Поиск ориентации (в пространстве)

      С появлением гостя мне бросилось в глаза, какой беспорядок творился в квартире Изумо, хотя ещё теплился в голове образ чистоплюйской хаты холостяка-психопата. В раковине и вокруг неё горы перемытой на скорую руку посуды вперемешку с кастрюлями с остатками еды, на кухонном островке, помимо скомканных перепачканных полотенец, пары чашек и связки ключей, находились аптечка, кучка тускло блестящих кунаев, кривой сюрикен, стопка чистой одежды, остывшая каша, заботливо приготовленная для меня Изумо, пара каких-то бумажек... На диване мне удалось устроить срач при помощи всего пары подушек, пледа, презервативов и кассет.       Чистота пола тоже оставляла желать лучшего: он и без того был заляпан после совместной готовки, теперь же всюду виднелись ещё и кучки песка в виде отпечатков сандалий — ребята в самом деле очень торопились, когда собирались.       Но самым грязным здесь всё равно оставался я. Где мой приз?       — Когда всплывать планируешь? — спросил Какаши-сан, возвращая повязку на глаз.       Я глянул на него недоумённо, но по уже чуть более расслабленному поведению бывшего сенсея сообразил, что вопрос следует воспринимать фигурально, и, привалившись бедром к кухонному островку, о чём тут же пожалел — от соприкосновения с твёрдой поверхностью пострадавшим филеем даже в глазах потемнело, — ответил, потирая ноющую поясницу:       — Мы, глубоководные твари, чем возвращаться обратно к поверхности, предпочитаем погружаться дальше. Ничё. Откажусь от пары внутренних органов, наращу какие щупы, чтобы лучше ориентироваться в темноте... Ничё, — ответил я, всё же отрываясь от поверхности и запоздало сжимая мышцы ануса, из которого потекло с новой силой.       Поморщившись, я окинул взглядом свои тощие белые ноги и не без досады убедился, что всё прекрасно видно и плевать на полумрак: для шиноби уровня Какаши-сана он ничего не прячет.       — И всё же так жить не интересно. И тебе не подходит совершенно, Наруто-кун, — спокойно рассудил мужчина, складывая руки на груди и улыбаясь через маску так, что в уголке глаз собрались солнечные морщинки.       Такой знакомый и понятный, такой внимательный и никогда не читающий нотаций, такой Какаши-сан. Как же я мог забыть, что больше всего меня привлекает не его божественная внешность, а характер и философия? Принцип У-Вэй в человеческой оболочке.       Мои губы тронула улыбка и сейчас она была искренняя, тёплая и, с непривычки, робкая.       — И что же мне подходит? — вопрос прозвучал низко, из груди, будто бы был создан не головой, а желудком.       Какаши-сан вдруг окончательно успокоился, хмыкнул, потрепал меня по голове, ероша грязные волосы, и ответил:       — Ветер в крыльях.       Это оказалось... Смущающе. Чувствуя, как немеет макушка от короткого прикосновения, а щеки начинают гореть, я опустил взгляд в пол, надеясь скрыть нездоровый блеск. Такие вещи мне, как сироте, доставались в сильно урезанном объёме и я всё ещё продолжал терять от них голову.       — Наруто-кун, можно я тебя обниму?       Я резко поднял голову и сначала сказал громко и чётко:       — Да, — и только потом тихо добавил, — Только я весь очень грязный.       — Ничего, — ответил Какаши-сан, одновременно протягивая в мою сторону руки.       Я сам сделал шаг вперёд, ещё до прикосновения оказываясь завёрнут в исходившие от него тепло и тонкий, едва заметный, запах тела. Вжавшись щекой в его твёрдую грудь, вслушиваясь в мерный стук сильного сердца, я прикусил губу, чтобы сдержать скулёж, когда мужчина крепко прижал меня к себе, вышибая воздух из лёгких и тревожа этим вывих.       Сам я смог лишь положить одну руку ему на поясницу, жалея о своём состоянии, мешающем сжать его в ответных объятиях, насладиться сполна.       К моему изумлению, мы замерли так надолго. Я сначала думал, что он просто сожмёт и отпустит, но прошла секунда, вторая, считать стало проще частями минуты. Четверть, половина...       Дыхание Какаши-сана постепенно стало доставать макушки, потом он двинулся, будто отпуская, но на самом деле только для того, чтобы стянуть маску с носа. Его горячее влажное дыхание зашевелило волосы у виска. Так близко, так интимно. Я даже дышать перестал.       А потом сообразил, кем и чем от меня пахнет, начал выворачиваться. Мужчина тут же отпустил, давая сделать шаг назад.       — Говорю же, грязный. Зачем нюхать, — пробурчал я, опасливо поднимая взгляд.       Какаши-сан неторопливо, не меняясь в лице, вернул маску на место и заметил:       — Обычно у жилок люди пахнут только собой.       — Обычно, — прошептал я одними губами.       — Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке.       После этой фразы меня осенило, что момент нежности был сопряжён с банальной диагностикой. По запаху о состоянии человека можно очень многое понять.       Обижаться права не было. Я только подумал, а как часто вообще Сенсей пользовался этим трюком, чтобы следить за моим состоянием? Может, потому и не капал на мозги, когда все думали, что у меня нездоровые отношения с едой?       — И как? — спросил я, но тут же перебил себя, — Хотя, не отвечайте. Лучше помогите с плечом. Кажется, у меня вывих.       Я повернулся пострадавшей конечностью и стал искать, куда бы устремить свой потерянный взор. Обои однотонные, жалюзи обыкновенные, диван осточертевший. Потолок.       Какаши-сан обхватил меня своей огромной рукой за запястье, второй стал прощупывать через футболку плечо, отвлекая от неприятных ощущений рассказом:       — Меня попросили помочь тебе с обустройством в деревне. Тебя давно не было и многое изменилось. — пальца мужчины крепко промяли все кости и замерли в одном положении. — К тому же, после длительных миссий, сопровождение коллегой во время реабилитации... — одно выверенное движение, оглушительный хруст, короткая вспышка боли, — ... Обязательно.       Баюкая пульсирующую конечность, я с подозрением спросил:       — Какая реабилитация?       — Комплексная. Необходимо перепроверить и продлить документы, пройти испытания для подтверждения компетенций, проконсультироваться с юристом. Опять же, диспансеризацию никто не отменял. Тебя не было три года и ты уже пропустил шесть. В твоём случае дело осложняется обстоятельствами, при которых ты оказался так надолго отрезан от деревни.       — Неужели меня не бросят на произвол судьбы? — восхитился я.       