Оазис. Ядерный путь

      Открыв глаза, я вздохнул. Воспоминание исчезло, как будто его и не было; улетучилось, словно дым, разбившись о жестокую реальность, от которой нет спасения. Реальность, где моих близких рядом нет, а всё, что от них осталось — лишь память, раз за разом навевающая меланхолию и тоску, да затаенная, прячущаяся где-то в укромном уголке сердца боль. Будто палач, любовно ударяющий тупым топором по шее, дабы мучения приговоренного к смертной казни длились дольше, она иногда вырывается наружу, точно горячий источник из недр нашей загрязненной планеты, но неизменно смолкает, стоит мне отвлечься, ширнуться или, чего греха таить, конкретно положить на всё это хер.       Сердце словно сжимает чья-то когтистая рука. Тогда, в довоенную эпоху, всё было хорошо, несмотря на возникавшие жизненные перипетии и обстоятельства. А сейчас... а что сейчас? Вечные блуждания по зараженным радиацией пустошам послевоенной Америки в поисках... чего?       Исчезнувших во времени, словно растворившихся в небытие под излучением световой волны богов? Утраченного смысла жизни и ответов на вопросы, которых... не существует? Себя истинного, не боящегося взглянуть неприглядной правде в глаза и встретить лицом к лицу свой самый большой страх?       Семья всегда была важна для меня, а я в погоне за эфемерными идеями не сумел ее уберечь. Нефтида, Гор... даже Осирис с Исидой — и те были важны. Анубис...       Как жаль, что многое мы начинаем ценить, лишь потеряв.       Одинокая слезинка скатывается из уголка глаза — с тем, чтобы рухнуть куда-то вниз, в пустоту. Вот уже более ста лет я блуждаю по пустошам и за энное количество времени успел пересечь всю страну, пройдя кучу миль от западного побережья до восточного. В своих странствиях я повидал многое, но так и не встретил нигде их. Я знаю, что они не могли умереть, чувствую — и всё же с каждым днем надежда увидеть их снова тает, будто зыбкий туман, боязливо отступающий в тень под величественными, прожигающими до костей лучами солнца постъядерного мира.       Увижу ли я когда-нибудь их снова? И каким будет это воссоединение? Долгожданно-радостным, приятным, полным обнимашек и ликующих возгласов... либо же кто-то в лице меня получит кучу оплеух и проклятий, расчерченных праведным гневом? С Нефтидой мы расстались отнюдь не на мирной ноте; единственная посвященная в мои планы, категорически не одобрившая их и вкатившая грандиозный скандал с битьем посуды, богиня рождения и смерти успокоилась лишь тогда, когда я спустя неделю раздумий поговорил с ней и сообщил, что всё отменяется, попутно попросив у нее прощения за то, что довел ее до истерики. Неф дулась еще несколько дней и долго смотрела волком, но в итоге оттаяла. И когда она приходила ко мне в постель, даря нежные и страстные ночи, подобные ярким сполохам вечерней зари, а рассветное солнце стучалось в окна, знаменуя начало очередного трудового дня, — мы кончали с именами друг друга на устах, выкрикивая в раскаленном пылу так, что соседи, завидев нас на улице, бегло здоровались и, стыдливо отвернув покрасневшие лица, направлялись по своим делам. Анубису, если он в такие моменты оказывался дома, было коротко и ясно плевать — задолбавшийся, постоянно не высыпающийся студент-медик дрых в соседней комнате, как младенец, ласково обняв подушку; такого попробуй из пушки разбудить — не добудишься. Гор же лишь зорко взирал соколиными очами, в коих неизменно сквозила ревность, и коварно посмеивался, потирая ладони, как муха — лапки, а это значило, что ночью кого-то ждет грандиозный разбор полетов, и даже всепоглощающая мощь пустыни не спасет.       Но ощущение недосказанности неумолимо витало в воздухе, создавая некую напряженность, которую не всегда удавалось разрядить даже бурным и пикантным сексом. Ведь, как не трудно догадаться, отменять я ничего не стал. Бомбы упали там, где требовалось; мир долго обменивался ядерными ударами, прежде чем канул в небытие.       И всё же я не отчаиваюсь. Моя семья найдет способ выбраться из любой задницы, даже самой глубокой; осталось лишь отыскать их, и тогда...       — Рад снова видеть вас, сэр! — неожиданный возглас спустившегося со второго этажа Уодсворта резко проникает в разум, вонзаясь в хаотично мельтешащие мысли, будто обоюдоострый кинжал, нашедший в смертельном поединке долгожданную цель. Невольно вздрогнув, переключаю внимание на реал и словно в замедленной съемке наблюдаю, как рободворецкий неторопливо плывет в мою сторону, всем своим видом демонстрируя величавость и солидность. Такой же степенный и чопорный, как всегда; найти, что ли, где-нибудь на пустошах бабочку и приделать ему на шею? Так, для красоты? Ну, и... для иллюзии большей человечности, что ли...       