Лисица

* Сочетание неоновых вспышек света и громких ритмичных битов уносит меня на пару с шестью выпитыми бокалами ром-колы. Оборотню в принципе сложно опьянеть, и алкоголь быстро выводится из организма, но пока что полет относительно нормальный. Вокруг меня — хаотичная пьяная толпа, вспышки света вылавливают из неё то полураздетых девиц, то пьяных вдрызг охотников на этих девиц. Один из таких, качаясь в такт музыке, подходит сбоку. — Одна здесь? — перекрикивает диджея, морщусь от того, что он пристал. — С подругой! — рявкаю так, чтобы услышал наверняка. Марго огибает нас, вовремя демонстрируя, что я под присмотром: — Тебе ловить нечего, — моя подружка-чародейка, в черном платье и с длинными красными волосами картинно отталкивает парня, — поищи других! Парень разводит руками и ретируется, растворяясь в толпе. Чую пятой точкой, когда догонится ещё — попробует атаковать ещё раз. Телефон в руке вибрирует звонком. Пялюсь на экран, стараясь сфокусироваться. На нем светится настойчивое «Шестиглазка». Блять, как ты не вовремя!.. Пробираюсь сквозь толпу в сторону уборных, дверь туалета хлопает за моей спиной. Тут уже потише. Моё появление спугивает стайку малолеток, фотографирующихся в огромное зеркало. Беру трубку: — Чего тебе? Голос Годжо с первых же секунд вываливает на меня все его недовольство: — Я тебе, блять, говорил не лезть?! Туго ворочаю ватными мозгами, пытаясь сообразить, о чем он: — Куда именно из всего того дерьма, в которое я влезала, ты просил меня не лезть? — Сегодня! Ты! Грохнула ебаного поставщика Махо-но-Цубаса! — Сильнейший по ту сторону телефонной трубки явно закипает. — Да, и на полученные деньги теперь отдыхаю, — меня начинает брать раздражение. — Лисица, ёб тебя в рот, это был НАШ поставщик! — обычно у Годжо Сатору красивый голос, с его медово-игривой манерой говорить. Но сейчас он меня очень бесит. Склоняюсь к зеркалу, свободной рукой утираю чуть осыпавшуюся тушь: — Откуда мне было знать? — моё шипение в ответ тоже не самое учтивое. Годжо снова смачно матерится, а потом фыркает: — Где ты сейчас вообще? — Под «Эндорфином», — тоже фыркаю, в его же тональности. Клуб находится под моей любимой кофейней. — Никуда не уходи, я сейчас приеду и дам тебе пизды! — рычит в трубку Сильнейший. — А давалка не отвалится? — успеваю съехидничать, прежде, чем он сбрасывает. В контрольный раз проверяю состояние макияжа, одергиваю юбку пониже, поправляю декольте. Дверь туалета распахивается и Марго заглядывает ко мне: — Тебя в слив засосало? — Почти, — укол легкой тревожности настойчиво скребет по пьяному сознанию, — Годжо хочет приехать и устроить мне разнос. Чародейка тоже подходит к зеркалу, подкрашивает губы и пожимает плечом: — За того типа, которого мы сегодня вместе разбирали на позвонки? — Именно, — достаю из сумочки расческу, чтобы после дрыганья на танцполе привести в порядок гриву, — пошли, посажу тебя на такси и подожду этого… — от конкретного обозначения воздерживаюсь, решив накопить побольше взрывного настроения для Сатору Годжо. Марго с пониманием ухмыляется. Она не сомневается ни капельки в том, что Сильнейший не причинит мне абсолютно никакого вреда. В отличие от меня. Ведь сейчас по телефону он угрожал совершенно искренне. Хаотичные объятия клуба выпускают нас на ступени входа. Поодаль стоит охранник, зорко зыркнувший на наши запястья, перехваченные неоновыми росчерками браслетов. Пока Марго курит и вызывает такси, я расфокусировано пялюсь в полумрак города. Сколько сейчас времени? Два часа