Лисица

* Ненавижу плохую погоду. От лица всех мигренозников, положа руку на сердце. Дождь прекратился около пятнадцати минут назад, с крыш ещё капает, а неоновые вывески отражаются в каждой лужице. Останавливаюсь у входа в кофейню с милой вывеской «Эндорфин». Отряхиваю зонт, прежде чем направиться к порогу, и вдруг замечаю на клумбе поодаль низкий раскидистый куст, покрытый белыми крупными цветами, похожими на граммофоны. Datura stramonium, невзрачный, но такой ядовитый!.. Делаю шаг в сторону куста, приседаю на корточки, вытаскивая телефон и включая камеру. Один из цветков направлен вертикально вверх, но с крыши кофейни в него набежало достаточно дождевой воды, черной от грязи. Вывеска зыбко отражается на чуть рябящей поверхности. Не могу отказать себе в том, чтобы сфотографировать это. Пальцы шустро бегают по экрану, настраивая свет и глубину. Фото получается эстетичное — покрытый блестящими каплями белый цветок дурмана, заполненный черной водой — точно ядом — и с перевернутым неоновым росчерком посередине. Оказываюсь так увлечена, что не обращаю внимания на шелест шин позади — кто-то паркуется возле кофейни. На хлопок закрывшейся дверцы машины тоже не реагирую. Делаю ещё несколько кадров, встаю, расправляю плечи. Настроение лирическое, осеннее. Инстинкты спят, хвосты растворены в воздухе. Кицунэ любят осень. Дурман ещё цветет, а значит заморозки все-таки нескоро. Аура шамана застает меня врасплох. Оглянуться не успеваю — предплечье стискивают так сильно, что я едва ли не роняю телефон. — Тихо. Резко оглядываюсь и застываю от ужаса. Его я знаю, и боюсь больше, чем Короля проклятий. — Идем, — кивает в сторону дверей кофейни. Прячу телефон и послушно шагаю бок о бок с магом. Неоновые огни блестят, отражаясь в оливкового цвета стеклах его очков. Он же не станет убивать меня средь бела дня, на глазах у гражданских? — Кенто… — его имя на моих устах звучит жалобно, почти просительно. Но просить, скорее всего, бесполезно. Он практически швыряет меня за ближайший столик, вынуждая сесть, и сам опускается напротив, предварительно забрав мой мокрый зонт и отправив его в подставку у входа. Меч кладет на диван рядом с собой. Официантка тут же подходит к нам. — Два какао на молоке, пожалуйста, — его тон ровный, будто это не его сердце сейчас гулко отсчитывает удары, — и вафли с сёмгой для девушки. Официантка, кивнув, делает отметку на планшете и упархивает. Меня перед казнью покормят? — Кенто… — снова предпринимаю попытку выдавить из себя хоть что-то, но я слишком сильно его боюсь, потому, что видела его в бою. Потому, что десять лет назад оказалась невольным свидетелем гибели Юу. Хайбара был славным, правда. В тот момент Нанами надломило. Мне было девятнадцать. Знакомство было случайным и по скверному поводу. Блондин должен был убедиться, что я не из гражданских, и убедился. С тех пор изменилось все. Знала, что нельзя попадаться ему на глаза. Город большой, потеряться в нем легко, но в этот вечер что-то пошло не так. — Как ты ушла от Оккоцу? — снимает очки, машинальным движением поправляет челку, укладывая светлые волосы назад. Пряди все равно скользят обратно. На светлом пиджаке темные пятнышки от водяной мороси снаружи. — Перевоплотилась и убежала на четырех лапах, — краем глаза наблюдаю, как он откидывается на мягкую спинку дивана. — Что бы ты ему ни сказала, — блондин поджимает губы, — чтобы ты с ним не сделала, — тон становится угрожающим, — не тронь мальчишку! На языке вертится колкое «Иначе, что?», но беда в том, что я знаю, что случится, ослушайся я его. Я не была на Параде духов и не видела те самые четыре Черных молнии подряд. Но очень многое об этом слышала, и мне хватает этого сполна. — Если я с ним что-то и сделала, он сам это позволил, — двигаю плечом, изображая самую святую невинность. Так меня убьют сегодня? Официантка подходит к нашему столику. Какао в двух белых чашках дымится сводящим