Лисица

* Магический техникум встречает меня тенью побуревших древесных крон с облетающей листвой и протянутой в мою сторону рукой помощника: мужчина в узких очках и строгом костюме помогает мне выйти из такси, дверца за мной хлопает, и автомобиль тихо уезжает. Моё имя на устах помощника звучит безучастно, но взгляд сквозь стекла очков пытливый и пристальный. — Да, это я, — протягиваю карточку паспорта. Мужчина бегло осматривает документы, возвращает и коротко бросает: — Прошу за мной. Послушно следую за ним по бесконечной череде каменных замшелых ступеней и алых арок, осматриваясь и кутаясь в курточку. Платье до колен достаточно плотное, чтобы ходить в нем в это время года, но меня знобит ещё и потому, что я нервничаю. Я тут в первый раз, и надо сказать, здесь невероятно атмосферно. Увядающий под дыханием осени лес выглядит ухоженным, кое-где попадаются искусственные водопады, статуи богов, вросшие в мягкую землю, альпийские горки и небольшие пруды. Корпуса техникума раскинулись на краю леса у подножия такой же поросшей лесом горы. В двери парадного входа захожу, внезапно ощутив робость. Чужая аура — многочисленная — витает тут на всех уровнях, всевозможной концентрации и силы. В холле царит полумрак, директор Масамити, сидя у стены напротив входных дверей на низком широком диване, поднимается при виде нас. — Ваша соискательница, господин Масамити, — помощник чуть склоняет голову, — от меня что-нибудь ещё нужно? Шаман отрицательно качает головой: — Нет, ступай, — и как только тот удаляется, снимает темные очки и оглядывает меня с ног до головы, — проклятье, и вправду кицунэ, — обходит меня по кругу, — такая молодая, а уже девять хвостов? — Я жульничала, — пожимаю плечами, — но что есть, то есть. — Присаживайтесь, — указывает на диван, — кофе, чай? — Нет, спасибо, — сажусь на край, чувствуя, как от волнения меня чуть подташнивает, — так каковы условия службы? — Вам будет предложено заключить контракт с Техникумом, — Яга наливает себе чай из дымящегося чайничка и садится напротив, — почти такой, как у помощников, но с некоторыми подогнанными под ваши способности пунктами. Проживать вы можете как у себя дома, так и в Техникуме непосредственно. Вас не будут отправлять на опасные задания, связанные с изгнанием проклятий и проклятых духов, но необходимо будет заниматься, назову вещи своими именами, устранением нежелательных индивидуумов и работой по разведке и шпионажу. Учитывая ваши природные наклонности, вам это будет даваться весьма просто. — Добывать необходимую информацию через постель? — сощуриваюсь. Я не дура. — Достаточно просто женских чар, помноженных на лисью хитрость. До постели доводить не нужно, — директор усмехается, — если только вы сами того не захотите. Годжо сказал, у вас неплохие боевые навыки, но если нужно, вас будут тренировать тут. Такая заработная плата вас устроит? — щелкает на экране телефона число и показывает мне экран. Что ж. Недурно. — Я могу попутно принимать заказы со стороны? — Вам придется завязать с наемными убийствами. Внимательно слушаю, попутно оценивая. Яга Масамити выглядит достаточно лояльным. — Сколько у меня времени на раздумья? — склоняю голову набок. Директор оттопыривает мизинец, держа в руке чашку чаю: — Сколько угодно. — Я могу посмотреть на условия проживания? — кусаю губу. Внутри подзуживает от любопытства. Масамити кивает, подаваясь впереди нажимая на кнопку под столешницей. Из одного из боковых коридоров выходит все тот же помощник. — Покажи нашей гостье жилой корпус, — и кивает мне, — если будут вопросы, подходите. Поднимаюсь и шагаю за помощником. Покидаем холл, меня ведут к лестнице, спускающейся до длинной крытой галереи. Тут