Лисица

* — А ты все хорошеешь? — кончик катаны упирается мне в спину. Он не прикладывает силу, потому, что не собирается меня ранить — пока что, но держит её достаточно крепко, так, что даже сквозь ткань курточки и рубашки по моему телу сочится холод от зачарованного лезвия. — А ты все так же силен? — оглядываюсь на него. Оккоцу убирает меч. Я ощутила присутствие его ауры слишком поздно, равно как и услышала легкие шаги. В переулке укрыться было негде. — Слышал, ты была на собеседовании у директора Масамити, — он поправляет катану в ножнах, — значит, можно считать, что сезон охоты на тебя закрыт? -Не знаю, ты мне скажи, — оценивающе оглядываю потенциальную жертву с ног до головы, отмечая, как за все то время, что я его не видела, Оккоцу помаленьку заматерел: юношеские черты лица пропали, заострившись, взгляд стал проникновеннее, движения –отточенней. -Что ж, за прошедшее время ты не стала смелее, — он явно нарывается, но не для того, чтобы оскорбить, а чтобы раззадорить, и у него, блять, получается, — тебе нечем меня удивить, Лисица. — Уверен? — принимаю правила игры. У него есть, чем мне поживиться. — Уверен, — усмехается. Беру шамана под руку и веду за собой. Со стороны выглядим колоритной парочкой. — Заключим перемирие? — я до дрожи боюсь незримо присутствующее проклятие, сопровождающее Оккоцу повсюду, но знаю, что он Рику на меня не натравит. — Заключим и отметим, полагаю, — отзывается в ответ и шагает рядом так, словно это он ведет меня на ментальный эшафот, а не я его. Гудение лифта, звон ключей, грохот закрываемой двери. Как во сне. Он уходит в душ, а я на ватных ногах иду в большую комнату. Этот день я жила ради этого момента. Мурашки пробирают меня до костей, когда я сжимаю пальцами подбородок стоящего передо мной на коленях молодого шамана, а он смотрит в ответ так обезоруживающе, так проникновенно, что сердце то и дело пропускает удары. Такой милый, сладкий и юный. И все ещё чистый — несмотря на ношу, которую он несет. Несмотря на то, что он уже был в моих руках. И его аура просачивается сквозь меня, заставляя внутренне трепетать, словно пойманную пташку. Случайная встреча в переулке обернулась тем, что молодой шаман снова не смог отказать себе в том, чтобы поддаться чарам кицунэ. Оккоцу стоит на коленях, глядя на меня снизу вверх, и это его первый опыт в качестве нижнего. Его взгляд такой глубокий, такой ласковый, полный доверия, но в то же время до краев полный перчинки. Восхитительно. Что ж, добавлю в этот коктейль безумие и сладкую мольбу. Я ощущала сабмиссивность в этом щеночке с самого начала. И теперь он ей не сопротивляется. В конце концов, все, что происходит в спальне у Лисицы, остается там же. И я не обсуждаю своих любовников с ними же. На мне длинный шелковый черный халат, похожий на кимоно, на моей жертве — лишь наручники и кольцо на безымянном пальце. То самое, которое я так боюсь, и которое, как я надеюсь, ему не придется использовать против меня, чтобы призвать малышку Рику. Сажусь на корточки напротив, мои руки аккуратными движениями надевают на уже давно эрегированный член мага виброкольцо– скатываю его к самому основанию, делаю несколько возвратно-поступательных движений кулачком, вырывая у Юты судорожный вдох. Условие простое: ему нельзя себя трогать и нельзя кончить, пока я не позволю. Залог — это самое кольцо на члене. Как иронично. Встаю и делаю пробный запуск виброкольца. Щелкает кнопочка маленького пульта в моей ладони. Оккоцу вздрагивает, поводит широкими плечами, темная челка падает молодому мужчине на глаза. Это только первая скорость, сладкий. Медицинский силикон, скрывающий в себе механизм, обхватывает ствол плотно и неумолимо. Скажи спасибо, что я не посадила тебя на пробку. Хотя, по правде сказать, соблазн уж очень велик. Но всему свое время. Сажусь напротив в кресло, откидываю полы халата. Одну ногу ставлю на край кресла — так, чтобы этот щенок видел, что на мне нет белья. И чтобы видел, что я тоже на взводе. Беру предварительно откупоренную бутылку шампанского с журнального столика–Ламбруско, но какое именно даже не смотрю, все мое внимание сейчас на этом ангелочке. Ангелочек закусывает губу, чуть склоняя голову, и я снова щелкаю кнопкой пульта. Шаман садится, затем снова поднимается, оставаясь