Песни мэллорна. Сборник историй.

Плывущая по небу ладья Ариэн щедро изливала золотой свет на бескрайние одуванчиковые поля. В воздухе подрагивало прозрачное знойное марево. Келеборн отпустил коня пастись и, приложив ладонь к глазам козырьком, всмотрелся внимательнее в линию горизонта, окаймленную, будто причудливой рамой, голубоватой лентой реки. — Галадриэль, — выдохнул Келеборн, и появившаяся на его губах радостная улыбка прогнала усталость. Он бросился к бегущей ему навстречу деве и, легко поймав в объятия, закружил. Любимая засмеялась, ее золотые волосы текучей волной упали ему на лицо, и все происходящее вдруг показалось принцу чудесным сном, от которого совершенно не хотелось просыпаться. — Ты как здесь оказался? — спросила Галадриэль, и Келеборн, едва заметно вздохнув, покачал головой и отпустил ее. — Поговорил с Тинголом вскоре после твоего отъезда, — ответил он. — Насчет роли синдар в битвах с Врагом? — Угадала. Мы немного повздорили, и я в ту же ночь собрался и отправился в пустоши Нан Дунготреб на охоту. Нолдиэ в ответ тихонько фыркнула: — Вот как это теперь называется. Там обитают тьма и ужас, которые породила Унголиант, а так же ее многочисленное потомство. Ты был один? Она посмотрела Келеборну в глаза испытующе, и он кивнул: — Да. Но мне бы не хотелось сейчас об этом говорить. Я вернулся. — Устал? — Да, очень, — признался синда. Он беглым взглядом оглядел себя, отметив порванные кое-где одежды и ошметки темной плоти, и покачал головой. Одним движением стянув с себя куртку, он приторочил ее к седлу коня и, шепнув ему на ухо: «Беги домой, дружище», взял любимую за руку. Они шли по золотым полям, озаренные лучами Анора, и Галадриэль рассказывала: — Я говорила с Финдарато, любовь моя. Он приедет на нашу свадьбу. — Рад слышать это, — отозвался Келеборн. — Хотелось бы по возможности соблюсти обычаи. — А еще я зашла в оранжереи Нарготронда. Там растет кое-что… Дева поглядела искоса на возлюбленного, улыбнулась лукаво, и он, решив не строить без толку догадки, беспечно пожал плечами, опустился на землю и, с удовольствием вытянувшись, посмотрел в чистое, без единого облачка небо. — И что же это было? — уточнил он наконец и перевел взгляд на любимую. Она опустилась рядом, и золотая ткань ее платья примяла нежные золотые цветы. В глазах синды вспыхнуло восхищение, и нолдиэ, улыбнувшись в ответ, ласково провела пальцем по его скулам. — Помнишь, когда мы учили квенья, ты спросил, как выглядит «culuma»? — Было такое. Так значит, это его ты привезла из теплиц? — Да. Галадриэль запустила руку в складки платья и достала оттуда большой круглый плод, одетый в толстую золотую кожуру. Келеборн привстал на локте и с любопытством оглядел этот «culuma». Чуть сладковатый, освежающий аромат манил попробовать, и принц, надорвав кожуру, сообщил: — Теперь я припоминаю. Когда я был маленьким, отец покупал у гномов немного этих «золотых яблок Харада». Но бородатые коротышки нечасто их привозят, поэтому у нас нет слова для их обозначения. А у вас, значит, это апельсин? Он подал очищенный плод обратно возлюбленной, и та, надломив его, оторвала одну дольку и протянула жениху. — Верно, — ответила Галадриэль, и Келеборн, осторожно надкусив, слизал капельку сока с ее пальца. Она отломила вторую дольку и поднесла ее к своим губам, но не съела, а осторожно зажала между зубами, оставив половинку снаружи. Ее жених подался вперед и, обняв невесту за талию, съел эту половинку дольки, оставив на губах поцелуй. Таким же образом была съедена и третья долька, за ней четвертая. Келеборн целовал теплые, мягкие губы возлюбленной, ее скулы, манящий изгиб шеи и уже свободную от платья грудь. — Только попробуй снова остановиться, любовь моя, — прошептала Галадриэль, опускаясь в одуванчики и увлекая за собой жениха. — Таких пыток даже в Ангбанде, наверное, не придумали. Келеборн коснулся губами бедра любимой, безжалостно сминая руками ткань платья, и прошептал: — Но я не хочу тебя