайно, но потом очень неслучайно засосали, облапав за бедро и куснув за ключицу.       Вопреки стойкому ощущению, что в моей необычной спальне без единого спального места никого не должно было остаться, кое-кто всё же в уголочке валялся.       – А про теме я и забыл, даттебайо, – выдохнул я, расстроенно, вдруг озадачиваясь вопросом “что делать, когда этот Учиха очнётся?”.       Да и какова вероятность, что удар и количество алкоголя окажут достаточное воздействие на его память, чтобы он забыл всё то, что нам нужно, чтобы он забыл.       Короче, я прямо озадачился, немного теряя блудливый настрой, но не решая озвучить сомнения вслух – проблема-то вообще не моих гостей. Они тут вообще вроде как заложники. Ками, что мы вообще натворили? Чем я думал, даттебайо?       Крановщик снова стал гладить меня по животу, иногда лаская член, одновременно склоняясь к шее, выцеловывая и слегка покусывая – скорее просто прихватывая зубами кожу, умело пуская по нервным окончаниям дрожь.       – Так, я прямо чувствую, как ты думаешь не о том, кис, – горячее дыхание кайфово пощекотало влажную от поцелуем кожу около ушка, и я даже подумал поделиться своими сомнениями.       Повернулся в объятиях лицом к мужчине и уже хотел сказать, как в комнату ввалился водила и удивительно ловко пристроился ко мне сзади, тут же начиная вылизывать плечи и шептать очередные возбуждающие пошлости:       – Я тебе не только попку вылижу, а всего тебя, – в подтверждение своей сладкой угрозы, он закинул мою руку назад, себе за голову, и широко, мокро, со вкусом облизал подмышку.       Так, я там что-то хотел сказать?       – Ещё.       – Сейчас, малыш,       – Конечно, кис.       И, даттебайо, как охуительно быть вылизанным в два языка!       Сначала были подмышки, потом такая чувствительная кожа с внутренней стороны рук, потом один переключился на губы и шею, а второй скользнул ниже, и, как обещал, широко раздвинув ягодицы, впился в анус, вылизывая вокруг, доставая даже до мошонки, врезаясь носом в дырку, щекоча кончиком языка, раздразнивая и накаляя чуть колючими от суточной щетины щеками и подбородком, а потом, будто сговорившись, в меня стали вбиваться языки. Один скользил по в глотку, другой змеился в горящем анусе… я чуть не захлебнулся от слюней и восторга.       – Сладкий, – сказали мне в губы.       – Охуенный, – прямо по дырке.       – Сможешь принять два члена? – прошептал один, скользя губами по шрамику на щеке.       – Один в попку, а второй в ротик? – полувопросительно проговорил второй, снова облизывая дырку, сжимая руками ягодицы так, что я уже почти сидел на его руках.       – Ага. У нашего котика такое податливое горлышко, – заметил первый, гладя по шее, щекоча шершавыми пальцами вокруг кадыка.       – Мяу? – отозвался я, готовый ко всему, что могут предложить мне эти двое.       – Согласен, киска.       – Иди ко мне, – потянули снизу.       Коленки подогнулись, но две пары рук довольно легко опустили меня на пол, переворачивая в коленно-локтевую, заботливо просовывая под конечности пледики, чтобы помягче было. Между широко расставленных ног стало прохладно, чуть заломило поясницу от сильного прогиба.       – Давай, вставляй. Я пока подожду, чтобы привык.       Между ягодиц снова упёрлось что-то крупнее и горячее пальцев. Я вспомнил, как неприятно это было в ванной и даже почти напрягся, но головка легко, как и весь член проскользнул в вылизанную мокрую дырку, давая немного огонька и дохуя кайфа, сильно распирая, но не царапая по сухой, заполняя, но не разрывая, проходясь последней третью длины по этой точке внутри, вырывая протяжный сухой стон.       