Лисица

* Ночь слишком длинная и такая холодная, а воспоминания одиннадцатилетней давности так настойчиво лезут в голову, копошатся в мыслях, так липнут к стенкам черепной коробки… У меня под боком мирно спит Чосо Камо, но под моими закрытыми веками сейчас возникают совсем другие образы. Горевала ли я о нем? Да. * — Ты меня не остановишь? — тонкий изгиб бровей Тоджи изламывается в выражении удивления. Я смотрю сперва на его руку на моем бедре, а потом ему в глаза: — А должна? — Я рассчитывал на пощечину, — ухмыляется, но руку не убирает. Это проверка? Мы сидим на последнем ряду, перед нами как на ладони — беговое поле ипподрома. До начала скачек ещё минут двадцать. Вокруг непривычный мне шум, толпы людей окружают нас со всех сторон, и всем им одинаково плевать, что здесь и сейчас один большой мужчина решил облапать одну беззащитную девушку. — Всегда было интересно, каково это — переспать с кицунэ, — Фушигуро разваливается в кресле, пялясь так беззастенчиво, что ладонь чешется и впрямь нанести пощечину. — Не то, чтобы я планировала отдаться тебе, Тоджи-сенсей, на первой неделе знакомства, но… — медлю с ответом, и он перехватывает инициативу. — А когда планировала? — по его едва заметной ухмылке весьма легко считывается снисходительная насмешка. Я фыркаю: — Что изменится от моего ответа? — Если ты не хочешь, я не стану приставать, — внезапно отзывается он очень серьезно. Что ж, спасибо. Я такое ценю. — Переспать с кицунэ это то же самое, что быть с человеческой женщиной, — кладу свою руку поверх его, он позволяет сплести мои пальцы между его пальцами, и я выпускаю когти, отрывая его ладонь от моего бедра, — но у тебя при этом похитят капельку жизненных сил. Ты этого не почувствуешь и быстро восполнишь потерю, а кицунэ пополнит запасы своей собственной силы. — Я готов поделиться, если ты готова принять, — он смеется, взъерошивая черную рваную челку, — задница у тебя что надо, пусть и хвостатая. — Был бы ты шаманом… — не упускаю момента уколоть сенсея. Фушигуро строго зыркает на меня: - А твой длинный язык я бы применил в другом месте! Снова фыркаю и отворачиваюсь на поле. Сегодняшнее соревнование по верховой езде будет зрелищным. Домой едем молча. Он злится, что опять проиграл, а я краем глаза наблюдаю и оцениваю. Неделю назад этот мужчина встретил меня на пороге своей берлоги, испуганную и печальную, с Черным солнцем в кармане. А теперь мы уже общаемся так, словно у нас есть претензии на какую-то взаимную близость. Я быстро привыкла, что большую часть времени он шляется, и потому бессовестно облюбовала в качестве спального места его собственную кровать. И ровно до того момента, пока одним прекрасным утром я не проснулась, а он спит рядом, у меня и в мыслях не было рассматривать его, как мужчину. И вот уже несколько дней между нами висит это невысказанное напряжение. — Ты голодна? — бросает рюкзак на пол в коридоре. Вешаю курточку на тремпель в шкафу тут же, снимаю кроссовки: — Нет, спасибо. — Я в душ, — уходит по коридору, на ходу стаскивая черную водолазку, -будь добра, закажи с моего телефона на свой вкус чего-нибудь. Достаю его телефон из рюкзака, нахожу приложение и открываю историю заказов. Нажимаю «повторить последний», с карточки Фушигуро тут же улетает сумма. До прихода курьера примерно полтора часа. Откладываю телефон на полку у зеркала и начинаю переодеваться. Из головы не идет его тяжелая хватка на моей ноге. Тоджи выходит из душа облаченный только в полотенце, обернутое вокруг бедер, и без одежды я вижу его впервые. Посмотреть есть, на что. Обтягивающие водолазки и футболки и так скверно скрывали его фигуру, но без одежды это выглядит ещё более впечатляюще. — Нравлюсь? — сенсей скалится в издевательской улыбке. Я одергиваю себя, понимая, что пялюсь слишком долго. — Не льсти себе, — поправляю полы длинной футболки, его, к слову, которая висит на мне оверсайз балахоном до середины бедра. — Потрогай, не бойся, — приближается, напрягая руку, и без того рельефный бицепс вздымается тугим холмом под грубой кожей. Мое любопытство пересиливает. Кончики пальцев робко жмут поперек мышцы, мужчина снова сверкает зубами: — Ты оборотень, тебе не понадобится много времени, чтобы тренировками накачаться до вменяемой боевой формы. Его слова идут мимо моих ушей, а мои пальцы скользят вверх, по его плечу, пробегают по ключице, и я смущенно убираю руку. — Почему остановилась, Лисица? –Шрам в правом уголке его рта изгибается, когда Фушигуро улыбается. И вправду, почему? Делаю глубокий вдох. Он пахнет гелем для душа, пенкой для бритья и собой. Полотенце на поясе держится уж слишком ненадежно. — Это законно — трахнуть