Лисица

* Так не хотела сердце дарить своё, * так не хотела жить с нелюбимым мужем, что обратилась к ведьме. И ведьма сделала из неё кицунэ. Ведь лисам замуж идти не нужно Всего пару дней назад от него пришло сообщение с вопросом, есть ли у меня планы или заказы на ближайшие несколько недель, а уже сейчас я с замиранием сердца ступаю по раскаленному песку на берегу океана бок о бок с тем, по чьему зову я готова сорваться в любой момент в любую точку мира. Всего несколько сообщений — и на мою электронную почту уже выслан купленный им билет на самолет. Пару дней назад я собирала вещи в этот свой так неожиданно организованный им отпуск. И уже сегодня я увидела его, своего любимого из шаманов. — И на сколько тебе удалось выбить себе отдых? — украдкой разглядываю блондина, которого так давно не видела и за которым искренне соскучилась. Он катит мой чемодан по дощатому мостику, соединяющему берег и его треугольное светлое бунгало под соломенной крышей, стоящее на сваях. — Старейшины дали мне полгода для реабилитации. Посчитали, что я заслужил, — Кенто усмехается, и делает это безо всякой тени боли или дискомфорта. Обожженная половина тела такая же послушная, как и та, что уцелела. — И как же ты, трудоголик, выдержишь целых шесть месяцев ничегонеделанья? — улыбаюсь в ответ и перешагиваю через порог, пока Нанами придерживает дверь, пропуская меня. — Меня заждалась кое-какая кицунэ и несколько десятков книг. В бунгало все залито светом. Со всех сторон — панорамные окна, со стороны небольшой кухни ароматно пахнет запеканкой, а на столе уже стоит рулет. Такой же, как тогда. Сбрасываю босоножки у порога и разглядываю жилище. — Это за счет Техникума? — Нет. Это все моё, — шаман кладет чемодан набок. Стало быть, все, что сподобился дать Техникум своему верному сотруднику — просто длительный оплачиваемый отпуск. Мило. — Лисица? Отрываюсь от разглядывания бунгало. — Да? — Иди ко мне. И я иду. Иду, чтобы утонуть в его сильных объятиях, зарыться лицом в его светлую льняную рубашку, от которой так приятно пахнет его одеколоном, солнцем и им самим. Иду, чтобы ощутить его руки на своем теле и услышать его сердцебиение, которое всякий раз при виде меня учащается. — Я соскучился, — он перебирает мои волосы, я нехотя отрываюсь от него. Но лишь для того, чтобы встретить своими губами его поцелуй. Нанами удивительно гармонично сочетает в себе интеллигентность и распущенность, отстраненность и жадную жажду, спокойствие и собственную эмоциональность. Отпечаток хронической усталости все ещё омрачает его образ, но уже куда менее, чем раньше. Я осмеливаюсь потянуться руками вверх, к его голове, и пока он меня целует, я расстегиваю кнопки повязки на его затылке. Повязка соскальзывает с лица Кенто, и он делает паузу между поцелуями, давая мне посмотреть на него такого, как он есть. Обожженная плоть зажила бугристо, но хорошо. И даже немного посветлела. Но для меня главное, чтобы у него ничего не болело. Ни тело, ни душа. …так и ходила лисицею по земле с девятью хвостами — долгие-долгие годы, с лисьим коварным сердцем, совсем не ведая счета лет, ведая только цену своей свободы – сладкой, пока не встретится человек, тот, что её укутает, как туманом Его аура окутывает меня облаком сладкой ваты, и я позволяю себе утонуть в ней, водя пальцами по его обезображенному лицу: — И что за книги тебя здесь заждались? — смеюсь, а он пожимает плечами. — Научная фантастика, детективы, приключения, — он бросает рефлекторный взгляд на стопку книг на круглом низком столике рядом с широким светлым диваном. Одна из книг с до боли знакомым переплетом раскрыта и лежит страницами вниз на этом самом диване. Он явно читал её прежде, чем отправиться за мной в аэропорт. Выворачиваюсь из рук шамана и подхожу к дивану. Сердце замирает, когда я беру фолиант в руки. — Приключения? — киваю на книгу.