Лисица

* Иной раз ночные кошмары реалистичны настолько, что после них весь день ходишь, как побитая собака. Кицунэ тоже снятся кошмары. Мои кулаки стискивают край одеяла, я с судорожным выдохом просыпаюсь. Ночь тягучая, душная и липкая. Надо открыть окно. Этот кошмар я хотела бы забыть, но он со мной в моей памяти, как одно из самых колких воспоминаний, на всю оставшуюся жизнь. Это было три года назад. На тот момент хвостов было только шесть. * Успеваю заметить белизну светлых колонн входа в здание штаба Ассоциации Сосудов Времени боковым зрением, когда начинаю ретироваться. Подслушать толком ничего не успела, и вот сейчас маячит перспектива быть застуканной. Земля из-под когтистых лап разлетается комьями, когда я устремляюсь от здания прочь. Сильные руки хватают меня за шкирку — прямо за мягкий лисий мех, больно стягивая шкуру. Я моментально пробую накидывать барьер за барьером, но преследователь поглощает мои попытки от него отгородиться и скрыться. Тогда я резко разворачиваюсь и щелкаю клыками, пытаясь укусить схватившую меня руку. — Какая прыткая! — молодой мужчина прижимает меня к земле, и несмотря на то, что в истинной форме оборотня кицунэ размером с хорошую сторожевую собаку, шаману удается, тем не менее, крепко меня удерживать. Кручусь, как юла, стараясь выскользнуть, но аура шамана Особого уровня пригвождает моё сознание к горизонтальной поверхности, оставляя меня оглушенной. В голове звон и гул, сквозь который я слышу короткое: — Превращайся. Не переворачиваясь, позволяю телу трансформироваться. Между мной и утоптанной травой больше нет границы в виде лисьей шкуры. Колкие травинки и мелкие камешки больно впиваются в мягкую кожу. — Ну надо же, — шаман встает на колени рядом со мной, убирая волосы с моего лица, — да у нас тут ученица Тоджи Фушигуро? С ненавистью смотрю снизу вверх. На моем преследователе одеяние буддийского монаха, по плечам и спине разметаны иссиня-черные гладкие волосы, на лоб падает узкая длинная прядь челки. Я вижу его первый раз, но я прекрасно знаю, кто это. Мастер проклятий, Суругу Гето, маг Особого уровня. Не надо было ему попадаться. — Пусти! — вместо угрожающего рыка глотка способна исторгнуть только жалобный визг. Я достаточно наслышана о нем. О бывшем лучшем друге Сатору Годжо. И о том, в чем он силен. — Было очень глупо с твоей стороны так беспечно приближаться к штабу, — он шипит мне на ухо, а затем встает, наподдавая сапогом под ребра, — подъем. Прикрывая хвостами бедра, а руками — грудь, поднимаюсь на подрагивающие ноги и выпрямляюсь. Щелчок пальцев шамана — и вокруг меня сгущается его барьер, не позволяющий предпринять ничего — только шагать. — А теперь ступай за мной, — ухмылка не предвещает ничего хорошего, а прищур янтарных глаз так тем более. И словно на невидимой сворке ведет меня в сторону здания, от которого я пятью минутами ранее удирала — и вроде бы успешно, но увы. Тяжелые двери захлопываются за моей спиной, я украдкой озираюсь, пока мой враг разглагольствует. -Мерзкие обезьяны, порождающие проклятья, это одно, но ты, ваш нечестивый род, побирающийся у высшей расы, это настоящее дно, как оно есть, — он чуть оглядывается, дабы убедиться, что я его слушаю, пока из холла мы спускаемся на уровень подвального этажа, — сколько Проклятой энергии ты украла за свою жизнь? Сколько её в тебе сейчас? — его барьер сковывает стекловатой, — я все заберу и убью тебя, глупая. И на что ты надеялась, приходя под мои стены? Пытаюсь остановиться, но тут же получаю болезненный укол под лопатками. — Я не сделала ничего плохого… — Ты — кицунэ, ты — якшалась с Фушигуро, ты — крадешь силы у шаманов, — он только пальцы не загибает, — мне перечислять дальше? — останавливается у обшитой металлом двери, распахивает её, — пошла. Я не хочу туда идти, но противостоять окутывающему меня барьеру не могу. Нельзя ни сбежать, ни атаковать, ни сопротивляться. Нас встречает подвальное помещение с небольшим решетчатым окном почти у самого потолка. Белые стены, серый пол, утопленные в стенах шкафы выкрашены во всю ту же надсадную белизну. Под одной из стен — стол во всю длину комнаты, напротив — кушетка и ещё один стол, небольшой, на колесиках, больше походящий на этажерку. Сильнее всего всё это похоже на операционную из фильма ужасов. На пороге пытаюсь упираться, но барьер снова пускает разряд тока мне в спину, и на ватных ногах ступаю в центр. На кушетке — кожаные фиксаторы для головы, рук и ног. Как в психушках. Сглатываю, гляжу с ужасом и непониманием. Он убьет меня? Он убьет меня? Ладони моментально взмокают, в коленях — слабость, а в ушах шум, как после контузии. Горло давно пересохло. Все как во сне. На пробу выпускаю в воздух облачко феромонов кицунэ — выдыхаю миллиарды невидимых частиц природной лисьей волшбы, и сквозь барьер они проходят на удивление легко, устремляясь в сторону шамана. Тот оглядывается на меня, распутывая ремни на кушетке: — Ты сейчас не сделала себе легче, дурочка, — его взгляд вспыхивает ядом, — у тебя появился ненулевой шанс быть не только убитой, но и изнасилованной. …И не важно, в каком порядке, ведь так, Гето? Маг рывком швыряет меня на кушетку. У меня текут слезы от осознания собственного бессилия. По потрохам бьет нервной тошнотой и ознобом. Как-то так я ощущала себя тогда, в тот момент, когда злой чародей из прошлого пытался сделать со мной что-то похожее. В тот день я стала хозяйкой Черного солнца. Но сейчас моё верное оружие лежит в кармане шорт, оставленное дома. Ведь перевоплощаться в человека я не планировала… — Поглядим, что тут у нас, — Сугуру затягивает ремни, неспеша, обстоятельно, крепко до боли. Мои слезы его забавляют.Нужно что-то придумать, Лисица. Нужно срочно спасать свою шкуру, иначе… Рука шамана ныряет в солнечное сплетение, погружаясь сквозь плоть. Физической боли я пока что не испытываю, но буквально ощущаю, как на нематериальном уровне Сугуру закогтил оболочку лисьей души. — Пришло время вернуть награбленное, — его тон звучит издевательски, — надо же, как много чужого багажа здесь накоплено! И я чувствую, как первый из шести хвостов начинает растворяться, таять, истончаться. Гето буквально выкачивает из меня позаимствованную у других шаманов Проклятую энергию, отчего я теряю собственную силу. — Скольких ты обманула, Лисица? — он обходит кушетку по кругу, не убирая руки и не обращая внимания на мои рывки на месте, — скольких ты обокрала? Второй хвост начинает исчезать. Теперь их четыре. Шаман наклоняется к моему лицу, чувствую его дыхание на своей щеке, прядь его челки щекочет мне ухо: — Жаль, я не смогу вернуть моим собратьям то, что ты у них украла, но по крайней мере смогу использовать сам, — он подается вперед и кончик его острого языка касается моей вздрагивающей ключицы, — твой страх такой сладкий, такой красноречивый, — рука впивается ещё сильнее, третий хвост неумолимо тает, и мне практически нечем укрыться, — правильно делаешь, что боишься, ведь это все, что тебе сейчас осталось. — Пожалуйста… — едва нахожу в себе силы вымолвить, сквозь весь этот ебаный ужас и безысходность, — пожалуйста… — Что? — свободной рукой шаман перебирает мои