Лисица

***       Я никогда не любила долгие изматывающие драки. Не была для них создана.       Девять хвостов топорщатся огненного цвета мехом, Черное солнце в моих руках свистит, разгоняемое шестом, и срывается, как огромный сюрикен, летя в цель и стремительно вращаясь в полете. Каждая загнутая грань заточена, превращая такой узнаваемый солярный знак, вылитый из металла, в оружие.       Черное солнце вонзается в стену ровнехонько над макушкой пацана. Сопляк в последний момент увернулся — неужели Сатору его и вправду чему-то обучил?       Никогда не любила долгие схватки. То ли дело — наслаждаться горными пейзажами, стоя у мольберта в одной лишь рубахе до колен. Или принимать заказы на быструю и бесшумную ликвидацию несчастливчиков этого проклятого мира.       В этот раз быстро и бесшумно не получилось. Совет Старейшин знал, что Годжо будет стоять на защите Итадори до последнего — до последнего своего глаза, или до последнего Старейшины, объяви они о казни паренька. Но кто сказал, что нельзя хотя бы попытаться сделать грязную работу чужими руками?       Моими руками. Такими ухоженными. Знают ли эти мужланы, как сложно, на самом деле, отыскать хорошего мастера маникюра, в котором меня, как клиентку, будет устраивать и качество исполнения, и цена, и индивидуальный подход?       Малыш Юджи, кажется, оценил новенький дизайн — когда моя когтистая рука проносится в миллиметре от его лица. А парень очень сильный и очень стойкий. Прости, малыш, ты, конечно, не сделал лично мне ничего плохого, просто меня наняли перегрызть твою глотку. Его негодование можно понять: спокойно бежал в кинотеатр — что там сейчас идет? «Человек-червь», очередная часть? — как вдруг из-за угла промздания на него набросилась девица и утащила на пустырь, вскрывать глотку.       Девять хвостов топорщатся красным мехом, моя рука с размаху влетает когтями в солнечное сплетение сопляка.       Пожалуй, он с первых секунд понял, что имеет дело с кицунэ. Оборотни не владеют проклятой энергией в привычном для магов понимании. Но это не значит, что мы не можем быть хозяевами проклятого оружия. Черное солнце — шестнадцатиконечный железный коловрат с заточенными краями, способный увеличиваться и уменьшаться в зависимости от боевых нужд, с рукоятью, вырастающей из центра — оружие своеобразное и узнаваемое. Устоит ли Юджи Итадори против лисы, вооруженной такой милой штучкой?       Пацан пытается меня оттолкнуть, но когти впиваются все глубже.       Кажется, я нашла то, из-за чего Итадори приговорен к казни. В единый миг мир меркнет, оставляя лишь багровое свечение впереди. Я попала на чужую территорию? — Кто у нас тут?       Знаю, что там, снаружи, все, что происходит тут, займет какую-то долю секунды. Но здесь, внутри, я без понятия, что это будет и как надолго затянется.       Гора рогатых и клыкастых черепов выглядит жутким пьедесталом.       Смотрю сначала на свои руки, затем на того, к кому я столь бесцеремонно вторглась. — Как правило, при виде меня падают на колени и молят о пощаде.       Так вот ты какой, король проклятий?       Пожалуй, невежливо вот так пялиться, но я пялюсь.       Сидит, склонив голову набок и подперев её кулаком. На меня смотрят четыре янтарно-алых глаза. Есть определенное сходство с пацаном, но этот старше, матерее, что ли, побитее жизнью. И твою же м-м-мать, сколько тут проклятой энергии, хоть ножом её кромсай! — Язык проглотила? — тон насмешливый, но пока ещё не угрожающий. — Кажется, я немного ошиблась дверью, — предпринимаю попытку разорвать энергетическую стену, но он не пускает. Поднимается, делает шаг вперед, и через мгновение оказывается вплотную рядом со мной. Чувствую, как поддевает мое лицо кончиками пальцев. Тоже когтистых. — Оборотень, — ухмыляется, ухмылка зубастая и кривая, — милая мордашка, жалко будет, если я сниму её с твоего красивого черепа.       Стискиваю рукоять солнца до побеления пальцев. — Что у нас тут? Чёрное солнце, какая прелесть, — мягко берет из моих рук оружие, взвешивает в своих, примеряется, делает несколько выпадов. — В моих руках оно танцует изящнее, — осмеливаюсь подать голос.       