с ума ароматом. На такой же белой тарелке мне подают вафли с салатом и кусочками рыбного филе. Тянусь за подставкой с салфетками и подвигаю её поближе к себе. Рассматриваю собеседника, не скрывая этого. Нанами сейчас — сплошная жертва хронической усталости. Острые скулы подчеркнуты освещением зала кофейни. На подбородке пара маленьких порезов от лезвий бритвы. Держу пари, делает он это каждый раз в спешке. Одна рука лежит на рукояти меча, вторая держит чашку. Его ответный взгляд такой же оценивающий и очень тяжелый. Будто учитель глядит на нашкодившую ученицу. — Итадори тоже не смей. — Надпивает какао. Напиток оставляет едва заметный влажный след на сухих губах мага. — Ладно я, — отрезаю кусочек от вафли, стараюсь палочками ухватить как можно больше салата, — старейшины могут послать за мелким и кого похуже, чем наемница-кицунэ, — сосредоточенно жую. Вкусно. Палочки в моей руке в сочетании с новым маникюром выглядят элегантно. — Знаю. Но здесь и сейчас я говорю с тобой. — Нанами отставляет чашку. — Просто знай, я прекрасно осведомлен, где тебя искать, и если что-то произойдет… — …То грозный Нанами Кенто придет и отшлепает непослушную Лисицу? — пытаюсь шутить, хотя внутри все знобит от нервов. Но несмотря ни на что, его взгляд неуловимо теплеет. — Отшлепает до смерти, видимо. Не будь я бессердечным оборотнем, не умеющим любить, скорее всего тогда, десять лет назад, привязалась бы к нему. Мой типаж — интеллигентный, ухоженный, самодостаточный, немногословный, остромордый, широкоплечий. Не будь он вечно заёбанным работягой-шаманом, каждый день будучи уверенным, что может погибнуть на очередной миссии, нашел бы себе кого-то. Он очень устал и по нему это очень видно. Нет, меня сегодня не убьют. Мне только прочитали нотацию. Я вызываю у него тоскливые, но теплые воспоминания. Но мы ведь уже другие, болезненно другие. — Очень вкусно. Спасибо, — Отправляю в рот последний кусочек вафли. Это правда было очень вкусно. — Знаю. Сам беру их периодически. На здоровье. Терминал издает писк, когда он подносит телефон к экрану и с его карты списывается сумма за этот вечер. Официантка дежурно улыбается: — Оплата прошла успешно. — Хорошего вечера, — голос негромкий. Берет мой зонт с подставки, его рука снова сжимает мое предплечье, но теперь уже не больно. Хотя синяк от прошлого раза все равно будет. Его усталость расползается вместе с его аурой, а ещё я ощущаю исходящее от него одиночество. То самое, которое и взрастило его самодостаточность. То самое, которое называют свободой и которым наслаждаются, если постараться. — Куда тебя отвезти? — К тебе домой, — поражаюсь собственной наглости. Мне, вообще-то, тоже сейчас скучно и грустно, блять! Если ты чего-то боишься, пусть это что-то заставит тебя кончить. Нанами Кенто, я очень тебя боюсь. Захлопывает за мной дверцу машины, обходит ее и садится рядом за руль. Город за чуть приоткрытым окном авто мелькает все тем же неоном, ветер шевелит пряди волос на моей макушке. Едем молча. Его руки так уверенно лежат на руле, а лицо такое спокойное. Он в целом кажется отстраненным и равнодушным. Но его сердце все так же громко стучит, пульс учащен. Он не боится привести домой оборотня. Он знает, что я не посмею навредить. Зато посмею кое-что иное. Мы оба понимаем, зачем я здесь, но никто не собирается озвучивать то, что и так очевидно. Происходящее сливается в монотонно-вечернюю картину. Шлагбаум на парковке жилого комплекса, чужие машины, наши мягкие шаги ко входу, писк кнопки лифта, шелест разъезжающихся дверей. В лифте он оказывается непростительно близко ко мне. Вдыхаю его парфюм — не могу идентифицировать, что-то древесно-дымное, тягучее, с горчинкой черного шоколада. Тыльной стороной кисти дотрагиваюсь до его опущенной руки, в которой он держит плоский матовый портфель. Перекладывает портфель в другую руку, касается моей спины, выходим из лифта. Глядя на Нанами