волосы, — что ты хочешь мне сказать? И прежде, чем озвучить, делаю ещё один выдох, полный лисьей отравы. Гето чувствует это, но стойко принимает этот удар. Феромоны –естественная биология, Обратной проклятой техникой от них не избавиться. — Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в живых? — даже если это грозит мне потерей всех хвостов. Четвертый из шести растворяется в воздухе зыбкой дымкой. Теперь я укрываюсь только двумя. Мех на оставшихся стоит дыбом. Гето отстраняется, запускает руку ещё глубже, и вот тут я уже кричу. Кости и мышцы выкручивает, перед глазами — белая пелена. Предпоследний хвост вспыхивает сгустком света, и я остаюсь один на один с последним. С тем, который нажит честно. — Моя снисходительность однажды выйдет мне боком, — шаман вытаскивает руку, энергетическая дыра в солнечном сплетении схлопывается, а маг катает в ладони шар пламени, в который превратились пять хвостов кицунэ, — ты годишься только для одного. Он не уточняет вслух, но у меня, кажется, все-таки появилась надежда. Без пяти хвостов я ощущаю себя не только голой, но и словно беззубой. Беспомощной. — Фушигуро пал жертвой собственной самоуверенности, — Гето неспеша прохаживается вдоль кушетки, ведя кончиками пальцев от моего подбородка по горлу, груди, животу, на лобке очерчивает треугольник и останавливается, — дай угадаю, этому породистому кобелю без капли магии ты подставляла свою хвостатую задницу так же охотно, как сейчас пытаешься продать её мне в обмен на свою лисью жизнь? Феромоны действуют на шамана, но проявляется это иначе, чем у других моих жертв. Как правило, мужчины скоро теряют голову. Этот мыслит абсолютно трезво, но чем дальше, тем тягучей и темнее его взгляд, тем сильнее сочится холодом его злая притягательность.Вот только в отличие от всех прежних ситуаций, когда мне приходилось прибегать к лисьей волшбе, я этого шамана не хочу. Наоборот. Мне очень страшно. — Я просто хочу сохранить свою жизнь, — роняю ответ, и мой голос дрожит, как былинка на ветру. — Я могу сделать с тобой такое, после чего ты будешь молить о расправе, — его рука снова начинает путь, но на этот раз за грань холмика лобка, вниз по сомкнутым половым губам, и от каждого оглаженного им миллиметра кожи по мне расходятся мурашки. Молить о расправе? Это вряд ли. Кицунэ на то и ёкаи обольщения, чтобы уметь получать удовольствие от чего угодно, если речь идет о таком смертном грехе, как похоть. Вопрос в том, что ты, Сугуру Гето, пугаешь меня и я не хочу быть в твоих руках. И тут вовсе не прокатит номер с «Если-чего-то-сильно-боишься-пусть-это-заставит-тебя-кончить». — Так сделай, если после этого я уйду отсюда на своих двоих, — мои уста молвят это, а я словно нахожусь уже вне тела. Будто в кошмаре. В кошмаре, который потом будет преследовать меня душными болезненными ночами. Сугуру с ухмылкой отстегивает ремень сперва на правой щиколотке, потом на левой. Я сгибаю ноги в коленях, разгоняя кровь, последний хвост поджимается сам собой. Шаман видит это и приказывает: — Убери его, если не хочешь перепачкать шерстку. Дважды просить не приходится. Хвост дематериализуется, а Гето мягким движением руки выманивает из своей межпространственной ловушки проклятие. Самое настоящее. И я его вижу. Вижу существо, напоминающее странного вида крупного левитирующего октопуса — пучок присосчатых щупалец разной длины и ширины, расходящиеся из сгустка бесформенной колышущейся слизи, покрытой множеством глаз с горизонтально-прямоугольными зрачками. — Я знаю, какие фокусы могут выкидывать кицунэ, поэтому, как бы