Какаши-сан плавным движением кисти материализовал в своей руке ключик с номерком:       — Даже жильё выделили. На первое время, разумеется. Как с основной волокитой закончишь и успешно выполнишь следующую миссию, тебя попросят съехать. Социальное жильё нынче нарасхват.       — Из-за войны? — догадался я, подбирая чистую одежду и полотенце.       — Из-за отсутствия давно напрашивающейся войны, — поправил мужчина, не отрывая от меня взгляда, так что наклоняться было откровенно неловко.       Душами шиноби сдерживается шторм. А мне пора в душ.       — Я постараюсь поскорее. Вам, может фильм какой поставить? Тут есть парочка не слишком нудных, – предложил я, замирая над стопкой с кассетами.       — Нет, не стоит. Мне есть, чем себя занять, — Ккаши-сан махнул мне книжкой в яркой гибкой обложке. — И не торопись, — добавил он, помедлив.       Я замер, прикинул в голове, каковы шансы, что я имею настолько неприглядный вид, что занятой джоунин готов меня подождать, потом уловил, как мужчина отвёл взгляд, — сейчас он занят мной.       Громко вздохнув, я перекинул полотенце через плечо, звонко стукая себя свободным концом по заднице, и нарочито весело пошлёпал в душевую.       Помывка была адской, потому что грязь была везде, оттирать её хотелось с нажимом, но под ней зачастую прятались синяки, царапины и укусы. К тому же плечо только начало восстанавливаться и даже с моей, заработавшей на полную, регенерацией было пока больно так активно шевелиться.       Но сердце грела мысль, что Какаши-сану всё ещё есть до меня дело. Что я для него важен и он даже готов потратить своё время на возню с бедовым Узумаки.       И тут меня вдруг окатило осознание: бывший Сенсей вполне мог быть здесь против собственной воли. Итачи — или кто там выбирал мне сопровождающего на эту "реабилитацию"? — мог же даже не спрашивать мнения, а просто назначить наиболее подходящего и надёжного.       Это тоже похоже на правду.       Водяной пар стал душить и около виска закололо.       Он же обнял меня только, чтобы убедиться, что меня не надо прямо сейчас в больничку?       Неприятно, но понятно. Понятнее, чем если бы он сам меня нашёл, действительно хотел коснуться и принюхивался, потому что скучал по моему запаху, а не в поиске болезней, которые могут помещать скорейшему выполнению очередной миссии.       Накатывающее отвращение к себе я стал активнее стирать мочалкой, крепче сжимая зубы, чтобы не скулить в голос.       Как бывает чаще всего, капитальная помывка тушки способна почистить от всякого хлама ещё и мозги с этой мерзкой мнительностью в обратную сторону.       Из одежды мне выделил шорты и очередную футболку. Первые пришлось затягивать до тех пор, что пояс свернулся в крупную волну. И всё равно сваливались.       Эх, как бы нажрать хотя бы кило пять?       Ущипнув себя напоследок за небольшой непострадавший кусочек кожи на боку, я звонко хлопнул себя по воображаемому пузику, расправил футболку и вывалился в коридор, тут же оповещая:       — Узумаки в полной боевой готовности!       — Держись, коноховская бухгалтерия, — поддержал шутку Какаши, окидывая меня скептичным взглядом.       Для убедительности, я раскинул руки и даже покрутился на месте. Мол, тут ничего не поделаешь. Либо так, либо не сегодня.       — Ладно, пойдём, — всё же решил Какаши, спрятал книгу в сумку и развернулся в сторону выхода.       Оставив срач в полном порядке, я окинул своё бывшее временное пристанище прощальным взглядом и поспешил свалить навсегда.              ***       – Опять ты? – на меня смотрела очень знакомая особа, – Что на этот раз?       В прошлый ей пришлось комментировать мою фиктивную посмертность и, сопутствующий ей, снос дома. И было это, даже по моим меркам, давно. А для леди же прошло вообще… четыре года?       – С зоны вернулся. Надо бы документики обновить, – сообщил я, примеряясь и устраиваясь на жёстком деревянном стуле так, чтобы из глаз не посыпали искры, а из задницы кишки.       Нет, нормально меня там этот выебал, прям остатки своей чёрствой душонки вложил, садист…       – С зоны, – чуть скривившись, повторила дама, и начала что-то вводить на своём монструозном устройстве, уточняя, – За что хоть сидел?       По душному кабинету стал разноситься неравномерный стук по кнопочкам с буковками, что-то громко забурчало и зашуршало под столом полной леди.       – За убийство, – честно ответил я, пробуя слово на вкус.       Леди оторвалась от монитора, поправила очки в роговой оправе и, с некоторым участием, уточнила:       – Преступная халатность?       – Что? Нет, – выдохнул я, испытывая интерес и как-то откидывая в сторону идею поскорее закончить в этом кабинете, чтобы не заставлять Какаши-сана, оставшегося в коридоре, ждать дольше необходимого.       Женщина улыбнулась выкрашенными густой сиреневой помадой губами и как-то неожиданно охотно и по-человечески пояснила:       – Тебе тут принцесса всё пыталась мимо кассы оформить документы для обучение на Ирьенина. В итоге, вместо обычных двух недель, провозились почти два месяца.       – Ааааа… — кивнул я, припоминая, что была в моей жизни такая вырванная страничка. А потом прозрел, – Оооооо… так тут, чем быстрее хочешь, тем медленнее получается?       Женщина хитро переглянулась со своими коллегами, около которых сейчас никто не сидел и они занимались неторопливым, но неотрывным клацаньем по клавиатурам. Дамы, похожие, как утро, день и вечер, явно обладали какими-то высшими знаниями и своеобразной властью над военным поселением, хотя никто из них бойцами никогда не был.       – Итак, молодой человек, вижу ваши документы и все необходимые запросы, кроме личного заявления номер четыре, – дама снова перевела на меня взгляд и протянула, вытащив наугад, необходимый бланк.       Приняв бумажку с искренним почтением, не стесняясь выражать своего восхищения трёхголовой клоаке, я, кажется, сумел сделать невозможное – найти сердце этой твари и тронуть его. По крайней мере, глаза за очками в роговой оправе, заблестели вполне понятной теплотой.       Дальше дама, указывая пухлым пальчиком в строчки, подробно объяснила, что куда писать, положила рядом пример заполнения и терпеливо отвечала на уточнения.       Таким образом, удалось разобраться со всеми формальностями в рекордные сроки, так что я не стал сбегать сразу и на предложение:       – Не хотите чайку выпить, Наруто-кун?       