ночи? Три? Желтый автомобиль подъезжает, едва слышно шелестя шинами по асфальту. Чародейка чмокает меня в щеку и упархивает в раскрытую таксистом дверцу. И стоит только её машине отъехать, как на её место тут же паркуется другая, до боли знакомая — рывком тормозит едва ли не у моих ног, еле-еле успеваю отскочить. Дверь со стороны водительского места распахивается, и блондин с повязкой на глазах сгребает меня в охапку: — Я говорил, что ты паршивка? — одной рукой открывает дверцу пассажирского сиденья, второй практически швыряет меня на диван, словно провинившегося котенка. — Полегче! — огрызаюсь почти жалобно, поправляя курточку и ерзая юбкой на гладком сиденье. — Полегче не заслужила! — Бросает он раздраженно, садится за руль, подобрав полы зимнего плаща, трогается, разворачивает авто и направляет его вперед по улице. — И только попробуй заблевать мне салон! Фыркаю. Музыка наполняет автомобиль пробирающими басами, заставляющими вибрировать диван подо мной. Поднимаю хмельной взгляд. Тут же подмечаю, что в другой ситуации было бы забавно наблюдать, как Годжо Сатору ведет машину с завязанными глазами. Но — в другой. В этой я вжимаюсь в диван, украдкой поглядывая на шамана в зеркало заднего вида, в котором отражается и повязка, и нижняя часть его лица, украшенная шрамами. — Махо-но-Цубаса был важен для Магического Техникума, — без нотаций он сегодня не обойдется, — кто, блять, заказал его? Завороженно смотрю через его плечо, как лихо его руки крутят руль. Чёрт, это даже сексуально. Но отвечаю совсем не то, что он хочет слышать. — Я не выдаю имена своих клиентов. Годжо подавляет очередной раздраженный вздох. Если бы не повязка, я бы увидела, как он закатил глаза. — Когда ты планируешь, наконец, сделать Нанамина своим хозяином? — ворчит, как старый дед. — Когда ты одна, ты создаешь проблемы, Лисица! — Кто сказал, что я не буду их создавать после ритуала Единения? — скалюсь в усмешке. — После ритуала Единения ты будешь создавать их только Кенто, — Сатору крысится, в очередной раз направляя машину за поворот. Понимаю, что мы едем ко мне. — Я думала, мы едем в Техникум проводить разбор полетов, — протягиваю как бы невзначай и стараясь не смотреть в телефон, чтобы не укачало. — Мы едем к тебе, и разбор полетов будет там, — Сильнейший жмет на газ, и автомобиль несется так быстро, что меня вжимает в сиденье. Парковка возле дома полупустая, Годжо въезжает через шлагбаум, паркуется, выходит сам и выволакивает слабо сопротивляющуюся меня. — Я тебя не приглашала! — Боюсь, такие формальности нам ни к чему! — он ведет меня, и я понимаю, что в общем-то не особо стою на ногах. В какой-то момент ром-кола может хорошенько пробрать даже оборотня. — У меня бардак! — брякаю уже хоть бы что, лишь бы спугнуть шамана. Но он, сука, не из боязливых. — Да пусть у тебя там хоть вся городская свалка, ты так просто не отделаешься! — кипятится мужчина, пока я кое-как набираю код и входные двери разъезжаются перед нами. В лифте я стою, опираясь спиной на стенку и глядя на мага. Годжо выглядит очень сосредоточенным и не то, чтобы прямо совсем злым, скорее очень раздосадованным и раздраженным. Лифт останавливается, и Сатору выходит первым, ведя меня за руку. Что, живые позавидуют мертвым? Пытаюсь вставить ключи в скважину, роняю связку, нагибаюсь чтобы поднять, снова стараюсь попасть ключом в замок, стукаюсь ногтем о металлическое гнездо, грязно выругиваюсь. Годжо молча забирает у меня ключи и отпирает двери сам. — Всегда был уверен, что оборотни