сильно мне не хотелось усадить тебя на свой член, мне придется отказать себе в этом удовольствии, — Сугуру оскаливается, позволяя существу медленно плыть по воздуху вперед, задевая мои стопы кончиками щупалец, — знаешь, кто это? Тот, кого римляне изображали в виде ангелочка со стрелами, самый что ни на есть настоящий, — пока он разглагольствует, октопус заползает на кушетку, окутывая слизью пальцы моих ног и вынуждая меня содрогаться от отвращения, — у настоящих купидонов нет крыльев, зато есть щупальца, ведь они — проклятия, которые превращают мужчин и женщин в насильников, и я с удовольствием полюбуюсь на то, что оно сделает с тобой. Блять, надо было сразу догадаться, что Сугуру Гето не станет обрекать себя на близость: он великолепно знает, что я бы в любом случае пошла у природы на поводу и попыталась бы восполнить то, что он у меня отнял, за счет его собственной Проклятой энергии. Проклятой энергией Гето делиться не будет. Но животное желание, которое я в нем пробуждаю, никуда не исчезнет без разрядки. Это выглядит угрожающе — его взгляд с каждым мгновением все темнее, голос — зловещей, а идеи, как я уже успела убедиться, изощреннее. Я не раз видела такое в рисованной порнухе для школьников. Девица, зажатая в угол тентаклями, с щупальцами во всех доступных отверстиях. На это ты хочешь кончить, Сугуру Гето? Разрешаю, только если я останусь в живых. — Так мы договорились? — роняю дрожащим голосом. Гето снова обходит кушетку, его ладони ложатся мне на лицо, маг долго и пытливо глядит мне в глаза, которые так болезненно блестят от слез. — Договорились, — издевка и злорадство в его красивом сдержанном голосе звучит абсолютно неприкрыто, -но ты должна кончить, это обязательное условие, — он распускает завязки на кимоно, позволяя ему соскользнуть на пол и оставляя его, шамана, в одних шароварах, — а теперь я хочу посмотреть, как низко ты можешь пасть ради сохранения собственной шкуры, Лисица. Кончить? В таком состоянии? От вот этой хуйни? Слизь тела октопуса неприятно холодит кожу, оставляя после себя жгучие следы. Это проклятие не может воздействовать на меня ментально, как на смертную (гражданскую), но физически — вот же, запросто. Щупальца скользят вразнобой — часть по икрам и коленям, часть расходится по кушетке, "купидон" крепко сцепляет несколько отростков под кушеткой, чтобы жертва не могла стряхнуть его, и каждая, блять, каждая присоска каждого ебаного щупальца оставляет на мне влажные следы, отдающие нарастающим жжением. Как гребаный лубрикант с перцем. - Постарайся, я знаю, у тебя все получится, — от голоса Гето меня ведет, рефлекторно вздрагиваю, когда несколько щупалец обвивают бедра, а слизь тела перемещается под колени, — ты ведь хочешь жить? Давай, — мне даже не надо видеть мага, чтобы понимать, что он улыбается, — будь умницей. Бросаю очередной взгляд на своего мучителя — не того, бессловесного, который неумолимо подползает к моей промежности, а того, который меня поймал. И вижу, что Сугуру сидит на краю стола, развязав пояс шароваров. Сидит, откинувшись назад и не спуская с меня глаз, а его рука ласкает крепкий налитый желанием член, выпущенный из-под края штанов и белья. Широкий, тугой — блять, Гето, из тебя бы вышел толк, будь ты сговорчивее. Кулак, сжимая ствол, движется вверх медленно-медленно, шаман смакует каждую секунду, и я к своему ужасу отмечаю, какой же этот ублюдок, все-таки, красивый. Но от этой крамольной мыслишки не бегу. Вдруг так легче? Скользкая субстанция тела октопуса окутывает бедра, и я крупно вздрагиваю, ощущая первое влажное