Наверно, слишком громкий: меня ударили по губам. Я поднял взгляд, и увидел за толстым членом где-то сильно выше лицо с горящими глазами. Снова шлёпнуло по губам, а я попытался поймать, но мужчина немного отстранился, скользя влажной головкой сначала по одной щеке, до уха, потом обратно, оставляя склизкий холодный след, снова по губам, но тут я успел его поймать высосав тяжёлую мускусную каплю, потом меня отвлекло движение сзади, стало пусто и холодно внизу живота, губы дрогнули, отпуская второго, он скользнул по другой щеке, снова вторя линии одного из шрамов, до виска, потом обратно… я приготовился его поймать, мне очень понравилась игра.       Вот, сейчас…       Пустота сзади сменилась наполненностью, пробивая через задницу по голове. Толчок был такой резкий, что даже руки на талии не удержали и меня мотнуло вперёд так, что я врезался носом в волосатый лобок.       – Эй, полегче. Не торопись. Смакуй его, – голос сверху щекотал обертонами по беззащитной спине.       Если бы у него было желание убить меня…       По затылку скользнула рука, медленно собирая волосы в горсть и осторожно оттягивая назад. Да, мне оказалось чуть удобнее стоять, упираясь лицом в чьи-то гениталии. Запястья, если честно, уже побаливали. Как и поясница. Как и бёдра. А ещё яйца пиздецки тянуло.       Но так приятно грели руки на талии, и круто ощущались пальцы в волосах и член, дрожащий на губах. Снова фрикция сзади, но рука на затылке удерживает, не даёт взять в рот.       – Нежнее. Не торопись. А то кончишь, а мальчика оставишь неудовлетворённым.       – Сам разберусь. Я хотя бы вижу, куда трахать.       – Ты, бля, не пизди.       Оба мужчины напряглись и перестали двигаться. В воздухе ощущалось напряжение. Я чуть вильнул бёдрами и попросил:       – Ещё.       Чакра успокоилась, сзади последовала короткая неторопливая фрикция, по щеке погладили, потом подхватили подбородок, заставляя сильнее запрокинуть голову, максимально выгибая шею.       – Открой ротик.       Было сложно, пока рука фиксировала челюсть, но я смог.       – Покажешь язычок?       Я вытащил, задевая член, который прямо под носом источал аромат чистой похоти. А потом сзади снова было движение, но такое тягучее, полнотелое, совершенно неземное, что я весь сжался и застонал. Мне реально никогда не было так охуенно.       И это чувство не исчезало. Оно чуть притуплялось, когда было движение назад и снова нарастало с пугающей амплитудой, при поступательном. По языку пару раз ударили дразня, а потом, наконец, он двинулся вглубь, словно по неправильной горке, скользя вверх, проникая внутрь, врезаясь в нёбо, изгибаясь, поддаваясь анатомическим изгибам, доходя до глотки, чуть поддавая назад, вместе с поступательным движением сзади, от которого меня снова пробило дрожью, но рот я держал широко открытым.       Рука с челюсти снова переместилась на затылок, перехватывая за волосы, чуть надавливая, но больше массируя, потому что я и сам хотел почувствовать его в глотке. Пульсирующий, обжигающий, заполняющий до предела, так, что даже носом тяжело дышать.       – Губки сожми посильнее, – раздалось сверху.       Я посмотрел вверх, послушно выполняя приказ, с трудом вдыхая, чувствуя, как горят глаза, как круто ебёт сзади, как болят перенапряжённые и вывернутые мышцы, как пропахло всё концентрированным сексом.       – Бляя… – протянул владелец члена в моём рту и надавил на затылок, вбиваясь в глотку до конца, снова втыкая лицом в жёсткие черные волосы на лобке.       Кажется, я немного сжался, член сзади двинулся резче, сильнее пробивая по простате. Горло задрожало от невысказанного стона, вибрируя по члену,       Сверху раздался стон, а потом меня дёрнули за волосы назад. во рту стало пусто, в нос снова ударил мускус, смешанный со слюной, алкоголем и табаком. Сзади снова толчок и движения стали нетерпеливыми, амплитудными. Всё тело онемело снаружи, пока внутри истово бил огонь. Я уже не понимал, мне плохо, или хорошо.       