по-прежнему на коленях. Эти движения — попытка то ли убежать от стимуляции, то ли усилить её. Надпиваю прямо из бутылки, пузырьки газа покалывают носоглотку. Опускаю свободную руку между ног и погружаю пальцы в горячую влагу собственного влагалища. Смазки много, пальцы скользят легко и нежно. Я потекла ещё там, на улице, когда озвучила встреченному шаману, что я с ним сделаю, в ответ на его фразу о том, что он сделает со мной за то, что я ему снова попалась. Виброкольцо издает мерное тихое жужжание, и у него масса режимов, но я знаю, какой из них самый невыносимый. Этот. Непрекращающаяся и медленно нарастающая стимуляция без возможности кончить. Усиливаю вибрацию ещё немного. Юта запрокидывает голову вверх, тихий сладкий стон жертвы ласкает мой слух. — Ты в любой момент можешь остановить меня, — изо всех сил старюсь контролировать собственный тон, мой голос подрагивает от возбуждения. Оккоцу пытается расслабиться, но попытка стоит ему ещё одного щелчка кнопки, на этот раз на уменьшение скорости. — Нет, Лисица, — он склоняется так, что я не вижу его лица, но тут же поднимает на меня глаза, — не останавливайся. И я вижу, что ему нравится. Ему, блять, нравится быть скованным оборотнем, с пережатым членом изнывать от вибрации и во все глаза смотреть, как Верхняя ласкает себя, глядя на него. Главное не передержать кольцо. Но я за этим слежу. Аура Юты меняет цвет и консистенцию. Теперь она тяжелая. Почти как у Сукуны. И болезненная. По ней тоже легко считывается состояние хозяина. Юта Оккоцу как партнер — нежен и внимателен, но что, если я разбужу в нем темную сторону? Если она у него, конечно, есть. А она есть в каждом. Увеличиваю скорость сразу на два щелчка. Маг стонет, раздвигая колени в попытке угнаться за собственным удовольствием. Эта маленькая игрушка через член выматывает ему душу, и он ничего не может с этим сделать. Я выдыхаю, скользко лаская клитор, и поймав взгляд парня, демонстративно облизываю свою смазку с собственных пальцев. Медленно, красиво, обстоятельно — чтобы Юта точно рассмотрел.Оккоцу пожирает взглядом каждое мое движение. И я очень аккуратно, чтобы не пораниться, проскальзываю пальцами внутрь, не сдерживая судорожный выдох. Стенки влагалища плотно обхватывают фаланги пальцев, и я осторожно двигаю ими, пока молодой шаман смотрит. А я смотрю на него. И искренне получаю удовольствие от того, что вижу. Юта сам по себе красивый молодой человек, с фактурой и своеобразной харизмой. Но то, что я с ним сделала, украшает его ещё больше. Со стоящим колом членом, со встрепанными волосами, с приоткрытыми воспаленными губами и таким же болезненным взглядом, он — созданная мной картина. Но что-то мне подсказывает, что Юта Оккоцу, вероятно, свитч. Иначе я никак не могу объяснить наличие на его губах многообещающей ухмылки, то исчезающей, то на мгновение появляющейся. Свитчи — те, кто способны играть по обе стороны поводка. Если ему дать волю, что он способен сотворить?.. — Я обещала Кенто, что не стану трогать ни тебя, ни Итадори, — в отличие от него, я могу кончить, — но он не узнает. — А если узнает, то очень разозлится, — шепчет юноша и сдувает челку с глаз, — и накажет глупую Лисицу за то, что она его ослушалась. Именно от этого шепота меня накрывает волной наслаждения и слабости. Меня выгибает оргазмом в этом проклятом кресле, я стискиваю фигурное горлышко бутылки и едва нахожу в себе силы сконцентрироваться, чтобы не уронить шампанское. Оккоцу сдавленно рычит, явно недовольный тем, что не может принять участие, и я на несколько мгновений ставлю вибрацию на максимум. Молодой шаман рывком сгибается пополам, не пытаясь сдерживать просительные стонущие выдохи, рвущиеся из груди один за другим, его тело то и дело крупно вздрагивает, а когда Юта все же задирает голову, я вижу, что в уголках его больших красивых глаз поблескивают слезы удовольствия. Но он по-прежнему не может кончить. Делаю несколько вдохов, поднимаюсь на ноги, отставляю бутылку. Сжимаю мягкую челку моей жертвы и тяну, заставляя посмотреть на себя. Любуюсь со мгновение, а затем склоняюсь к его лицу, чтобы наградить поцелуем. Юта отвечает жадно, так, словно это как-то ему поможет. И я решаю усугубить ситуацию. Снова подбираю полы халата, и не выпуская