Лисица

* «Ты нужна мне.» Пялюсь на уведомление, стараясь понять, в какой момент я начала сходить с ума. Дрожащие пальцы тапают по экрану, так лихорадочно, словно в горячке, набирая ответ: «Годжо сказал, что ты погиб, что Махито убил тебя!» — быстро вытираю колючую слезинку с уголка глаза, поле зрения плавится и рябит от подступающих слез. Ответ приходит спустя секунд двадцать, которые кажутся вечностью. «Про Юдзи Итадори он тоже так сказал в свое время. Я вызвал за тобой такси. У тебя пять минут. Жду.» Забиваюсь в угол кровати, затравленно глядя на собственный телефон. Месяц назад, как только стих пожар Сибуи, Годжо Сатору от лица магического техникума обнародовал список погибших шаманов. Месяц назад я узнала, что могу оплакивать кого-то ещё, кроме собственных неудач. На телефон снова приходит уведомление на сей раз от приложения такси. Машина будет у моего дома через семь минут. Вскакиваю, стаскиваю домашние лосины, едва не перецепившись через них, вслед за ними летит мятая футболка. Хватаю из гардеробной длинное темно-красное платье, молния на спине торопливо вжикает в моих руках. Духи, жвачка, туфли — я терпеть не могу туфли на высоких каблуках, но сегодня, блять, есть повод вырядиться. Хватаю сумочку, за мной захлопывается входная дверь. В лифте набрасываю курточку, поправляю волосы. Это, что, какая-то шутка?.. Таксист открывает передо мной дверцу, усаживаюсь и моментально погружаюсь в мысли, нервно теребя прядь волос. Город за окном проносится мимо квартал за кварталом, а я даже не пытаюсь следить за дорогой. Годжо, блять, Сатору сказал, что Нанами Кенто погиб, зачищая станцию от видоизмененных людей. И этот нахал смеет вот так поманить меня, и думать, что я приеду по первому зову? Приеду, конечно. И это меня злит. У меня не будет хозяина. Не будет! Слышите?! Автомобиль мягко тормозит, я выхожу и направляюсь по уже знакомому пути. Двери отперты, в красивом чистом подъезде повсюду горит свет. Снова лифт и мерное тихое гудение кабины. На этаж выхожу уже на дрожащих ногах. Дверь его минималистичной берлоги приоткрыта. Перешагиваю через порог, дверь за моей спиной щелкает замком. Вдыхаю знакомый запах его жилища. С кухни пахнет чем-то аппетитным. — Кенто? — сбрасываю туфли, кладу сумочку на пуф в прихожей, крадучись иду на энергетический сгусток его ауры. Слышу его шаги навстречу. Высокая фигура мага медленно выныривает из мрака коридора и я, ахнув, замираю. Теплая подсветка по периметру потолка выхватывает из полумрака его голову и плечи. Левая сторона лица шамана — сплошная ожоговая рана, багрово-бурая, запекшаяся, бугристая, повреждение уходит по нижней челюсти и шее вниз, за воротник, и очевидно, там, под одеждой, оно еще обширнее. Сглатываю. Делаю шаг навстречу. Левого глаза нет, пустую глазницу закрывает хищная черная повязка. На левом виске и выше, к макушке, светлые волосы выжжены, кожа на черепе такая же бугристая. — Я рад, что ты приехала. Делаю навстречу еще шаг, мои руки сперва скользят по его груди, а потом, сама не поняв, как, оказываюсь в его объятиях, сцепив в замок пальцы у него за спиной. — Кенто… — меня душат слезы, но я изо всех сил сдерживаю их, зная: жалость — последнее, что ему сейчас нужно. Снимает с меня курточку, несет к вешалке. Видно, что каждое движение дается ему через боль. — Я пугаю тебя, Лисица? — оглядывается на меня через левое плечо. Отрицательно мотаю головой. — Как… ты себя чувствуешь? — Так же, как и выгляжу, — передо мной шлепаются тапочки для гостей, розовые с кокетливой опушкой, — идем. Послушно шагаю за ним на кухню. Там уже ждет бутылка шампанского, несколько салатов и мой любимый шоколадный рулет. Я упоминала об этом предпочтении однажды и вскользь, но шаман запомнил. Приятно. — Этот урод пытался меня взорвать, — мужчина отодвигает мне стул, помогая сесть, — но Итадори сработал точно и шустро, — наполовину обезображенные уста трогает тень ухмылки, — если бы в свое время ты таки убила пацана, Махито бы убил меня. Шампанское с шипением течет в бокал. Маг садится напротив. При свете кухни — такой же чистой и обставленной в бетонно-черных оттенках, я могу хорошенько разглядеть его. Как можно быть одновременно и обезображенным, и красивым? Видя мой немой вопрос, закупоривает бутылку, наполнив наши бокалы, накладывает мне салат и вздыхает, отводя взгляд: — Сёко выходила меня, но основной урон я вывез лишь на своей проклятой энергии. Моё сердце пропускает