Пришедшая в голову озорная мысль на мгновение вытесняет другие, вызывая на лице слабую улыбку, но следующая тут же стирает с него подобие ярких красок.       Всё же не хватает мне моих родных. Не хватает.       — Что-то случилось, сэр? — интересуется подплывший ближе Уодсворт, покуда я утираю остатки влаги со щеки и, тяжело вздохнув, пытаюсь взять себя в руки.       — Нет, всё хорошо, — попытка в эмпатию от робота, занятно... Но всё же это лучше, чем ничего, да и вообще устал я уже пи́сать глазками, хоть и не считаю это чем-то зазорным. — Спасибо, что спросил.       Слишком много грусти за сегодня... Слишком много рефлексии, которую определенно пора заканчивать. Некогда предаваться печальным воспоминаниям и погружаться в пучины тягостных раздумий; опасно, засосет с головой, как трясина, а я терпеть не могу, когда у меня плохое настроение, ибо это чревато неприятными последствиями — как для меня самого, так и для окружающих. Впрочем, срываться сейчас не на кого; Уодсворт ничего плохого не сделал, а дом — тем более. Можно было бы, конечно, сходить в очередное внеплановое сафари на диких гулей и выместить на этих бывших когда-то людьми существах все свои эмоции, дав выход сквозящему на поверхности отчаянию и затаившемуся глубоко внутри гневу, царапающему душу, будто острые когти подопечных великой Баст. Но настроение идти куда-то в пустоши, искать там себе приключения на пятую точку и вообще выходить в ближайшие несколько часов дальше собственного дома определенно отсутствует, так что...       Взгляд падает на вольготно расположившийся неподалеку на одном из стульев вещмешок. Что ж, самое время разобрать принесенный с пустошей лут; впрочем, бо́льшую часть содержимого рюкзака придется отнести на второй этаж, ибо в основном это чудом сохранившиеся книги из Арлингтонской библиотеки, экспоприированная и не очень химия вперемешку с медикаментами, антирадиационные средства, немного еды в коробках, бутылочные крышки, нехилый такой запас патронов для «Юджина» и «Блэкхока», очищенная вода в количестве двух штук и...       Резкое бурчание в животе оглашает гостиную, выводя долгие и протяжные рулады, будто дрель несносного соседа поутру. Желудок настойчиво сигналит о том, что неплохо бы поесть, и желательно что-то посерьезнее пары кусочков шашлыка, которые я схарчил сегодня днем; словно услышав эти весьма немелодичные звуки, паладильник весело тарахтит в такт, обрекая мою душу на всё бо́льшие и бо́льшие мучения... Вот же гад общажный! Весь в своих прежних хозяев. Что ж, начну тогда с тебя, а не с рюкзака; интересно, что оставили мне взамен мои бывшие соседи... хотя часть продукции я уже мельком видел, так что особенной интриги твои недра для меня не несут.       Покинув кресло, разминаю успевшие слегка затечь мышцы и направляюсь к радостно ворчащему паладильнику. Плечо не ноет, и это хорошо; стимулятор работает исправно, нареканий нет. Эффект продержится еще несколько часов, прежде чем потребуется новая доза; впрочем, лекарств в моем вещмешке сейчас в изобилии, так что никаких проблем.       В паладильнике меня ждут три коробки еды — немного помявшиеся, но, на удивление, целые. Наливные яблоки, очередные макароны с сыром и какая-то ветчина; надеюсь, срок годности там не слишком давний, а то не хотелось бы внеплановой встречи с белым другом, где я буду изливать ему всё накопившееся, наболевшее... словом, всю свою коварную и черную душу. Учитывая, что в доме туалета, судя по всему, нет, а ведро успешно выбросили, забраковав за ненадобностью, — перспектива весьма нерадужная; впрочем, подозрительные мысли тут же рассеиваются, когда аппетитный запах ветчины ударяет в ноздри, наполняя божественными ароматами всю гостиную. Эх, вот бы еще макароны к ней... но плиты здесь, судя по всему, тоже нет.       Вот зараза! Что ж, придется довольствоваться имеющимся...       — Уодсворт, принеси, пожалуйста, вилку, — нервно облизнувшись и сделав мысленную пометку разузнать у Мойры насчет необходимых агрегатов для дома, уплетаю восхитительные консервы за обе щеки, когда робот приносит искомый прибор. Да не только его, а еще и тарелку, которую я ставлю под низ, дабы не заляпать красивый довоенный стол. М-м-м, какая феерия, какое блаженство вкусов! Давно так не ел — не считая, разве что, лапши из забегаловки Дженни да вкуснейшего браминьего рагу, которое мне за всё время жизни в Мегатонне удавалось приготовить от силы раз несколько. Общажные правила, все дела, ничего не попишешь.       