Кенто, можно подумать, что он обитает в лофтовой берлоге. Но вместо кирпичных застенков меня встречает бетонно-черный минимализм. В коридоре в зеркале с подсветкой по периметру, рассматриваю себя, пока он снимает с меня курточку и раскрывает гребаный мокрый зонт, чтобы тот стекал на коврике в коридоре. Спустя десять лет я такая же, как в девятнадцать, когда явно понравилась молодому магу — пусть и убитому гибелью друга? Сбрасываю кроссовки, пока он вешает пиджак в гардеробной. Какая женщина сможет жить в этой минималистичной пещере? Да, дизайн позволяет минимизировать маркость, но все же, на него самого это не давит? Скольжу по паркету в черных носках, как на коньках. Протягивает мне тапочки: — Что за детский сад? — Не будь таким унылым! Ухмыляется. — Душ вон там, — указывает на одну из дверей дальше по коридору, — уборная по соседству, если понадобится, — собирается ещё что-то сказать, но я не позволяю. Набираюсь смелости, наконец, делаю шаг навстречу и кусаю этот чуть задетый лезвием подбородок. Это стирает все формальности моментально. Даже деловым шаманам-защитникам нужно человеческое тепло. Мир привык относиться к ним, как к пушечному мясу, цель которого — пожертвовать собой ради спасения других. Иногда можно позволить себе, чтобы тебя, мага, спас кто-то другой. Я для него — тот самый ядовитый цветок, полный тьмы, на поверхности которой отражается свет этого мира. И если эту тьму слить, бутон ядовитым быть не перестанет, увы. Нанами знает, как убить оборотня, и знает, что если мага укусит кто-то вроде меня, укушенного казнят. Но он уверен во мне и я благодарна ему за это. Стараюсь не думать о том, что в эту ночь грязно использую шамана первого ранга ради собственного удовольствия. Стараюсь думать о том, что близость с живой молодой женщиной на какое-то время позволит ему чувствовать себя исцеленным. Поцелуй получается осторожным и сладким — то ли поволока вкуса выпитого какао у обоих, то ли я себе накрутила слишком много в своей голове. Он первый обнимает меня, и я льну так охотно, словно это кто-то другой час назад трясся от страха, сидя перед ним в «Эндорфине». — Я принесу полотенце, — в его сдержанном баритоне прорезается хрипотца, словно голос сел от пребывания на холодном воздухе. Отстраняюсь с кивком и снова будто на коньках скольжу в сторону двери ванной комнаты. Получаю в спину: — Ну, ты серьёзно? Отвечаю смешком и оставляю дверь приоткрытой. Леггинсы, рубашка, носки и трусы отправляются пестрым ворохом на пол. Ванная комната, в отличие от той части квартиры, что я уже видела, выполнена в светлых тонах — облицована кремовой плиткой, белоснежная раковина, кажется, чище, чем душа младенца. Тут зеркало тоже с подсветкой — не упускаю момент поглядеть вблизи на свое лицо, проверяясь на наличие мелких недостатков, заметных только мне. «У кого растут усы, как у ёбаной лисы?» — нет, хвала лазерной эпиляции, тут мне беспокоиться не о чем. Душевая кабина блестит чистотой. Мне аж неловко открывать воду и забрызгивать всё вокруг каплями. Шагаю вперед через порожек, гладкий кафель сперва холодит босые ноги, а затем нагревается от воды. Из строя бутылок на полочке выбираю гель для душа, массирующими движениями наношу на себя. В приоткрытой двери ванной появляется силуэт хозяина квартиры. — Свежее полотенце на сушилке. Сдвигаю дверцу кабины в сторону. Далеко собрался? Смотрит на меня, голую, мокрую, в мыльной пене. По какому недоразумению на нем все ещё рубашка и брюки? Протягиваю вперед руку. Ловит мою кисть, прикладывает к губам, глядя мне в глаза. Его сердце теперь стучит куда громче и быстрее. Нанами Кенто, тебе в твоем собственном доме нужно особое пригашение?.. Расстегивает мелкие пуговицы, распускает ремень. Шелест ткани — и теперь уже два пестрых вороха лежат на полу, чуть влажном от конденсата. Невольно любуюсь своей сегодняшней добычей. Быть в хорошей физической форме для мага жизненная