Бездомный снаряд

      Михаил готов был на многое, чтобы наконец-то отдохнуть. Выгорание на службе, где выгорать категорически запрещено — это самое настоящее наказание. У него было два выходных. Подряд. Как манна небесная. Но все эти выходные он то чинил шкаф, то возил Ксюшу к врачу, так как на метро ехать она не хотела, то чинил раковину на кухне, то делал другие дела. Чтоб было время прилечь посреди дня и поспать — нет. Если кто-нибудь спросит у него, как прошли выходные, он не побоится и ударит этого человека за такой откровенно мерзкий вопрос. Уж злости в Мише было столько, что хоть возрождай пламя Святой инквизиции и неси по миру слово Хаоса и самосожжения.       Эмоций в мужчине осталось немного: злость и раздражение на всё вокруг. Наверное, Мише стало бы легче, если бы он смог сорваться хоть на кого-нибудь, но, увы, пока никто не попадался под горячую руку. То на объект надо ехать, где в целом некого уродовать, то на службе спокойствие или небольшие выезды. Кулаки так и чесались наконец-то отыграться на ком-нибудь. Отыграться и после этого отдохнуть, забывшись медвежьим сном в три месяца.       С работой Михаила выгорание и усталость — это одна большая и злая шутка, что может заиграть в самый неподходящий момент. Скоро футбольный матч назревает. Он, конечно же, пойдёт вместе со всеми хранить тишину и порядок в толпе беснующихся фанатов. И если не дай Бог кто-нибудь будет вести себя слишком вызывающе, будет кидаться в него тем, что попадётся под руку, и лезть в драку, Михаил может не выдержать и нечаянно покалечить человека. Сильнее необходимого при задержании особо сопротивляющихся. Уж если были знания и отточенные навыки, выбить из сустава руку человеку одним движением — дело пары секунд и некоторых усилий. А уж резиновой дубинкой можно покалечить мама не горюй.       В тайне Миша даже мечтал об этом. И плевать на разборки и объяснительные после.       Звонок от друга в очередной выходной, который Ксюша заранее забронировала на поход к врачу для выяснения того, кто из них двоих бесплоден, был праздником, потому что Мише удалось выкрутиться и сказать, что это вызов на работу. После кромешного ада усталости и недосыпа ему было глубоко плевать на обиды и угрозы в сторону старшего состава и в сторону самого себя. Он молча взял ветровку с крючка и вышел из дома, надеясь, что у друга, который звал к себе, получится посидеть и отдохнуть.       — У тебя есть что закинуть в себя? — устало пробурчал Михаил и тяжело вздохнул, прислоняясь спиной к стене позади, когда сел на табурет возле стола. — Я уже, блядь, всё…       — Ты про еду или что-то крепкое?       — Спирт, — коротко и чётко сказал Миша и закрыл глаза, ударяясь затылком о бетон позади себя. — А твои-то где все? Оля, Сашка… Время-то уже… — и глянул одним глазом на наручные часы, которые показывали всего час дня. — А… Я так рано встал, что думал, что уже, блядь, часов пять. Ёбаный сарай…       — Саша в школе ещё, а Оля пошла на работу устраиваться, — спокойно ответил Святослав и кинул полотенце для рук на кухонный гарнитур. — Сиди пока, я пойду, поищу, что есть из крепких напитков.       — Как вы, привыкли уже к новому месту? — кинул в спину друга мужчина и открыл глаза, опуская сонный взгляд себе под ноги, которые вытянул на половину кухни.       — Да мы-то нормально! — раздался крик из недр комнаты, и Михаил почему-то улыбнулся на него. — А вот Саша, мать его… — затих мужчина и чем-то громыхнул. Видимо, створкой шкафа. Когда вернулся с бутылкой в руках, продолжил говорить. — Саша — это кадр. Я… не знаю, что с ним делать. Мы тут сколько? Месяц уже?       Миша вяло кивнул, глядя на бутылку рома на столе.       — Он успел подраться, я уже лично с директором познакомился ближе необходимого и разбирался с заявлением, что на него накатали! — чуть ли не выкрикнул мужчина и в сердцах хлопнул ладонью по столу, от чего Михаил аж чуть взбодрился. — Я его пороть скоро начну… обещал не вмешиваться в его проблемы, мол, чтоб последствия увидел, но не могу… не могу!       — Не зря ты отец, бережёшь бойца своего, — хмыкнул Михаил и потянулся за ромом, чтобы глянуть, что это вообще такое: марка, процент, откуда. — Что у вас с ним за проблемы в итоге? Просто буйный пацан? С характером?       