В рот просунули два пальца, фиксируя челюсти, живот горел, голова не соображала, по ушам били влажные хлопки тела о тела, в глотку снова проник член, но не замер, а стал сразу быстро и грубо вбиваться, царапая горло. Я попытался переставить руки с ладоней на кулаки, потому что очень болели запястья, но поскользнулся на чём-то, теряя равновесие, но меня удержали за волосы, челюсть и бёрда, хватка на которых было совсем немилосердной, как и громкость, с которой меня трахали, кажется, сразу везде. И было прямо тяжело. Ещё немного и…       Обожгло пищевод и я испугался, что меня сейчас всё-таки вырвет. В глотке стало пусто, но мокро, по губам тоже что-то текло, а потом в лицо плеснуло горячей густой спермой. Тут же руки с талии переместились на поясницу, вдавливая в пол. Член сзади стал разъёбывать по дырке натурально до звёзд в глазах и потери базовой способности дышать. Подавившись спермой, я закашлялся, напряг случайно кишку и член в ней. С громким стоном на меня рухнуло влажное от пота тело, размазывая по полу, давая, наконец, разогнуть поясницу. Внутри было дурацкое ощущение, как в детстве, когда выпьешь прокисшего молока. А потом бедра вбились в пол, на головке члена натянулась до предела шершавая складка шерстяного пледа, дразня уретру и что-то внутри щелкнуло… будто дамбу прорвало… и было так охуенно, что я не сразу понял, что не кончил, а обоссался, даттебайо.       Попытка прекратить безумие не привела ни к какому результату. Лужа подо мною становилась всё больше, запах мочи сильнее, тело сверху тяжелее.       Сен-чакра сама рванула внутрь, помогая выскользнуть из-под тела водилы и избежать рук крановщика, который явно был готов уснуть прям так – в собственной конче и моей моче. Ха-х. Так, бля, даттебайо, мы с этим, нахуй, разберёмся.       – Добе, ты как? – раздалось сзади, едва я смог встать на те две конечности, которые ближе к заднице и всё ещё ссущему члену.       Кажется, моё сердце остановилось.       В темноте спальни, пропахшей мочой, спермой, потом и рвотой, я медленно перекинул голову через плечо, замирая взглядом на взволнованном бледном лице Теме.       – Я сейчас… всё будет нормально, – говорил он, не отводя от меня взгляда, пытаясь подняться. У него неплохо получалось. Даже, можно сказать, очень хорошо.       У меня же, видимо, выработался рефлекс.       Шаг, второй, по ногам пробила судорога, коленки снова подогнулись, я начал падать, прямо на едва успевшего подняться Саске. У него тоже были рефлексы. Он меня поймал, замер, а потом, чуть заторможенно, потянул к себе, перехватывая под поясницей, мимоходом закидывая мои руки себе за шею, после обнимая второй рукой, крепко прижимая к себе и, глядя косо, но взволнованно, спросил:       – Ты как? Тебе нужна помощь? Врачей, моя?       Он перехватил меня одной рукой, поставил ноги чуть шире, находя равновесие, погладил по щеке, глядя как-то мутно и взволнованно.       – Нет, – ответил я, хмурясь и надеясь, что уже перестал сквиртить, а потом вспомнил о своих переживаниях, касательно того, насколько хорош был мой план по устранению каких-то следов… – Да. Мне нужна твоя помощь, – проговорил я тихо, едва выдавливая через охуевшее горло звуки. От нереалистичности ситуации хотелось заржать, но я всё ещё боялся, что продолжаю ссать на крутые ментовские ботинки.       – Я сделаю для тебя всё, – выдохнул этот Теме, перехватывая меня за локти. Так было меньше неловкостей в связи с тем, что я полностью обнажён, а он полностью одет, но всё ещё неудобно. Хоть ссать перестал, вроде.       – Давай присядем, – предложил я для начала.       – Здесь?       – А где ещё?       – Где угодно, Добе.       – Давай пока здесь, – отмахнулся я, примеряясь к подоконнику, – Туда давай.       