необходимость. Проклятая энергия здорово укрепляет тело, но не ею одною… Чувствую, как между ног ноет от желания. Струи воды смешиваются с моим соком, стекая по бедрам, и я открыто пялюсь на его член, такой блять красивый и большой, как и его хозяин. Эстетика мужских половых органов, как правило, весьма зыбкая тема в обществе, но он действительно красивый. Широкая налитая головка, ровный ствол, пересекаемый венами, тугая гладкая мошонка, и кажется маг понимает, почему я так туда смотрю. Но ему тоже есть, на что взглянуть. Утаскиваю его под бьющие сверху потоки горячего расслабляющего душа. Руки блондина легко скользят по коже моих бедер, гладит вверх, проходясь по талии, ласково сминает грудь — буквально на несколько мгновений — сжимает одну и вторую так нежно, что соски моментально становятся чувствительными на все двести процентов. Одна рука продолжает движение вверх, вторая ложится мне на ягодицу — закидываю одну ногу ему на бедро, чтобы быть ещё ближе. Мои руки хаотично блуждают по его плечам, я очень хочу коснуться его там, но пока ещё рано. Губы снова встречаются в поцелуе. Даже в этом он интеллигентен — так же нежно, неторопливо, словно он хочет растянуть каждую секунду этой грешной близости. Мыльная пена теперь течет по нам обоим. Его рука наконец оказывается между моих ног, я откидываюсь лопатками на мокрый кафель стены. Желание становится невыносимым. Пальцы мужчины погружаются непростительно медленно, но до конца, сперва средний, расширяя узость влажной щели, затем и безымянный, готовя моё тело к его, шамана, размерам. Качаю бедрами навстречу, насаживаясь на пальцы, и маг щурится, чуть оскаливаясь: — Вот же сука бесстыжая!.. — Не представляешь, насколько, — шепчу, чувствуя, что теряю остатки самообладания, слишком много текста, Кенто! — Ты позволишь? — тоже шепотом выдыхает мне на ухо, я покрываюсь мурашками и прогибаюсь, запрокидывая голову. — Позволю… — он надеялся услышать что-то иное, спрашивая разрешения? Сильные руки подхватывают мои бедра и разводят в стороны, держа меня на весу и прижимая к стене. Я сплетаю пальцы в замок за затылком мужчины, прижимаясь лбом к его плечу и тяжело дыша. Член мягким скользящим движением раздвигает набухшие от желания створки плоти и толкается вперед, выбивая из меня звонкий стон. Он тут же замирает: — Больно? Прислушиваюсь к ощущениям. — Нет, пожалуйста, продолжай… — это не больно, это ярко. Ярко и очень глубоко — одним ударом бедер он погружается едва ли на две трети, но умудряется задеть шейку матки. Вот это уже больно. Извиваюсь под собственное шипение. — Прости, — извиняясь, поцелуями покрывает мои предплечья, — прости, я буду аккуратнее!.. — Все хорошо, — всхлипываю, пытаясь расслабиться, — просто не спеши… Хотя он и так не спешит. — Какая тугая бессовестная девочка, — его губы искривляются в улыбке.Будь я в трезвом сознании, прочитала бы лекцию о пользе упражнений Кегеля, но моё состояние весьма сложно назвать трезвым. Член внутри возобновляет движение, шум воды заглушает наше дыхание, но мои стоны становятся все откровеннее. В какой-то момент сопротивление нерастраханного влагалища сходит на нет. Лоно покорно натужно расступается под настойчивыми движениями блондина, и вдруг он резко останавливается. — Пошли в спальню. Моё возмущенное хныканье его не трогает: — Но… — В спальню. — Приказ в его исполнении заставляет мои ментальные хвосты поджаться, но не от страха, а в предвкушении. Подхватывает меня на руки. Прижимаюсь к нему, робко глядя в глаза — и откуда во мне эта робость? Безжалостно оставляя на паркете мокрые отпечатки босых ног, несет меня в одну из комнат. Такую же пещерно-мрачную, вылизанную дизайнерами и клинингом. Кровать широкая, с черным стеганым изголовьем. Постельное иссиня-черного цвета. Дорогой, твоя стиральная машина запарится отстирывать это все после нашей встречи. Укладывает меня на простынь, отбрасывая одеяло, и сам