
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
История о приключениях Наруто Узумаки - юного шиноби, мечтающего дожить до пенсии.
Примечания
Сложные социальные взаимодействия эротического характера происходят вне зависимости от изначальной задумки автора.
Много приключений, ниндзяковской рутины.
Много болтовни.
Альтернативный лор.
Альтернативная предыстория.
Наруто постепенно обнаруживает в себе отчаянного пассива.
В деревне думают, что он дурачок и хотел трахнуть дохлую рыбку
Посвящение
Вечному собеседнику и благодарному читателю. Да, Рей, это тебе. Спасибо за твою поддержку.
Самый несчастный Шинигами на свете
24 июня 2023, 09:49
Пока главная героиня пробиралась по тёмному таинственному лесу в поисках цивилизации, я с упоением вдыхал с волос уснувшей Хинаты-чан аромат шампуня и старался не слишком активно закатывать от наслаждения глаза. Ино-чан не без интереса поглядывала в экран, но время от времени поднимала взгляд на моё лицо, незаметно — как ей казалось, — разглядывая мои щёки. Шрамы, отдалённо напоминающие усики животного, лишний раз роднящие меня с семейством кошачьих, привлекали неожиданно много внимания.
Я чувствовал их из-за лёгкого тянущего чувства, но куда сильнее было фантомное ощущение мокроты по шраму вдоль всего живота. Предплечья, стараниями ба-чан, не беспокоили. Даже шрамы стали достаточно тусклыми, чтобы не вызывать лишних вопросов.
— Хочешь потрогать? — скосив взгляд на Ино, тихо поинтересовался я с хитрой улыбкой.
Девушка ощутимо вздрогнула под боком: обе красавицы устроились по сторонам от меня, постепенно всё больше растягиваясь по дивану и мне.
— И давно ты стал таким наблюдательным? — спросила она спустя время, отрывая голову от моего плеча и приподнимаясь на руках, устраиваясь в более сидячее, чем лежачее, положение.
На вопрос отвечать было вовсе не обязательно, поэтому я только неопределённо хмыкнул и повернул лицо в её сторону, отдаваясь со всеми потрохами. Нежные тёплые пальчики с болезненной осторожностью симметрично коснулись скул и медленно, прощупывая миллиметр за миллиметром огладили сначала вниз, до границы нижней челюсти, а потом от носа по щекам к ушам.
— У тебя такая нежная кожа? Колись, чем мажешься? — вдруг спросила она.
После маринования во дворце Бейн А, я как-то ничем особо и не пользовался. Хотя ряд привычек за прыщавый пубертат сформироваться успел. Я тогда исключением не стал и, хоть не страдал так сильно, как многие, тот же Киба, например, но и слепящей фарфоровостью, выгодно выделявшей на фоне сверстников Учиху, похвастаться не мог. Вот и попал со всеми великорожденными друзьями в светлы рученьки Яманака, знавшей, казалось, всех и вся в сфере уходовой косметики.
— Исключительная наследственность. — всё же ответил я с садистским удовольствием и неприлично-довольной лыбой. Как же, сама Цветочная принцесса восхищена!
Ино шутку оценила и мягко хлопнула по щеке, имитируя пощёчину, а потом, силясь спрятать улыбку, нарочито грубо заметила:
— Хорош заливать, Узумаки. Я твоё хлебальце подгорелое от и до знаю. Ничего выдающегося, а тут ты, считай, Учиху переплюнул. Колись, пиздабол, кому душу продал?
От чего состояние кожи улучшилось я наверняка не знал. Было ли это следствием сродства с природной энергией или дело в силе Шинигами? Я ведь даже так и не смог ответить себе на вопрос: «кем являюсь». И хоть не хотелось расстраивать малость помешанную на собственной внешности девушку, пришлось пожать плечами. Это оказалось неплохим вариантом, потому что она, подобно умным и уверенным в себе людям, сама ответила на этот вопрос ровно так, как считала наиболее безболезненным для себя:
— Хм. Учитывая, что чумазик вдобавок обзавёлся аристократической бледностью, можно предположить, ты последовал моему давнему совету и начал пользоваться солнцезащитным кремом. Я, конечно, подозревала, что прямые солнечные лучи оказывают негативное влияние на состояние кожи, но чтобы настолько… пиздец. — выдохнула она и довольная результатом короткого расследования, снова разлеглась, укладывая голову мне на плечо.
Хината-чан заворочалась, плавно стекая ко мне на бедро и продолжила сладко посапывать. До конца фильма будить её было бессмысленно, но потом, когда время уже приближалось к полночи и пришло время расходиться, я отнёс её в гостевую спальню. Мне Ино предложила переночевать в комнате попавшего в немилость отца. Что-то внутри вырвалось с протестом и помешало согласиться, вынуждая сговориться на «сон» в гостиной. Учитывая мои планы на ближайшие часов шесть-восемь по местному времени, разницы, на самом деле, не было никакой. Только исчезновение из общей зоны почти наверняка не останется без внимания. Но и тут выкрутиться можно.
Пожелав спокойной ночи, Ино ещё раз погладила меня по щекам, уже при свете изучая скептичным взглядом подозрительно грубые шрамы, и только потом удалилась на второй этаж.
Я же, игнорируя существование дивана, сразу покинул дом Яманака и в ближайшем пустом закоулке, убедившись в отсутствии посторонних глаз, перенёсся обратным призывом на Мьёбокузан, обитель праздности и вечного лета, предварительно проведя ритуал по отправлению призраков на другую сторону.
На опушке, с которой открывался чудесный вид на местные красоты, было пусто, но чуть пройдя в сторону дома Фукасаку-сана и Шима-сан, я сумел наткнуться на дремлющего с дымящей трубкой в широком жабьем рту Гамакичи. Этот парень, казалось, вырос с нашей последней встречи раза в три, чем искренне восхищал.
— Эй, придурок! Ты же если это говно уронишь, пожар устроишь такой, что потом вечно придётся у перехода дежурить! — крикнул я своему жабьему напарнику.