Учиха сумел оценить преимущества выбранного мною места гнездования и помог дойти до него.       – И бутылочку подай, – попросил я, указывая в сторону той тары, в которой наблюдалось наибольшее количество слёз одного мудака.       Саске уверенно наклонился, поражая своей координацией, но потом чуть не пропахал носом тот самый заблёванный пледик, снова проявляя чудеса – теперь – гибкости, умудряясь удачно оттолкнуться от угла тумбочки и пола самыми кончиками пальцев, подхватить нужную бутылку, выпрямиться и вернуться ко мне уверенной походкой по S-образной траектории. Круто.       Я забрал бутылку, понимая, что слишком трезв, чтобы разгребать то дерьмо, которое затеял, будучи куда более пьяным. Или нет. Но выпить надо.       Слёзы Хаширамы больно царапали по повреждённому горлу, но мозги проясняли.       – Ты тоже выпей, пожалуйста, – попросил я, протягивая Теме бутылку.       Он перехватил, задевая кончиками пальцев мою ладонь, а потом вдруг заметил:       – Мне было вкуснее пить с твоих губ.       Я сжал пальцами край подоконника, понимая, что он помнит.       – Эй, я пошутил, – хмыкнул Учиха и сделал глоток. Я следил внимательно, убеждаясь, что жижи поубавилось, а краснота на лице была не наигранной.       – Пошутил? – холодно уточнил я.       – Прости.       – За что? – подозрения крепли.       – У меня сейчас в башке полный шлак, а тут явно что-то случилось. Я не подумал, что моя шутка может задеть по больному. Прости, – Учиха грустно выдохнул, самостоятельно прикладываясь к бутылке.       Таким лиричным я его ещё не видел. Он вообще постоянно казался каким-то незнакомцем.       – Забей. Просто пей, – попросил я, зачарованный тем, как красиво он скрестил длинные ноги в тёмных брюках.       – А что потом?       – Посмотрим, – ответил я, переводя взгляд на двух гостей, активно притворяющихся спящими. Хотя, кажется, реально спят.       – С тобой никогда не бывает просто, – выдохнул Саске, снова делая три больших глотка.       Так, кажется, он сейчас ужрётся в сопли. Это хорошо, потому что тогда магия забытия обязана сработать. Но что-то беспокоило.       – Так что… я могу… сделать… для тебя? – медленно спросил Саске, пытаясь спрвиться с потяжелевшим языком.       – Выпей ещё, – ответил я, чувствуя сразу и облегчение, когда он послушно поднес бутылку к губам, и сожаление, что так пользуюсь его доверием, и страх, что доверие наигранное и бухло он сливает себе за ворот.       Он сделал ещё два глодка, поморщился, уточнил:       – Теперь я достаточно хорош для тебя?       Голова к плечу, чёрные глаза беснуют, дыхание прерывистое – пьяное. Убедительно. И всё же я бы усугубил. Потянулся к нему, то есть к бутылке в его руке, а он от меня, то есть бутылку от меня. И я не сообразил, пока не врезался подбородком ему в грудь, тут же отстраняясь, соскальзывая с подоконника, пытаясь догнать руку с бутылкой. Теме усмехнулся, поднял её над головой. Не моей. А я стоял, как дурак, совсем голый, между его ног, пытаясь на мысочках дотянуться до цели, до которой ещё с полметра оставалось.       – Думаешь, я этого не сделаю? – спросил я, облизывая пересохшие губы.       Теме чуть пошатнулся, широко улыбнулся и выдохнул мне прямо в губы:       – На самом деле, я надеюсь, что ты это сделаешь…       Кажется, он в хлам. Как я. Как все в этом доме. Это сильно упрощает дело. Хмыкнув, я обнял его за шею, подтянулся и забрался на бёдра, оказываясь выше, тут же соскальзывая с узкого подоконника, больно царапая стёртые колени. Но Теме поймал меня за бедро. Чисто по-дружески.       В ушах снова зашумела кровь, стало жарко.       Глаза пьяно блестели из-под длинных ресниц, пухлые губы тянули понятливую усмешку, запах его одеколона бил по поплывшим мозгам, рука на бедре, там же, где пару минут назад сжимал кое-кто другой, при совершенно других обстоятельствах.       