В моих руках труд Риндзай Исюаня. «Трактат о кицунэ». …ведьма смеется тихо, на сердце липнут слова, как снег: «снова ты прежней станешь, но только на ночь, на ночь, а после, лисицею став опять, будешь служить мне верно, служить мне вечно. Вот она, твоя плата». Ночь пробирается, словно тать, белую шаль обоим кладет на плечи, «Здравствуй же, здравствуй, милый мой человечек, дай мне в тебе растаять, и засиять…» Нанами приближается и проникновенно заглядывает мне в глаза: — Мне кажется, или я тебя чем-то расстроил? Гляжу на страницы. Книга раскрыта на главе «Ритуал единения». Моё собственное сердце колотится так, словно я сама только что пробежала марафон. — Нет, просто… — я откладываю книгу обратно. На языке вертится десяток вопросов, которые я не решусь задать. И тогда шаман словно читает мои мысли. — Разве это не логично, что я хочу знать больше о кицунэ? Разве это плохо, если я буду как следует разбираться в твоей природе, Лисица? — он подхватывает указательным и большим пальцами мой подбородок, вынуждая снова поднять взгляд на него. — Я тебя не тороплю и ни к чему не обязываю. Просто когда ты захочешь пойти мне навстречу, я хочу быть готовым. Мне в момент становится стыдно. Глупая, испугалась неведомо чего!.. — Все хорошо? — он касается губами моего лба. — Да… — в его руках я таю. Иначе и не может быть. Ритуал единения кицунэ и её господина заключается в том, что оба должны принести друг другу клятвы верности, смешать его и её кровь и пустить её по живой воде. Океан за стенами бунгало, пока ещё спокойный, живее всех живых, словно отражение космоса, и в то же время полная его противоположность… Я успеваю принять душ, когда шаман уже ждет меня по ту сторону мостика, утопив ножки шезлонгов в белом песке. Пляж абсолютно пуст, кроме нас тут никого. Ближайшее бунгало наших соседей виднеется далеко впереди. И только отпечатки шин поодаль от пляжа напоминают о том, что цивилизация совсем рядом. Я слишком сильно соскучилась за этим мужчиной, чтобы тратить время на позагорать. Кенто не успевает ничего сказать, как я уже сажусь на него сверху, стаскиваю с него панаму и целую так, словно это не мы двадцатью минутами ранее целовались на пороге его жилища. — Лисица, я… — он пытается что-то сказать, но я не слушаю. Зачем слова, если под моими бедрами такая красноречивая эрекция? Сползаю вниз, и пока шаман неубедительно и слабо протестует, говоря что-то о том, что нас могут заметить соседи, стаскиваю с него плавки. Член тут же оказывается на уровне моего лица, и я тут же начинаю покрывать его поцелуями, под смиренный вздох его хозяина. И моего потенциального хозяина. Мои хвосты бесконтрольно распускаются над резинкой трусов от моего купальника. Нанами поддается моему настроению и подцепляет узелок верха купальника. Бюстгальтер падает на песок, а мои губы накрывают головку такого желанного члена. Язык проходится от основания до уздечки, пока влажный жар моего рта втягивает как можно больше мужской плоти, в попытке насадиться глоткой. -Милая, пожалуйста… — его сладкий выдох заставляет меня прекратить ласку, я выпускаю его и вопросительно смотрю на блондина. Мужчина задерживает взгляд на моей фигуре, протягивает руку, чтобы утереть ниточку слюны с моей нижней губы: — Пожалуйста, не спеши, Лисица, — его баритон, полный желания, заставляет моё уже взмокшее нутро поджиматься, — я и без того едва держусь!.. — Как скажешь, — собираю волосы на одно плечо и возвращаюсь к тому, что начала. Кольцо губ плотно обхватывает бархатистый твердый ствол, медленно опускаюсь, позволяя головке протолкнуться как можно глубже, едва успеваю подавить подкатывающий спазм и тут же медленно выпускаю член. Слюна щедро стекает к самому основанию, я сама начинаю ласкать свою грудь — показательно, нежно, как в самой откровенной порнухе. Кенто выдыхает стон, наблюдая из-под полузакрытого века, и я одной рукой снова направляю его член себе в рот, второй сжимая и оттягивая то левый, то правый сосок, захватывая груди поочередно всей свободной ладонью. Но шаман быстро теряет терпение. Его рука зарывается в мои волосы и у меня забирают любимую игрушку. — Иди ко мне. Я опять слышу от него эту фразу, и теперь она звучит совершенно по-другому. Теперь его голос стал хриплым, а взгляд уцелевшего серо-голубого глаза полон ядовитой похоти. Нанами