Закончив с трапезой и наскоро убрав со стола, определяю бутылки с водой в радостное жерло паладильника; разверстая пасть довольно фырчит, принимая дары и подношения... Ну точно Себек в его лучшие годы! Попутно обнаружив в нижнем отсеке несколько баночек с консервированной фасолью, а в морозилке — завернутое в пакет мясо подозрительного вида, неопределенно хмыкаю. Кто-то умудрился притащить с пустошей целого радтаракана, но сам жрать не стал; заваленный мною брамин куда интереснее идет в суп, тут к гадалке не ходи... И всё же это донельзя забавно, хотя говядина вкуснее тараканины, определенно.       Поржав с нелепости ситуации и подхватив рюкзак под пестрые лямки, направляюсь наверх, в свою комнату. Увиденное поневоле заставляет замереть на месте; там, где раньше были одни лишь голые стены, теперь шикарное убранство, поражающее взгляд. До привычного довоенного ему, конечно, далеко, но всё же...       Прямо перед взором вольготно расположился диван. Да, самый что ни на есть настоящий диван — добротный, из белого кожзама и, на первый взгляд, абсолютно новенький. Интересно, где Мойра умудрилась его раздобыть? Должно быть, стоит бешеные бабки... Впрочем, неважно; теперь он мой, и я буду отдыхать на нем долгими летними вечерами, неспешно потягивая ядер-колу из бутылки и наслаждаясь окружающей тишиной. То, что надо! Вот только зачем мне куча различных стаканов и кружек на обретающемся внутри стеллаже, я не понимаю. Живу один, гостей здесь не предвидится... эх, всё же придется продать половину утвари за ненадобностью, что ни говори.       Но большее недоумение вызывает... телефон на столике. Небольшой, черный, с крутящимся диском — и совершенно не рабочий. Оно и понятно: кому тут звонить, когда все провода давно оборваны, а линии электропередач если и функционируют, то лишь локально? Что ж, ладно, так тому и быть; пусть пока создает атмосферу, а потом я найду ему наилучшее применение. В конце концов, всегда можно продать ненужную вещь на запчасти и сделать на этом денежки.       Выйдя из комнаты, натыкаюсь взглядом на музыкальный автомат, уютно расположившийся в дальнем углу. О, а это хорошо; интересно, а саундтреки из «Ведьмака» там есть или только джазовая классика 50-х годов, которую все так любят на пустошах? Самое время проверить!       — Уодсворт, включи музыку, пожалуйста, — лень идти к дальней стене, тем более, что там больше нет ничего примечательного, кроме небольшого журнального столика и расположенных рядом с ним кресел. К тому же мое внимание привлекает... кое-что интересное и необычное,чего я здесь увидеть точно не ожидал.       — Ура, ядерка!!! — не сдержав эмоций, подскакиваю к работающему автомату для ядер-колы и нетерпеливо заглядываю внутрь. Так и есть, божественные недра сего прекраснейшего агрегата хранят в себе много тайн — сокровенных, непостижимых взору, загадочных и от того не менее вкусных... Десять охлажденных ароматных тайн! Пересчитав горделиво красующиеся на полках темно-коричневые бутылки, ликую, будто только что сорвал джек-пот; я, конечно, не Сьерра Петровна, у которой на почве любви к ядер-коле шарики за ролики заехали, но это весьма приятный сюрприз.       Тем временем мелодичные звуки кантри наполняют дом:       — O-o-oh well, I'm the type of guy who will never settle down,       Where pretty girls are, well you know that I'm around...[1]       Хороший музончик, знакомый... Помнится, когда-то мы танцевали под него с Неф, кружась по весеннему саду, будто юные влюбленные, у которых еще всё впереди. Осирис добродушно улыбался, глядя на нас с крыльца — музыкой в тот раз руководил он. Анубис невозмутимо бренчал на гитаре, подыгрывая в такт; Гор жарил шашлыки, подозрительно наблюдая со своего места, и нельзя сказать, что золотой сокол был доволен... Лазурные очи смотрели пронзительно и немигающе, по-птичьи, и когда юноше надоело сидеть у мангала, изображая из себя ничего не ведающую статую, племянник просто подошел и внаглую разорвал мою с Нефтидой связь, взяв наши руки в свои. Две опешившие от неожиданности пары глаз, алых и зеленых — и не в меру довольная физиономия племянника с откровенной дерзкой улыбкой на холеном лице, будто гласящей: ничего не знаю, я занял свое законное место, принадлежащее мне по праву, и никто из вас мне не указ. Спустя мгновение к нам присоединяется и Осирис; брат на удивление неплохо танцует, а я и не знал. Мне всегда казалось, он только траву... в смысле, растения выращивать умеет да самогон гнать в техасской глуши, а тут, оказывается, вон какие таланты! Наконец Анубис бросает свою гитару, и первоначальный танец для двоих превращается в подобие маленького семейного хоровода; радость и улыбки на раскрасневшихся лицах — это дорогого стоит...       — Ну, а теперь паровозиком! — повелел я, кладя ладони на талию присоединившейся к нам позже всех Исиды, и воспоминание исчезает в смутной туманной дымке, оставляя за собой призрачное послевкусие. Эх, хорошее было время!..       Ностальгическая улыбка расплывается на моем лице.       — They call me the wanderer, — монотонно мурлычу в такт музыке, выуживая из автомата одну запотевшую ото льда бутылку. — Yeah, the wanderer... I roam around, around, around!       Ноги сами пускаются в пляс, и вот я уже вальсирую на месте, то восторженно прижимая к груди, то отдаляя от себя бутыль с ядер-колой. Совсем как тогда, в прошлом... Только тогда вместо емкости с напитком была моя дружная и счастливая семья, а сейчас — обычная глупая бутылка, чье содержимое я выпью, а стекляшку благополучно выброшу с мусором либо продам за копейки. Одна знакомая мне полоумная девчонка наверняка бы возмутилась, но...       Это бизнес, Сьерра Петровна, ничего личного.       — Уодсворт, можешь выключить, — даю указания рободворецкому, когда песня заканчивается, и останавливаюсь, переводя дух. Музыка музыкой, а хорошего понемногу; нужно разобрать вещи, рюкзак слишком увесистый. Да и, помнится, я еще стихи хотел записать, а для таких дел тишина — самый верный и лучший спутник.       Дверь в спальню слегка приоткрыта. Интересно, что там внутри? Интрига века. Напряжение нарастает, будоража разыгравшееся не на шутку воображение; несколько шагов вперед — и...       На первый взгляд, комната существенно не изменилась. Почти. Всё тот же длиннющий письменный стол, рабочее кресло, картотечный шкаф да одноместная кровать в углу. Но! Кровать аккуратно, я бы даже сказал, любовно застелена; взбитая подушка, ровно лежащие простынь и одеяло, сверху на которых мягко расположился пушистый декоративный плед с окрасом под зебру... М-м-м, какой кайф; я только смотрю на него, а уже чувствую начало прихода, как будто только что хорошенько ширнулся, да не абы чем, а чем-то настолько ярким и прекрасным, что готов сию же секунду оторваться от пола и воспарить над ним подобно птице. Но я ведь даже не дотронулся до пледа; вдруг реальность сильнее фантазий и принесет лишь тонну разочарования? Впрочем, не коснусь — не узнаю.       Реальность не подводит, и блаженная улыбка расплывается на лице. Никогда бы не подумал, что простой гладкий мех может принести столько удовольствия... в нормальном смысле, а не в пошлом или каком-то другом. Всё, решено, бросаю психо и перехожу на пледы! «Котикам» — бой, даешь теплый и уютный мех во все дома! Эх, до чего же хочется завернуться в него с головой... но нет, спать еще рано, а дела не дремлют.       Беспечно улыбнувшись в такт расслабленным мыслям, подхожу к столу и, резко открыв об него бутылку ядерки, аккуратно плюхаюсь в кресло. Ледяная жидкость ярким фееричным водопадом струится по пищеводу, наполняя восторгом блаженства всё мое существо; вот это я понимаю — вкус! Охлажденные напитки всегда вкуснее, что ни говори. Высосав за раз полбутылки, отставляю вожделенную емкость в сторону и, устроившись поудобнее в кресле, протягиваю свои шаловливые ручки... к печатной машинке, которую поставили здесь ну как будто по заказу! Что ж, самое время записать родившиеся в голове строчки и добавить к ним новые...       Спустя где-то пару минут совместной работы мозга и рук на свет рождается следующее:       Я жгу города и мир уничтожаю,       Удары от взрывов всё небо заслоняют.       Молнии и гром, кислотные дожди —       Я скоро буду править, ты только подожди![2]       Ага, ага. Уже правлю под гнетом радиации и всё такое. Дурак ты, Сет; в тактику можешь, в стратегию можешь, а самого главного не предусмотрел. Хотя, с другой стороны, откуда я знал, что радиация выжжет из меня всю божественную суть вместе с силами, оставив лишь жалкие крохи былых умений и талантов, а тщательно выверенный план пойдет наперекосяк? Пассивки остались, бессмертие осталось — и хорошо. И вообще скажи спасибо, что не сдох.       Разочарованно отодвинув свеженапечатанный лист в сторону и тяжко вздохнув, приступаю к разборке вещей. Прежнее игривое настроение улетучилось, отравляя кайф и само существование; впрочем, до минусовой отметки ему еще катиться и катиться, а мне некогда унывать, хоть прошлое каждый день неумолимо настигает меня по пятам. Нужно смотреть вперед, иначе так вообще можно сойти с ума. А у меня — кто бы мог подумать! — впереди еще целая вечность...       — Что сделано, то сделано, — монотонно ворчу вслух, разбирая рюкзак. — Прошлого не исправить, можно лишь постараться изменить последствия...       Звуки собственного голоса успокаивают и отрезвляют. Верная тактика для возвращения себя любимого в реальность, когда загоны надоели и вообще мешают спокойно жить. Постепенно письменный стол заполняется кучей разнообразного лута; женская сумочка, говорите? Мужской рюкзак не лучше!       