При других…       Внутри стало томно, ушло напряжение. Я гибко, не стесняясь опираться на удерживающую руку, потянулся за бутылкой. Не я начал эту игру. Не мне её прекращать.       Саске перестал улыбаться. Он запрокидывал голову, отклоняясь назад до тех пор, пока затылок не врезался в стекло. Шумно сглотнул, чуть двинул рукой и уже совсем не по-дружески погладил по бедру к спине.       – Поцелуешь меня? – спросил он, позволяя перехватить бутылку.       Я приложился к горлышку, не отрывая взгляда, сделал глоток, потом зажмурился от рези в горле, набрал побольше в рот, открыл глаза и, не сильно раздумывая, потянулся к губам Теме. В таком положении оказалось намного проще его поить. А он послушно глотал. Дурак. Ещё и губы мои облизал, собирая остатки убийственной алкашки.       – А можно ещё? – он обнял меня за поясницу, лениво поглаживая пальцами, блаженно улыбаясь.       Понял. Бадяга понравилась. А мне понравилось целоваться и лишний раз убеждаться, что он потом нихрена не вспомнит. Что он не должен вспомнить, я уже не помнил, и продолжал поить со своих губ до тех пор, пока бутылка не опустела.       – Прости за это, – попросил я.       – За что? От тебя пахнет, как от шлюхи. А выглядишь ты, как Ками. Я почти кончил, – сонно ответил он, прикрывая глаза.       — Сладких снов, Теме, – пожелал я, соскальзывая с подоконника и его тёплых бёдер.       Это всё казалось сном. Странной выдумкой опьянённого сознания, хотя я старался не пить.       Сделав пару шагов назад, замирая посреди комнаты, я закрыл глаза, прислушиваясь, надеясь что-то понять. Вдруг стало страшно, что я на самом деле уснул, а, значит, всё ещё нахожусь в Хозуки.       В комнате спали трое. Дерьмовым бухим сном, после которого просыпаешься уставшим и злым. Бил по окну тёплый летний ветер. Он же шелестел листьями. Гудел в подвале трансформатор. Скреблись крыски.       – Выпей вина, – из-за стены.       И ощущение тлена.       Так.       Я открыл глаза, накинул на плечи плед, уверенно прошлёпал по коридору, радуясь тому, что координация восстановлена, но боясь узнать, что на этот раз за тварь притянуло ко мне. А оно ведь из соседней квартиры. Не моей даже. Если опять кто-то рядом пострадает?       – Не знаю, что мне делать с тобой. Ты же даже уйти никуда не можешь! – возбуждённо нашёптывал Годзо.       Я вошёл в его квартиру через гостеприимно приоткрытую дверь, ступая бесшумно, удерживая одну руку у живота. По тёмному коридору бил луч кухонной лампы, подсвечивая лужи. Вроде вода.       Заглянув в кухню, я тут же увидел небольшой стол, приставленный одной стороной к стене. За ним сидели трое. Один спал, уронив голову на руки. Двое других сидели ровно. Ко мне спиной, крутя в пальцах рюмку, устроился Годзо. Напротив него, ловко ловя мой взгляд, сидела девушка. Женщина. Очень красивая, с длинными чёрными волосами и в белом кимоно. Она приветливо улыбнулась, кивнула и указала на свободную табуретку, стоявшую в стороне, около плиты.       Хозяин дома резко обернулся, готовый атаковать, а потом, рассмотрев меня, расслабил плечи, сдуваясь.       – О, всё же решил заглянуть? Ты присаживайся, – серо проговорил Годзо.       – Ага. А с леди не познакомишь? – спросил я, кивая на странную красотку средних лет.       Годзо перевёл взгляд на женщину, та ему хитро улыбнулась, отсалютовала мне рюмкой и выпила.       – Ты её видишь? – тупо спросил старик.       А я напрягся, прислушиваясь и быстро понимая, что с дамочкой что-то совсем не так. Но опасности от неё, вопреки отётливому тленному душку, не исходило. Так что я сразу весь расслабился, занял предложенное место, плотнее кутаясь в плед, и попросил:       – Рассказывай, что это у тебя тут за красавица.       