своего наставника? — фраза выскакивает из меня прежде, чем я успеваю обдумать её последствия. Блять, ну, окей, у меня нет слов. Он хорош. Слишком, чтобы не пустить на него слюну. Он упоминал, что где-то здесь, в Токио, у него есть сын, и если пацан вырастет хотя бы в половину таким же горячим, как его папаша, то девицы точно не будут давать ему прохода. В ответ он снова смеется и берет мое лицо обеими ладонями, глядя в глаза сверху вниз в упор: — Только не говори, что я у тебя первый. — Нет, ты у меня не первый, — копирую его же оскал, и он награждает меня грубым поцелуем. По этому поцелую сразу понятно, какого толка мой потенциальный любовник. Как жаль, что в его случае мне нечем поживиться. Но я ведь могу сделать это просто ради удовольствия, верно? Он целует требовательно, влажно, хозяйничает у меня во рту так бесцеремонно, что у меня подрагивают колени. Уже только от этого поцелуя начинаю плыть, ноги грозят вот-вот подкоситься от наплыва сладкого расслабления на волне пробуждающегося желания. Тоджи, не разрывая поцелуй, делает шаг вперед, и я, соответственно, на шаг назад пячусь и натыкаюсь на диван, на который он меня опрокидывает. Оказываюсь поперек дивана, руки мужчины вытряхивают меня из футболки, я остаюсь в одних трусах, прикрывая грудь: -Семпай… — Перестань, — разводит мои кисти, нависая сверху, — не строй из себя целку. Покажи своих малышек, Лисица! Соски обжигает прохладный воздух в комнате. Фушигуро с удовлетворенным выдохом склоняется вперед, одну грудь накрывая ладонью и ласково сжимая, а у второй мягко целуя и облизывая сосок. Я моментально покрываюсь мурашками, а тело предательски выгибается навстречу прикосновениям наставника. Он горячо, но бережно массирует их одновременно, опираясь рядом со мной на одно колено и оставляя на моей шее несколько засосов. Осмеливаюсь сделать что-то в ответ. Моя рука нашаривает узел на полотенце, я тяну его в сторону. Ткань соскальзывает на пол, и Тоджи Фушигуро предстает передо мной во всей своей варварской первобытной красоте. Словно созданный античным скульптором, высеченный из скалы, и сам относительно моего роста огромный, как скала. И с бессовестно налитым желанием крупным членом, на кончике закрытой головки которого поблескивает влага предэякулята. Я практически наяву ощущаю её вкус на своем языке. Ты хотел узнать, каково это — близость с кицунэ. Я тебе покажу. Тянусь к его плечам, обвиваю их руками и прижимаюсь к Фушигуро, теперь уже первой сцеловывая его выдохи и эту его ублюдскую улыбку. Кончик языка проходится по его шраму, и мои губы в который раз встречаются с его губами. Но лишь затем, чтобы спустя несколько мгновений ласки, оторваться и рывком опуститься вниз. — Как смело, — он гладит мои волосы, а я прячу пряди за уши, чтобы не мешали, -сразу заходишь с козырей? В качестве ответа провожу языком от основания члена до все ещё закрытой головки, наклоняюсь к мошонке и старательно её облизываю, параллельно ощущая, как одна его рука продолжает лежать у меня на голове, а вторая ласковыми прикосновениями покрывает затылок, плечи и лопатки, оглаживая и сжимая. Осторожно вбираю в рот блестящую налитую головку, сдвигая крайнюю плоть губами, и кончиком языка играю с уздечкой члена, отчего Тоджи выпрямляется, запрокидывая голову вверх: — Блять!.. Я знаю, что его сложно удивить, и выше головы прыгнуть не собираюсь, поэтому моя цель — просто получение удовольствия. Мокрые прикосновения моего языка к голове члена заставляют его вздрагивать, мужчина нетерпеливо качает бедрами, бессловно требуя большего, и я даю ему это, позволяя члену заполнить мой рот и ткнуться в горячий свод глотки. Подаюсь назад и снова качаю головой навстречу, привыкая к размеру. Запах мужчины сводит меня с ума, и я не противлюсь этому сумасшествию. Фушигуро чуть надавливает мне на затылок, и от этого ощущения между моих ног окончательно становится горячо и мокро. Он подается бедрами — несильно, но настойчиво, — и начинает нежную качку вперед-назад, позволяя мне держать его член у основания. — Что, кицунэ, нравится, когда твой ротик трахают вот так? — его глаза болезненно блестят от возбуждения, когда я снизу вверх гляжу на него и выражаю согласие собственной покорностью. Нравится, семпай. Но лишь в том случае, когда это с моего согласия. Подаюсь назад и выпускаю член изо рта, нити слюны тянутся белесыми мостиками между мной и ним, и это выглядит так грязно, что жар в низу живота разгорается ещё сильнее. Выпускаю, чтобы сделать вдох вовсю силу легких, но он поднимает меня и разворачивает к себе спиной: — Ну-ка, — его ладонь на середине моего позвоночника вынуждает меня прогнуться, вставая