удар. — Значит мне нельзя здесь быть… — бокал в моей руке едва заметно дрожит. Нанами с мелодичным звоном прикладывает к стенке моего бокала свой и чуть надпивает: — Я позвал тебя потому, что не хочу рядом никого другого, а вовсе не потому, что мне некуда сунуть член. Мне становится чуть легче от этих слов, пусть и таких колких. Пузырьки шампанского отдают в нос, я подавляю отрыжку, обращая её незаметным выдохом. Мне нельзя с ним спать. Я не хочу отнимать проклятую энергию Нанами Кенто сейчас, когда она так ему необходима. — И когда Годжо объявит о твоем славном возвращении? — решаюсь нарушить паузу, тянусь палочками в салат, вылавливаю креветку и отправляю её в рот. — Не уверен, что оно будет, — шаман отставляет тарелку и облокачивается локтями на стол, — Старейшины могут захотеть воспользоваться моим статусом мертвеца и отправить меня на другой конец планеты, выполнять грязные миссии. Кусаю губу. Вот как? Так моего самого любимого мага могут отослать от меня за тридевять земель? — Будешь прилетать ко мне? — снова эта сдержанная ухмылка. Пожимаю плечом. — Если будет настроение, думаю, да. — нельзя показывать ему, какую бурю эмоций он во мне вызывает. У меня. Не может. Быть. Хозяина. Я не готова!.. Нет, я не стану ему говорить, что Годжо Сатору на прошлой неделе поймал меня, и что было больно и страшно. Зато я могу сказать другое. — Как я могу развлечь тебя? — Почему ты так говоришь? — щурится. — Я хотел просто провести время вместе. — говорит так искренне, что мне даже неловко, как я могла подумать что-то тако-ое, что подумала изначально. — И чем бы ты хотел заняться? — осторожно беру его за левую руку, обожженную, невесомо и очень аккуратно. Он вздрагивает, но кисть не убирает. То ли терпит, то ли я и вправду достаточно нежна. — Хочу уснуть, чтобы ты была рядом. Отправляю в рот последний пучок салата: — Но сперва душ? Кивает, на лице — выражение отстраненности. Он ещё не принял себя. Пустит ли меня в ванную комнату? Приставать не буду, обещаю. Грязные тарелки и бокалы отправляются в посудомоечную машину, я сама прячу оставшиеся салаты и шампанское в холодильник, до рулета мы так ещё и не дошли. В дверях ванной оглядывается на меня, и я вижу, что ему не по себе: — Ты не могла бы мне помочь? — Все, что скажешь, — у меня сердце обливается кровью при виде того, как ему больно. Шагает за порог ванной, расстегивая рубашку. Скольжу следом, помогаю снять ей, медленно, осторожно. Ткань шуршит по выжженной плоти, Нанами шипит и стискивает зубы, желваки бугрятся под скулами. — Это со временем восстановится? — робко спрашиваю. Маг качает головой: — Не знаю. Думаю, нет, — заходит мне за спину и расстегивает молнию платья, и видя, что на мне нет белья, рычит, — ты неисправима! — Откуда я могла знать, что мне нельзя будет тебя трогать? — беспомощно улыбаюсь, и с замиранием сердца наблюдаю, как блондин распускает повязку. Черный провал пустой глазницы, покрытый затянувшимся багровым ожогом, зияет бездонной темнотой. — Я все ещё не противен тебе, Лисица? — заходит в кабину и чуть запрокидывает голову, глядя здоровым глазом сверху вниз, кадык остро выпирает на изгибе горла. Двигаюсь следом, протягиваю руку, кончиками пальцев касаюсь выжженной щеки. — Нет, Кенто, — другой рукой дотрагиваюсь до сенсорной панели душа, струи воды устремляются на нас, — ты ведь не расплывшийся труп на самой отвратительной стадии разложения, верно? — стараюсь не смотреть вниз, туда, где его крепкие бедра и такой любимый мной член. Если я его захочу, я не смогу остановиться. Беру гель для душа и щедро лью на собственную ладонь. Намыливать начинаю с травмированной стороны. Ощущаю каждую неровность, каждый рубец, у меня по коже бегут мурашки и у него тоже. Шаман опирается здоровым локтем на кафель стены, пряча лицо на собственном предплечье, но не издает ни звука, только бессильно скалится, когда нажимаю сильнее, чем следует. У него буквально выжжена левая половина тела, но он умудряется только на одной своей проклятой энергии старательно исцелять себя и держаться, держаться до последнего… Массирующими движениями смываю мыло и пену. Помогаю выйти из кабины, заворачиваю шамана в полотенце — как тот рулетик. — Я словно беспомощный калека, — Кенто горько усмехается, а я взъерошиваю его мокрые волосы на здоровой половине головы. По-прежнему старательно отвожу взгляд от соблазнительного стояка. — Нет ничего зазорного в том, чтобы нуждаться в