Тот всхрапнул, просыпаясь. От неожиданности трубка вылетела из его рта, с грохотом падая на траву. Переполошившийся жаб-подросток, размером с немаленьких холм, выглядел уморительно, особенно когда начал матерясь топтаться на горке горящего табака, просыпавшегося на ярко-зелёную травку. Моё веселье незамеченным не осталось, а потому я решил сбежать до того, как молодой жаб разберётся с проблемой и переключится на топтание некого людя.
Шима-сан обнаружилась в огороде, дёргающей какую-то травку и собирающей в рядом стоящую банку ярко-жёлтых гусениц. Увидев меня, она тут же поздоровалась:
— Здравствуй, Наруто-чан! Давненько тебя у нас не было.
Вопреки моим ожиданиям, выглядело это буднично, хотя, по местному времени, я тут не появлялся сильно больше полугода. Вот ещё одно доказательство моей теории, что, по большому счёту, если бы не какая-то необходимость, жабам на людей было покласть. У них своя тусовка.
— Миссии. — коротко ответил я и старой жабе такого ответа оказалось достаточно. Она сразу перешла к делу, продолжая ловко перекидывать гусениц в банку, — Джирайя недавно был, как раз о тебе справлялся. Он оставил записку. Сейчас, завтракать пойдём и я её тебе отдам. Все девять. Он их ещё месяца три или четыре назад оставлять начал. Волновался за тебя. А я ему и говорю, вот чего волноваться? Нормально всё с твоим детёнышем. Загулял небось. Оно так и оказалось. — махнула жаба лапой, бросая последний придирчивый взгляд на грядки.
Довольно кивнув, Шима-сан неловко обхватила свою стеклотару лапами и поскакала к дому. Устроив меня и подоспевшего Фукасаку-сана за низким столиком, жаба засуетилась на кухне, собирая то ли обед, то ли ужин. В какой-то момент передо мной на стол приземлилась неплохая такая стопка писем. Тут то под ложечкой в приступе внезапной тревожности и засосало. Первую бумажку распечатывал со стойким ощущением, что, по меньшей мере, обезвреживаю бомбу, которая в любом случае бахнет ввиду полного отсутствия у меня сапёрных навыков.
«Здравствуй, Наруто! Во-первых, сходу пишу тебе о необходимости придумать иной способ связи: первые семнадцать писем оказались частично съедены сбежавшими от Шимы букашками…»
Тут я остановился, глубоко вздохнул, проглотил вязкую слюну, мысленно повторяя про себя цифру «17», и продолжил чтение, хотя готов к нему явно не был:
«Во-вторых, мне с каждым днём становится всё сложнее искать тебе оправдания. Не хочется превращаться в истеричную мамашу: у меня на то нет ни права, ни необходимых черт характера, однако жизнь — в целом — и ты — в частности — вынуждаете делать противное моей природе и потому, надеюсь ты простишь мне некую эмоциональность при встрече.».
Второе письмо походило на первое, как я на отца. То есть оказалось значительно короче и бессодержательней. Хотя определённый шарм имелся:
«В дополнение к предыдущему письму, вынужден признать — дело может дойти до насилия, если ты не объявишься в ближайшее время».
Шима-сан увлечённо рассказывала Фукасаку-сану об очередном урожае и своих планах по традиционной ежемесячной закатке солений, да так интересно, что даже я заслушался, хотя раньше знать не желал, чем эта жаба меня кормит. Возможно, дело в нежелании читать дальше.
Так и просидел до конца, как выяснилось, позднего обеда. Потом меня с дедом выгнали с кухни с целью навести порядок. Вариантов как-то ещё оттянуть неизбежное не нашлось — даже старый жаб в кои-то веки решил пройти по горе с инспекцией, в которую меня не приглашали.
Прогулявшись до любимого дерева, под которым с некоторых пор стояли два шезлонга, и заняв более старый, сделанный Джирайей ещё в юности, насладившись прохладой в тени раскидистой кроны, я всё же заставил перестать себя оттягивать неизбежное и открыл третье письмо:
«Смог выяснить, что ты попал в больницу из-за отравления чужеродной чакрой. По крайней мере так написано в медицинском заключении. Даже сложно описать, как меня раздражает невозможно навестить тебя. Надеюсь, вопреки прогнозам, ты опять поступишь непредсказуемо и очнёшься.».
Это была своеобразная передышка, от которой легче вообще не стало. Вместо этого появилось чувство беспомощности, так мало подходящее вездесущему и всесильному старику-извращенцу. Но следующее письмо вернуло меня в состояние священного ужаса:
«Ты заставил меня поволноваться. А ещё засомневаться, есть ли в твоих планах шароёбство с кабуки-трупой по южным провинциям страны Огня. Мне тогда показалось, что тебе понравилась идея, но, если не хочешь — так и скажи. Я пойму.».
Кажется, он надумал себе там чего-то неправильного о моём к нему отношении. Столько неуверенности в паре строк вообще не в его стиле. Бля, я просто замотался с этими миссиями и даже не думал, что заставлю поволноваться стольких людей. Остаётся надеяться, что он не «смог выяснить» обстоятельства последней моей миссии предпоследней редакции.
Не желая лишний раз оттягивать, но и торопить события, я продолжил вскрывать письма. С пятого по восьмое включительно Джирайя сменил тактику и занимался ненавязчивым перечислением своих приключений. Подрался с трактирщиком из-за расхождения в мнениях на тему красивых женщин, нашёл какой-то свиток про Кьюби возрастом под триста лет, влип в конфликт с двумя шпионами-киригакурцами, начавшими наглеть без меры. Выпусти третий тираж одной из наиболее успешных своих книг. Заметил, участились случаи возникновения в разрозненных деревнях слухов мистификационного характера. Почему-то люди стали с излишней охотой становится свидетелями существования паранормального: призраков, бесов, демонов. Именно это наблюдение заставило меня заволноваться, насколько качественно я выполняю работу Шинигами. И вспомнить про Кураму с его безответственной девкой. Опять. Но когда-нибудь я до них точно доберусь.