не пьянеют. — Смотря, что выпить, — отправляю сумочку на пуф, Сатору захлопывает дверь. И я даже пикнуть не успеваю, когда его рука сжимается на моем горле, и он с силой прижимает меня к стене, гневно сверкая бездонными голубыми глазами из-под приподнятой повязки: — Не переживай, я знаю, что делать, чтобы ты протрезвела! По правде говоря, уже в эту секунду какой-то процент алкоголя улетучился из моей крови только от этого тона. На миг мне становится не по себе. С тех пор, как Годжо Сатору вернулся из мертвых, он стал куда более непредсказуемым и импульсивным. Сёко упоминала, что это со временем пройдет, и Сильнейший придет в ментальную норму, но здесь и сейчас мягкий свет длинных потолочных светильников в коридоре моей квартиры отражается в его безумном взгляде, а размытые тени лишний раз подчеркивают текстуру порезов на его лице, и моё сердце готово выскочить из груди. От того, что в глубине души я все равно его побаиваюсь. Тяжелый зимний плащ шамана отправляется следом за моей сумочкой на пуф, мужчина практически вытряхивает меня из курточки и тащит куда глядят его глаза — в первую попавшуюся комнату, ею оказывается моя спальня. Кажется, я и вправду сейчас протрезвею. Маг болезненным рывком отправляет меня прямо на пол, едва успеваю прикрыть лицо руками, чтобы не пропахать носом пушистый ворс ковра-травки, и растягиваюсь на животе. — Что ты блять… — договорить мне не позволяют. — Заткнись! — он опускается рядом на одно колено, крепко хватая меня за волосы и вжимая лицом в пол. — Сатору, блять! Ну… — и снова меня затыкают аналогичным приказом. — Я сказал заткнись, Лисица, и не зли меня ещё больше! — свободной рукой он расстегивает собственный ремень, слышу, как звякает металлическая пряжка. По моему хребту тут же бежит очередной табун мурашек. Слабо дергаюсь, удерживаемая рукой мага, когда ощущаю, как он задирает мне юбку и стаскивает с меня колготки вместе с трусами. Прохладный воздух комнаты лижет кожу моих ягодиц, и я скулю, зная, что сейчас будет. — Сатору, не надо!.. — конечно же мне отказано в просьбе. Первый удар широкого мужского ремня из жесткой кожи обжигает и заставляет взвизгнуть, как маленького лисёнка, которому прищемили хвост. Делаю бедрами рывок в сторону, за это расплачиваюсь ещё одним шлепком, но уже куда более тяжелым. Жалеть меня никто не собирается. И свет Годжо Сатору вовсе ни к чему — он прекрасно видит, куда пороть, и делает это со зверской неумолимостью. Когда ремень в третий раз опускается на мою кожу, я уже кричу, попутно понимая, что действительно протрезвела. — Что, уже не хочешь огрызаться? — злой горячий шепот мага окутывает моё сознание не хуже алкоголя. — А ведь это только начало, лисёнок! Моё трепещущее сознание самым своим краешком улавливает то, как сильно в какой-то момент от Сильнейшего начинает веять чистым возбуждением. Ему, блять, нравится пороть меня, простертую у его ног, и только на этом он не остановится. — Послушай меня хорошенько, милая, — шлепок, я вою в ковер, у меня непроизвольно катятся слёзы, а он вновь заносит руку, — если впредь я узнаю, что какие-либо твои поступки вредят Техникуму… — шлепок, ещё шлепок, меня трясет и мажет, — …то запомни, что я приду за тобой и повторю то, что сделаю с тобой сегодня, — снова шлепок, тяжелый, кусачий, впивающийся до самых тазовых костей, — и ты неделями не сможешь сидеть на своей красивой сладкой заднице, и никакая регенерация тебя не спасет, ты меня поняла? — и снова шлепок по и без того пылающей коже. — Поняла… — роняю