брать тайком, как вор, без согласия братьев. — А ты считаешь, от их мнения что-то изменится? — спросила прямо она. Он посмотрел ей в глаза, и она запустила пальцы в его серебряные пряди. — Не знаю, — признался он. Они молчали несколько долгих мгновений, глядя друг другу в глаза, и наконец Галадриэль проговорила твердо: — Я хочу только тебя, Келеборн из Дориата. И если даже по каким-то причинам ты мне не станешь мужем, никто другой не посмеет дотронуться до меня. — Я тоже хочу только тебя, Галадриэль, — откликнулся эхом он. — Хочу быть твоим супругом. До конца Арды и после нее. — До конца Арды и после нее, — повторила Галадриэль, и взгляд ее, обращенный на любимого, заволокла пелена. — Ты мой. А я твоя. Не думай больше ни о чем. Финдарато приедет и благословит нас. Он уже согласился. Тогда Келеборн, отбросив последние сомнения, помог возлюбленной избавиться от платья и опустился рядом с ней, заключая в объятия. Золотые и серебряные волосы смешались. Над поляной поплыли стоны, вздохи, смешиваясь с пыльцой одуванчиков и оседая на разгоряченных телах. Пели птицы. Где-то неподалеку, запутавшись между камышей, шелестела мягко река. Родившись в самой потаенной глубине существа, сладость томительно-мучительной, тягучей волной разливалась по стремящимся к единению телам. Галадриэль нетерпеливо притянула к себе Келеборна, оставляя на его спине тонкие розовые полоски, и он, еще раз поцеловав ее уже немного припухшие губы, убрал чуть влажные от горячего желания пальцы и накрыл тело нолдиэ своим. Последняя тонкая преграда, отделявшая влюбленных от счастья, пала. Краткий вскрик скоро смолк, растворившись между золотистых цветов без следа, сменившись тихими влажными шлепками, все более громкими стонами и шепотом: «Люблю». Горячее дыхание оседало на поблескивающей от пота коже. Их собственные тела сейчас казались Келеборну арфой, а соединившая их любовь — струнами. Он делал все, чтобы музыка, порожденная этим причудливым, волшебным инструментом, звучала как можно более совершенно, и счастье, родившееся в глубинах фэар его самого и его любимой женщины, грозило захлестнуть их обоих с головой. Казалось, их уносит куда-то ввысь, покачивая на волнах, и было уже совершенно невозможно разобрать, где небо, а где земля, и существует ли где-нибудь самое мироздание. Галадриэль закричала, и облегчение, излившееся из глубины его собственного существа, вернуло краски и звуки окружающему их обоих миру. — Ну что, стоило это того, чтобы поторопиться принести клятвы? — шепотом спросил Келеборн и прижал к сердцу постепенно успокаивающуюся Галадриэль. — Да, — ответила уверенно та. — И я ни секунды не жалею о случившемся. Муж мой… — Жена моя… Келеборн наклонился, поцеловал трепещущую жилку на шее любимой, ее вздымающуюся грудь, и вновь заключил в объятия. Где-то в глубине души пело счастье. Они лежали, не в силах разомкнуть рук. То принимались друг друга ласкать, то вновь затихали, глядя в постепенно обретающее глубину небо. Наконец, Келеборн спросил Галадриэль: — Устала? — Да, — ответила просто она. — Хочешь, отнесу тебя в покои? — спросил он и, приподнявшись на локте, поцеловал прикрытые веки любимой. — Тут есть неподалеку один из тайных входов в Менегрот. — Хочу, — последовал ответ. Он быстро натянул штаны и, завернув Галадриэль в свою рубаху и ее же платье, подхватил ее на руки и отправился вдоль русла реки к одному из дубов. Если кто-то и видел их случайно в коридорах дворца, то предпочел укрыться в тени колонн. Келеборн толкнул дверь спальни и, уложив ту, что стала сегодня его женой, на ложе, замер в раздумьях: — Официальной церемонии еще не было… — Муж и жена обычно делят одни покои, — возразила Галадриэль, внимательно глядя из-под ресниц. — Останься хотя бы до утра. Келеборн опустил взгляд, глубоко вздохнул, прислушался к собственным желаниям, а после, отбросив неуместные здесь и сейчас мысли о грядущем приезде Финдарато, опустился на ложе рядом с женой и заключил ее в объятия.