Король проклятий задумчиво отставляет Черное солнце коловратом вниз и рукояткой кверху, а сам вновь поворачивается ко мне, бесцеремонно рассматривая округлые контуры бедер под длинным подолом красного платья, очертания небольшой острой груди, приоткрываемой декольте — кто сказал, что кицунэ ходят только в кимоно? — Когда ко мне, так же, как и ты, вломился лоскутный урод, я пообещал ему, что убью его. — Монстр передо мной рассматривает меня, как покупатель оценивает товар, — что делать будем?       Ему здесь скучно. Очень. Со скуки действительно может с легкостью убить — ради развлечения. — Я могу просто уйти, и все. — предлагаю осторожно, но со всем хладнокровием в голосе. И параллельно зеркалю его взгляд. Хорошо сложен, как большинство магов, но уж эти четыре руки… Полосы на коже расходятся в стороны, как на тигриной шкуре. — Ты нарушила мой покой, так что нет, лисица, не можешь, — берет прядь моих волос, пропускает между пальцами, — дерзишь, делаешь вид, что не боишься меня, знаешь, что за подобную невежливость я способен с тобой сделать? — Я не сделала ничего плохого. Пока что. Если уйду — продолжу бой с твоим сосудом и… — Мясцо парня ещё нужно мне самому, — король проклятий вздыхает, и я почти что верю его наигранной скорби, — ты больше не тронешь Юджи Итадори, а с теми, кто тебя прислал, поступишь так, как обычно поступают лисы. Солжешь им, что парень победил тебя в бою. Поджарил Черной молнией. Я даже выпущу тебя живой отсюда. А взамен, — Сукуне даже не нужно понижать голос, он и без того всегда звучит так, словно тебя вот-вот отправят в самые глубины ада, — ты развлечешь меня, лисица.       Следовало догадаться. Как развлечь тысячелетнего мага? Конечно спеть ему парочку современных трендовых песен, почему нет.       Он даже имени моего не спросит? — Почему ты думаешь, что я соглашусь? — Потому, что ты хочешь жить, лисица.       Девять моих хвостов топорщатся от страха, и мне сложно это скрывать, хоть в остальном удается держать непроницаемую маску наигранного бесстрашия. Задаю один-единственный вопрос, но такой проникновенный, что у самой бегут мурашки по коже: — Ты меня не обидишь? — Зависит от того, как далеко ты спрячешь свои клыки и когти, оборотень. — поворачивается ко мне спиной, ткань одежды скользит по ней, обнажая размах широких плеч. И снова полосы. Неужели внутри пацана настолько скучно, что Сукуна позволит непрошеной гостье прикоснуться к себе? И ведь он ни капли не сомневается в том, что я не атакую. Знает, что прав — я хочу жить.       Пересилив животный ужас, делаю шаг навстречу, вытягиваю руку. Кончики пальцев встречаются с кожей — горячо. Оглядывается на меня из-за плеча с садисткой усмешкой: — Смелее, — поворачивается лицом, — если боишься, что у меня не только четыре руки, но и два члена, то не переживай. Один, и весь твой.       Похабный тон вынуждает меня покраснеть, и будь тут светло, он бы это заметил. Но вокруг багрово-черные сумерки, и моё смущение выгодно маскируется отсветами алых сполохов где-то в междумирье его территории. — Я слишком долго не мог себе это позволить, лисица, — его пальцы снова на моей щеке, — будь умницей, и я тебя отпущу.       Я, определенно, могу назвать это изнасилованием. С одной стороны. С другой — если вы чего-то до смерти боитесь, то пусть это что-то заставит вас кончить. Боюсь ли я Сукуну, короля проклятий? О, да. Особенно когда он сейчас передо мной — и плевать, что на нем только штаны. — Раздевайся.       Держу маску все того же бесстрастия, хотя он наверняка видит меня насквозь. Берусь обеими руками за подол платья, стаскиваю его с себя. Вот так просто остаюсь в одних трусах и берцах. — Обувь тоже. — следует короткий приказ.       Приседаю на корточки, расшнуровываю берцы, наступаю босыми стопами на то мокрое и слегка вязкое, что в этом пространстве заменяет землю. — Если ты будешь умницей, я не сделаю тебе больно, — смешок, — я ведь не монстр.       Ты кому солгать пытаешься? Мне, или себе? — Я смотрю на мир глазами этого сопляка, — шаг навстречу ко мне, его пальцы поддевают резинку моих телесного цвета трусиков и оттягивают вниз, — и прямо скажу, здесь, в этой тьме, весьма мало гостей. А таких, которых хотелось бы посадить на член — ты единственная.       