заботе, — это сейчас до меня стало доходить, что он имел в виду, говоря, что рядом хочет только меня. Он хочет, чтобы я о нем заботилась, пока он так уязвим. И это для меня огромная честь. Заворачиваюсь в полотенце тоже, он подает мне руку, чтобы я влезла в тапки. — На какой период времени ты хочешь, чтобы я осталась? — бок о бок с мужчиной следую до его спальни. Он включает телевизор — едва слышно, просто чтобы был фон, полотенце соскальзывает с него. — Прости, что прошу тебя, Лисица, — стоит, повернувшись ко мне спиной, украдкой рассматриваю ожог, — тебе не будет сложно провести здесь пару-тройку недель… для начала? Наигранно ухмыляюсь: — Мне придется перевезти кое-какие вещи. — Все, что захочешь, — оглядывается на меня, по-прежнему позволяя себя рассматривать, — я ни коим образом не собираюсь посягнуть на твою свободу, знаю, ты такого не потерпишь, но ты облегчишь мне душевное состояние, если будешь рядом. Не выдерживаю и подскакиваю к нему. Обнимаю со спины, прижимаясь щекой к позвоночнику. А когтистые руки сами тянутся к члену, и я едва успеваю их отдернуть, и он это замечает. — Запретный плод сладок? — слабо улыбается, укладывается под мягкое одеяло и кивает. — Иди ко мне. Ныряю мужчине под правый бок, укладываюсь головой ему на грудь, и оба молчаливо смотрим на наше отражение в глади черного натяжного потолка. Это длится каки-то минут десять, а потом я обнаруживаю, что шаман, мерно дыша, спит. Тихонько сползаю с его груди, обвивая рукой его поперек тела, прижимаюсь, закидываю ногу ему на бедро и тоже позволяю себе провалиться в сон. Мне снится то, чего мне нельзя было брать этим вечером. Горячий член проскальзывает мне в рот, Нанами сжимает мои волосы, бесцеремонно проталкиваясь в мою глотку, и у него срывается тихий стон. Я покорно подставляю распахнутые губы, принимаю его целиком, давлюсь, кашляю и снова насаживаюсь собственным горлом на налитую головку и широкий ствол. Шаман стонет, двигая бедрами навстречу моему лицу, наклоняется, хватает меня за обе руки и держит их над моей головой, трахая меня в рот. Горячая гладкая плоть двигается неумолимо и быстро, я чувствую, что вот-вот начну задыхаться, но вместе с тем плавлюсь от собственного дикого и очень жгучего возбуждения. Мне на грудь капает моя слюна, поднимаю взгляд на мужчину, он кусает губы и смотрит в ответ сверху вниз, чуть откинувшись назад, и явно любуется тем, что видит. Мои волосы взъерошены его пальцами и намотаны на его кулак, толчок за толчком его лобок касается моего носа, я скулю, извиваюсь, но не смею вырываться. Нанами резко отстраняется, стискивает мое лицо в своей широкой жесткой ладони, склоняется и грубо сминает мой рот жадным поцелуем, не брезгуя собой. А потом отталкивает, как шлюху, и между моих челюстей снова гуляет широкий член. Судорожно дышу, кисти рук в жесткой хватке мужчины начинают ныть, между ног горит от того, как сильно я хочу этот член именно там. Но блондин не намерен делать то, что хочу я. Он хочет только трахать мой рот, толкаться между припухших губ снова и снова, так долго, так безжалостно. Снова скулю и хнычу, он на секунду вытаскивает член. — Хочешь что-то мне сказать? — его голос, севший от горячки возбуждения, хриплый, строгий. Этого достаточно, чтобы испуганная кицунэ сама насадилась ртом на мужскую твердь. И член снова, и снова, и снова толкается в глотку, блестящий и скользкий от моей слюны, и мне практически нечем дышать и я… Просыпаюсь. Просыпаюсь, а между ног горит. Кенто мирно спит рядом, телевизор крутит уже, наверное, пятидесятую программу. Бросаю взгляд в угол экрана, на часах три ночи. Между ног горит так, что мне страшно. Выскальзываю из постели и бегу в душ. Свет в ванной комнате слепит глаза, я поскальзываюсь на кафеле и едва не падаю. На глаза попадается брошенная шаманом накануне рубашка. Та, в которой он меня встретил. Хватаю её, прижимаю к лицу и делаю глубокий вдох. Ткань пахнет им так густо, так сладко… Его парфюмом, его телом, его шампунем, пахнет его страшными ожогами, и мне ведет голову. Опускаюсь локтем на край раковины, утыкаясь лицом в рубашку, а кисть свободной руки скользит между ног. Нащупываю клитор, вспоминая увиденное во сне, вдыхаю запах Нанами, делаю несколько движений пальцами и кончаю. Болезненно, со сдавленным визгом. Оседаю на пол, прижимая рубашку к себе и тяжело дыша. Теперь нужно умыться и тихонько вернуться в постель. Кажется, это мой не первый заход. *