по-своему уютно. Техникум как снаружи, так и изнутри похож на смесь храма и университета. За попадавшимися нам дверьми кое-где слышны голоса преподающих шаманов, где-то, наоборот, тихо. Галерея, сообщающая главный корпус с жилым, заканчивается ещё одной лестницей и перед нами открывается просторный светлый коридор, с дверьми по одну сторону и широкими окнами по другую. Одна из дверей распахивается и нам навстречу выходит Юдзи Итадори. Пацан при виде меня тут же стискивает кулаки: — Ты! — Она наша гостья, господин Итадори, — сопровождающий помощник молвит все так же бесстрастно, но кажется на какое-то мгновение он испугался за мою сохранность. — Дай-ка нам потолковать! — мальчишка хватает меня за рукав и тянет к двери. — Убивать не стану, обещаю, просто выясню кое-чего! Помощник беспрекословно позволяет юному шаману утащить меня в его комнату. Подчиняюсь, понимая, что перевес как ни крути на стороне Итадори. От прикосновения его руки к моей у меня внутри все поджимается. Там, глубоко в душе этого мага, заключен Сукуна Рёмен, я ощущаю его близость. И от этого чувства мельчайшие светлые пушковые волоски на затылке встают дыбом. - Да как ты набралась наглости сюда явиться! — пацан сверкает глазами так, словно вот-вот извергнет только уже ими Черную молнию. Я отступаю на шаг назад: — Полегче, Итадори, я быть может стану здесь работать! — Да с хуя ли? – Юдзи откровенно бесится, видно, как у него чешутся руки атаковать, но помощник ясно дал понять: я гостья. - Годжо сказал, что это обязательное условие, если я сделаю Нанами своим хозяином, — мурлычу, словно вторая моя ипостась не лисья, а кошачья. - Ты блять издеваешься! — мой собеседник фыркает, задохнувшись от ярости. — Ты не посмеешь! — Ну, я ещё не приняла решение, — отступаю ещё на шажок в сторону двери, — ни насчет Кенто, ни насчет Техникума, так что… То, что я называю его учителя по имени, срывает пацану планку. В меня летит Кулак дивергенции. Будь у меня Черное солнце, я бы отразила выпад, но оружие осталось дома. Что ж, вот тебе и первый урок в стенах Техникума, Лисица. Двойной удар приходится под ребра, меня складывает пополам и отшвыривает на стену. Будь я человеком, мне бы переломало ребра, но ты имеешь дело с оборотнем, малыш. С кицунэ, которой есть, чем ответить. Выпускаю облако феромонов — такое концентрированное, что готовившийся ударить снова юный шаман зависает на месте, широко распахнув глаза. В драке приходится тяжело дышать, делать глубокие вдохи, все вот это вот, не так ли, малыш? Юдзи опускает взгляд на собственные брюки. Надо же, как быстро у него встал. — Выпусти его, давай, — оскаливаясь, словно выплевываю слово за словом, — выпусти Короля проклятий! — Вот же сука! — ему удается чуть оклематься, и Итадори вновь пытается атаковать, и вновь получает заряд феромонов кицунэ. — Я не стану трахать малолетку, — встаю, улыбаюсь мило настолько, насколько могу, — давай, покажи мне его, уступи ему место, я наиграюсь и пойду дальше знакомиться с новым местом работы! Я знаю, что творится сейчас внутри мальчишки. Феромоны кицунэ — это не магия, это физиология, и Обратной Проклятой техникой её не изгонишь. Сейчас у него перед глазами багровая пелена, в голове — болезненный гул, а там, внизу все скрутило от чудовищной силы желания. Глупышка, пытается мысленно переключиться, но твоя техника хороша для нападения и нанесения урона, а не для защиты от любовных чар. На дрожащих ногах он отступает, но кто сказал, что я его отпущу? — Давай же, ну? Как только я кончу, вы поменяетесь обратно, — я чую Двуликого и он мне нужен. Иначе я сама наброшусь на мелкого в попытке ворваться туда, в междумирье. Юдзи закусывает губу, по