К леди не обращался – от неё разумностью и не пахло. Откуда знаю? Хуй знает.       Годзо снова глянул на девушку, которая не пыталась никуда ичесзнуть, а потом обернулся ко мне и стал, неожиданно возбуждённо, рассказывать:       – Это Юки. То есть, я так её зову. Она не говорит, как её зовут. Она вообще мало разговаривает. Наверно, это потому, что моя жена бывшая, напротив, очень болтливая была. Ах, да, я придумал её.       – Бывшую жену? – уточнил я, начиная плести косички из бахромы по краю пледа.       – Да, нет. Её, – старик возбуждённо ткнул пальцем в свою леди.       Та сморщила носик, мужчина тут же принялся извиняться. Она немного поломалась молчаливо и кивнула, переводя на меня взгляд чёрных глаз.       – Её я придумал, – пояснил, наконец, старик.       Я присмотрелся к леди и попытался понять, что она из себя представляет. Собственно, тут глухо.       Мне срочно надо в Узушио.       – Ты мне веришь? – жалобно спросил Годзо.       Тут резко всхрапнул Энка и мы замерли, следя за ним с некоторым напряжением. Дыхание мужчины выровнялось, просыпаться он не планировал. Годзо посмотрел на меня пытливо, на пару со своей дамой.       – Да, я верю. Вижу же, что она тут есть. А вот присутствия живого человека не ощущаю, – пробормотал я.       – Вот. Вот! – радостно кивнул Годзо, начиная причитать, сколько раз его называли сумасшедшим, – … даже Энка, этот простак, мне не верит! Я уж было думал, на самом деле с ума сошёл. А я просто её придумал.       – Тут поподробнее, пожалуйста, – хмыкнул я.       Старик подлил себе в рюмку, я поправил плед.       – Да, тут всё как-то просто. Я вообще человек унылый. Как семью потерял и в этом доме оказался, совсем в апатию провалился. И, сижу, значит, как-то ночью. Пью, как обычно. Жду, когда солнышко там, люди по улице ходить начнут. А то тихо, херово… короче, сижу. на этом самом месте. Понимаю в очередной раз, что так жить плохо. нельзя так. Да и Энку жалко. Он – добрая душа. К алкоголизму склонен. Ко мне привязался. Бросать надо. Или алкоголь, или эту жизнь поганую. И тут, ба, звонок в дверь. Иду, думаю, опять Энка. Не спится, чтобы спиться. А сам, прямо в коридоре, глаза зажмуриваю и иду. Всё равно каждую досочку знаю, не упаду. И представляю, а вдруг за дверью был бы не Энка, а кто-то другой? Ну и сам-собой родился образ. Подумалось, что девушку хочется. Взрослую, молчаливую, чуть печальную. Чтобы мой бубнёж не уставала слушать и глаз радовала… и далее по списку. Открываю глаза, открываю дверь. А там, ба, она стоит у порога в белом кимоно, с чёрных волос на мой казённый паркет стекает вода и я понимаю, добухался. Нет, даму, конечно, пустил, хотя и понимал, что ненастоящая она. а она взяла и поселилась тут. Да, Юки?       Женщина кисло улыбнулась и кивнула.       – Как видишь, она тоже не в восторге. Хорошая женщина, а в такой ситуации оказалась. Я и не знаю, как её теперь освободить…       Была у меня одна идея. Я поднял взглад на леди и заметил, с каким трепетом она смотрит на Годзо, пока тот не видит, и решил придержать её. Надо подумать.       – Мне кажется, если я умру, она освободится. Но не уверен. Был бы уверен, давно бы приставился… – признался Годзо устало кладя руку на стол.       Женщина потянулась к нему, но её рука прошла насквозь, а пьяный старик и не заметил.       – Это серьёзный вопрос. И я помогу найти ответ, – кивнул я, перекидывая ноги, чтобы погреть вторую ляшечку.       Вообще, по=хорошему, надо бы в душ сходить.       – Ага. А ты сюда чего пришёл? – спросил мужчина.       – Я? Да так. Совет нужен, – буркнул я прежде, чем понял, что совет, действительно нужен.       – Ну, говори, чего там?       Вздохнув и поковырял дырку на пледе, я напомнил нашу ситуацию, с учётом смерти Ширушичи и наличием тела главы клана Учиха в моей квартире, а потом поинтересовался:       – И что мне со всем этим делать?       