на колени на диван и опираясь грудью на его спинку, — покажи мне, что у нас тут? — грубые пальцы раздвигают давно и бесповоротно потекшую щель, он погружает сразу два, и это ощущение заставляет меня заскулить, прижимаясь лбом к собственным рукам, закинутым на спинку дивана. — Блять, какая же ты мокрая, — в его тоне сквозят нотки самодовольства, но больше всего в нем животного голода до плоти, — сочту это комплиментом, Лисица! — Но разве не все так же сильно хотят тебя, Тоджи-семпай? — Мой шепот, вероятно звучит смешно из-за того, как я пытаюсь подавить стоны, но мне плевать. Пальцы изнутри совершают очередной толчок, и мой звонкий стон заглушает его слова. — Здесь и сейчас со мной ты, Лисица, и то, как сильно ты меня желаешь, заставляет меня хотеть… — пальцы покидают мое нутро, и тут же я ощущаю, как он приставляет головку члена ко входу и размазывает ею мой сок по створкам половых губ, — …рвать тебя моим членом до потери сознания. И он рвет — во всяком случае, так это ощущается, когда головка толкается вперед, заставляя меня завизжать от вспышки боли. Но плоть очень быстро привыкает. Фушигуро налегает на мою спину всем корпусом, и его шепот щекочет мне ухо: — Ну-ну-ну, зайка, было больно? Прости… — он делает первое движение бедрами и я вновь скулю, — потерпи, сейчас будет хорошо, слышишь, маленькая, — и снова фрикция, на этот раз глубже, — расслабься и позволь своему семпаю выебать тебя, так, как ты того хочешь… — и снова, медленно, глубоко, туго, — позволь мне показать тебе, каково это, быть в моих руках, Лисица!.. Я позволяю инстинктам кицунэ окончательно возобладать, шире раздвигая ноги и отставляя бедра ещё сильнее. Чтобы этому зверю было удобнее сделать со мной то, что он сейчас сказал. Тело послушно принимает его толчки, вбирает один за другим, покорно расступаясь и хлюпая так блядски, что меня периодически обжигает стыдом. А этот змеиный шепот в самое ухо только делает хуже. — Какая умница, какая хорошая девочка, — он шепчет в такт собственным движениям, даже не пытаясь дождаться хоть каких-нибудь пауз между моими судорожными всхлипами и стонами, — если бы ты видела, как это красиво, когда он погружается в тебя, как это, блять, красиво, — он не останавливается ни на мгновение, не давая мне ни шанса на сохранение здравого смысла, -и какая красивая ты, когда я насаживаю твою раскрытую киску на член, вот так, — и он с лихвой демонстрирует, как именно, ускоряя движения, — вот так, маленькая, кричи и не вздумай держать в себе то, как тебе хорошо! И мне хорошо. Мне слишком хорошо. Слишком ярко, слишком сильно, слишком глубоко, и все, что мне остается — стонать, пересохшими губами ронять имя своего наставника, который сейчас ведет себя вовсе не как семпай, а как впервые дорвавшийся до женского тела преступник после длительной отсидки в одиночной камере. Тоджи одной рукой держит меня за бедро, а второй, склоняясь, скользит по лобку, прокладывая себе путь дальше и глубже и нащупывая клитор. В единый миг стонать приходится ещё слаще. Клитор уже давно требует прикосновений, но я хочу, чтобы он сам это сделал. И Фушигуро делает. Ласкает быстро, ритмично, в такт собственным толчкам, и я зарываюсь лицом в ткань спинки дивана, кусая её, потому, что выдерживать это у меня нет абсолютно никаких сил. Оргазм накрывает нежно и с головой, словно раскаленная тягучая волна, выбрасывающая на берег и тут же затягивающая назад, чтобы снова вознести на свой пик. Меня трясет, ноги подкашиваются, а мужчина начинает трахать мою кончающую щель теперь уже так, чтобы кончить и самому тоже. Быстро, грубо, погружаясь по самые яйца, и его лобок шлепает меня по раздвинутым ягодицам. Теперь обе его руки на моих плечах, и он берет такой темп, что я перестаю отличать где верх, а где низ. Сокращающееся от оргазма лоно принимает избыточную стимуляцию с беспрекословной обреченностью, и все, что мне остается — быть покорной куклой, принимающей все, что ей дают. И он дает. Фушигуро в момент выскальзывает, и горячие потеки спермы жемчужной россыпью покрывают мои ягодицы и поясницу, заставляя меня вздрагивать с каждой упавшей каплей. И именно в этот момент раздается трель дверного звонка. — Блять, курьер, — шипит мужчина, пошатнувшись, хватает полотенце с пола и оборачивает им бедра, — беги в душ, сейчас поедим. Едва ли нахожу в себе силы подняться, провожу ладонью по пояснице, тут же оказываясь перемазанной семенем. — Фушигуро, ты должен мне куннилингус! — кричу ему в спину, пока тот ещё не успел отпереть дверь курьеру. — Как скажешь, мелкая, — слышу, как щелкает дверной замок. Ретируюсь в душ. Мне нравится стиль его наставничества. *