Оазис. Ядерный путь

      Прохладный воздух облекает сознание дурманящими ароматами ночи, когда я выхожу на порог и, остановившись, на мгновение прикрываю глаза — с тем, чтобы, вдохнув полной грудью, насладиться упоением безмятежной лунной тиши, перемежаемой лишь редкими шагами возвращающихся в свои дома поселенцев да завыванием одичавших собак в округе. Сама по себе Мегатонна — пыльный город, но когда на землю опускаются сумерки, а вслед за ними наступает мягкая обволакивающая тьма, всецело забирая бразды правления в свои тихие звездные объятия, — поселение становится совершенно другим и практически не напоминает радиоактивный кратер в пустыне. Жизнь в Мегатонне постепенно схлопывается до размеров спичечного коробка, и хотя в это время суток еще далеко не все спят, всё ощущается иначе. Тихая атмосфера небольшого, готовящегося забыться в иллюзиях сновидений провинциального городка сменяет прежнюю оживленную суматоху; стальные коробки построек молчаливыми серыми стражами возвышаются над окружающей действительностью, будто готовые в случае чего дать грозный отпор сгрудившимся за стенами крепости порождениям тьмы. Даже неоновые вывески магазинов, и те мигают как-то по-особенному. Не зазывно, как в Вегасе, а спокойно и умиротворенно, точно говоря: спешить некуда.       Легкий ветерок мерно обдувает мое лицо, покуда я спускаюсь вниз по импровизированной лестнице, сделанной из различных довоенных обломков; шаги эхом отдаются во тьме, мерно прорезая окружающее пространство. Людей на улице почти что нет, обычно в такое время лишь маньяки да наркоманы шастают... ну, и еще Кромвель, как всегда, заунывно распевает дифирамбы в честь своей любимой атомной бомбы. Извечный элемент пейзажа, чтоб его. Трое фанатиков вторят их лидеру, благоговейно устремляя руки к небу; погруженные в молитву, культисты не обращают на меня никакого внимания, когда я прохожу мимо. Вот что значит — любить свое дело и отдаваться ему с энтузиазмом, всецело и без остатка! Не все так умеют, и хотя Дети Атома бесят меня до зубовного скрежета — всё же и у них есть чему поучиться.       Небольшой извилистый путь наверх — и вот она, водоочистная станция, или же Башня Бдения, как называем ее мы с Лео. Неказистое двухэтажное здание, обшитое гофрированными металлическими листами, с установленной на крыше парой баков, днем оно выглядит вполне уютно, невзирая на суровые реалии постапокалиптического мира. Сквозь потрепанный потолок пробиваются солнечные лучи, создавая приветливую дружественную атмосферу; если ты романтик, то на какое-то время можно залипнуть, любуясь играющими на ржавых и не очень поверхностях солнечными лучами вкупе с танцующими в их золотистом отражении пылинками. Ну, а ночью... ночью водокачка скрывает много тайн; обычно в темное время суток здесь тихо, как в библиотеке, и лишь задумчиво склонившийся над расчетами прибылей Лео бдит, аки священный сокол с вершины пирамиды, за тем, кто к нему пришел и по какому поводу. А поводы бывают разные. Психо, баффаут, винт — или же просто повеселиться.       Вчера была как раз такая ночь. Ну, а сегодня всё гораздо прозаичнее.       — Эй, Лео! — покосившись на дверь, ведущую в апартаменты старика Уолтера, и несильно хлопнув облокотившегося на стол парня по плечу, озвучиваю цель своего визита — так, чтобы ни одного лишнего звука не покинуло пределов комнаты. — Подзаправишь меня?       — А? — дернувшись от неожиданности, Стал выразительно пялится на меня, явно не соображая, что происходит. То ли умудрился заснуть с открытыми глазами прямо на рабочем месте, дожидаясь очередных посетителей, то ли ловит закономерную сонливость после наркоты, фиг его разберет. Осоловевший взгляд с трудом фокусируется на мне; парень недовольно щурится, потирая зенки, и медленно, тягуче зевает. Да нет, на отходняк не похоже; скорее всего, выдохся со своим графиком в «Латунном фонаре» и отрубился. Ну, неудивительно, человек не стол, а личный энергоресурс не бесконечен, и никакая химия тут не поможет.       — Привет, говорю, — помахав рукой перед его носом и для верности несколько раз щелкнув пальцами, возвращаюсь к прерванной нити разговора. — Оружие, меха, наркотики. Есть че?       — А... привет, Сет, — Лео отстраненно потирает рукой лоб; во взгляд зависнувшего ненароком в прострации парня постепенно приходят узнавание, понимание и... некая нервозность? — Погоди, дай немного прийти в себя. Башка болит, знаешь ли...       — Хреново, — небольшой червячок угрызений совести поднимает голову изнутри — всё-таки одной из причин плохого самочувствия Лео являюсь я, уже вторую ночь подряд, пусть на сей раз и непреднамеренно. — Может, кофейку?       Руки тянутся к стоящему тут же, на столе, чайнику. Конечно, это не лучшая идея — потреблять кофеин на ночь, но зато помогает. Не всё же химией упарываться, есть и другие способы привести себя в более-менее адекватное состояние. И даже мне, божеству, в этом плане усердствовать не стоит; что уж говорить о Лео, который вообще человек и годится мне в племянники.       — Да нет, не надо, само пройдет, — Стал недовольно морщится, потирая затылок и щурясь от приглушенно-желтого освещения комнаты, очевидно, слишком яркого для него сейчас. — Сет, — парень бросает в мою сторону пристальный взгляд, неожиданно ясный, незамутненный, и поднимается со стула, — мне нужно тебе кое-что сказать...       Так-так-так, моя любимая фраза, после которой обычно следует особенная гадость. То Неф признается, что родила сына, но не от меня, то Осирис с поганенькой улыбочкой обмолвится, что абсолютно случайно скосил всё поголовье латука на заднем дворе. То Гор обронит перо в салат, а потом скажет, что так оно и было, то Исида якобы перепутает приправу и вместо сметаны добавит...       Плохо скрываемое волнение плещется в глазах Лео, зеленых, как тропическое море. Да, новости точно меня не обрадуют... ну что ж, я готов.       — Не буду ходить вокруг да около: я завязал, — в голосе парня сквозят твердость и решительность, и лишь сцепленные в замок руки да странные отблески в глазах выдают его нервозность. — Поэтому услуги пушера я больше не оказываю. Прости, друг.       Внезапная новость выбивает землю из-под ног, обдавая сверху донизу адским холодом, точно вылитое поутру на кровать ведро ледяной воды. Кровь приливает к ушам, и я судорожно вцепляюсь в стол, будто пытаясь найти в чем-то внешнем поддержку и опору; всё мое существо отказывается принимать истину, но по взгляду Лео видно: он не врет.       Нет. Всё же не готов.       — Это... из-за прошлой ночи? — Вопрос звучит жалко в образовавшейся на миг тишине; я действительно не понимаю. То, что Лео решил завязать — его личное дело, хоть и весьма сложное; ничего не имею против, но... Быть может, это я умудрился задолбать Стала за всё то время, что мы тусуемся по ночам в Башне Бдения? Всё-таки ему потом еще целый день работать; он не всегда может позволить себе отоспаться, как я, где-нибудь в общаге или на пустошах. Хоть Лео никогда и не высказывал никаких недовольств по данному поводу, но...       Всё произошло резко. Слишком резко и быстро для того, чтобы строить какие-то иллюзии и догадки на сей счет.       — Нет, ты тут совершенно ни при чем, — Стал шумно вздыхает, потирая затылок; в глазах парня мелькает что-то похожее на стыд или неловкость. — Просто... как бы это сказать... короче, с этим действительно пора заканчивать. Все эти занятия пушерством, кутеж и прочая хрень не приносят пользы никому из нас, а лишь убивают. Тебе бы тоже не мешало призадуматься...       А вот это ты зря, дружочек.       — Черт, Лео, ты же знаешь, что мне нужны эти препараты! — красная пелена поднимающегося из глубин души гнева обволакивает сознание, как при яркой, интенсивной ломке, с той лишь разницей, что проводником возникших эмоций являюсь я сам, а не психо, вяло текущее по организму и никак себя не проявляющее... до поры до времени. Руки сжимаются в кулаки, злобная ухмылка искажает лицо... Мгновение — и я хватаю незадачливого пушера за грудки; так и хочется встряхнуть Лео от всей души, а еще лучше — ударить, дабы стереть участливое выражение с его лица...       Нехрен мне тут нотации читать, со своей жизнью я сам разберусь. И вообще чей бы брамин мычал.       — Сет, погоди, — призрачная тень испуга мелькает в глазах Стала — с тем, чтобы, тотчас улетучившись, уступить место прежним твердости, решимости и уверенности. — Дай мне объяснить.       Шумно вздохнув, ослабляю хватку. Хорошо, я готов выслушать, несмотря на клокочущую в моих венах подобно жидкому огню ярость... я ведь, с одной стороны, прекрасно понимаю Лео, просто...       — Ты же знаешь, я давно торчу от винта. Уже лет... да хрен его знает сколько, — встряхнувшись, сообщает Стал, бегло взглянув в мое лицо и в то же время стараясь избегать прямого зрительного контакта глаза в глаза; не похоже на то, что он боится, скорее разумная предосторожность — в гневе я выгляжу жутковато. — Странно, но никто до сих пор не обращал на это внимания... Хотя многие беспокоились, не понимая, что со мной происходит. Но сегодня ко мне зашла одна девчонка. Которая всё спалила, — нервный смешок из уст Лео звучит резко и отрывисто, будто крик зловещей птицы, не предвещающий ничего хорошего. — Вернее, я сам спалился, так по-идиотски выдав себя одной ничтожной фразой. Никому не выдавал, а тут — на тебе! Хотя, помнится, ты меня тоже быстро вычислил, но блин, торчок торчка видит издалека, это другое. Ну так вот, — очередной шумный вздох и беглый взгляд в глаза, — мы с ней разговорились, и она посоветовала мне бросить всё. Дала понять, что я по-идиотски прожигаю свою жизнь, в то время как от этого страдают все — моя семья, бизнес, наконец, я сам, хотя на себя мне уже давно плевать. Поэтому, — парень вновь шумно вбирает в себя воздух, — извини, Сет, но я больше не смогу снабжать тебя.       Девчонка, значит? Какая-то девчонка осмелилась бесцеремонно вклиниться между мной и Лео, вмешавшись в отлаженный временем процесс? Вот же сука! Интересно, что за...       — Да, я понимаю, что для тебя это важно и что до сегодняшнего дня мы одинаково смотрели на жизнь, — тем временем продолжает Стал, в то время как я, немного зависнув, пытаюсь осмыслить происходящее, — но... Я хочу покончить с этим раз и навсегда. А если я буду иметь наркоту в шаговой доступности, — Лео многозначительно косится вбок, на тайник в столе, где у него обычно и хранится вся дурь, надежно запертая на ключ, — у меня ничего не выйдет, и значит, что всё было зря. Может, ты и не готов бросать, а я попытаюсь.       Да, ты прав. Попытаться всяко стоит. И всё же...       — Девчонка? Кто она? — мой голос звучит неожиданно хрипло, с ноткой маниакальности. Происходящее не укладывается в голове; я, конечно, рад за Лео, пусть и не от всего сердца, ведь это чревато новыми проблемами, но то, что между мною и вожделенной дозой встала какая-то непонятная девчонка...       — Да хрен ее знает, — беспечно разводит руками Стал. — Блондинка какая-то, в синем комбинезоне. Никогда ее здесь не видел, но явно не местная. Должно быть, из Убежища неподалеку.       Ну, уж этого мог бы и не говорить. Всё более чем очевидно.       — Блондинка, значит. В комбинезоне, — злобное шипение из моих уст могло бы посоревноваться в ледяной убийственной ярости с самим Апопом, казавшимся сейчас в сравнении со мною простой безобидной змейкой. — Ну что ж... Дури, я так понимаю, не осталось?       — Да, она всё забрала. Сказала, что выбросит или сожжет, — пожав плечами, Лео простодушно сдает свою благодетельницу с потрохами, в то время как в моей голове не обретается ни одной приличной мысли, один лишь мат на всех известных мне языках, и едва теплившаяся где-то в уголке души эфемерная надежда на возможный благоприятный исход заканчивает свою жизнь самоубийством, так и не воплотившись в реальность. — Так ты ее знаешь?       В интонациях Стала сквозит праздное любопытство вперемешку с недоумением; ну еще бы, столько событий за один вечер — это не может пройти бесследно.       — Знаю ли ее я? Да эта сучка меня сегодня подстрелила, — медленно разжав хватку, отпускаю слегка опешившего парня на свободу и нервно потираю ладони в предвкушении грядущей расправы, покуда тот отряхивается, поправляя складки на измятой одежде. — Найду — убью.       Словно напоминание о пережитом не так давно приключении, тут же предательски начинает саднить рука, о которой я уже весьма благополучно забыл. Вернее, почти забыл, ведь обезболивающее действие стимулятора выветривается куда быстрее, чем целительное. И хоть регенерация продолжается, постепенно излечивая все имеющиеся на моем теле повреждения вплоть до застарелых синяков и ссадин, — возникающие спустя энное количество времени ощущения, приятные любому мазохисту, медленно, но верно дают о себе знать.       Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, а губы растягиваются в злобной ядовитой усмешке, больше похожей на оскал. Пристальный взгляд на Лео... сквозь Лео... плевать, что он сейчас видит, чувствует и что вообще может обо мне подумать. Резкое похрустывание костяшками пальцев эхом отдается во внезапно наступившей тишине, будто треск электрического разряда, с небывалой силой пронзающего землю и уходящего куда-то вдаль, в глубину.       Ну, только попадись мне, Кэт, я тебе устрою!..       — Мне жаль, — тихий и неожиданно проникновенный голос Лео доносится, как сквозь зыбкую пелену тумана, ненадолго выдергивая из прострации; не самое разумное решение с его стороны — играть с огнем, ведь у меня руки так и чешутся свернуть кому-нибудь шею. И лучше, если это будет своенравная жительница Убежища или какая-нибудь мерзость с пустошей, нежели человек, которого я считаю своим другом, пусть эта дружба и несколько... своеобразная. — Сет, извини, я... В тот момент я думал лишь о том, что она права, и что химию действительно пора бросать. Знал бы — сохранил бы что-то для тебя, тем более, что на психо мне плевать, но...       В интонациях парня сквозит грусть, а на лице мелькает неповторимая гамма чувств. Сожаление, неверие, шок... хрен знает еще что. Впрочем, что мне теперь толку от его сожалений?! Моих проблем они не решат. А завязывать... нет, к такому я пока не готов.       — Эй, вы, торчки малолетние! — напряженную атмосферу этого дивного и прекрасного вечера прерывает зычный голос старика Уолтера; недовольное покряхтывание и скрип кроватных пружин в соседней комнате ясно дают понять — мирно спящий доселе дед проснулся и, кажется, настроен весьма серьезно. — Кончайте выяснять отношения, иначе я вынесу двустволку и разряжу ее в ваши гнусные паршивые задницы! Вторую ночь спать не даете, имейте совесть, в конце-то концов!       — Да-да, мы уже уходим, — быстро сориентировавшись, Лео жестом указывает на выход — мол, там договорим. Медленно разжав кулаки и отрешенно кивнув, пробираюсь вслед за Сталом, как в бреду, тяжело дыша и не произнося ни слова. Эмоции в данный момент выше меня; я словно высоковольтный провод, искрящийся и гудящий от напряжения, и стоит лишь коснуться — мгновенная смерть неизбежна. Не понимаю, каким чудом мне еще удается сохранять остатки самообладания... так и хочется разнести по кирпичику этот треклятый город, но...       Любимая Мегатонна. Любимая дыра в самом сердце пустошей. Не самая злачная, но одна из самых гостеприимных.       — Будешь? — Лео протягивает мне пачку сигарет. Отрешенно мотнув головой, судорожно вцепляюсь в перила, покуда Стал, чиркнув зажигалкой, закуривает чуть поодаль. Терпеть не могу запахи, и Лео прекрасно это знает, иначе не встал бы так, чтоб на меня не летело. Что ж, спасибо и на этом, забота всегда приятна, даже в мелочах. А порой выражается совершенно странным образом... хотя люди вообще странные, этого у них не отнять.       — Я не держу на тебя зла, — звуки собственного голоса воспринимаются, как сквозь вату, далекие и чуждые. Будто гул иерихонской трубы, они разрезают окружающую действительность, сигнализируя лишь об одном: мой прежний мир рухнул. Но я переживу это. Подумаешь, проблемой больше, эка невидаль...       Мерно дымящий рядом Стал начинает вещать что-то с умным видом, но я не особо вслушиваюсь в его речи. Переполняющий всё мое существо негатив так и рвется наружу; эмоции срочно нужно куда-то деть, иначе они натурально разорвут меня на куски — или же поглотят, как Апоп ладью. Правда, змею удавалось это сделать лишь в своих мечтах, но всё же...       — Надеюсь, у тебя всё получится, Лео. Удачи тебе в твоем нелегком деле, — не знаю, насколько невпопад я завершил нашу непринужденную беседу, но разводить философию на ночь глядя неохота. Да и о чем вообще говорить, когда всё уже сказано? Пожав друг другу руки, мы расходимся, как в море корабли: Лео — обратно в Башню, а я — вниз по лестнице. Домой идти нет никакого желания; да, там можно успокоиться за кружечкой чего-нибудь горячительного, а заодно дать выход накопившимся эмоциям, расколотив вдребезги что-нибудь ненужное. Но...       Если уж героически напиваться, то в салуне. Как раз есть крышки. Только вот... не горю я ни малейшим желанием нести этому ублюдку Мориарти свои кровные. Да и какой смысл заливать свою печаль алкоголем? Не поможет, это лишь на время приглушит боль, но не решит проблемы.       Дойдя до магазина Мойры, подхожу к подобию балкончика и, неслышно вздохнув, облокачиваюсь на перила. Отсюда видно всё: и мигающую неоновую вывеску «Латунного фонаря», и томно нежащуюся в радиоактивной луже, словно в дорогой джакузи, святыню Детей Атома с окружившими ее последователями, и даже мой дом с тускло горящим светом в окне. Ночное небо переливается мириадами звезд; маленькие точки, разбросанные по холсту мироздания, весело мерцают, сияя приветливыми огоньками и словно обещая: всё наладится. Легкий ветерок несмело касается щеки, запутываясь в волосах; искренне улыбнувшись, закрываю глаза и подставляю нежданно-негаданно нагрянувшему гостю лицо для беспечных осенних поцелуев.       Моя стихия. Моя любовь.