Увлечённый этими мыслями и уже не веря в беду, именно на неё я наткнулся, распечатав и начав читать последнее письмо:
«Решил всё же отправить заявку на наставничество над неким Одуванчиком, успешно сдавшим экзамен минувшим летом. Ответ, вопреки обычаю, пришёл быстро. Вероятно, чернила на свидетельстве о твоей смерти не успели остыть, как было распечатано моё прошение, вот и сработали оперативно. Даже знать не хочу, что с тобой случилось. Лучше сам потом расскажешь, потому что я, наивно, продолжаю хранить веру, что ты снова поступишь непредсказуемо и воскреснешь, хотя такого в нашей деревни не бывало за всю её восьмидесятилетнюю историю.».
— Дерьмо. — громко и чётко оповестил я округу, давя желание сжать руки в кулаки: не хотелось помять письма.
Лучше бы он злился. Или отнёсся к моему длительному отсутствию с меньшим трепетом. Пусть письма были коротки и не пропитанными горючими слезами, простора для фантазии не оставалось. Джирайя действительно относился ко мне тепло, а я своим пренебрежительным отношением только и делаю, что порчу хорошим людям настроение. Вот чего мне стоило отправится на Мьёбокузан после выхода из больницы? Показаться Шима-сан, даже писем строчить не обязательно. Но нет, я же был так зациклен на себе.
Да, все эти Шинигами-штучки сбили с толку.
Можно ли считать это оправданием?
Безусловно.
А можно уже начать вести себя так, чтобы не приходилось искать оправданий?
В растерянности, я вытащил из браслета чистый лист бумаги и карандаш, а потом пялился на эти предметы, как на невидаль, и не мог понять, что мне с этим добром делать. Что написать? Надо ли вообще хоть что-то писать? Может, лучше дождаться здесь Джирайю и объясниться лично. Рассказать все те удивительные историю, что случились со мной за последние три месяца. Но вдруг он уже в Конохе? Решил удостоверится, перепроверить всё. А, как узнает об ошибке, начнёт искать. Он, конечно, адреса моего проживания не знает, но вряд ли ему составит сложность выяснить. Это вовсе не секретная информация.
Я настрочил на листе кривое «прости, что заставил волноваться», тут же стёр ластиком всё, кроме «прости», свернул послание и оставил Шима-сан. Сам же сложил печать, готовясь вернуться Полётом Бога Грома к себе в квартиру.
С первого раза не получилось.
В этом не было ничего удивительного: мне эта техника давалась со скрипом, жрала немерено чакры, а тут я ещё и не практиковал её целую вечность. Попробовав ещё пару раз, и, поймав, наконец, нужное чувство, я ясно осознал, что с печатью в комнате что-то не так. Бумажка с символом была прикреплена к нижней стороне подоконника, что удачно выступал над кроватью. Я надеялся, что там она будет в полной сохранности, но, очевидно, ошибался. А, значит, придётся возвращаться через жабий фонтан на восточной оконечности Конохи. Хорошо, времени прошло немного и в деревне ещё глубокая тёмная ночь.
Пройдя мимо Гамакичи, продолжавшего дремать и явно не ведающего о грядущей каре от Фукасаку-сана, совершавшего инспекцию и обещавшего вот-вот добраться до точки перехода, я сконцентрировался и перенесся в своё измерение. Тут же застрекотали сверчки, небо окрасилось исиней чернотой с россыпью звёзд, а температура снизилась градусов на двадцать пять. Зябко вздрогнув от внезапно пробравшего холода, я направил стопы по знакомым улочкам в сторону дома, ругая себя за отсутствие должной усидчивости.
Ведь пытался сделать вторую печать. Резервную. Вот на этот самый случай. Но после двухсот неудачных попыток я прекратил свои страдания вместе с тем, как подошёл к концу очередной рулон дорогущей чакропроводящей бумаги. Даже первая удачная печать столько сил не потребовала. А тут совсем перестало получатся. Не понимаю я её.
Но теперь то точно придётся снова засесть иначе ходить мне зимой от фонтанчика до своих неотапливаемых хором и страдать куда сильней. Да и деньги есть. С недавних пор я так и вовсе богач. И это ещё неизвестно, сколько мне выплатят за страну Чая с учётом компенсации. Так что на бумажку наскребу и, пусть с миллионной попытки, справлю…
— Какого хера? — шокировано выдохнул я.
На месте старого (даже слишком), любимого (местами незаслуженно) дома был пустырь. Чистая земля с остатками некрупного строительного мусора и недавно выкрашенной моими заботливыми ручками красной металлической лестницей, теперь скорбно лежащей в сторонке и уже успевшей частично потерять в объёме. Наверняка наиболее предприимчивые успели растащить на металлолом. Этот район вообще никогда ничем хорошим не славился.
Но спиздить дом?
Целое, мать его, четырёхэтажное бетонное здание?
Не, да быть не может.
Потирая футболку в районе груди и пытаясь успокоить дыхание, я стал обхаживать полянку, искреннее уповая на собственную невменяемость. Наруто просто сошёл с ума и забыл дорогу домой.
Обойдя по широкой душе пустырь, я неловко заглядывал в каждый переулок и улочку, надеясь найти там свой дом, но вместо этого только лишний раз убеждался, что представления не имею, где он может быть. Даже мысль об одолевшем сумасшествии не успокаивала: домой то всё равно не попасть.
Ноги стали слабеть и я начал по грязной обоссанной уличными котами и пьяницами стеночке соседнего здания сползать на землю. В голые коленки больно впились камни и стекла побитых бутылок, на ладони осталась влага тухлой мочи, а в нос ударил с детства привычный запах родных трущоб. Голова горела от возникающих одна за одной мыслей. Понимание, что мой дом снесли, всё же осело в голове неподъёмным грузом.
Там же всё было: протухшее мясо, заплесневелые стены, набор для рисования, подаренный стариком Третьим на мой восьмой день рождения, папин кунай, мамины конспекты по Фуин клана Узумаки, та единственная удавшаяся печать Полёта Бога Грома — вся моя жизнь. И многое из жизни родителей.
Закрыв лицо руками, я сильно надавил на глаза, начавшие болеть от сухости. Кажется я минут десять не моргал. Они тут же заслезились, а я поздно вспомнил, чем успел ладонь испачкать. Теперь едкая вонючая грязь оказалась на правой стороне лица и щёку там защипало.