Ответил решительным кивком, решая, что Какаши-сан оценит моё открытие сполна.       Электрический чайник загорелся инфернальным синим светом и быстро грел не остывшую с прошлого чаепития воду, пока дамы суетились с конфетками, посудой и заварками. Меня подозвали к столу Вечера – полной леди в чёрной кружевной блузке с тёмно-фиолетовой помадой.       Устроившись тесно, но с удобством, леди обсудили свои планы на предстоящий совместный пикник, а потом вернулись ко мне с вопросом:       – Так и как же ты оказался в Хозуки? – спросила моя леди.       Две другие задержали дыхание и уставились на меня с немалым интересом.       Сплетницы.       Неловко почесав в затылке, я напомнил:       – Дело о смерти Мадары Учихи. Тогда, насколько мне известно, его клан поднял шумиху.       – Да-да, было дело! – возбуждённо закивала единственная худая – даже чересчур – леди, походящая своими узкими, чуть заплывшими глазами, на Утро.       — Там всё так засекретили и даже хотели дело мимо нас провести, – злобно усмехнулась леди Вечер.       – Кретины, – хрюкнула моя леди День.       – Он умер при мне. И, в некотором смысле, из-за меня. Вот Учихи и захотели повесить на меня убийство, – доверительно сообщил я, рассказывая чистую правду и видя, что мне не только верят, но и сочувствуют.       Хотя причин у леди не было.       Скажи им кто, что я расчленил старика и развесил по оградке храма Изанами его кишочки, небось, смотрели бы так же восторженно-доверчиво. Это немного остужало эйфорию от общения с не-шиноби, у которых вечно по сто пятьдесят мотивов, мыслей и тараканов. И всё же, глядя на их взрослые озабоченные лица, я чувствовал окуывающее сердце тепло и позволял ему оседать внутри, проникаясь к этим охотницам за новостями симпатией.       – А что там на самом деле было? – спросила сонное Утро.       – Как что? Ежу понятно: моторчик заглох. Старику же лет, небось, даже побольше, чем мне! – ответила вместо меня Ночь, роняя по столу крошки печеньки, зажатой в покрасневших наманикюренных пальчиках.       – Раза в три больше, – кивнул я, прикидывая, что леди, скорее всего, лет пятьдесят, а округлять следует в выгодную сторону.       Леди тут же залилась густым румянцем, обозвала меня льстецом, а потом леди День – моя леди – решила всерьёз озаботиться возрастом старика. Сначала дамы спорили, потом решили по реестрам проверить и тут началась война с машинами, потому что почти все данные оказались засекречены, кроме…       – Вот! Нашла договор на доставку декоративного камня в его огород. Ну, что я могу сказать, Наруто-кун нам польстил совсем немного: старику было сто двадцать на момент смерти. Ровно. В свой День Рождения ушёл, красавчик. Не смотрите на меня так, лучше на фото в документах поглядите, эко же какая лапочка!       Я тоже перегнулся через монитор, тут же замирая, шепча:       – Совсем не как в учебнике по истории…       Молодой Мадара обладал настолько божественно-нежной красотой, что ни старость, ни тяготы жизни не оказались способны полностью скрыть это. Ками, я же на него запал не столько из-за тепла, ответной симпатии и уникального характера. Я не мог не видеть, как он прекрасен. Но спокойно мог не осознавать.       От шока, я плюхнулся на свой стул с размаху, не удерживая болезненного стона и почти теряя за алыми вспышками перед глазами светлый образ, который всё же вернулся, въедаясь в мозг и сердце такими знакомыми и незнакомыми чёрными наивными глазами.       Святая невинность. Абсолютная чистота. Неземная, тщательно отсканированная в электронную базу, красота.       Как можно посметь обидеть такое существо? Как можно напасть? Как можно прожить без него?       Если бы я родился на сто лет раньше… не понимаю Первого. Какие бы ни были у него обстоятельства – никогда не пойму.       Выходил я с “чаепития” наполненный и опустошённый одновременно, что не укрылось от взгляда Какаши-сана, уютно почитывавшего пошлую книжку в мягком переплёте, до картинности изящно-небрежно, устроившись на подоконнике в конце пустого коридора.       – Нам нужно в сто пятый, – сообщил я, как бы поясняя своё состояние.       – Юр отдел, – понятливо кивнул Какаши-сан, выдыхая шумно, безнадёжно.       Да, там жили твари вовсе не имеющие ничего общего с людьми. И от них мне следовало получить целых три справки, за каждую из которых иные готовы души продать. Не фигурально.       Схватка с бухгалтерией потребовала немалой сноровки и полной отдачи, но с вынужденным очарованием Какаши-сана — умел, когда нужно, — и бедной покоцаной сиротиночкой в моём лице мы имели немалое преимущество и умудрились порешать все вопросы за одну ходку и два часа сорок три минуты в общей сложности.       После мы прогулялись на склад, где мне вручили два комплекта формы, стандартный набор оружия и какой-то подозрительный чёрный непрозрачный пакетик немалых габаритов.              ***       Оказавшись на улице мы с Какаши-саном синхронно посмотрели на небо.       — Время уже позднее. Предлагаю с остальным разобраться завтра, — предложил мужчина.       — А что осталось?       — Диспансеризация и подтверждение звания Чунина.       — И что надо, чтобы подтвердить его? — поинтересовался я, вышагивая под крылышком, двинувшегося в одном ему известном направлении, джоунина.       — Письменный тест и спарринг. Но только после получения справки в госпитале.       — Упрощённый госстандарт, — подытожил я.       — Но в индивидуальном порядке, — кивнул Какаши-сан.       Он осматривал знакомую улицу с подозрением человека, что бывал здесь когда-то давно и не уверен, что запомнил её такой, какой она предстала пред ним сейчас.       Я тоже начинал ощущать смешанные эмоции: в этом квартале один дом был мне знаком. И мы шли как раз в его сторону.       Типовая трёхэтажка, два подъезда, по четыре квартиры на этаж в каждом. Разбитые бетонные ступеньки крыльца, покосившийся ржавый козырёк, оранжевые ограждения, похожие на наждак из-за десятка слоёв облупившейся козёной краски, кривая скамейка, сколоченная из разрезанной вдоль стволов юных деревьев. Антураж подчёркивался наличием на этом арт-объекте опухшего от избыточных возлияний мужчины неопределённого возраста, с красным лицом и стеклянным взглядом. Пахло от него протухшей мочой, перегаром и пылью.       — Социальное жильё во всей своей первозданной красе, — разорвал я затянувшуюся тишину.       Какаши-сан кивнул, как-то неосознанно, продолжая с осторожностью первооткрывателя исследовать моё новое временное пристанище.       В подъезде было темно — лампочки, как и жители дома, давно перегорели. Только узкие полоски света уличных фонарей пробивались внутрь через распахнутые настежь двери. Везде по полу от этого рисовались иллюзорные ступеньки, а настоящий порожек я не заметил и чуть не навернулся, задевая рукой какую-то полуразвалившуюся деревянную тумбу.       — Порядок? — спросил Какаши-сан, запоздало хватая меня за предплечье и притягивая ближе к себе.       — Полный. Но вы забыли приставку "бес", — легко отозвался я, понимая, что шли мы не куда-нибудь, а к той самой квартире, где жил мой одноногий друг Гекко Хаяте.       Для Какаши-сан, насколько мне известно, этот шиноби тоже не был чужим. По меньшей мере, именно на совместной миссии по охоте за мечами Тумана Гекко получил ранения, из-за которых ему пришлось ампутировать конечность. Подозрения подтверждались тем, что Какаши-сан продолжал сжимать мою руку, хотя мы стояли уже перед той самой дверью и он заторможенно и вовсе не в стиле крутых ниндзюков всё не мог приладить ключ к замку.       — Меня можно уже отпустить, — сказал я, а потом всё же добавил, — Или вы боитесь местных призраков и чудищ?       — Судя по запаху из подвала, чудища сдохли с пару недель назад, — ответил он, наконец, вставляя ключ в замочную скважину и этого импульса оказалось достаточно, чтобы дверь со сломанным замком тут же распахнулась, являя нам узкий коридор с низкими потолками.       — Про призраков вы ничего не ответили, — сам себе заметил я, делая шаг вперёд.       Половицы прохрустели, пыль в воздухе заволновалась. Я заглянул в проём гостиной-спальни. Стулья на месте. Телевизор с тумбой под ним. На стеллаже даже осталась стопка книжек. А вот занавески, подушки, одеяла — весь текстиль исчез. Даже диван пропал, но пол сохранил на себе его отпечаток.       — Куда делся предыдущий жилец? — всё же спросил я, догадываясь, но не оставляя надежд.       — Умер, — коротко отозвался Какаши-сан.       — Недавно, — подумал я вслух, отряхивая верхнюю в стопке книгу, чтобы проверить форзац.       Да, его книги. Вот подпись стоит и печать библиотеки. Надо бы вернуть.       — Полгода назад.       — Как квартира могла меня дождаться? Везение?       — Своеобразное, да. Дом признали аварийным и новых жильцов не селили, но после последних событий пришлось.       Не хочется пока знать, что там за “последние события”. У меня в голове каша из дерьма и соплей.       — Мне нравился Хаяте, — признался я, оборачиваясь к застывшему у входа в комнату джоунину.       Тот, сложив руки на груди, привалился плечом к косяку и был расслаблен каждой своей чертой, кроме сияющего в полумраке чёрного глаза. Там были и напряжение, и скорбь, и вина. Теперь же ещё удивление.       — Ты знал его? Откуда?       — В госпитале познакомились.       — И он приглашал тебя домой? Он же ни с кем не общался, — удивился Какаши-сан.       Я не смог удержать кривой улыбки и, роняя мысли в лужу воспоминаний о нашей единственной попытке потрахаться, признался:       — Он меня в гости не поболтать звал.       — Для чего же тогда? — спросил Какаши-сан.       Я вопросительно изогнул брови, не веря, что он не догадался о подтексте.       — Да он же не в состоянии был. Ампутация прошла с осложнениями, лёгкие ни к чёрту. Нет, — пробормотал мужчина, но я ничего не говорил и тому пришлось признать, — Да.       Лицо его приобрело в этот момент выражение возмущения перед миром и человечеством. Но зато от скорби по товарищу отвлёкся и меня решил взбодрить, предложив:       — Не хочешь сегодня у меня остаться? Заодно познакомлю с женой и сыном.       Очень уж буднично он это сказал. И торопливо. Реакции ждёт.       Захотелось отмотать время и как-то более мягко войти в эту новую реальность. Три года — это очень много, оказывается.       — С удовольствием, — кивнул я, ясно ощущая, что на мне лица нет.       Не сказать, чтобы подобный ход вещей казался мне непозволительным или нежелательным. Какая-то часть меня надеялась на взаимность, но всякие размышления о Какаши-сане в горизонтальной плоскости вызывали у меня отторжение из-за всей той хуйни, что я натворил, ведомый ими.       — Как ты относишься к тому, что у меня теперь семья? — вкрадчиво спросил джоунин.       Я мотнул головой, скидывая со своего лица это мерзкое отсутствие и постарался рассуждать субъективно, но разумно:       — Посмотреть надо. Но было бы хуже, оставайся вы и дальше один, Какаши-сан.       — Неужели? —строго уточнил он, уже непрозрачно намекая что не только знает, но и готов принять не вполне адекватную реакцию.       Святой человек.       Я усмехнулся, почесал шрамик на щеке и, подойдя к джоунину с ответной усмешкой сказал:       — Конечно, рад. Не дело в ваши годы в девках ходить, Какаши-сан.       — Я не ходил! — тут же отозвался он, но я уже ободряюще похлопал его по плечу и, проведя рукой по воображаемой бороде, активно закивал, мол, верю, отрок, мельтеши больше.       Какаши-сан возмущённо прицокнул, но улыбнулся и повёл к себе домой.       — Жену зовут Мина. Мы с ней познакомились во время моего отпуска по болезни на горячих источниках. Она мне сразу понравилась, я ей тоже. И закрутилось. Через полгода она меня окольцевала, через год родила сына. Назвали Кен. Сейчас ждём второго, — буднично поведал бывший Сенсей.       — Сколько сейчас Кену?       — Год и пять месяцев.       — Кроха совсем. Хотя, учитывая, что это ваш сын, не удивлюсь, если он меня и сейчас уделает, — улыбнулся я.       — Хорошо, что ты упомянул. Это болезненная тема для Мины, потому что она хотела, чтобы сын был больше похож на меня. Но он оказался полной маминой копией. Мне-то всё равно, но при Мине лучше избегать любых тем, которые могут привести к этой.       — Её можно понять. Постараюсь сделать всё возможное, но вы же меня знаете. Я не стратег и не тактик.       — Не прибедняйся. Слышал, Мадара-сама звал тебя Лисёнком.       Опять прощупывает.       — Исключительно потому что рожа хитрая.       — У тебя? — Какаши-сан даже с шага сбился и глянул на меня так, будто снова давно не видел.       