Меня трясет от смеси страха и животного азарта, но от колкости я не могу удержаться: — А что, лоскутный урод на член садиться не пожелал?       Ягодицу обжигает резкий увесистый шлепок. У него четыре руки, что, если порка будет всеми четырьмя?.. — Лисица так и выпрашивает наказание? — Сукуна взъерошивает мои волосы, наматывая на кулак и привлекая к себе так близко, что я натыкаюсь собственной голой грудью о его торс, — я найду лучшее применение твоему длинному острому языку.       Потихоньку начинаю ощущать, как азарт приобретает нотки возбуждения. Ну, что же, он не обещал быть ласковым, но я ведь могу привнести в эту игру свои правила, да? Отстраняюсь, спускаю трусы, перешагиваю через них, оставаясь перед монстром в чем мать родила, и физически чувствую взгляд четырех янтарно-алых глаз на своем теле. Он рассматривает, не стесняясь, с видом истинного эстета. Взгляд скользит снизу вверх — от кончиков пальцев ног до моего лица. Одна из рук едва-едва касаясь гладит мою кожу от середины бедра вверх, по боку, по ребрам до груди, и дальше вверх, по ключицам, горлу, подбородку. Пальцы оглаживают губы и раздвигают мой рот. Тут же ощущаю прикосновения остальных трех рук и жар его тела, и это совсем другое, нежели человеческие мужчины. Кожа короля проклятий горячая, словно при высоком жаре, будто жилы полны не проклятой энергии, а расплавленного добела металла. А ещё настолько рядом с этим монстром приходит осознание собственной хрупкости, маленьковости и слабости. Пусть я хоть тысячу раз оборотень, достаточно высокого для девушки роста и сочного телосложения, со звериной силой и рефлексами, Сукуна ощущается расжаренным пустынным валуном.       Он отшатывается на несколько мгновений, чтобы распустить шнуровку на штанах, и этот последний кусок ткани, разделяющий меня и его, оказывается растворенным где-то в этой темноте. Опускаю глаза так же бесстыже, как хозяин этого мероприятия — и с интересом рассматриваю то, чем мне угрожали последние четверть часа.       Если ты тысячелетний маг, можно отрастить любого размера член?       Забыв про самосохранение, бесцеремонно растопыриваю ладонь и прикладываю к его стояку. Да, на стволе тоже черная полоса, охватывающая его кольцом посередине. От кончика когтя моего вытянутого мизинца до кончика когтя оттопыренного большого пальца. Мой мастер маникюра наращивает мне «семерку», а мне теперь есть, что рассказать подругам.       Сукуна ухмыляется, кладет две ладони мне на плечи, мягко надавливая и вынуждая встать на колени, третья гладит меня по щеке, четвертая снова наматывает на кулак мои волосы, на этот раз — чтобы не мешали и не закрывали обзор. Первое маленькое открытие: этот монстр не пахнет. Возможно, потому, что ещё не возродился, не воплотился, и не вот это вот все остальное. Я ощущаю жар, прикосновения, химию, но не запах. Жаль. Наклоняюсь ещё ниже и старательно выцеловываю тугую мошонку, ласкаю основание члена, поднимаюсь поцелуями к головке, но раскрывать её не спешу. Слышу, как монстр одобрительно выдыхает, отпускает мои плечи и лицо, и только его кулак на моих волосах контролирует ситуацию. Или же мой рот на его члене?       Мех на моих девяти хвостах встает дыбом, но теперь уже от возбуждения.       Снова обцеловываю ствол, вылизываю, чуть прикусываю, вызвав хмыканье хозяина члена, приподнимаюсь, приоткрываю головку, смачиваю её слюной и затем дую на мокрую плоть, заставляя табуны мурашек бежать по хребту Сукуны. Он не торопит. Ему нравится, как я с ним играю.       Хочу подлить масла в огонь. Одну руку отправляю себе между ног и начинаю ласкать себя, знаю, что он не видит это из-за моего собственного корпуса, но он это чувствует, и это ещё сильнее греет его — ну, что у него там вместо крови?..       Знаю, что он этого ждал, но надеюсь, что это было хоть капельку непредсказуемо — резко губами вбираю член в рот, быстрыми поступательными движениями вбиваю в собственную глотку, слюна бесстыже бежит по моему подбородку, капает на грудь, король проклятий со стоном запрокидывает голову, позволяя мне отсасывать в свое удовольствие.       