Раздражённо одёрнув руки от лица, я медленно поднялся на слабых ногах и, стараясь шагать ровно, пошёл в сторону квартала Яманака. Занимался рассвет, хотя до него ещё пару часов точно оставалось. Как странно работает время. Как странно работает жизнь.
Открыв дверь, я не услышал никаких признаков бодрости: дом спал. Сначала я пошёл в ванну — умыться. Щека горела огнём и только глянув на себя в зеркало, я понял, что дело в этих дурацких шрамах, которые по какой-то загадочной причине теперь больше напоминали свежие порезы. С обеих сторон.
От попыток промыть их стало лишь хуже — раны кровоточили. Сначала слабо, а потом всё сильнее. Казалось, мои старания не идут на пользу. Кровь уже стекала по шее, заляпав ворот новенькой футболки, и без того давно просящей стирки. Но спустя пару минут всё успокоилось. Кровь всё же свернулась, запечатывая порезы плотной коркой.
— Просто надеюсь, это какое-то смертельное проклятие и я наконец-то умру. — сказало мне бледное отражение с огромными, без меры посиневшими, глазами. Смотреть на него не хотелось — я его не узнавал, а потому побаивался.
Из ванной я прошёл и занял своё законное место в гостиной, попытался подумать. Сейчас, конечно, не помешало бы забыться длинным целительным сном, но раз такая роскошь не доступна, придётся прибегать к альтернативным методам восстановления душевного равновесия и поиска ориентации в пространстве.
Выходило, что дом снесли незаконно. Я исправно платил аренду даже когда испытывал острую нехватку этих бумажек. То есть всё время не считая последних месяцев. В последний раз я вообще внёс оплату за полгода по полному тарифу: скидка как льготнику испарилась, стоило мне обзавестись чунинским жилетом. Жилет, кстати, тоже утрачен.
Если кто-нибудь не додумалась пошариться по квартире перед сносом. Хотя даже так его бы ждали только, уже обозначенные ранее, протухшее мясо и заплесневелые стены. Все мало-мальски ценные вещи хранились в печати на стене под кроватью и туда мог иметь доступ лишь носитель крови Узумаки.
После разрушения контура печати, пространство, образованное ею, либо разрушается, либо теряется. Я использовал тот вариант, при котором разрушается, как и всё внутри. Есть ли шанс, что нужный фрагмент стены уцелел, печать сохранила цельность и вещи внутри целы?
Да, есть, наверно.
Тут тогда второй вопрос: как его найти? Что-то подсказывает, что в тех местах, куда свозят строительный мусор, достаточно просторно. А это даже не иголка в стоге сена. Сухая травинка с небольшой печатью в куче такой же куче сухой травы.
— Доброе утро, Наруто-кун. — звонко поздоровалась Хината-чан.
Девушка успела отлично выспаться, что не могло не сделать её активной и довольной жизнью с утра пораньше. Хотя нет. Солнце высоко. Сейчас уже часов десять. Странная штука — время. Особенно сегодня.
— Доброе, Хината-чан. — отозвался я.
— Сегодня такая погода хорошая. Даже удивительно. Ты будешь завтракать? Я хочу сделать яичницу с помидорами и кофе.
— Нет, спасибо. Не хочется.
— Ммм… А ты давно проснулся? Уже покушал?
Девушка увлечённо копошилась на кухне и вопросы сыпались оттуда же. Эта дистанцированность сыграла со мной злую шутку и, увлечённый своими думами, я забыл ответить. Через пару минут, когда запахи готовящейся еды так и не успели наполнить первый этаж, послышались тихие шлепки босых ног о паркет и девушка, задумчивая, вошла ко мне в гостиную. Я обернулся к ней, встречаясь взглядом и вынуждая замереть. Осознав свою оплошность и вытащив из глубин сознания её вопросы, я поспешил ответить:
— Мне не спалось. Почти всю ночь бродяжничал. — я натянул на лицо дежурную улыбку и в привычном жесте почесал затылок, имитируя неловкость.
Хината-чан, так и стоящая в проходе, заторможено кивнула, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Она вся показалась собравшейся, напряжённой. Даже вены вокруг её глаз вздулись.
Собрав всю эту визуальную информацию, я всё же смог пробраться сквозь пелену собственных эмоций и догадаться, пусть и с трудом, — имитация вышла паршивая, клиент не поверил. Во что именно он не поверил — загадка за семью печатями.
Вспомнив о своём отражении, я запоздало додумался отвернуться. Как бы сей жест не был расценен, девушка ушла. И ушла далеко, даже не на кухню. Разбираться в этом деле не было сил и я вернулся к рассуждениям.
Проёб наследия родителей можно считать достаточно выдающимся достижением, но нельзя сказать, чтобы я не сделал всё возможное, чтобы его обезопасить. Хотя, учитывая обстоятельства, было бы лучше его вообще не трогать и оставить в той скале. Может, кто умный нашёл бы.
Но, если серьёзно и без лишней драмы рассуждать, то нельзя же было всерьёз учитывать вероятность сноса жилого дома? Да, даже так, носить с собой — куда больший риск. На теле у меня нет ничего надёжней браслетов. Но их очень легко повредить, особенно с моим умение попадать в истории. После последней они все пропитались кровью и два из них, например, сейчас не откликались. И не факт, что мне удастся восстановить доступ к пространственным карманам. Особенно теперь, когда все записи оказались утеряны.
— Вот он. — послышался дрожащий голосок Хинаты-чан.
Следом от пола стали отлетать эхом уверенный шаги и передо мной оказалась Ино в едва завязанном на голое тело шёлковом халатике. Досадно, что видневшийся розовый сосок сейчас настолько был мне не интересен. Переведя свой взгляд выше, я увидел хмурое и обеспокоенное лицо.
Прокрутив в голове события внешнего мира, я сразу пояснил своё странное состояние духа:
— Мне не спалось. — тут дыхание сбежало судорожным вздохом, из-за чего складочка меж светлых бровок Яманака стала заметнее, и я поспешил договорить, — И я по-пошёл п-п-п… фууух, прогуляться. — с трудом выговорил, возвращая руку на грудь, надеясь прогонать лишнее давление, — Короче, дом, мой дом. Снесли. — сумел я закончить мысль и решил молчать, ради спокойствия себя и окружающих.