Годзо налил себе рюмочку, но пить не стал, задумчиво глядя на жижу.       – Внутреннее чутьё подсказывает мне, что мы слишком трезвы, для решения таких сложных проблем, – в итоге сказал старик, а потом поднялся и сообщил, – Мы идём в круглосуточный. Юки, никому не открывай!              ***       – Вопрос о целесообразности водочных клизм весьма непрост и многогранен, – пробормотал я, рассматривая Саске-теме.       Солнышко немилосердно херачило по помещению без единой шторочки и жалюзи, подробно подсвечивая ошибки минувшей ночи.       – Это не ответ на вопрос, Наруто-кун, – прискорбно выдохнул кудрявый, задумчиво размазывая по паркету лопнувший презик. Да, я решил купить пару пачек, когда мы пошли за ещё одной коробочкой Слёз.       – А какой был вопрос? – уточнил я, мерзляво кутаясь в плед и поглядывая с недоверием на смутно знакомого парня, которого привёл Шисуи, типа, для серьёзного разговора по душам. А тут как бы это…       – Почему глава моего клана лежит у тебя в гостиной со спущенными штанами и клизмой в заднице? – меланхолично повторил Кудрявый.       Я вдохнул, готовясь выдать что-то правдоподобное, но неправдивое, понял, что не могу ничего сочинить поплывшим сбодуна мозгом, и почти начал повторять слова Годзо про целесообразность водочных клизм. Интересно, а что нам помешало эту самую клизму из задницы Теме вытащить и натянуть ему брючки на базу?       В голове замелькали сцены с крепким восемнадцать плюс клеймом.       – Были причины, – решил я вслух.       – А поподробнее? – спросил Кудрявый, выразительно хлопая короткими густыми ресничками.       Вдохнув и выдохнув через рот, я как-то очень забавно отвадил из своего личного пространства этого любителя залезть туда, куда его не приглашали. Даже знать не хочу, чем у меня изо рта сейчас пахнет, если этого абсентного маньяка пробило на слёзы.       – Слушай, не начинай, а? Давай опустим этот вопрос… – я кивнул в сторону свалки упитых тел в своей гостиной, среди которых Теме с клизмой в жопе выглядел ещё относительно безобидно, – Эти вопросы, – поправил я себя, – И перейдём к насущному. Что тебе от меня надо, и, что это за хрен с тобой?       Шисуи с немалым трудом оторвал взгляд от замотанного в туалетную бумагу крановщика – только перчик гордо торчал, – глянул на своего скользкого дружка и сообщил:       – Так а вы же знакомы. Это Сай.       – Сай? – переспросил я, приглядываясь к учиха-подобному созданию с голым пупком и накачанными губами.       Парень посмотрел на меня своими рыбьими глазами и напомнил:       – Мы виделись на ужине в честь твоего возвращения. Я парень Ино.       Оу. Наверно у него очень доброе сердце. Или хорошее чувство юмора. Или у Ино катастрофически упростились стандарты.       – Слушай, а зачем вам вон тот камень? На мемориальный похож. И надпись есть. Дата смерти – вчерашняя, – снова вдарился в выяснение ненужных вопросов Шисуи.       – Крыс хоронили. Так нахрена ты притащил ко мне парня Ино?       – Каких крыс?       – Из техподвала. Меня вонь заебала и я предложил проверить, откуда она. Оказалось, что у нас тут развелась орда крыс-каннибалов. Они сожрали всех местных кошаков и разъебали шовчик на повороте канализационной трубы. Короче, если так интересно, иди сам посмотри. Дверь напротив. Только пакетик возьми, чтобы в него блевать, а то я там полы полночи мыл.       – Интересно как… – чёрные глазки растерянно замерли на теле водилы, лежащего совершенно голым в форме звезды в окружении пары десятков пустых бутылок из-под Слезы Хаширамы.       Не, мы выжрали не больше десятка. Остальное на мусорке насобирали, чисто создания гармоничной композиции ради.       – Ты нахрена притащил парня Ино? – напомнил я свой вопрос.       – А? Да, пускай сам расскажет. А я пока до кухни прогуляюсь. Мне из коридора показлось, что вы там тоже что-то любопытное сочинили, – Кудрявый проплыл в коридор, оставляя нас с Саем наедине среди очень пьяных тел.       – Я слушаю.       Сай тоже не скрывал любопытства, но вопросов не задавал, всё больше сверкая взглядом в сторону белой задницы Саске. Из которой всё ещё торчала клизма.       – Водочная, да? – спросил он.       Я кивнул, поправил плед, потянулся за пачкой сигарет и закурил, предлагая и этому пидорасу. Никто не отменял законов гостеприимства. Сай охотно закурил, устроился рядом, на подоконнике, с наслаждением затянулся и спросил, наконец, по делу:       – Ты Шина знаешь?       Голос у парня стал какой-то очень ровный, а взгляд пустой. Я в памяти покопался, подумал, что знаю только одного Шина и уточнил:       – Которого в Хозуки отправили?       – Да, – Сай обернулся ко мне, хмуря тонко выщипанные брови. Вот же, цаца.       – Ну, знаю. Знал, – кивнул я.       – И как? Я видел его за пару месяцев перед отправлением. Он был моим другом. Братом.       – Нормально, – пожал я плечами, пытаясь сообразить, что можно говорить, а что – нет. – Он мне очень помог, когда я только оказался в замке. Защищал, порядки местные объяснял. Задницу в душевой прикрывал, – я вдруг хмыкнул, проваливаясь в воспоминания.       А ведь я его обидел. Придурок.       – Как он умер? – спросил Сай.       Взгляд его был пытливый.       Я хмыкнул:       – А как обычно погибают в Хозуки?       Была у меня надежда, что вмешается Кудрявый, но тот стоял у двери и прислушивался. Понятно. Хочет вытрясти ещё информации.       – Неизвестно. Но тела приходят постаревшими, с признаками сильного испуга перед смертью.       Я закрыл глаза, удерживая язвительное заключение. Не хотелось портить ни с кем отношения. Ни вообще, ни в подобном состоянии.       – У меня плохо с гендзюцу и техниками Разума, а в том замке, как я понял, всё вокруг них и крутится. Мне очень повезло, что я смог вернуться. Но я не представляю, что там происходило, – выдал я заготовленный ответ, бывший и ложью, и правдой одновременно.       – Ты что-то недоговариваешь, – предположил Сай.       Я пожал плечами и указал в сторону выхода. Шисуи, поняв, что ничего нового я рассказывать не планирую, решил забрать брата своей зазнобы, предварительно брезгливо откинув носком ботинка клизму и натянув на многострадальную белую задницу штаны.       – Ладно, удачно тебе разобраться с последствиями этой попойки. Надеюсь, в следующий раз ты позовёшь меня. По старой дружбе, – попрощался Кудрявый, закидывая немаленькое тело Саске себе на плечо. Без особого труда, надо заметить.       Сай тоже кивнул на прощание, несмело заглядывая в кухню.       Закрыв за ними дверь, я скинул плед и пошёл в душ. Утро казалось промозглым, хотя травка зеленела, а солнышко светило ярко. Пить меньше надо.       Послышался стук во входную дверь.       Так как прикрыться мне было нечем, кроме очень грязного пледа, гостя встречал в абсолютном неглиже.       – Я только что видел, – Какаши-сан окинул меня взглядом с головы до ног и, сосредоточившись на лице, продолжил, – Видел, как от тебя выходил… – снова сполз глазами, чуть залипая где-то ближе в пупку, – Выходил Шисуи-сама, – задумчиво закончил он, чуть хмурясь, рассматривая синяк в виде отпечатка крупной ладони у меня на бедре, и добавил, – С Саем куном выходил. Шисуи-сама. С Саске-куном на плече. Чем вы тут занимались?       – Их третье лицо интересовало, – ответил я, чувствуя, что как-то подустал со всеми этими поминками.       – Лицо интересовало, – кивнул Какаши-сан, разворачиваясь и уходя, не попрощавшись.       – Я тогда сам до больнички схожу! – крикнул я ему вслед, закрывая дверь в смешанных чувствах.