Первым делом на стол вываливается химия вперемешку с медикаментами. Винт — одна штука... та еще хрень, но в бою может пригодиться, эффекты у него улетные; торчал не раз, так что знаю об этом не понаслышке. Но позже приключилась одна до безумия странная вещь: у меня как будто развился к нему иммунитет. Силу и энергию чувствую хорошо, эйфорию — редко, а ломки проходят, как обычная простуда, без далеко идущих последствий. Впрочем, эту дрянь я стараюсь использовать лишь по делу, когда хожу в рейд на супермутантов, гулей и прочую гадость, в изобилии населяющую пустоши; смысл в винте как в наркотике, которым можно тупо обдолбаться и забыться, ловя кайф, для меня давно растворился во времени, скрывшись под толстым слоем радиоактивного песка... То ли дело психо, это моя тема, но и бьет оно хорошо, и сползаешь от него по стеночке, будто размазанный тонким слоем, ненавидя всё и вся, и в первую очередь — себя. Жаль, что мои запасы иссякли; скоро эта дрянь мне понадобится, и я буду готов продать за нее собственную душу, лишь бы только ощутить...       Фу, блин, аж от самого себя противно. Всё, пора завязывать; сегодня же схожу к Лео, куплю последнюю дозу и после этого сразу завяжу. Шнурки на ботинках, ага. Мед-Х — пять штук... тоже та еще хрень. Иногда полезная... ну, если крайний случай и больше ничего под рукой нет. А со второго раза можно нехило так подсесть; не хочется даже вспоминать весь тот ужас, что я видел во время американско-китайской войны, и как тяжело приходилось солдатам, орущим от невыносимой боли и вдобавок получивших зависимость от препарата, который, казалось бы, должен был облегчить их муки, а не добавить новых испытаний. С тех пор на мед-Х я смотрю косо, но несколько штук всегда лежит в рюкзаке про запас; мало ли что вдруг, стимуляторы имеют свойство заканчиваться, а для выживания лучше иметь хоть что-то, чем вообще ничего.       Ладно, отложим пока «котики» в сторонку. Позже засуну их обратно в рюкзак, а в аптечке им делать нечего. Так, что у там нас дальше? Антирадин — одна штука, рад-Х в темно-коричневой баночке — заканчивается... Нужно будет пополнить запасы у доктора Черча... м-да, не радужная перспективка. Попросить, что ли, Люси, чтоб она сбегала к нему вместо меня? Желания встречаться с нашим местным эскулапом нет от слова «совсем». Хотя, учитывая, как Люси в последнее время на меня смотрит — тоже не вариант; ладно, с этим потом разберусь.       Одиннадцать стимуляторов... да хранит тебя мироздание, Кэт, и пусть твои странствия будут легкими, ведь ты оказала мне — а точнее, всему миру — большую услугу! Я ведь спасаю пустоши? Спасаю! А значит, твои лекарства пойдут на благо цивилизации и грядущее возрождение постъядерного мира; другое мнение не приемлю, и точка. Так, а где же ментаты? Я помню, была коробка... Наверное, где-то внизу завалялась. Что ж, ищем...       Патроны, швейцарский нож, небольшой сухпаек в виде парочки дошиков и чая, соль в спичечном коробке, зажигалка, таблетки для обеззараживания воды и куча других полезных вещей. Двое очков — одни для чтения, а другие для понтов; старенький плюшевый мишка, с которым я когда-то спал в обнимку, покуда не пришел в Мегатонну и не застолбил себе койко-место в общаге... Типичный набор выживальщика, одним словом. А что тут такого, мне тоже хочется иногда кого-то обнять, дабы не чувствовать себя одиноким. Красотки на одну ночь — это хорошо, но возможность скоротать с ними время не всегда есть. Да и вообще мне Мойра нравится, так что...       А вот и ментаты. Небольшая потертая коробочка переливается в руках; странно, но шороха перекатывающихся внутри таблеток не слышно. Пустая, что ли? Хм... какой смысл тогда Кэт хранить у себя бесполезный мусор? А ведь я хотел сбагрить их Лео, дабы выторговать себе скидку на психо — или обменяться по бартеру, чем Апоп не шутит.       Открываю коробочку, и всё становится на свои места. Вместо вредных таблеток для ума по центру лежит... небольшая фотография. Девочка-блондинка в костюме Убежища, с дурацким праздничным колпаком на голове, держит в руках пневматическое ружье и смотрит в камеру с таким видом, будто только что кого-то убила; рядом с ней стоит мужчина — высокий и статный, в белом халате и приятный на вид. Наверняка отец. Семья на фото выглядит сплоченной и счастливой, и внезапное осознание накрывает меня с головой.       Вот ведь блин! Получается, я, сам того не зная, стащил у Кэт фотографию ее семьи... а что, если это единственное, что у нее осталось от прежней жизни в Убежище? Дело пахнет дурно, и пусть мы с ней в не очень хороших отношениях — я не имею права лишать девушку чего-то памятного, важного и сокровенного. Нужно как-то вернуть ей эту коробку. Только вот... как?       