— А с щеками что? — хмуро раздался безжалостный вопрос блондинки.
— Не знаю. — сжато выдохнул я и спрятал лицо в ладонях.
Эти царапины меня с ума сведут. Надо с ними что-то сделать.
Рядом, под весом чужого тела, прогнулся диван. На плечи стало что-то физически давить, усиливая дискомфорт в груди. Потом прогнулся диван с другой стороны и давление увеличилось. Выглянув из-за пальцев, я увидел, что это девушки решили меня поддержать дружескими объятиями, которые ощущались сейчас неподъёмной ношей. Узел у груди скручивался, причиняя боль, дыхание чаще сбивалось, по рукам потекла кровь. Брезгливо оторвав ладони от щёк, я скривился, и вот тут началось. Глаза защипало, нос забило соплями в один миг. Из груди вырвался всхлип и дамбу прорвало. Подруги обняли ещё крепче, почти мешая дышать и будто выжимая из меня всхлипы, от которых каждый раз что-то лопалось в лёгких, но спустя пару минут начало становиться лучше. Я смог почувствовать ласковые поглаживания по спине и голове, тихие увещевания Ино, что ничего страшного не случилось и мы со всем справимся, прикосновения мягкой ткани, собирающей влагу с горящих от попадания в порезы слёз щёк.
Когда всхлипы прекратились, меня накрыло истощение. Я мог только молча кутаться в тёплых объятья, благодаря всех Ками мира за возможность не переживать этот тяжёлый момент в одиночку.
Когда Ино отстранилась и начала подниматься, я, неожиданно сильно, дёрнулся и потянулся за ней, удерживая за руку и прося не уходить. Тогда она вернулась на место и мы просидели так ещё с полчаса, пока я окончательно не пришёл в себя и только пользовался сложившимся положением.
— Не хотела этого говорить, но я сейчас обоссусь. — вдруг призналась Ино.
— Угу. — кивнул я, пригретый и разомлевший.
— Я быстро вернусь. И принесу тебе чай. А вы с Хинатой сходите-ка и умойтесь, ладно? — говорила она со мной, как с сумасшедшим, но я не был против, тем более, что это лишний раз помогло мне связаться с реальностью.
Кивнув, я отпустил руку девушки и сам поднялся. Ино ещё раз обняла меня и, забавно семеня, умчалась наверх. А Хината повела меня под ручку в ванну на первом этаже. Она даже открыла кран и порывалась сама меня умыть, но тут я решил перестать играть немощь, за плечи мягко отстранил девушку и сам справился с тем, чтобы высморкаться и смыть смесь крови со слезами и соплями.
Отражение было удивлено меня лицезреть своими ещё более посиневшими глазами. Но меня интересовало другое — присмотревшись к щекам, я вынужден был заметить, что раны стали ещё шире и глубже.
— Нужно сходить в госпиталь, Наруто-кун. — невесело оповестила Хината-чан, опуская на туалет крышку и садясь сверху.
— Ага.
— Вы ещё здесь? — в ванную заглянула Ино со стопкой одежды. — Так, я смотрю без госпиталя не обойтись. Так что давай сейчас в душ, переодевайся и вместе сходим. А потом дойдём до канцелярии. Постараемся разобраться, что случилось и истребовать баблишка. Вот полотенце, шорты, футболка, — она весело помахала пакетом, добавляя, — даже ещё не распакованная. Бельё, надеюсь есть, а то неохота в батиных трусах копаться, даже ради тебя, котёнок. — закончила девушка.
Последнее изречение показалось мне смешным. Я улыбнулся и тут же поморщился — раны отозвались болью и едва затвердевшая корочка снова полопалась, немного кровя.
— Так, постарайся не калечиться. Я, конечно, польщена, но на тебя смотреть больно, уж прости за такую неприглядную правду. А ты чего с унитазом слиться пытаешься, принцесса Хьюго? Давай, на выход. Я то знаю, что ты на него и через дверь полюбоваться сможешь.
Хината тут же поднялась и на мой шокированный взгляд, покраснев, ответила:
— Только каналы чакры.
— Но они, у Наруто-куна, оплетают тело, как вторая кожа. — с придыханием пропищала Ино, имитируя голос подруги.
Хината сначала ещё сильнее покраснела и, не найдя, что возразить, пошла в наступление на блондинку. Дверь за ними с надрывным треском захлопнулась, послышался несдержанный конский ржач, совершенно не вязавшийся с аристократическими замашками Ино.
Понятливо хмыкнув, я перевёл взгляд на стык между плитами на полу, осознавая себя наедине с собственными мыслями. Опять. Но в этот раз они не терзали и не вводили в ступор. Было приятно чувствовать себя собранным, готовым действительно решать проблемы. Конечно, горечь и расстройство никуда не делись, но теперь с ними вполне можно было существовать.
Под душем я намывался очень долго, оттирая пыль дорог и кровь. Потом так же неторопливо почистил зубы, оделся, попытался пятернёй привести в порядок отросшие волосы. Болезненная бледность отступила, превращаясь в бледность обыкновенную, так не свойственную моему вечно загорелому лицу. Конечно, прям совсем тёмненьким я перестал быть ещё два года назад, когда всерьёз взялся за учёбу, но прям таким мне быть не доводилось.
Девочки к моему возвращению в общество заканчивали завтракать. Я сел рядом, ещё раз слушая план действий от Ино. Потом она покидала посуду в раковину и, даже не заливая водой, поспешила на выход, утягивая нас с Хинатой-чан за собой.
В больнице я ориентировался лучше девочек. Мне со всеми анализами и прививками после выхода из приюта приходилось разбираться самому. Хорошо хоть медсёстры сердобольные всегда попадались и разве что за ручку по кабинетам не водили. Хотя вру. Водили.
— Ты точно сам? Нам не сложно с тобой побыть.
— В кабинеты вы со мной не пойдёте. В очередях я тоже сам посидеть смогу. Они тут небольшие. Заполнять бумажки я тоже сам буду. Так что идите. И в канцелярию сам дойду — не маленький.