едва слышно, сквозь туман унизительной боли чувствуя, как густо давят на меня феромоны Сильнейшего, как его желание переплетается с моим сознанием, и как между моих ног скапливается непрошеное напряжение. Блять, ну и кто кого сейчас обольщает? Его кулак, сжимающий мои волосы, тянет мою голову вверх, Сатору склоняется к моему лицу, шепот щекочет ухо: — Поглядите, кто у нас тут пускает слезки и пытается спрятаться? — ох, как же не к месту его озорной тон. — Тебе лучше принять ситуацию, лисёнок, принять, а потом рассказать мне все-все-все, что я попрошу! — Я не сдаю… своих заказчиков… — теперь это звучит у меня уже не так уверенно. — Что ж, ты сама выбрала этот путь, — Сатору отшвыривает ремень, вскакивает, хватает меня поперек живота и бросает все так же, лицом вниз, на кровать. Снова не успеваю ничего сказать и как-то оказать сопротивление. Сильные ладони мужчины раздвигают мои выпоротые ягодицы и шаман демонстративно облизывает пальцы. — Лучше расслабься. Блять!.. Жесткая скользкая от слюны мужчины подушечка его пальца настойчиво ложится на моё анальное колечко, и я сильно дергаюсь. — Пожалуйста, Сатору, не надо!.. — а лисья природа в этот момент предательски подбрасывает порцию острого неправильного возбуждения в мои жилы. — Надо, лисёнок, — его голос столь же ласков, сколько и ядовит. Палец разминает сжавшиеся мышцы, приручая и заставляя неосознанно расслабиться, а затем на фалангу ныряет внутрь. Я не могу сдержать писк. Годжо снова вжимает меня лицом вниз, но теперь уже в одеяло. Палец внутри очень осторожно — к чести шамана — и очень медленно проворачивается, раздвигая вход, а когда мужчина чувствует с моей стороны расслабление, погружает его ещё на фалангу внутрь. Дергаюсь вперед, сопротивляясь вторжению, но блондин за волосы тянет меня назад: — Лежать! В пульсирующий вход толкается ещё один палец, и теперь Сатору ласкает — если только это можно назвать лаской — меня двумя пальцами, готовя к неизбежному. Жалобно хнычу, ощущая непрошенную заполненность, ягодицы полыхают так, что слезы то и дело наворачиваются на глаза, но и желание, чтобы шаман не прекращал, пожирает мой здравый смысл. Теперь оба пальца во мне на две фаланги, Сильнейший понемногу сгибает их и поворачивает, отвоевывая себе сантиметр за сантиметром, и каждый из них сопровождается моим болезненным хныканьем вперемешку со стонами. — Как наказать Лисицу, если ей это нравится? — с наигранным сожалением в тоне он убирает руку, вжикает молния его брюк, и я кусаю подушку, понимая, что сейчас будет. — Ну-ка, иди сюда, — он подтаскивает меня к своим бедрам лицом, покорно распахиваю губы и позволяю его стояку ворваться мне в рот. Слюны не жалею, зная, зачем он это делает. Вылизываю член старательно и мокро, сдаваясь и принимая происходящее. Рывок — и Сильнейший снова заставляет меня ткнуться лицом в одеяло. Его бедра соприкасаются с моей воспаленной кожей, и я готова вот-вот сорваться на крик, когда влажная головка члена натягивает собой моё анальное отверстие. Мышцы расступаются нехотя, то и дело пугливо сжимаясь, но шаман непреклонен. Головка проскакивает внутрь, и вот теперь я кричу. Кричу от того, как это сильно. Кричу от того, как это по-неправильному горячо и возбуждающе. Мой крик тонет в ткани, а Годжо милостиво позволяет мне привыкнуть. Я понимаю, зачем все это. Он не хочет сделать мне больно, но хочет проучить. И у него получается. Мужчина мягко подается бедрами вперед, двумя руками раздвигая мои ягодицы, и таран члена изнутри вынуждает