Подойти и извиниться? В обычной ситуации я бы так и сделал, но тут всё неоднозначно. Во-первых, я эту коробку спер. Бесстыдно прихватизировал для собственных целей и возвращать не собирался. Во-вторых, я спер ментаты, а то, что их там не оказалось — дело десятое. Зачем простому жителю пустошей эти вредные таблетки для ума, если только он не собирается их употреблять? Вот то-то и оно; я-то в курсе, что ментаты мне нахрен не сдались, и вообще собирался загнать их своему барыге, но попробуй докажи, что ты не кротокрыс. Подбросить в общагу? Нет, тоже не вариант, после истории с паладильником туда лучше вообще не заглядывать. Не то чтобы я боялся кого-то из живущих там людей, но тратить лишний раз нервы нет никакого желания. Встретить Кэт на улице и протянуть ей фото, обмолвившись, что нашел его, скажем, где-нибудь у выхода из города? Тоже нет; как минимум, один подозрительный взгляд гарантирован, а как максимум... Одним словом, ситуация патовая; куда ни плюнь — все варианты играют против меня. Эх, вот незадачка; думай, голова, думай!       Так ничего и не придумав, откладываю «ментаты» в сторону. Полежат пока, а со временем найду способ всё исправить. Оставлять это дело просто так нельзя; я тоже люблю свою семью, и мне было бы неприятно, умудрись я потерять дорогое сердцу фото, не говоря уже о целом альбоме.       Но, к сожалению, от моих близких у меня не осталось ничего. Только приходящие время от времени воспоминания, навевающие либо боль, либо легкую душевную тоску с оттенком ностальгии. Что ж... прошлое в прошлом, а мне не остается более ничего, кроме как продолжать жить в этом удивительном, полном опасностей постапокалиптическом мире, и наслаждаться его первозданной, завораживающей до полной утраты признаков жизни красотой.       Руки натыкаются на книги. Так-так-так, что тут у нас... «Ветер пустыни» Миры Норт, «Апрельское зеркало» Энн Костэ, «Хозяйка ключа» Виктории Котийяр, «Асур. Путь Судьбы» Миры Кьярр... Непонятно каким чудом сохранившиеся, эти книги известных писательниц 21-го века выглядят вполне презентабельно; пусть страницы частично и выцвели, а корешки потрепаны от времени, это большая удача — отыскать на пустошах что-то подобное, стоящее внимания, потраченного времени и приложенных усилий. К счастью, в Арлингтонской библиотеке такого добра навалом; я забрал лишь самое интересное. Мифологическое фэнтези всегда любопытно почитать... особенно если там пишут что-то про тебя любимого.       Следующими на глаза попадаются «Хроники Анкориджа» Джоя Рида. А вот это литература уже совсем другого рода. Более современный автор... ну, как сказать, современный — этот мужик жил незадолго до Великой войны, был военным корреспондентом и освещал происходившие в то время события, стараясь нести в массы правду о том, что вершилось в мире, за что нередко подвергался критике. В частности, эта книга повествовала о бесчинствах и ужасах, творящихся в закулисье; то, о чем обычно не говорят на радио и не показывают по телевизору. В свое время «Хроники Анкориджа» разошлись довольно ограниченным тиражом; чертовски хотелось найти эту книгу, снятую впоследствии с продажи по вполне определенным причинам, но в сем благородном деянии я не преуспел, несмотря на всю свою власть и связи. А позже стало совсем не до того...       Что ж, желания имеют свойство исполняться, пусть даже спустя годы и таким причудливым образом. А вообще в Арлингтонской библиотеке осталось еще много литературы; в частности, там сохранилась внушительная коллекция любовных романов, наводку на которые я успешно дал писцу Джеймсон — она такое любит. Были там и еще книги, как интересные, так и не очень; остальное же выглядело как типичная макулатура, годящаяся разве что для растопки костра. Но в целом множество изданий сохранилось, и это не могло не радовать; что ни говори, а написанное пером не выжжешь ни напалмом, ни ядерными бомбами.       Определив книги на висящую над столом полку, я вздохнул и, устало опустившись на стул, потер рукой лоб. Осталось разобрать всего ничего — одежду и кое-какие прибамбасы по мелочи, но весь этот процесс успел уже надоесть мне до чертиков; интересно, а в шкаф они поместятся? В картотечный, ящики всё-такие маленькие. Хотя... чем Апоп не шутит? У меня всё влезет; впихнем невпихуемое, так сказать!       Спустя несколько минут рутинной возни, перемежающейся отборным матом на всех известных мне языках мира, оглядываю дело рук своих. Все брюки, рубашки, трусы, носки и прочее необходимое находят свое не очень законное пристанище в выдвижных ящичках небольшого, расположившегося прямо возле кровати шкафа. То, что надо! Ну, а теперь, поскольку я соизволил покончить со всеми своими делами на ближайшее время, можно и расслабиться...       