волосы шамана, придерживая второй рукой член за виброкольцо, сажусь на него. Киска, уже получившая свое удовольствие, встречает растягивающий её горячий твердый вибрирующий член болезненно-обостренной чувствительностью. Отпускаю челку щенка, пряча лицо у него на изгибе шеи, и смешивая выдохи со сладкими развязными стонами. И сразу начинаю двигаться, не жалея ни себя, ни его. И мне хорошо. Мне просто хорошо, я наслаждаюсь собой, своим телом, его телом и его в этот момент беспомощностью. Щель нижних губ — такая чувствительная — крепко раздвигаемая членом, то и дело соприкасается с вибрирующей игрушкой, даря дополнительные ощущения, и моё сознание неумолимо уплывает. Но мне нельзя терять контроль. Ведь я не хочу причинить вред моей жертве. Останавливаюсь, встаю. Член Оккоцу скользкий от моей влаги, потому когда я начинаю осторожно снимать игрушку, кольцо послушно идет вверх. Юта стискивает зубы, чтобы не порадовать меня очередным стоном, а когда виброкольцо снято полностью, смотрит на меня снизу вверх: — Ты хочешь чтобы я умолял тебя? — Умолял о чем, зайка? — демонстративно облизываю кольцо прежде, чем отправить его на тот же журнальный столик, где предусмотрительно расстелено бумажное полотенце.Мы оба прекрасно знаем, о чем речь, но для меня важно услышать это он него прямо. Это будет равносильно обоюдному признанию моей победы и его сладкого поражения в этот момент. Шаман с несколько мгновений молчит, поигрывая желваками, словно катает невысказанные слова на кончике его шустрого языка, а затем выдыхает: -Чтобы ты позволила мне кончить, Лисица. — Что ж, — возвращаюсь к нему, нависаю вплотную, прокладывая раскаленный след из мокрых поцелуев по его плечам справа и слева, выпрямляюсь, ласково глажу его по волосам, — попробуй, вдруг получится. — В таком случае… -он задирает голову, миндалевидные голубые глаза смотрят не просительно, а требовательно, — я умоляю, Лисица. Позволь мне кончить. В его голосе — все, что угодно, но только не мольба. Страсть, голод, желание, жажда, требование, но не мольба. С одной стороны это меня даже восхищает: стоя на коленях и умоляя, Юта Оккоцу все равно умудряется оставаться в выигрышном положении. С другой стороны — мне не нравится его тон. — Разве так умоляют нижние своих верхних об удовольствии? — сжимаю его подбородок, с трудом сдерживая в себе порыв снова коснуться этих приоткрытых пересохших губ своими. — Прошу, Лисица, — теперь он шепчет, и от его сладкого шепота и взгляда я блять теку так, словно только что и не кончала, - позволь мне кончить, я ведь заслужил, верно? Да, заслужил. Встаю перед ним на одно колено, кладу ладонь на готовый в любую секунду излиться член и делаю первое движение. Юта подается вперед, за поцелуем, и я дарю ему его, нежно, невесомо, словно прикосновение цветочных лепестков. Воздух между нами густеет от обоюдного желания, и я продолжаю ласкать молодого мага, не отрывая своих губ от его рта. Оккоцу кончает с хриплым стоном, таким судорожным, в который раз запрокидывает голову назад, и заливает мне ладонь горячими потеками семени. Его много, и я щедро пачкаю Юту его собственной спермой, когда размазываю её по стволу члена вниз и вверх. От каждого моего прикосновения к чувствительной головке у Оккоцу перехватывает дыхание, и в этот момент он такой блять красивый, словно пойманный ангел. Я знаю, насколько бывает обманчива внешность. Я знаю, на что этот ангел способен и каких демонов он скрывает. Оккоцу поднимает пьяный туманный взгляд на меня, и я облизываю испачканную ладонь. Сперма чуть горьковатая и немного терпкая, но вместе с ней по моей глотке стекает порция проклятой энергии, от которой мои глаза зажигаются жизнью с силой, помноженной на миллиарды, а девять хвостов за спиной под полами халата распускаются блестящим шелковистым мехом, словно девять антенн, способных заарканить любую волшбу и обратить её себе в пользу. — Спасибо, — он отзывается все также шепотом. И в его взгляде я читаю болезненный тягучий восторг от удовлетворения, физического и эмоционального. Наклоняюсь юноше за спину, отстегиваю наручники, и не глядя на него, ухожу мыть руки. Краем уха сквозь шум воды из кран слышу, как Оккоцу тихо пробирается следом. Кое-кому нужно в душ. Сегодня выиграла я. А завтра? *