Песни мэллорна. Сборник историй.

Упиравшийся кроною практически в самое небо мэллорн пел. По жилам его струились могучие соки, знаменующие жизнь, и Келеборн, положив ладонь на белую гладкую кору, мог услышать самый ее голос. Келебриан неслышно подошла к отцу со спины и, обняв его, положила подбородок на плечо. — Когда мы жили в Харлонде, — заметила она, обратив взор к усеянному яркими, серебристыми звездами небу, — мне и в голову не могло прийти, что эрухини могут жить на деревьях вот так, подобно птицам. Но мне нравится. Келеборн коротко хохотнул и похлопал ласково дочь руке: — Мое собственная молодость прошла в безопасности за Завесой. Мы строили дома на деревьях, но скорей для забавы, чем для защиты от врага. Келебриан задумалась и, помолчав немного, в конце концов произнесла: — Я не знаю, каково это — жить мирно, не вглядываясь в тени за спиной и не ожидая удара. И все же, я не жалею, что пришла в этот мир. Я люблю его. И вас с мамой. — Спасибо, дочка. Отец поцеловал Келебриан в щеку и вновь внимательно оглядел убегающую ввысь лестницу. Перила ее, а также талан наверху поблескивали тусклым серебристым светом, едва заметным в свете сияния Итиля. Но, чтобы он заиграл в полную силу, требовалось наложить специальные чары. При мысли об Эрегионе и его правителе, павшем от руки Врага, сердца Келеборна коснулась грусть. Келебриан, уловив эту перемену в настроении отца, посмотрела ему в лицо внимательно. — Ты знаешь, что сейчас делать? — полюбопытствовала она. — Да. Келебримбор научил меня. Секрет итильдина хранили мастера Эрегиона. Он глубоко вздохнул, усилием воли отгоняя печаль, и коснулся перил. С любовью погладил дерево, ощущая ответный отклик. Казалось, мэллорн с нетерпением ждет, уже готовый заиграть в полную силу. Келеборн прикрыл глаза, и ему на один короткий миг вдруг отчетливо показалось, что вновь он, как, бывало, раньше, слышит звон наковален, всей кожей ощущает жар печей. Память хранила звук голоса лучшего из мастеров Белерианда, слова песен, вплетавшихся, подобно искуснейшей вышивке, в металл во время работы. Келеборну чудилось, будто он вновь слышит это все, и не было минувших столетий горькой разлуки. Он позвал металл, ставший сутью, новой жизнью обнимавшего мэллорн талана, и тот откликнулся навстречу зову. И тогда Келеборн запел. Келебриан отошла в сторонку, не желая мешать, а ее отец, как учили его самого когда-то, вплетал чары в самую суть итильдина. Песнь звенела, полная жизни и силы, и рвалась ввысь, к звездам. А те сияли в ответ, даря свой серебристый, ни на что не похожий свет металлу. Они сливались, свивались, обнимая мэллорн, и в момент, когда перила и талан наверху вспыхнули в свете звезд нежнейшим голубовато-серебристым светом, Келебриан вскрикнула от восхищения. Келеборн устало провел ладонями по лицу. — Ну вот, теперь наш дом готов, — сообщил он и через силу улыбнулся. Тоска по уничтоженному Врагом Эрегиону, по павшему страшной смертью другу еще была слишком свежа в памяти и теперь тягостными каплями тоски оседала на сердце. Хотелось смыть ее, и Келеборн сказал, поглядев ввысь, на крону мэллорна: — Пойду я. Доброй ночи, дочка. — И тебе, ада. Отец начал поднимать вверх, дочь проводила его задумчивым взглядом и, скользнув неслышно между ясеней, направилась туда, где видела в последний раз мать. Под самой кроной, между мощных ветвей, поддерживаемая естественной широкой развилкой, раскинулась купальня, напоминающая огромную чашу. В открытых водах ее отражались звезды, свет Итиля серебрил, и Келеборн, вздохнув глубоко, разделся и с удовольствием нырнул, ощущая, как прохладная вода обнимает тело и успокаивает растревоженную душу. Откинувшись на бортик, он прикрыл глаза и стал прислушиваться к загадочным, манящим голосам ночи. К пению птиц, шелесту листвы, журчанию ручейка где-то далеко у подножия. Золотые соцветия над головой, купаясь в лунных лучах, являли миру дивную, не похожую ни на что красоту. Эльф впитывал это всей кожей, всем своим существом и ощущал, как фэа постепенно успокаивается. Тихий плеск воды отвлек его от созерцания. Он оглянулся и увидел медленно опускавшуюся в купальню жену. Он улыбнулся ей, и она, устроившись рядом, обвила его шею руками. Говорить не хотелось — он чувствовал, что любые слова в этот самый миг будут лишними. Муж ощутил движение бедер жены и обнял ее крепко, прижав к себе. Под светом глаз Галадриэли отступили мрачные тени прошлого. Крона мэллорна укрыла от посторонних глаз ласки, а пение птиц заглушило тихие стоны. Поцелуй Келеборна поглотил последний крик любимой, а вечные звезды, отражаясь в воде купальни, все шептали и шептали о том, что жизнь и любовь, несмотря на окружающую тьму, вечны.