Выбор падает на «Ветер», и книга в яркой красно-желто-оранжевой обложке мягко плюхается на подушку. Должно быть, более редкое издание, завалявшееся в коллекции какого-нибудь букиниста; не помню, чтобы данный опус выходил в печать с этой иллюстрацией, хоть картинка и мелькала на просторах интервеба[3], привлекая внимание своей яркостью, вырвиглазностью и далее по списку. Но, как бы то ни было, эта версия нашумевшего в свое время цикла выглядела не в пример красочно, словно прошедшие эпохи практически не коснулись ее пожелтевших страниц сквозь толщу веков, а лишь, хитро усмехнувшись, шагнули дальше, формируя устои постъядерного мира. И хотя от обилия любимых цветов рябит в глазах — так, что поневоле приходится протереть их — не могу не признать: выглядит хорошо. Особенно мне нравится озорная рыжая девчонка на обложке...       Сети, прекрасная героиня со сложной судьбой. Женское воплощение меня по замыслу автора, такая же игривая и коварная, но в каких-то аспектах отличающаяся. Ну, оно и не мудрено, она всё-таки девушка. Помнится, когда я впервые прочел эту серию книг, то долго и многозначительно ржал в голос, торжествующе поглядывая на остальных членов семьи — безусловно, я топил за Сети, а как иначе; Неф заинтересовалась неожиданной трактовкой своего образа, лишь изредка пофыркивая на внезапно случившийся пейринг[4] с Себеком и места, где, как ей казалось, можно было впихнуть чуть поменьше чая и чуть больше дела. Осирис отнесся философски и, дочитав финал, многозначительно хмыкнул и ушел поливать свои грядки. А вот Исида рада не была и долго бушевала, но ничего сделать не могла — автор целиком и безоговорочно находилась под моей защитой, даже не осознавая того... Гор и Анубис не читали: первый немного послушал аудиокнигу, да так и забросил на половине, а второму банально было некогда — учеба в меде забирала у моего нежданно-негаданно обретенного сына все силы, и даже божественная выносливость не помогала.       Анубис... Хотел бы я знать, что с тобой стряслось.       В комнате неожиданно становится жарко. Наверное, от нервов, я слишком много переживаю в последнее время. Но кто бы на моем месте не переживал? Сложный вопрос; наверное, те, кому плевать на кровные узы и близость душ, а таких в этом мире немало. Что ж... не люди такие — жизнь такая. Мир сгорел в ядерном огне, оставив лишь терзающие душу воспоминания, выжженные в памяти, как клеймо. Воспоминания, от которых нет спасения — но которые дороже постылых развлечений и «богатств» пустошей, вместе взятых.       Сняв рубашку и кинув ее на стул, распускаю волосы, освобождая их от тягостного плена простой черной резинки. Длинные пряди величественным алым водопадом струятся по плечам, мягко лаская разгоряченную кожу; обожаю эти ощущения, они, как всегда, незабвенны и приятны. Невольно прикрыв глаза и несколько раз встряхнув головой, как в рекламе, признаю́: я бы с удовольствием ходил так почаще, ибо резинка оттягивает волосы, но в реалиях пустошей это не практично. Особенно в ближнем бою, если ты умудрился выйти на улицу без силовой брони и на тебя лезет какая-то шваль, потрясая оружием, выкрикивая различные непотребства или просто натужно хрипя в предвкушении поживиться...       Ну, что тут скажешь — внешность обманчива, а богу-воину в лице меня тоже хочется быть красивым. Красота же, как известно, требует жертв. Миллиона жертв... тех, кто осмелится посягнуть на мое безоговорочное звание короля пустошей и попытаться отобрать его у меня вместе с жизнью. Бессмертной жизнью, которая давным-давно при нынешнем раскладе опостылела, но пока я не нашел своих родных — у меня есть цель, и получение кучи увечий в мои далеко идущие планы не входит.       Джинсы весело летят на стул вслед за рубашкой; ключи звякают в кармане, в то время как я довольно потягиваюсь, оставаясь обнаженным. Прекрасно, просто прекрасно... эх, жаль, Мойры сейчас рядом нет, лишь Уодсворт монотонно шумит двигателем через стенку. Ну не робота же мне кадрить, верно? Едкий смешок вырывается из моих уст; не думаю, что Уодсворт оценил бы изысканные соблазны моего тела, всё-таки он не секс-бот, да и вообще у него мужская личность, ему не положено.       Единственное, что могло бы заинтересовать рободворецкого — это жетон Братства Стали на моей шее, но не факт. Модель не та. Впрочем, хрен его знает, этого робота, я вообще-то собирался книжку почитать, а не обо всякой ерунде думать.       Включив оставленный Мойрой на столе вентилятор, подставляю лицо под прохладные струи и, посидев так некоторое время, перемещаюсь на кровать под теплый и уютный плед. Мех приятно ласкает кожу, заставляя на мгновение забыть обо всём... ну Мойра, ну чаровница! Знаешь, как угодить постоянному клиенту; ух, взял бы тебя на этом пледе, прямо сейчас, всю и без остатка...       