лицу пацана начинают проявляться татуировки, и он уже перестает быть пацаном. Форма Техникума натягивается на и без того широких плечах. Персикового цвета волосы мягкими путаными прядями ложатся назад как по дуновению ветра. Вторая пара глаз распахивается и в упор глядит на меня. Я скучала. -Кто ещё кем наиграется, Лисица, — черты лица неумолимо грубеют и заостряются, взгляд и само тело больше не принадлежат Итадори: теперь в нем столько тягучей дьявольщины, что сомнений не остается никаких, кто тут теперь главный. Делаю первый робкий шаг навстречу. Передо мной больше не малолетка. Он ведет кончиками пальцев мне по скуле, ловит прядь волос, накручивает и пропускает между указательным и средним. Дыхание мужчины выравнивается. Моя ладонь ложится на грудь Двуликого, пальцы быстро расстегивают две верхние пуговицы пиджака. Рёмен ухмыляется, перехватывает мою кисть и подтягивает меня за неё вплотную, глядит сверху вниз, сдерживая самодовольную улыбку: — Ты и вправду совсем потеряла страх, девчонка, — первый поцелуй выходит даже болезненным, он не стесняясь толкается языком мне в рот, раня клыками мой и царапая ими мою нижнюю губу, — дерзишь, своевольничаешь, забыла, что я могу сделать с тобой? –передышка между поцелуями короткая, ровно чтобы он выдохнул мне свой ядовитый шепот. Теперь уже мое сердце колотится так, словно это язык колокола в праздничный день. На него феромоны тоже действуют, но ментально он успешно может противостоять этому влиянию, сказывается опыт тысячелетнего существования. Я правда скучала. Вопрос Двуликого остается без ответа. После всего, что было между мной и ним ранее, я теперь могу это себе позволить. Теперь первая его целую я. Жадно до дрожи, запуская пальцы в волосы на его затылке и сминая их. Он рычит в поцелуй, прежде чем разорвать его, я ощущаю движение его рук и тут же вжикает молния брюк формы Техникума. Он отстраняет лицо и выдыхает сквозь оскал: — Пацан в бешенстве, если тебе интересно. — Мне не интересно, — мои пальцы уже расстегивают и другие пуговицы на его пиджаке, — меня интересует совсем другое!.. Мне правда не интересно. Юдзи Итадори– последний, с кем я бы хотела дружить, или конфликтовать. Кем бы он ни стал в будущем, чего бы не натворил, мне плевать. Двуликий позволяет снять с него пиджак, стащить алое худи. Распускает шнуровку на моей спине, избавляя меня от платья, остаюсь перед ним в колготках и белье. Опускается передо мной — как иронично — на одно колено, и я шепчу: — Только попробуй их порвать, я сверну твоему сосуду шею! — Угрожаешь? — его глаза ало блестят, а руки помогают мне спустить черный капрон вместе с трусами. Он подцепляет белье ладонью и демонстративно разворачивает ластовицу, которая потемнела и блестит от влаги: — Настолько соскучилась? — картинно проводит длинным языком по влажной ткани, собирая терпкий блеск. Отшвыриваю сваленные на письменном столе книги Итадори, с грохотом отодвигаю его ноутбук и Двуликий уже прижимает меня к краю этого самого стола, одной рукой сжимая мое бедро, а второй расстегивая крючки бюстгалтера. Верхняя часть комплекта падает на пол, и Король проклятий склоняется к моей груди, поочередно больно прикусывая соски. Сминает то левую, то правую с пробирающей ласковостью. Моя грудь всегда была предметом его особенного внимания. Что, чудовищу нравятся женские прелести? Как мило, как интересно. Зажимает между пальцами один и второй сосок, чуть оттягивает и отпускает, наблюдая, как груди подскакивают от механического воздействия. Затем склоняется и покрывает поцелуями ключицы. Приподнимает меня под ягодицы и усаживает на стол, позволяя мне пропустить его между раздвинутых бедер и обхватить его