— Ладно. — с сомнение протянула Ино, уже успевшая мысленно прикинуть, чем заняться в освободившееся время.
Хината-чан изначально не имела привычки навязываться и только понятливо кивнула.
Так я остался один на один с коноховской системой здравоохранения. Тут главное, не показывать страх: она может его почуять и укусить. Напротив, важно вести себя уверенно, но не слишком, самоуверенных она тоже любит макнуть лицом в использованные пелёнки. С таким настроем я посетил регистратуру, без капли недовольства отстоял очередь к терапевту, без лишних подробностей описал свою проблему, получил направление на сдачу анализов, отстоял очередь в процедурный кабинет, отдал на благо собственного обескровленного организма ещё пару колб драгоценной жижи, посетил горячо любимую приёмную экстренной помощи, где две скучающие дамы в четыре руки обработали порезы, а потом минут пятнадцать пытались решить, надо ли накладывать швы. В итоге я положил разгорающейся ссоре конец емким отказом от дальнейших процедур и благодарностью за проделанные и покинул сие гостеприимное местечко, предварительно узнав в регистратуре, что результаты анализов можно будет получить у терапевта через три дня.
После короткой прогулки по улице, затопленной ярким, но едва греющим светом дневного солнца, я имел удовольствие оказаться в очереди в канцелярию. Здесь оказалось неожиданно много шиноби и в любой другой день я бы предпочёл оставить сие гиблое дело до лучших времён, но сегодня заняться было решительно нечем, да и очень хотелось разобраться в этом щекотливом деле.
Поэтому я прислонился спиной к казённой стене, выкрашенной такой же казённой светлой краской и настроился на длительное томительное ожидание. Но время продолжало меня удивлять, двигаясь стремительно даже в пыльном душном коридоре. Помимо размышлений, бытие скрасили разговоры трёх взрослых мужчин, ожидавших своей очереди. Они по кругу прикладывались к бутылке с мутноватой жижей, обретая с каждым часом всё более малиновый оттенок. Разговоры их так же становись развязней и в итоге, не выдержав, эти дураки решили взять кабинет штурмом, хотя им оставалось дождаться всего ничего. В итоге их безжалостно выпроводили на улицу, а меня, напротив, пригласили в кабинет.
Заняв место напротив одного из трёх местных работников, я чётко назвал свои данные, предоставил удостоверение и назвал главную причину явки на сегодня:
— Дом, где я жил без малого девять лет, в моё отсутствие снесли.
— Хм. Назовите адрес и тип жилья. — чуть застопорившись от нетипичности жалобы, попросила полная женщина в очках в роговой оправе.
— Жилой квартал №13, общежитие №2.
Женщина агрессивно забряцала по клавиатуре, потом замерла вчитываясь, и была рада сообщить:
— Всё верно. Снесли шестого сентября текущего года в связи с аварийностью дома и смертью последнего владельца Наруто Узумаки. — имя и фамилию она зачитала по слогам, потом, довольная выполненной работой, бросила на меня выжидательный взгляд.
Этот элемент бюрократической машины оказался удивительно здравомыслящим, а потому тонко ощипанные бровки дамы стремительно сошлись на переносице, делая лицо напряжённым от дум:
— Знакомое имя.
Она перевела взгляд на рабочий стол, снова на меня, снова на рабочий стол, удивилась своему открытию, припомнив имя, названное вначале, не далее, как две минуты назад и стала с ещё большей агрессией бряцать по клавиатуре, перепроверяя информацию. Потом она ещё с минуту пялилась то на меня, то на фотку в личном деле, сравнивая и приходя к неутешительному выводу: бюрократическая машина дала сбой. Мда, ничто не совершенно в мире людском.
— Подскажите, а могу я как-то оспорить законность сноса здания и получить компенсацию? — поинтересовался я, хотя деньги меня мало волновали. Их не было, но надежды на последнюю миссию, по мере хода событий, росли в геометрической прогрессии: деревня явно задолжала мне прекрасную принцессу и полцарства в придачу. А в ближайшее время можно будет перебиться оплатой за триатлон.
— По этим вопросам обращаться в юр-отдел. — коротко ответила женщина, но поняв, что уходить я пока не планирую, уточнила, — Что-нибудь ещё? — и забавно надула тонкие губки, выкрашенные ярко-сиреневой помадой.
— Да. Я бы хотел получить плату за миссию.
Тут никаких пояснений не требовалось. Это была именно та работа, которую, подобно роботу, работала женщина изо дня в день. Она понятливо кивнула и даже начала что-то не только агрессивно, но и быстро, печатать, но потом замерла и, сама удивляясь своим словам, заметила:
— Так не положено. Вы же в реестре числитесь мёртвым. Вам и оплату не высчитывают. А раз вы живы, то и компенсационная выплата родным не положена.
— Я понимаю, но что по поводу прошлой миссии? По завершении которой, я ещё числился живым.
Тут дама снова задумалась и спросила:
— Кого вы указали в качестве наследника, когда получали удостоверение шиноби?
— Третьего. — кисло отозвался я.
— А потом. — не растерялась дама.
— А потом мне было некого там указать и я не стал обновлять документы.
Женщина недовольно причмокнула губами, задумалась, снова удивилась системе, в которой оказалась винтиком, и сообщила:
— Не положено выдавать оплату за миссии третьим лицам.
— Так я и не третье, а самое, что ни на есть первое лицо.
— Но в реестре вы числитесь мёртвым, а значит указать вас как получателя я тоже не смогу. Касса не откроется.
Я откинулся на стуле, почесал затылок, в поисках светлых мыслей, и спросил прежде, чем уйти ни с чем:
— А как скоро меня воскресят?
Женщина тяжко вздохнула и ответила:
— По этим вопросам обращаться в юр-отдел.
— Ага. Спасибо большое. — искренне сказал я, но дамочка всё равно восприняла это как сарказм и скривилась, готовая принять нового ниндзюка.
Идти до юр-отдела самостоятельно я не решался. Хотелось с кем-то посоветоваться, а ещё лучше подождать, пока проблема решится сама собой. Пассивность позиции в данном случае почти не отвращала, учитывая обещание хокаге вопрос с моей безвременной кончиной порешать. Пара тысяч рё у меня при себе имеется, с голодухи я в принципе помереть не способен, пожить пока пару дней можно и у Ино, а там, в самом крайнем случае, всегда есть вариант сбежать на Мьёбокузан.