Но вместо этого я беру в руки долгожданную книгу и с головой погружаюсь в чтение. Книги... Мое сокровище, моя прелесть, которую я никому не отдам; нужно будет задуматься о создании собственной мини-библиотеки, раз уж у меня есть свой дом и полки, на которые так и просятся драгоценные издания. Братству художественная литература всё равно ни к чему, им нужны книги о довоенных технологиях прошлого, а не фэнтези о богах, попаданцах[5] в другие миры и прочее в том же духе. Как и вряд ли понадобится история боевых действий на Анкориджском фронте.       Это мое. Личное. И, может быть, однажды я напишу что-нибудь на эту тему. Ну, а пока позволю себе забыться на страницах увлекательной истории, которую в свое время перечитывал не раз и не два — очень уж зацепило.       Когда я заканчиваю очередную главу и, отложив книгу на плед, бросаю мимолетный взгляд в окно, внутрь уже вовсю проглядывают звезды, холодно мерцающие в окутавшей мир тьме. Ярко сияет луна, озаряя своим равнодушным мертвенно-бледным светом постъядерный мир... да, что ни говори, а в компании хорошей книги время летит незаметно. Сколько там на пип-бое? Без пятнадцати минут полночь... а это значит, что миленький маленький магазинчик на водоочистной станции скоро откроется, и если я не хочу в ближайшие пару дней корчиться от боли, испытывая пренеприятнейшие ощущения, то самое время оторвать свою пятую точку от кровати и наведаться в гости к Лео. Тем более, что он обещал достать нужные мне препараты в короткий срок; эх, жаль, волшебная коробочка, любезно предоставленная Кэт, оказалась бесполезной.       Нехотя выползая из уютных объятий пледа, потягиваюсь довольно, будто кот, сожравший на ужин весьма упитанную мышь; чтение — тот же наркотик, только полезный и развивающий мозг, а не наоборот. Хотя насчет скопившейся в подвалах Арлингтонской библиотеки макулатуры я бы поспорил. Книги в жанрах современной на тот момент литературы, с трахающими очередных попаданок драконами, демонами и прочими волшебными существами, с картонными сюжетами и персонажами, как под копирку. Даже обложки оригинальностью не отличались, напропалую пестря своей непроработанностью. А что уж говорить о всяких пошлых манхвах[6], переворачивающих с ног на голову всё и вся!.. Помнится, один такой томик пару-тройку дней лежал у нас в уборной, когда туалетная бумага кончилась. Нефтида еще протестовала — мол, картинки красивые, нельзя так с книгой, но я был непреклонен.       — Хорошо выглядите, сэр, — замечает проплывающий мимо Уодсворт, покуда я, погруженный в свои мысли, выискиваю, что надеть.       — Угу, спасибо, — отрешенно киваю невпопад, особо не вслушиваясь в слова робота. Со штанами проблем нет, а вот с верхней одеждой не всё так просто. Эту рубашку бы постирать, на другой усилиями Кэт образовалась дыра, а ту майку вообще пора выкинуть на тряпки, совсем износилась. Что ж... придется задействовать свой более-менее праздничный комплект, как я его называю, хотя для похода к пушеру[7] — ну, такое.       Светлая рубашка с длинными рукавами, черные джинсы, завязать волосы в приевшийся до зубовного скрежета хвост — и всё, уже красавчик. Помнится, женщинам в довоенные времена приходилось прикладывать куда больше усилий: маникюр, педикюр, укладка, эпиляция и еще множество мудреных слов, в которых мне по определению разбираться не положено. Ну, разве что в макияже шарю, ибо в эпоху моей буйной юности красились все, и мужчины в том числе. А потом эта традиция как-то незаметно сошла на нет... впрочем, если я сейчас начну краситься, на меня станут вешаться все, кому не лень, а заинтересованных взглядов от местных красоток мне и так хватает.       Запоздало приходят на ум слова рободворецкого. Что значит — хорошо выгляжу? Да, я знаю, что довольно хорош собой, и могу сказать это с уверенностью, безо всякого нарциссизма, но... Уж не вознамерился ли этот паршивый робот пристроить ко мне свой флюгегехаймен[8]? Я, если что, на такое не подписывался. Хотя, может быть, это просто комплимент, встроенный в его прошивку; мало ли у кого он работал до меня, но в таком случае не мешает держать ухо востро и быть внимательнее. А еще найти бы хорошего робототехника, пока у паладина Сета паранойя не разыгралась...       Так, ладно, обо всех этих проблемах можно подумать и потом. Сейчас мне нужно сделать дело первостепенной важности, а потом хоть трава не расти. Та самая, с огорода Осириса, забористая... укроп, короче. А не то, что сразу на ум приходит.       [1] Dion — «The Wanderer»       [2] Вдохновлено песней Ляписа Трубецкого — «Капитал».       [3] Интернет в серии игр «Fallout».       [4] Пейринг — обозначение пары в фанфиках.       [5] Попаданцы, попаданки — герои, оказавшиеся в другом мире, будущем/прошлом и т. п.       [6] Манхва — корейские комиксы.       [7] Пушер — мелкий наркоторговец.       [8] Флюгегехаймен — вымышленное устройство для сексуальных утех.