привлекает меня, усаживает к себе на бедра, и от его члена меня отделяет лишь узкая полосочка ластовицы трусов купальника. — Это сейчас лишнее, — его пальцы распускают завязки низа купальника, и теперь я абсолютно безоружна, — прячь хвосты, если не хочешь их намочить. Я дематериализую все девять штук во мгновение ока, Кенто снимает плавки, подхватывает меня на руки и несет к воде. — Теперь ты не боишься, что соседи нас заметят? — прячу улыбку в его мягких пшеничного цвета волосах. Мне все ещё немного страшно вот так сильно хватать Нанами за обожженную половину тела, но я вижу, что он не испытывает дискомфорта, потому просто отпускаю ситуацию. Мне все равно, как он выглядит. Блять, кажется, я и вправду его люблю? Но ведь оборотни не способны… Оборотни моего вида способны на эмоциональную привязанность, на сопереживание, на преданность, на безусловное принятие и доверие. Быть может, это и есть та самая доступная нам форма любви?.. …Как же хотела сердце отдать ему, как же боялась блеска рассветной меди… Служба её не вечна, но ей лишь ведомо, почему лисица родится в будущей жизни ведьмой. Прохладные бирюзовые волны облизывают мои стопы, а затем и икры, по мере того, как Нанами проходит вглубь толщи воды. Океан сегодня будет третьим. На миг Кенто отпускает меня, но лишь затем, чтобы развернуть меня к себе лицом. Я обхватываю его бедра ногами, и шаман тут же толкается членом вперед, не позволяя воде встать между нами. Обвиваю его шею руками и прогибаюсь грудью навстречу ласке мужчины, позволяя легким мягким волнам разметать мои волосы. Нанами двигается осторожно, нежно, зная, что его размер может легко причинить боль и что прежде, чем начинать качку наотмашь, мою киску нужно растрахать чем ласковее, тем лучше. Он так и делает. Полностью в его руках, полностью в его власти, ласкаемая и шаманом, и океаном, я позволяю себе выключить все мысли, весь белый шум в голове и в теле, и просто плыть волнами удовольствия, которое дарит мне этот мужчина. Он выцеловывает мою шею, кусает пульсирующую венку, а следом — ключицу, и мои вздохи и стоны смешиваются с шелестом прибоя, и их уносит ветер. В какой-то момент снова тянусь за поцелуем, его наполовину сожженные губы по-прежнему способны подарить мне наслаждение, и если рай действительно существует, то это он. Отрываюсь, чтобы сделать вдох, и наши взгляды задерживаются друг на друге. Прямо сейчас его проклятая энергия течет по моим жилам, и я, пропуская её через себя, стараюсь направить поток обратно, чтобы вернуть все, что взяла. Но она перетекает снова, и я снова возвращаю. Между нами словно энергетическая петля, которую ни он, ни я не хотим разрывать. Нанами толкается особенно сладко. В какой-то миг он находит такой угол проникновения, что меня словно пронзает током — но это невыносимо приятно. Я вновь откидываюсь назад, и поддерживаемая руками мужчины, позволяю себе расслабиться полностью. Оргазм распускается между ног раскаленным цветком, заставляя трепетать, кричать и прижиматься всем телом к блондину. А для него это знак, что можно больше не сдерживаться. И он не сдерживается, насаживая меня на себя туго и жестко, вода хлещет о наши спины, брызжет на наши лица, словно перенимая наше безумие. Нанами позволяет себе оставить один за одним цепочку ощутимых укусов, и я знаю, что когда он такой, значит меня скоро наградят проклятым семенем. Шаман кончает, оставаясь глубоко внутри меня. Его тело подрагивает, он зарывается лицом в мою грудь, и я успокаивающе глажу мужчину по мокрым волосам и по обожженной стороне головы, где вместо части скальпа теперь один багровый рубец. — Я готов ждать сколько угодно, пока не будешь готова ты, — его шепот едва различим за шумом волн. Мягко целую его вместо ответа. А потом говорю: — Я уже собеседовалась у Масамити. Нанами вздыхает, обнимая меня: — Ты знаешь, как это опасно, быть на службе у Техникума? — Знаю… — я ведь вижу по нему. — Ты не проголодалась? — снова его нежный взгляд. И зияющая пустотой выжженная глазница по соседству ничуть его не портит. — Проголодалась!.. Нас ждет рулет. *