тут же нависает надо мной. Поддевает одну из подушек и подкладывает мне под бедра. Устраиваюсь поудобнее, мысленно одновременно и смакуя, и смущаясь того, насколько в этот момент я перед ним раскрыта. Маг укладывается на живот, устраиваясь головой между моих коленей. Запускаю пальцы в его волосы и направляю вперед. Губы и язык блондина встречаются с моей плотью, увеличившийся в размерах клитор все ещё спрятан под капюшоном, но Нанами быстро прокладывает к нему путь тягучей лаской. Пальцы проскальзывают туда, где минутой ранее был член, и я извиваюсь, сжимая собственную грудь свободной рукой, растворяясь в ощущениях. Мне плевать, сколько женщин было в этой постели до меня и сколько будет после. Здесь и сейчас в моменте маг первого ранга и оборотень-кицунэ наслаждаются тем, что они могут дать друг другу, а остальное так неважно… — Кенто… — выстанываю, кусая губы, а в ответ он усмехается, чувствуя пальцами, как стенки лона сжимаются от его движений, требуя одного: не замедляться и не останавливаться. Сосредотачиваюсь на себе одной. Ощущения от ласк сливаются друг с другом, вынуждая моё тело ощущать клитор полностью, и внутри, и снаружи. Оргазм обрушивается такой силы, что у меня бегут слёзы. Мне не хватает воздуха, чтобы кричать, но я все равно кричу — его имя, его проклятое имя, которое позволено произносить только близким. А маг, будто решив мучить меня, продолжает ласку, хотя я и без того уже на пике. Пальцы выжимают из меня волну за волной сладких спазмов, и я пытаюсь вырваться из хватки шамана. — Тише, тише маленькая, — за этот снисходительный тон он заслужил целую ночь фэйсситтинга, блять, — я только начал. Его руки переворачивают меня на живот, как пушинку, лицом утыкаюсь в подушку. Вторую он оставляет все так же подо мной, подтянув её под живот. Раскаленные поцелуи и укусы покрывают мой позвоночник и ямочки на пояснице, язык блондина скользит по бедру, и тут же влажные прикосновения сменяются болезненными сжатиями — он стискивает мои ляжки, наслаждаясь моим телом, раздвигает мои бедра и весь воздух из меня выбивает вес его тела. Член снова толкается в меня, и я понимаю, что сейчас Нанами сдерживаться не планирует. Он практически полностью ложится на меня всем корпусом, опираясь одной рукой локтем на постель рядом с моей головой, а вторую просунув мне под шею. Словно хочет задушить меня. Я не могу двигаться и не могу убежать, не могу оттолкнуть его от себя. Все, что мне позволено — держать ноги раздвинутыми и приподнимать бедра, чтобы ему было удобнее меня трахать. И он трахает, словно в последний раз. Словно это завтра — Хэллоуин и карнавал в Сибуйе. Словно завтра этот мир перестанет существовать, и как воздух необходимо урвать свои законные минуты, часы, дни безусловного удовольствия. Впиваюсь пальцами в простынь до боли. На ткани точно останутся затяжки от маникюра. Кричу в подушку, не в силах выносить эту пытку. Нельзя так жестко ебать только что кончившую дырку, Кенто. Тебя не учили этому в магическом техникуме? Его бедра выбивают из меня крик за криком, хватка на шее становится только сильнее. Он сам не сдерживается, не стесняясь собственного наслаждения. Когда он стонет — негромко, низко, бархатисто, — вбиваясь в меня, его голос особенно красивый. Сжимаюсь на его члене, и это оказывается последней каплей. Нанами быстро отстраняется, переворачивая меня на спину, поднимается на колени и нажимает мне на подбородок большим пальцем. Я знаю, что ему нужно, поэтому послушно привстаю навстречу. Член проскальзывает мне в рот и я стремлюсь не уронить ни капли семени, которое обжигающе заливает мне рот и глотку. Послушно глотаю все, чем меня только что напоили. Кенто взъерошивает мои волосы и оттягивает мою голову так, чтобы заглянуть в глаза. — Ты ведь не думаешь, что так легко отделаешься? Облизываю припухшие от поцелуев губы. Конечно не думаю. Между ног снова сворачивается тугой узел. *