меня опять кричать. Сатору делает это так медленно, насколько возможно, но все же каждый пропаханный его немаленьким размером миллиметр моего нутра сжимается и трепещет. И природа кицунэ вынуждает меня принять все. Принять то, как длина и ширина члена постепенно насаживает меня на себя, принять то, как нехотя, но верно горячие стенки раздвигаются, позволяя мужчине проникать глубже. До конца. До самого лобка блондина. Принять то, как Сильнейшему в этот момент хорошо — а ему действительно хорошо. Шаман удовлетворенно выдыхает стон и запрокидывает голову, позволяя себе начать двигаться назад. Чтобы выйдя наполовину, снова заскользить внутрь. Годжо выпускает одну из моих ягодиц, плюет на ладонь и добавляет влаги на член. И его стоны оказываются заглушены моими, когда толчки становятся интенсивнее. Я сжимаюсь на члене с каждым его движением, и это лишь добавляет горючего в этот блядский грязный огонь. Сатору склоняется вперед, налегая на мою спину грудью. Ворот его рубашки щекочет мой затылок. Вес тела мужчины выбивает из меня воздух. Его берцы грубо стукаются о мои кроссовки, но нам обоим сейчас так плевать на неснятую одежду и обувь!.. И Сильнейший берет непростительно быстрый темп. Лишь почуяв, как моё нутро в моменте послушно и податливо. Трахает мою задницу безжалостно и резко, теперь уже воистину наказывая. Толчки изнутри жгучие, болезненные, но в то же время неправильно-сладкие, острые до невозможности. Я не решаюсь просунуть руку под живот, чтобы помочь себе самой, помочь своему телу, отчаянно желающему разрядки. При всей своей нелюбви к анальному сексу, когда я в качестве принимающей стороны, здесь и сейчас меня плавит, расплющивает кипятком наслаждения, такого грязного, извращенного. Годжо целует мой затылок, кусает его, снова целует и тянется к раковинке уха, чтобы оставить укус и там. Я стискиваю ткань одеяла так сильно, что на ней, уверена, останутся затяжки от маникюра. Но блять как же это сейчас не важно!.. — Какие у лисёнка сладкие стоны, — он шепчет, не сбавляя ритма, не останавливаясь ни на миг и не давая мне ни шанса на спасение, — кричи, Лисица. Кричи для меня, маленькая глупая паршивка, — и очередной укус за ухо заставляет меня взвизгнуть. И я кричу, зная, как это ласкает его слух. Ещё несколько тугих движений, и Сильнейший загоняет член так крепко и глубоко, что я нахожусь практически на грани воспаленного сладкого беспамятства. Сперма хлещет о стенки моего нутра, растекаясь вместе с потоками Проклятой энергии. Сатору кончает долго и с бессовестным наслаждением. Стонет, снова сгребая мои волосы, снова кусает меня — теперь уже чуть ниже уха, снова стонет, и дрожь его сильного тела передается и мне. Член исторгает выплеск за выплеском, и я уже знаю, как пошло и грязно это будет вытекать из моего растраханного ануса прямо сейчас, когда плоть мужчины покинет мое тело. Киска пульсирует, требуя ласки, но я не смею просить. Годжо, наконец, отстраняется. — В душ, лисёнок. Несколько мгновений собираюсь с силами, чтобы встать. Поднимаюсь на подкашивающихся ногах, провожу ладонью между ягодиц, оценивая степень разъебаности. — Сатору, я… — Я пойду с тобой, — он стаскивает рубашку, расшнуровывает берцы, — И если ты прямо сейчас не скажешь мне, кто заказал нашего поставщика, я снова выебу тебя в твою выпоротую задницу, — он добавляет это так ласково и непринужденно, что я, кажется, теряю последний здравый смысл. — Не скажу! — и улепетываю в ванную комнату, слыша топот шамана сзади. — Лисица, блять!.. *