Член раскаленным толстым прутом упирается то в нёбо, то дальше, позволяю ему то и дело проскальзывать то за одну, то за другую щеку, параллельно одной рукой лаская яйца и основание, а другой пропуская между своими пальцами клитор, не думая о том, как выгляжу, а точно зная: выгляжу как шлюха. Но ведь от этого зависит моя жизнь, верно? — Хватит, — настойчиво вытаскивает член из моего рта, словно забирает игрушку у ребенка, — Иди сюда, — заставляет подняться, сгребает в охапку, сильно прижимая к себе и целует. Жадно, властно, по-хозяйски. Раню язык о его клыки. Ощущаю, как второй рот открывается на одной из ладоней, и эта проклятая рука опускается к лобку и скользит ниже, пробираясь вторым юрким языком между моих нижних губ. Но Сукуне мало. Сам опускается на одно колено, забрасывает одну мою ногу себе на плечо, заставляя меня держаться за его голову, и приникает лицом к моей промежности. И теперь меня трясет уже точно не от страха. Начинаю двигать бедрами в такт со скольжением его языка, сгребаю волосы монстра в кулак и уже откровенно трахаю его рот, ему остается лишь далеко вытянуть язык. Моя грудь колышется от каждого движения, и это ощущение дарит дополнительное возбуждение.       Сукуна хватает меня за бедра и вынуждает остановиться. — Мне кажется, или лисица окончательно потеряла страх? — Разве это плохо?       Поднимается, разворачивает меня к себе спиной, заставляет прогнуться. Между ног мокро, и когда он проводит там пальцами, бесстыжее хлюпанье заставляет меня заскулить. Я люблю этот звук в собственном исполнении. Но сейчас он не в меру блядский. — Я боюсь… что ты меня поранишь, — слова даются мне с трудом. Секунда — и Сукуна дематериализует собственные когти, словно и вправду не желая причинить мне боль. Пальцы одной руки раздвигают влагу, проскальзывая в нежную тесноту влагалища, пальцы второй проникают мне в рот, третья рука крепко держит меня за талию, четвертая — ласкает то правую, то левую грудь, мягко оттягивая сминая соски, массируя и стискивая. Беззастенчиво раздвигаю ноги, теряя остатки самообладания. Если это какая-то черная магия, то со стороны короля проклятий нечестно перед самим собой её использовать.       Раскаленный член проталкивается в мою раскрытую для проникновения щель, выбивая у меня звонкий стон, и уже тут Сукуна не церемонится. Тугие толчки заставляют раскрываться ещё сильнее, и он трахает меня, беззащитную и доступную для любых его ласк, так, словно действительно наказывает за дерзкое вторжение на его территорию. И все, что мне остается делать — принимать этот член, оттопыривая бедра навстречу ещё сильнее, пока король проклятий насаживает меня на него, попутно трахая пальцами мой рот и вынуждая извиваться и стонать от смеси острого удовольствия и ноток сладкой боли, причиняемой его руками.       Бедра ударяются о мои ягодицы, каждое движение отдает искрами во все уголки сознания. И с каждым его движением я теку ещё сильнее, так, словно сама голодала тысячу лет.       Одна из рук спускается к клитору, и мои стоны превращаются в один долгий сладкий крик. Оргазм заставляет судорожно сжаться на его члене, пробирая тело крупной дрожью и волнами наслаждения. Выгибаюсь, сгребая руки Сукуны в собственные кулачки, и кричу, кричу, не в силах прекратить эту пытку удовольствием. Разрядка непростительно долгая — волна за волной разрывают сознание изнутри, вынуждая тело биться и трепетать. Сукуна смеется мне в ухо, резко прекращает ласку и поворачивает к себе лицом. Я абсолютно не соображаю, что происходит. — На колени. Послушно опускаюсь. Член врывается в мой рот, тут же изливаясь горьким вязким семенем. Сукуна дает отдышаться, гладит мои волосы, помогает подняться и запечатлевает на моих губах ещё один поцелуй, абсолютно не брезгуя собственной спермой. — Умница, лисица. — шлепок по заднице чуть приводит меня в чувство. — Надеюсь, в следующий раз увидимся, когда пацан более не сможет подавлять меня. — ещё один шлепок, руки монстра подают мне платье и трусы, помогая одеться, — и пацана не трожь, слышала?       Затягиваю шнуровку на берцах и меня вышвыривает из темноты. Юджи Итадори отскакивает от меня, я вовремя перехватываю Черное солнце и успеваю отразить удар парнишки.       Ладно, и как же мне теперь смыться из боя с ним? ***