прикосновение ко все ещё сомкнутым створкам лона. — Не бойся, это только начало, — выдыхает Гето, опираясь на одну руку, пока вторая неспешно оттягивает крайнюю плоть. Взглядываю на шамана ещё раз — затравленно, обреченно, а он в ответ смотрит со скверно скрываемым предвкушением. И демонстративно облизывает собственную ладонь, чтобы скольжение по члену было легче. При виде этого ощущаю, как во мне затягивается первый узел иррационального возбуждения. Щупальца движутся во все стороны сразу — по животу к груди и горлу, по кушетке к рукам и плечам, по бедрам, обвивая ноги до колен и ниже. Большинство — длинные, широкие, чувствую, как под слизью и присосками гуляют тугие мышцы, словно крепкие тросы. И к счастью, первый путь внутрь прокладывает самое узкое. Сперва размазывает свои следы по моему подбородку, а затем мажется по губам. На горле тут же затягивается несколько других, вынуждая послушно открыть рот и позволить скользнуть в него. Боюсь лишний раз выпустить клыки или сделать резкое движение. Как знать, что может спровоцировать чудовище на агрессию? Щупальце во рту протягивется к самой глотке, но ниже не идет, щедро пуская этот ебаный жгучий сок и постепенно вытягиваясь назад. Чтобы тут же начать блядские возвратно-поступательные движения. Видя это, Гето привстает, вынимая из заднего кармана телефон, и пока одна рука ласкает его член, второй он снимает меня на видео. — Если бы я знал, что ты будешь такой послушной, натравил бы на тебя кого-нибудь пострашнее, — его голос теперь звучит прерывисто, низко, шаман не скрывает, что ему нравится картина и что его это зрелище безумно заводит, но вслух не признается. А до меня доходит, что слизь, так щедро выделяемая щупальцем, полна афродизиачьей отравы от и до. Иначе я никак не могу объяснить волну обжигающего возбуждения, вынуждающего бессознательно раздвинуть ноги навстречу карателю. Головой я понимаю, насколько это ужасно, но тело идет на поводу у жара. В киску ввинчивающимся движением толкается сразу два щупальца, пусть и узких, но я ощущаю их шейкой матки, они больно бьются об неё, но очень скоро уползают, уступая место одному — длинному, широкому, из-за присосок — бессовестно рельефному, вынуждающему прогнуться с блядским грязным стоном, таким звонким, что Гето присвистывает. — Я тебя наказываю, а тебе нравится, — он ускоряет движения кулака, — что за извращенный род? Кто тут из нас ещё более извращен, Сугуру. Ведь это была твоя идея. Мне бы такое и в голову не пришло. В рот просится ещё несколько, и я не сопротивляюсь. Пока они не лезут в носоглотку, их присутствие во рту вполне терпимо. Я не делаю с ними буквально ничего, просто позволяю гулять взад-вперед, и это навеивает ассоциации об использованности. Я никогда не была любительницей унижения в тематических практиках, но здесь и сейчас что-то в этом есть. На фоне по пространству операционной голос Гето разливается сладкой отравой: — А ведь на его месте мог бы быть мой член, но твоя природа лишает нас обоих этого удовольствия, Лисица. Вспоминай об этом каждый раз, когда будешь засыпать. Я высовываю язык подальше, тоже делая это демонстративно. Щупальца встречают его с энтузиазмом, обвивая и оттягивая, а затем отпускают, чтобы по его поверхности устремляться в так послушно подставленную глотку, пока там, внизу, между ног, одно широкое наполняет лоно, несколько тонких, но не менее обжигающих, нетерпеливо проталкиваются в задний проход. Заставляя меня извиваться, скулить и вскрикивать. — Дай угадаю, никто из шаманов не способен был подарить тебе такое? Как