татуированные плечи, снова вовлекая его в поцелуй, пока его пальцы уже находят то место, где так отчаянно требуется его присутствие. Сначала один, а затем и второй палец маленькими толчками расширяют себе путь, и я не удерживаюсь от комментария, пока ещё соображаю: — Король проклятий сегодня особенно нежен…- откидываюсь спиной на стол. Сукуна ухмыляется, и я замечаю, как его взгляд затуманивается острым желанием: — У меня сегодня хорошее настроение, — он склоняется надо мной, чтобы одной рукой сжать мои запястья вместе над моей головой, недвусмысленно демонстрируя, что я полностью в его власти. На члене тоже татуировка. Когда Сукуна в теле Итадори, то он только один. Но и его вполне достаточно. Мужская плоть делает первое движение, заставляя киску расступаться. Двуликий за талию подтягивает меня на себя, так, чтобы ягодицы висели в воздухе, и вдруг меняет тональность близости. Несколько нежных фрикций сменяет жесткий ритмичный темп, отчего меня окончательно плавит. Все, что я перед собой вижу — его торс и точеное лицо, на котором играет блядская ухмылка. Все, что видит он — раскрытая и желающая его кицунэ, которая добровольно подставила себя его члену. Он двигается, толкаясь с оттяжкой, ощущаю, как из раза в раз натягиваются стенки лона и его вход, и из-под полуопущенных ресниц замечаю, что Сукуна смотрит туда, вниз, прежде, чем снова посмотреть мне в лицо. Нравится? Тебе нравится, что ты видишь, ощущаешь, нравится быть с кицунэ? Ты прежде всего — просто мужчина, к которому тоже можно найти подход. Йорозу навязывала тебе любовь и обязательства. Я же прихожу и просто заявляю, что нуждаюсь в твоем члене. Очевидно, что ты выберешь, Двуликий. Ты не создан для любви. Но прекрасно годишься для того, чтобы заставлять меня кончить. Прекрасно годишься дарить мне шквалы Проклятой энергии. Не знаю, что в этот момент для меня желаннее — захлебываться твоей силой, или же твои движения внутри. Движения, вынуждающие изнывать от наслаждения. Движения вглубь и наружу вновь, одно за другим, ёщё одно и ещё одно, и ещё, и ещё, быстрые, глубокие, тугие. Нутро сводит от взаимного нарастающего желания, и в какой-то момент это безжалостное чудовище находит совершенно идеальный угол, с каждым толчком заставляя меня напрочь сходить с ума. Влагалище напрягается, сжимаясь на члене, но кончить не получается. Распахиваю глаза, награждая мужчину безумным взглядом, и рваный шепот срывается с губ: — Мне недостаточно… Уточнять не приходится. Большой палец Двуликого надавливает на клитор, сколько массируя чувствительную припухшую от прилившей крови плоть, и теперь все абсолютно так, как надо. Струны возбуждения, наконец, лопаются, бешеная пульсация растекается по влагалищу, сжимая член и вынуждая Сукуну тоже стонать. Он все ещё двигается внутри, но я точно знаю, что он не даст кончить сам себе. Итадори не заслужил пряник. Мужчина выскальзывает из моего тела, оставляя после себя неправильную болезненную пустоту, и подрагивающими руками сжимает мокрый от моего сока член: — Уходи, Лисица. Пацан сейчас вернется. Хочу оставить его один на один с сожалениями. — Садистски улыбается, жутко и колко. Уговор был уговор. Я кончу — и они поменяются. Лихорадочно натягиваю трусы, колготки, Двуликий, тяжело дыша, швыряет мне куртку: — Потом шмотки свои застегнешь! В голове звенит, мои ноги дрожат, но мне и вправду пора. Выскакиваю за двери. В коридоре помощник курит в открытое окно. — Вам продолжить экскурсию? — оглядывается на меня, раскрасневшуюся, со взъерошенными волосами и следами слишком уж горячих поцелуев на светлой коже шеи. — Можно мне домой, пожалуйста? Он кивает. У меня есть сколько угодно времени на подумать. *