К тому же Джирайя точно от руководства деревни не отстанет, пока ему Одуванчика не пожертвуют на благое дело. А там придётся меня в правах восстанавливать. Короче, хорошо всё будет. Только Джирайя мне уши оторвёт, наверно.
И вот я снова входил в квартал Яманака с двумя букетиками для моих очаровательных заботливых сожительниц, чувствуя опустошение пополам с умиротворением. Эмоции окончательно улеглись, я смирился с потерей и был готов жить дальше с завтрашнего дня, а сегодня продолжу нести остывший траур по утраченному прошлому. Да и можно ли считать мою потерю столь драматичной, если память при мне? Да, бесценные знания родителей пропали, но их история навсегда останется со мной.
Улыбнувшись своим мыслям, стараясь не сильно растягивать губы, я переложил один из букетов на сгиб локтя, освобождая руку, чтобы открыть дверь. Аромат дома Яманака пробудил во мне игривость и я прямо с порога крикнул, предупреждая о своём возвращении:
— Девочки, ваш котик вернулся… — а, наткнувшись на две пары удивлённых глаз, куда тише закончил, — … с подарками. Вечерочка, Сакура-чан. И тебе Саске-теме.
— Привет, Наруто-кун. Нас Ино-чан позвала отпраздновать твоё возвращение. — первой вернула себе мысль Сакура.
— Оу. Чудно. — я скинул шлёпки, обтёр запылившиеся стопы о коврик и прошёл в коридор, — А где они?
— На кухне. — отозвалась она.
В каждом движении Сакуры мне виделась странная неловкость, а короткие ответы только лишний раз усиливали подозрения. Решив сначала делегировать заботу о букетиках их новым владелицам, что на появление в доме двух веников отреагировали благосклонно и даже полностью окупили старания короткими объятиями и неожиданным поцелуем в висок от Ино.
— Как прошло? — спросила Хината-чан.
— Анализы будут через три дня. А денег мне не видать, пока свидетельство о смерти не будет аннулировано. Лучше скажите хоть, кого пригласили? И чего до завтра не подождали?
— Сакуру, Саске, Шикамару, Чоуджи, Кибу, Ли, Тен-Тен, Неджи. — тут же перечислила Ино и спросила, — А почему до завтра?
Девушка задумалась, как и Хината. Которая стала шевелись губами, высчитывая, какое завтра будет число, потом порозовела и суммировала:
— Мы идиотки, Ино-чан.
— Э? Говори за себя. — возмутилась девушка и пыталась вернуться к размышлениям, но Хината снова внесла сумятицу в мысли подруги:
— Завтра 10 октября. День Рождения Наруто-куна.
Девушки многозначительно переглянулись, Ино явно хотела приложиться лбом о стол, но удержалась и только с прискорбием согласилась:
— Мы идиотки, Хината-чан.
— Да, ладно. — отмахнулся я.
— Нет, не ладно.
— Да мы никогда и не праздновали особо. В прошлом году так вообще… — попытался я привести ещё разумных доводом, мысленно ругая себя за необдуманные слова. Хотя, зная любовь Ино устраивать Дни Рождения, она бы ещё хуже отнеслась, если бы я молчал дальше.
— В этом и проблема, что никогда не праздновали. Так что всё, решено. Закатим тусу века. На неделю. Так, чтобы деревня вздрогнула и предки нас не узнали по её окончании.
— Может не надо так радикально? — ни на что не надеясь уточнил я.
— Твоё мнение в этом вопросе не учитывается. — категорично подвела черту Ино.
В этот момент в кухню вошла звёздная парочка всея Коноха. Саске, даже за диалогом с Сакурой, смог услышать часть нашего разговора и догадаться:
— Так вы всё-таки забыли. Я же говорил. — тут он посмотрел на Сакуру, без лишнего самодовольства, отчего показался даже внушительней.
Девушка почти никак не отреагировала, только коротко переглянулась с Ино, будто что-то спрашивая. Та в ответ раздражённо пожала плечами и отвела взгляд. Ну, теперь немного понятней.
— А у вас любовь на троих? — снова проявил инициативу Саске, садясь на высокий стул у островка.
Двигался он, как всегда, чарующе: расслабленно, с видом хозяина жизни, коим, ввиду происхождения, и являлся. Тёмный, вечно скучающий взгляд, имевший обыкновение загораться, стоило его задеть или увлечь, приковывал намертво. Но ты и сам этого не замечаешь, пока их обладатель не усмехнётся и не переведёт на тебя взгляд, встряхивая мир взмахом длинных чёрных ресниц.
Хорошая новость — к этой заразе можно выработать иммунитет. Это не значит, что чары совсем перестанут работать, но хоть язык глотать перестанешь.
— Когда на троих, когда на двоих. — отозвался я, переглянувшись с девушками.
Учитывая, что ответ не был голословным, а имел под собой некое основание, в комнате резко возрос градус смущения, чего нельзя было не заметить. Сакура-чан удивлённо уставилась на Ино, сыто улыбнувшуюся после моих слов, а учиханутый, похолодевшим взглядом стал изучать столешницу.
Секрет в том, что несмотря на немалое количество доводов в пользу божественного происхождения, Саске-теме являлся человеком, которому, вопреки доводам чувств и рассудка, человеческие чувства тоже бывали время от времени свойственны.
— Я думала, вы дальше поцелуев не заходили. — всё ещё шокировано проговорила Сакура-чан.
Тут Ино не выдержала и звонко рассмеялась, припоминая детали нашего родео. Что же. Замечание про поцелуи действительно выглядело забавно на фоне смазанных эффектом моха воспоминаний. Тут у меня появилось стойкое понимание — я ни при каких условиях не хочу, чтобы Саске узнал, что меня трахнул какой-то парень. Случившееся в городе Дождей лучше вообще считать смелой фантазией журналистов.