Мы пересекли главную улицу и через короткий торговые переулок, сейчас пустующий, вышли в квартал одиночек, то есть малочисленных кланов, которым было бы странно даже при большом желании выделять целый квартал.       Он вроде не поменялся, но я впервые заметил, какая особенная здесь атмосфера. Улицы чистые, с идеальной светлой кладкой, ухоженными садиками и светлыми домиками, похожими, как близкие родственники. В светло-сером благородном море выделялись вычищенные до ровной матовой черноты традиционные крыши, а вдоль улицы в один ряд по центру стояли невысокие фонари из роскошной массивной древесины, чью текстуру не стали скрывать краской. Даже провода подчинялись своему порядку и не портили идиллическую картину.       Чем ближе мы подходили к нужному дому, тем нервозней казался вечно спокойный Какаши-сан. Я даже сам начал потихоньку заражаться этим состоянием, но потом сам себя одёрнул, напомнив, что с моей текущей репутацией я не сделаю хуже даже если прямо в прихожей сниму штаны и насру им на коврик.       — Ты не мог бы подождать здесь? — остановил меня мужчина у первой ступеньки перед энгавой.       Я замер.       — Она не ждёт гостей и я бы хотел предупредить сначала, — пояснил джоунин, кажется, рисуя себе на моём лице обиду.       — Конечно, — охотно кивнул я, радуясь, что меня лишают возможности стать свидетелем чьего-то возможного недовольства.       Какаши-сан сделал глубокий вдох, обернулся и, словно к виселице, подошёл к двери радужного дома и снова замер на секунду прежде, чем открыть дверь и громко оповестить:       — Дорогая, я дома!       Я усмехнулся, но в душе мне стало сумбурно. Не так должно себя ощущать перед встречей с любимым человеком. Наверно.       Да, да, у Наруто не спрашивали, он в своём глазу Леса Гигантских деревьев не видит, а в чужом муравьиную какашку заметит. Вот только я осведомлён о собственных проблемах, пусть и не понимаю их количества и глубины.       Да и тут не насекомое постаралось.       Ладно, не стоит делать выводы так быстро.       Правда, теперь от меня ничего не спрячешь, Мина.       — Здравствуй, любимый! А ты чего замер в прихожей? — раздался мягкий девичий голосок.       Стоя в длинной тени Какаши-сана, я не ощутил на себе в полной мере яркости пролившегося из дома света, но уловил ароматы уюта и еды.       — Дорогая, помнишь я тебе рассказывал про моего бывшего ученика? Наруто-куна?       — Разумеется, ты мне вчера плешь проел, пока рассказывал, что он вернулся, разве нет? — со смешком проговорила женщина, смущая джоунина и веселя меня.       Вам плюс один балл, леди.       — Д-да, всё верно. Я хотел пригласить его сегодня переночевать у нас. Ему выделили квартиру, но там пока невозможно остаться.       — Хорошо, не оставлять же ребёнка в беде, — прервала торопливые объяснения Какаши-сана Мина. — А до этого он где ночевал? — вдруг поинтересовалась девушка.       Я беззвучно хмыкнул, Какаши-сан будто набрал в рот соджу, а Мина догадалась:       — Опять блядствовал?       Метафорический соджу трагично пролился, Какаши-сан поднял руки в защитном месте, желая оправдать виновного, но я решил прервать это шоу и, раз разрешение остаться получено, подал голос:       — Именно так, Мина-чан!       Какаши-сан с облегчением и ужасом одновременно отшатнулся к краю проёма, проваливаясь к дверному косяку спиной и разве что не стекая на пол.       Свет пролился на меня, но я был готов и даже не поморщился, продолжая улыбаться в сторону тёмной фигурки, ощущая, как меня внимательно осматриваю с ног до головы.       — Так вот, какой ты. Приятно познакомиться, Наруто-чан! — поприветствовала девушка, отзеркалив обращение.       Ощущая приятную дрожь предвкушения, я поднялся по ступенькам и, попав в прихожую, наконец, рассмотрел избранницу бывшего сенсея.       Девушка была очень худая, выразительными формами не отличалась и её огромное пузо казалось, вот-вот поломает её тонкие ножки. Волосы длинные, роскошные, цвета горького шоколада, глаза светло-серые, почти сливающиеся с белком. Вместо них на лице выделялись пухлые персиковые губки, растянутые сейчас в широкой улыбке.       Красивая. Очень.       — Вы очаровательны, Мина-чан, — я протянул ей руку, как для рукопожатия, но, стоило ей вложить свою, как я развернул ладонь и коснулся нежной руки губами.       Пахла она не цветами, а молоком и чесноком.       — Вот же потрясающий нахал! — вернула леди комплимент, — Даже мужа не постеснялся.       — Он всё равно считает, что я безобиден, — отмахнулся, отпуская женскую руку.       — А вот и нет, — Какаши-сан перестал притворяться барельефом, отклеился от стены, стягивая маску с носа, обнял супругу со спины, нежно притянул к себе и зарылся носом в её волосы, разве что не урча от удовольствия.       Девушка рассмеялась, положила свои руки поверх его и подставила шею. Шёлк волос стёк за спину, белая прозрачная кожа засияла в электрическом свете. Там, где билась жилка, оказались ласковые губы Какаши-сана. Он целовал нежно, но влажно, забываясь, что в прихожей был ещё один человек.       Отгородившись от мысли, что был бы рад оказаться на месте глубоко замужней беременной женщины, я скинул сандалии и прошлёпал в сторону кухни-столовой       Вовремя: за спиной стали раздаваться тихие стоны и причмокивания, а в соседней комнате, тем временем, оформился срач и властвовал над ним очаровательный мальчик на высоком детском стульчике.       Раскидав всё содержимое своих тарелочек по кухне, это чудо вырисовывало на своём столике высококлассное искусство, используя лишь овощное пюре и пальцы.       Заметив меня, он замер с выражением страха на пухлом личике, давая хорошенько себя рассмотреть. Мне было сложно определить по детским чертам лица, на кого ребёнок был похож, но масть и чакра, действительно, как две капли, его мать.       — А? — спросил ребёнок.       — Меня зовут Наруто. А тебя Кен, верно? Приятно познакомиться, — сказал я, переводя взгляд по комнате.       В груди кольнуло, когда я увидел новый кухонный гарнитур, сделанный под человека нормального роста. Мы с Миной примерно одного роста, так что можно на минуту представить, что это для меня. Это ведь не противозаконно?       Очарованный, под робкое агуканье Кена, я прошёл к плите, где доходили под крышками разные блюда. Внутрь залезать не стал — не интересно. Огладил кончиками пальцев деревянную столешницу, коснулся ручек верхних шкафчиков, развернулся, сделал пару шагов вдоль рабочего пространства… удобно.       — Твои родители, наверное, замечательные, Кен, — прошептал я, оборачиваясь ко всё ещё зачарованному ребёнку. — Нечасто приходится видеть незнакомые лица? — догадался я.       — Ага, — ответил он со знакомой интонацией. Прямо как Какаши-сан.       Помню, слышал, родственников часто делает схожими не внешность, а поведение. Может, Кен и вырастет копией мамы, но в движениях, речи, манерах, реакциях — будет угадываться его отец.       — Надо бы здесь немного прибрать, а то мама расстроится? — догадался я и, отыскав пару салфеток и тряпку, стал стирать отпечатки художественной мысли. — А неплохо ты разошёлся, —прислушавшись, добавил, — Как и твои родители. Какой разврат!       — Ага! — ответило дитятко.       — Ох, вы уже познакомились! — обрадовалась Мина, когда я уже успел привести кухню в порядок и, с видом образцового гостя, чувствуя себя, как дома, устроился за низким столиком, посадив рядом Кена. И да, я решил помочь ему с едой, потому что мне не сложно и даже в радость и вообще я обожаю возиться с детьми. По крайней мере, если это не нужно делать чаще, чем раз в неделю. Работа нянькой всегда была моей самой любимой, если забыть о существовании родителей, которые не всегда соответствовали моим представлениям о прекрасном. Не в этот раз даттебайо!       — Да, думаю, нас уже можно назвать добрыми знакомыми, – ответил я, вырисовывая рукой с ложкой замысловатую дугу, чтобы мальчику было сложнее поймать свой законный хавчик. Соответственно, он будет ценить его выше и обязательно проглотит полностью. Главное успеть вовремя остановиться, чтобы дитятко не пережрало этих “птичек” и не пострадало от несварения.       — Даже удивительно. Обычно он раскидывает свой ужин по всей кухне, а потом начинает плакать посреди ночи от голода, — пробормотала девушка, задумчиво поглаживая своё огромное пузо.       Тут за её спиной появился довольный и порозовевший Какаши-сан, похожий на нализавшегося кошачьей мяты кота, такой тягучий, мягкий, потенциально сексуально агрессивный — если мяту отнять. Он обнял жену, присосался к шее и, между поцелуями, спросил:       — Что случилось?       — Наруто-чан нашёл общий язык с Кеном и, кажется, сделал то, чего я не могла последние пару месяцев, — млея, ответила Мина-чан.       Какаши-сан тут же оторвался от жены и, резко меняясь в лице, серьёзно спросил:       — Как?       Мина-чан показательно разочарованно выдохнула, вырвалась из ослабевших объятий мужа и пошла к плите. Какаши-сан, огладив её напоследок по тонким рукам, снова перевёл на меня внимательный взгляд, подошёл и сел рядом, так, чтобы между нами был только Кен, поясняя:       — У нас с ним возникло немало сложностей. Он не хочет есть, когда голоден. И ест, когда не хочет. А потом плачет и жалуется. ему уже полтора года, а мы всё ещё не можем припомнить, что такое — спать восемь часов подряд.       Стоило возбуждённой речи молодого родителя завершиться, как я, впервые чувствуя своё превосходство над человеком, выросшим в военное время, стал рассказывать, как следует с детьми обращаться, чтобы у вас сложились адекватные здоровые отношения:       — Я не профессиональная сиделка, но опыт имею, — сходу выдал я дисклеймер и начал затирать весь свой субъективный опыт, — Во-первых, я всегда стараюсь говорить с детьми, как со взрослыми. Не сюсюкаясь, просто потому, что… вы вообще видели своё лицо в такие моменты? Этот человек, — я кивнул на Кена, начавшего играться с моей футболкой, — Только познаёт мир и ему подобных потрясений не нужно!       — Угу! — подтвердит дитятко, щипая меня под футболкой, где был средней паршивости синяк.       Его действия стали яснее, когда он покрепче сжал в своих кулачках эластичную ткань футболки и попытался переползти ко мне. Я сидел в позе лотоса и мои ноги показались ему удобней колыбельки. Парень пока не подозревал, что мягкие ноги только у людей с нормальным весом,а он ползёт на неудобные доски.       — Во-вторых, относиться к нему нужно, как ко взрослому, с тем лишь отличием, что он не всегда способен сам о себе позаботиться.       Кен сумел сделать невозможное и удобно устроился в моих ногах, пригреваясь и, кажется, собираясь уснуть.       — В-третьих, дети ценят, когда вы не ленитесь превращать обыденные вещи в игру. Общаясь с ребёнком, необходимо приложить немало усилий, чтобы подняться до его уровня. И не стесняйтесь позволять ему побеждать.       Какаши-сан, судя по сосредоточенному выражению лица, записывал мои слова на обратной стороне черепушки, не пытаясь анализировать. А вот Мина-чан, хотя и была занята у плиты, мои слова анализировала и тут же задала вопрос:       — Но, Наруто-кун, разве не будет проблемы, если ребёнок привыкнет постоянно побеждать, а потом окажется в мире за пределами дома, где всё не так просто?       — Если ребёнок конвенционально развитый, то подобный подход позволит развить его навыки и уверенность в себе, что очень полезно по жизни. Особенно хорошо, если игры со временем будут усложняться, выявляя и развивая природные таланты.       — Конвенционально? — переспросила девушка, не стесняясь своего незнания этого термина, как бы показывая, что воспитание ей важнее собственной гордости.       — Это значит “общественно принятый”, — отозвался вместо меня Какаши-сан, который поглаживал своего сына по голове, давая мне возможность с небольшого расстояния насладиться теплом его рук у бёдер. — Наруто-кун имеет в виду возможность показывать высокие оценки в тех дисциплинах, что способны оценить люди со стороны и учителя. Скажем, умение запоминать. Или считать в уме. Такие вещи, — бывший сенсей сам не заметил, как перещёл на учительский тон. — При этом не оцениваются такие качества, как доброта, честность, смелость. Только то, что можно посчитать и оценить, не приглядываясь сверх меры.       — Я поняла. А что, если ребёнок не обладает подобными талантами? Конвенциональными. Как тогда отразятся на нём неудачи во внешнем мире? Будет ли честно, поощрять его дома, чтобы потом он разочаровывался в себе, оказавшись среди незнакомцев, которые куда способней? — спросила Мина-чан.       Заметив, что она начала доставать тарелки, я ткнул в бок Какаши-сана, чтобы тот поднялся и помог. Ему даже слов не потребовалось — одного только взгляда в сторону женщины, — и он понятливо и привычно направился помогать, тихо спросив:       — Ты будешь кушать?       — Нет, — порывисто ответил я, тут же испытывая неловкость.       Мужчина кивнул, поднялся и пошёл к жене, снова кутая её своими нежными объятиями и желанным теплом. Как же им хорошо!       — В таком случае, — начал я, следя за супружеской парой, — Если суметь создать дома комфортную доверительную атмосферу, ребёнок не испугается рассказать о своих переживаниях и поверит совету родителей. Дом — это крепость. И главное заблуждение детства заключается в том, что она совершенно неприступна.       — Заблуждение? — переспросила Мина-чан, почти полностью игнорируя озверевшего Какши-сана, больше мешавшего, чем помогавшего.       Я даже подумал, что было бы лучше самому подсобить со столом, но сладко сопящий ребёнок в твёрдой люльке из моих ног останавливал.       — Нет большей почести для родителя, чем взрослое дитя, ищущее спокойствия в отчем доме. Или как-то так. Это была цитата из какой-то книжки для молодых родителей. Прочитал в своё время на лютом нервяке перед первым заданием по уходу за ребёнком. По совету библиотекарши, — последнее я для себя отметил, понимая, что в храм знаний всё же стоит заглянуть.       — И много детей ты нянчил?       — Пятнадцать. Как правило, раз в неделю. Но были два по два раза. Все разные, но от каждого я уходил я тяжёлым сердцем. Они так радовались, когда я приходил, а родители уходили.       Чета Хатаки сумела отлипнуть друг от друга и разложить по низкому столу три блюда и пять закусок. Пахло едой, наверно, вкусной.       — Наруто-кун, а ты никогда не думал о том, чтобы остепениться, завести семью? — спросила Мина-чан, устраиваясь напротив.       Какаши-сан бросил в её сторону хмурый взгляд, но девушка не обратила внимания, накладывая себе побольше мяса в тарелку, не отрывая от меня внимания, хотя взгляд перемещался между столом, супругом и ребёнком.       — Думал, если честно, — отозвался я, вызвав удивление у Какаши-сана, который никак не мог знать обо мне подобного.       — И что? — Мина подняла на меня заинтересованный взгляд.       — Пока мне не доводилось оказаться в таком социальном и материальном положении, чтобы предположить за собой возможности однажды обеспечить ребёнка и его маму. Понимаешь, Мина-чан, стоило начать зарабатывать нормально, как я стал приобретать уверенность, что могу умереть на очередной миссии.       — Ты драматизируешь, Наруто-кун! — отозвалась девушка, запихивая в рот большой кусок телятины в кисло-сладком соусе.       — Не драматизирует, — вместо меня ответил Какаши-сан.       В его взгляде на меня и супругу ощущалось что-то странное.       — Всё так серьёзно… — миролюбиво пробормотала Мина-чан, погладив мужа по сжатой в кулак руке.       — Но Какаши-сан справедливо подозревает, что я не способен остепениться, – заметил я с усмешкой.       Кен на коленях заворочался и уткнулся мне носиком точно в пах, начиная сопеть и пускать слюни.       — А ты способен? — Мина-чан задала вопрос не от неверия, а просто ради продолжения разговора.       — Я дважды встречал женщин, с которыми мог бы стать идеальным мужем, несмотря ни на что. Но с первой меня останавливает то, что она любит другого и ждёт от него уже второго ребёнка. А ко второй я испугался подходить со столь серьёзными намерениями.       — Почему?       Припомнив весь свой опыт общения с Рикшей, я ответил:       — Мне показалось, что ей такое даром не нужно. Она натерпелась от жизни, не склонна к семейной жизни, самодостаточна и достойна куда большего, чем неуверенный в себе сопляк. Она старше. Сейчас я бы её поискал, вдруг её устойчивости хватит на нас двоих, — размышлял я.       — Я её знаю? — спросил Какаши-сан.       — Нет.       — А Какаши говорил, что знает о тебе больше, чем кто-либо ещё, — с усмешкой, пережёвывая кусочек жареной кольраби, обличила бывшего сенсея Мина-чан.       Она подняла на мужа высокомерный взгляд, кажется, палясь. Тот пожал плечами, как бы говоря, за что купил, за то и продал. А я испытал странное удовольствие от того что меня обсуждали. Я достоин, как минимум, этого.       — Знаешь, Мина-чан, это вечная проблема людей — считать, что они знают о своём знакомом больше, чем местная разведка.       — Ха-ха-хаха! — больно весело рассмеялась девушка, начиная похрюкивать от восторга. Восхитительная леди.       Какаши-сан посмотрел с укором, Кен проснулся от громкого хохота мамы и тоже начал смеяться, Мина замерла, глядя на ребёнка.       Тот заливисто хохотал и тянул ручки к маме, хотя Мина-чан успела потерять былую весёлость. Её брови нахмурились, а свободная от палечек рука легла на живот. Должно быть, ей сейчас очень тяжело приходится.       — Хочешь к маме, Кен? – спросил я.       — Ага!       — Хорошо, — кивнул я и поднялся с места, ловко удерживая ребёнка, всеми силами пытавшегося поскорее оказаться у мамы.       Мина-чан смотрела на меня снизу вверх, словно на безжалостное божество. Но, стоило мне опуститься с деткой рядом, как она переключила своё внимание на него. Мальчик переполз мне на бедро, укладывая голову маме на бок. Ему было не очень удобно, но Мина сумела пересесть так, чтобы Кен сумел положить голову её на бедро и снова начать проваливаться в дрёму.       — Уснул, — прошептала девушка и подняла на меня влюблённый взгляд.       — Значит, чувствует, что безопасно, — ответил я, заправляя жиденькие тёмные волосы за ушко мальчика.       — Так в этом всё дело? В ощущениях? А я всё мучилась с разными матрасами и постельным бельём для него.       — У маленьких детей обострён инстинкт самосохранения, следовать которому они не способны. Чуть что — сразу в плач. Это становится особенно заметно, если вывести ребёнка из дома. Конечно, здесь есть много нюансов. Кто-то начнёт плакать сразу. А кто-то — если на него побежит дикий кабан. Но тут ещё многое от настроение щависит. И привлекательности рыла кабана.       Мина-чан рассмеялась в кулачок, боясь разбудить Кена.       А я, тем временем, успел рассказать о детях всё, что можно облечь в слова. Наверно, по итогу, идея в том, чтобы любить их, воспринимать взрослыми, но учитывать колоссальную ограниченность в действиях. Перед тобой человек. Но он пока мало что может по тем правилам, что выдумал социум. Он лучше тебя.       Но покажи ему этот мир.       И начни с нейтрального. Не хорошего или плохого.       — Прости за вопрос, но, если тебя такие темы не возмущают, не мог бы ты ответить, интересны ли тебе сейчас девушки? — тихо спросила Мина-чан между делом, поедая собственно приготовленный ужин.       — Моя первая любовь — девушка. И я всё ещё отношусь к ней с большой теплотой. Долгое время мне казалось, что я не способен полюбить кого-то кроме неё. Хотя интерес я стал испытывать ко всем. Это была странная история о том, как меня отымел парень только потому, что я хотел присунуть одной очень красивой девушке.       — Дай угадаю. Тот парень был повыше и шире в плечах? — спросила Мина-чан.       — Именно так, – кивнул я.       —Тогда я понимаю её наклонности, — кивнула девушка, закидывая в рот крупную дольку помидора, блестящего из-за масла. Как и её глаза.       — И всё же сексуальные предпочтения имеют мало отношения к тому, с кем ты бы хотел связать свой быт.       — Жизнь, — привычно поправил Какаши-сан нерадивого ученика.       — Быт, — повторил я.       Мина-чан понятливо кивнула. Она не такой безумный безнадёжный романтик, как Какаши-сан. Это хорошо. Таких ущербных в молодой семье должно быть не больше одного.       — А сейчас, как твои дела на любовном фронте? — уже буднично поинтересовалась Мина-чан.       Усмехнувшись, я ответил:       — Не знаю. После трёх лет в Кровавой тюрьме мне сложно ответить, как мои бывшие зазнобы ко мне относятся.       — Ой, — выдохнула Мина-чан, приложив к губам ладошку, — Прости.       Не переставая гладить по волосам Кена, я поднял на девушку взгляд и признался:       — Скорее я должен просить прощения, что так долго отсутствовал.       Девушка бросила палочки в тарелку, надула грудь колесом и, глядя возмущённо, сказала:       — Ты же в этом ни капли не виноват! И хорошо, что вообще сумел вернуться, ведь никто не верил. И столько всего происходило вокруг, с твоим именем на устах…       — С моим?       — Да, с твоим! Ты, видно, сам не понимаешь, сколь большое влияние имеешь на людей вокруг.       Я бросил взгляд на молчаливо смутившегося Какаши-сана, потом снова посмотрел на Мину-чан.       — Ты даже не представляешь, сколько раз ломались мои ожидания касательно тебя, по мере того, как я слушала рассказы людей,в которых упоминалось твоё имя. Представь, как неожиданно было узнать человеку из внешнего мира, что весь мир шиноби страны Огня мыслями крутится вокруг всего лишь одного человека.       — Быть такого не может, — хрипло проговорил я, вовсе не от большой скромности.       Мне вдруг показалось, что девушка пытается мне льстить. Открыто и нагло.       — Может, я преувеличиваю, но, с кем бы меня мой муженёк в этой деревне не знакомил, стоило разговору зайти о тебе, как у всех лица менялись на ровно противоположные тому, что были ранее. Из грустных — весёлые. Из злых — умиротворённые, едва ли не посторгазменные. Из весёлых — грустные.       Она замолчала.       И никто, даже Какаши-сан, ничего больше говорить не стал.       Чета Хатаке, переговариваясь дальше на тему еды, отужинала и начала готовиться ко сну.       Мне выделили гостевую комнату и даже позволили отнести Кена в его люльку. Ребёнок продолжил сладко дрыхнуть, напоследок обслюнявил мою руку. Мина, убедившись, что ребёнок точно спит, ушла в ванную. Зашумела вода.       — Ты никогда не рассказывал, — тихо сказал Какаши-сан, зачем-то придержав меня за локоть, хотя я не спешил куда-то уйти.       Запахи краски, клея и штукатурки давно выветрились из его не одинокого дома, так что он продолжал ходить с открытым лицом, смущая мои влажные мысли. Ещё и смотрел так взволнованно, обиженно. Уязвлённо.       — Вы много думали обо мне, Какаши-сан, — заметил я, не видя иной причины подобному интересу.       — Да. Думал. Мина-чан не соврала — о тебе часто вспоминали. Как о том, кто ушёл и никогда не вернётся.       — Зачем?       — Было сложно осознать твоё влияние на нас, на меня, пока ты не стал казаться всё равно, что мёртвым. И тогда мы… я задумался, что знаю о тебе на самом деле. Вне голых отчётов и обрывков разговоров. Ты казался понятным и простым. Но, чем дольше ощущалось твоё зримое отсутствие, тем больше в моей голове возникало несостыковок. Никто о тебе ничерта не знает, даже ебаная разветка…       — Успокойтесь, — сказал я прежде, чем поморщиться от того, как сильно сжалась рука джунина на моём предплечье.       — Ты прав, — хватка ослабла, мужчина сделал шаг назад.       В его глазах мне виделся невыразимый калейдоскоп чувств, а губы сжались непривычно — хотя он мог часто так делать, но подобный жест сложно рассмотреть за маской.       Устало выдохнув, я всё же спросил:       — Чего вы от меня хотите?       Я устал, я не понимаю.       Нужен — не нужен. Важен — не особо. На слуху — на чужом хую. Вне интересов или под микроскопом?       Как вы меня рассматриваете?       Человек, шиноби, друг, враг, знакомый незнакомец?       Что знаете обо мне? Почему этого недостаточно, что ещё хотите вытянуть клещами и ласковым обращением — сразу признаюсь, последнее сработает лучше.       Какое задание вы получили от Итачи и Шисуи, Какаши-сан? Что я должен показать, чтобы от меня отстали и просто относились так, как я того заслуживаю?       Особенно сейчас, когда Сакура-чан ждёт второго ребёнка от Саске-теме, как и вы от Мины-чан?       — Я хочу, чтобы ты доверял мне, — ответил Какаши-сан и сделал зачем-то шаг вперёд.       Пришлось задрать голову.       Хотя нацепить на лицо адекватное выражение не получилось и пришлось в тупую изобразить типичную жизнерадостность, которая плохо вязалась со грубыми неискренними словами:       — С хуя ли я должен?       Оппонент был обескуражен, он не ожидал такого ответа, он отшатнулся, как от незнакомца, которого перепутал со знакомцем.       — Вот и мне не понятно, Какаши-сан, — заключив, я направился к выходу и, замерев у двери, оповестил: — Завтра утром предлагаю встретиться у меня в квартире.       — Да.       — Вам приготовить завтрак?       — Нет.       — Хорошо, — кивнул я, рассуждая, что денег у меня всё равно нет, а в мае мало чего можно найти в лесу, кроме изнеможённого мяса.       Пара моих шагов отбились от старинного паркета, после был свист в ушах и этот богомерзкий район вымирающих гениев. Сколько из них повылезали из пробирок, как Хатаке?       Не хочется плодить дискриминацию, но отрадно знать, что мои гены способны передаться детям. Были способны.