ощущения? — дыхание Гето сбивается, но он не торопится кончать. Отпускает член, подходит вплотную и снова начинает себя ласкать, склонившись надо мной и октопусом, потихоньку входящим во вкус. Телефон в его руке подрагивает, но он продолжает снимать. Я не могу ответить, даже если захочу. Сжимать анус нет смысла — будет больно, потому просто позволяю ему сделать это. И там, сзади, щупальца скользят непростительно глубоко. Но я уже знаю, что сейчас будет. Трахать жертву тонкими отростками неинтересно. Жертва должна быть не в состоянии оказывать отпор. Толчки во влагалище становятся сильнее, и к первому добавляется ещё одно. Сука, это широко. Слишком. Но лоно покорно пропускает внутрь все, что ему сейчас предназначено, в то время, пока сзади плоть болезненно-скользко раздвигается, чтобы впустить в себя больше. Толще. Глубже. — Жаль, ты не видишь, как это красиво, — кажется, я сейчас отрублюсь, но голос Сугуру не дает это сделать, ведя за собой, выдергивая уплывающее от возбуждения сознание на поверхность, — но ничего страшного, я пришлю тебе видео. Чудесно. Спасибо. Пришлет видео меня, насаженной с трех сторон, поплывшей от проклятой магии, размазанной и все равно испуганной. Толчки сверху и снизу хаотичные, сильные, слюну, бегущую из растраханного рта даже не пытаюсь унять. Равно как и бессильна прекратить поток льющейся смазки между ног — моей и щупалец, из двух так бесстыже подставленных для расправы отверстий. Прекрасно. Присоска одного из отростков втягивает припухший клитор, отпускает, снова втягивает и снова отпускает, и снова втягивает, разгоняя по и без того мало что соображающему разуму ощущение зарождающегося оргазма. Ощущение тягучее, пока что фоновое, очень горячее и очень глубокое. Это заставляет рефлекторно раздвинуть ноги ещё шире, щупальца на горле сжимаются сильнее, но это уже не важно, это уже, блять, так не важно… Отростки наконец-то начинают двигаться в едином ритме, и мне одновременно слишком отвратительно и слишком хорошо. В низу живота словно разрывается тугая пружина, сжатая до отказа, и во все уголки тела и сознания хлещет грязное, греховное наслаждение, такое нелогичное, отвратительное и сладкое. Сугуру тоже позволяет себе кончить. Шаман стонет вместе со мной, не отрывая темного жадного взгляда, позволяет семени залить пол, а когда заканчивает, то резким движением руки вынуждает октопуса обратиться багрово-красным шаром. Щупальца покидают мое распластанное расслабленное тело слишком резко, боль возвращает меня в действительность, и первое, что я вижу — как Гето глотает этот шар, как его кадык приподнимается, пока горло пропускает проклятие по пищеводу. Шаман тщательно вытирает руки салфетками, прихваченными с этажерки. Мое тело все ещё содрогается после пережитого. Между ног спереди и сзади, кажется, зияют дыры как у порноактрис. И пусть я знаю, что эластичные ткани сейчас снова туго стянутся, мне от себя противно. И от него тоже. Это все — ебаная грязь и ужас, от которого не отмыться и который не забыть. Тело продолжает гореть, а с ним, кажется, до дыр прожигается сама душа. Гето неспешно вытирает влажный член, прежде, чем спрятать его в белье и затянуть штаны. — У тебя есть три минуты форы. Затем я снова иду тебя ловить, — щелкает ремнями у меня на запястьях и голове. Присутствие барьера я больше не ощущаю. Принимаю звериную форму до того, как мои ноги касаются пола и стремглав бросаюсь прочь. * Тогда он меня не догнал. Но видео с анонимной электронной почты пришло на мой е-мейл вечером того же дня. Я так ни разу его не посмотрела. *