Ведомый подозрениями, что Ино не преминёт упомянуть пару щекотливых для моего эго подробностей той ночи, я решил перевести тему:
— А у вас как дела? Слышал, вы обручились. Когда планируете свадьбу?
— Да-да. Саске-кун сделал предложение в мой День Рождения. В клане Учиха есть негласная традиция справлять свадьбы в период цветения сакуры, так что ждём до весны. Хотя мы рассматриваем вариант перенести на год позже. — с радостью переключилась на более социально одобряемую тему невеста. Она, словно заученную речь, стала проговаривать какие-то детали и подробности, заполняя тишину, имитируя идиллию.
Хината и Ино вернулись к подготовке закусок, а потому их мало волновали нюансы. В какой-то момент хозяйка дома вовсе нас покинула, отправляясь общаться с новоприбывшими, коих на кухню не допускали, а сразу отводили в гостиную, ждать.
Но вот три активных участника беседы тем меньше могли верить в этот фарс, чем дольше он продолжался. Саске, не пытавшийся хоть как-то помочь своей невесте с рассказом, буквально впился своими жгучими глазами в мои раны на лице, так что они даже начали фантомно гореть.
Сакура заметила это почти сразу и пару раз пыталась незаметно одернуть жениха, но тот не только игнорировал её невербальные замечания, но ещё и показательно отодвинулся, когда это дело ему окончательно надоело.
Душа ирьенина тоже не выдержала. Сакура остановилась на середине фразы и всё же попросила:
— Саске, прекрати. Это не вежливо.
Учиха усмехнулся, закатил глаза и стал выглядеть так, будто ждал этого момента всю последнюю неделю, как минимум. Я неловко прикрыл щеку, которая была видна с места придурка, и подумал о возможности и для меня слиться с интерьером, как это умудрилась сделать Хината-чан.
— Чем игнорировать проблему, не лучше ли её решить? — с понятными одной лишь Сакуре интонациями, поинтересовался Саске.
Девушка даже воздухом подавилась, а, когда хотела что-то возразить, женешок с непонятной мстительностью добавил:
— Ты не понимаешь, это другое. — улыбнувшись почти зло.
По какой-то причине это заставило Сакуру-чан замолчать и едва ли не расплакаться. Саске же, довольный своим триумфом в маленькой ссоре возлюбленных, опять перевёл взгляд на меня. Тут улыбка с его лица сошла, будто и не было. Лицо было мрачное, а в глазах мелькнуло знакомое бешенство.
— Чем вынуждать всех, кроме тебя, добе, с пятый раз выслушивать подробности нашего предстоящего бракосочетания, может всё же расскажешь, кто тебе так художественно ебальник обработал?
Сакура-чан, если и хотела что-то возразить, решила воздержаться. Зато у меня за спиной что-то жалобно треснуло. Обернувшись, я увидел, как Хината-чан откладывает в сторону раскрошившуюся в её руке мельницу для специй.
Да, согласен, вопрос прозвучал грубовато, но Учиха вообще склонен подбирать слова именно таким способом, чтобы собеседнику было максимально непонятно, что о нём почти беспокоятся.
— Да так, дамочка одна. Хотела, чтобы я имел больше сходства с родом кошачьим. — ответил я максимально честно, не раскрывая подробностей, которые, вроде как, засекречены.
— А ты так просто позволил? — задал ещё один наводящий вопрос Учиха.
Пришлось погрузиться в воспоминания и, невольно, меня затянуло слишком глубоко, отчего по спине пробежал холодок, а руки и ноги онемели. Вырвавшись из рук придворных А Байса, я решил ограничится в ответе банальным:
— У меня не было возможности волеизъявления.
— Ты попал в засаду? — не давая ни секунды на передышку, прилетел следующий вопрос.
Тишина на кухне была свинцовой. Оттого взрыв хохота из гостиной показался совсем инфернальным. Захотелось сжаться в комок. Спрятаться от этих звуков и острого скучающего взгляда, за которым скрывается невероятно силы желание сожрать.
Борясь со внезапно нахлынувшими эмоциями, я так глубоко ушёл в себя, что не заметил, как Учиха встал со своего места, обошёл остров и остановился рядом со мной, опираясь локтем о столешницу и заглядывая в лицо. Расстояние между нами оказалось совсем скромным и от этой интимности сначала замутило, но потом до меня доплыл знакомый запах некогда близкого друга, успокаивая.
— Ты попал в засаду? — снова прозвучал вопрос. Очень тихо, теперь уже только для меня, хотя, конечно, с друзьями-шиноби нет никакого проку от пониженных тонов.
— Да. — сипло ответил я, продолжая прикрывать щёку и боясь поднять взгляд.
— И что же заставило тебя потерять бдительность? Очередная девка? — вкрадчиво уточнил он и мне почудилось, что злился он всё это время на меня.
Не понимая, чем вызвал такую эмоцию, возразил:
— Я не терял бдительность.
Саске протянул ко мне руку, обхватывая запястье, и мягко, но настойчиво потянул в сторону, вынуждая открыть лицо. Меня не пугали эти раны, но теперь мне стало казаться, будто бы нет в мире ничего более уродливого.
— Тогда как так вышло, что ты попал в засаду? — теперь он подцепил холодными пальцами подбородок, заставляя поднять голову, давая лучший обзор на порезы.
Тут у меня в голове перемкнуло в правильную сторону.
Во-первых, я понял, что на мне сейчас отрабатывают допросную технику.
Во-вторых, меня, по итогу выяснения необходимых фактов, точно смешают с говном. В профилактических целях, однако я с этим и сам справляюсь.
В-третьи, такое поведение Саске-теме расстраивает Сакуру-чан, которая не могла по определению заслужить подобного отношения со стороны будущего мужа.
Скосив взгляд на Учиху, я уверенно посмотрел ему в глаза и ответил на последний вопрос:
— Я знал, что иду в засаду. И на этом ты можешь пойти на хуй со своими вопросами.
Грубо откинув его руку, я поднялся с места, вышел с кухни, не желая пересекаться хоть с кем-то из гостей, сбежал на улицу и, быстро перебирая ногами от негодования, пошёл по единственной не хоженой в квартале Яманака улице, что, по забавному стечению обстоятельств, привела меня в квартал Учих.