Святослав ощерился и отмахнулся, говоря жестом, что не будет он об этом говорить, ну или долго, чтобы углубляться в эту тему. Миша настаивать не стал. Сам слишком устал, ещё и проблем других людей ему не хватало. Хотя Славу любил и уважал, чтобы вникнуть в его неприятности и пожертвовать остатками своих сил для помощи. Как-никак, но лучший друг, пусть и жил он долгое время вдали от Миши.       — Ладно тебе, не бухти, — тихонько рассмеялся мужчина и поставил бутылку на стол. — Жизнь всех поставит на места. Кто знает, что может произойти, чтобы он за голову взялся.       — Ничего, — резко ответил Святослав и достал простые кружки, чтобы разлить по ним алкоголь. — Горбатого могила исправит.       — Слав… — мягко позвал друга Михаил. — Он ещё подросток, да и твой сын, ты чего так?..       — Подросток?! — возмутился мужчина, оборачиваясь к другу через плечо. — Этот подросток может творить вещи похлеще взрослых. Уж спасибо, что не спился и не сторчался ещё! На сигареты я даже готов глаза закрыть… — вздохнул и коснулся пальцами закрытых век, приводя себя в норму, а Миша сразу вспомнил сигарету, которую он давал парню. Значит, отец в курсе. Зато вот Саша был не в курсе, что отец знает. Наивный. Родители всегда всё знают. — Ты не думай, Миш… — заговорил вновь спокойнее. — Я люблю этого дурака и беспокоюсь за него. Просто не знаю уже как подступиться и что делать… Бить не хочу, знаю, что хуже только станет. Говорить с ним бесполезно, никто не авторитет, и я для него никто. Пф, пустое место и враг номер один. И не виню ведь…       Михаил молча вновь взял бутылку и открыл её, позволяя другу думать о своей главной проблеме в жизни — о сыне. Миша о нём ничего не знал, чтобы помогать и советы давать, и не был уверен, что сейчас было подходящее время, чтобы вникать в ситуацию. Святослав видно, что устал и сильно задумался, Миша тоже не располагал нужным настроением и силами для ещё одних проблем в своей жизни. Когда-нибудь — обязательно, но не сегодня. Не хотелось уже думать ни о своей жизни, ни о жизни друга.       — Садись, Слав. Давай выпьем. Давно спокойно так не сидели, — и улыбнулся, поймав напряжённый взгляд некогда синих глаз, что с возрастом стали терять цвет.       — В лес бы куда. Или на речку. На шашлыки… — загундел Святослав, ставя кружки на стол.       — Бога ради, не трави душу! — воскликнул Михаил и рассмеялся, вспоминая их последние шашлыки и попойку, в которой они утопили палатку, мангал и гитару. И никто до сих пор не помнил, как так вышло.       Сидеть и пить со старым другом без какого-либо повода — отрада для души. Особенно для той души, что уже забыла о том, каково это — расслабляться и ни о чём не думать. Ведь даже сны, когда должны отдыхать и тело и мозг, наполнены работой и бытовыми ситуациями. То рейды, то что-то из прошлой службы, то рождение ребёнка, то война. Ни журчания речки тебе, ни шелеста леса, ничего спокойного. Только напряжение, тревоги, страхи и скукота. Но Святослав, что сидел и рассказывал о чём-то весёлом со своей службы — был той самой таблеткой от депрессии, которая медленно накатывала на Михаила из-за всей неразберихи на работе, загруженности и отсутствия отдыха. И даже не веря во все эти депрессии и другие проблемы психики, Михаил чувствовал, как становилось легче, так же понимая, что пора давать по тормозам на службе и в жизни.       Психика чёрт с ней, а душа… Душа требовала отдыха, любви и исцеления.       — Можно на дачу ко мне как-нибудь съездить. Отдохнём по нормальному. Сейчас вот разгруз будет на работе… — мечтательно вздохнул Михаил и тоскливо посмотрел в окно, за которым впервые за долгое время светило осеннее солнце. — Митьку возьмём, он где-то под Клином живёт теперь, Серёгу можно позвать. Чисто, знаешь… мужская компания.       — Ох, Миша-Миша, — так же мечтательно вздохнул Святослав. — Я с радостью, — улыбнулся, подняв взгляд к другу. — Баньку бы ещё…       — Я надумываю баню сделать. Давно уже! Но времени никак нет… Да и деньги как-то вечно быстро заканчиваются для этого, — тихо усмехнулся и повернул голову в сторону выхода из кухни, что заворачивал в прихожую, где раздался звук ключей. — Твои пришли…       — Оля, наверное, — вздохнул Святослав и поднял взгляд к часам над кухонным столом, которые показывали половину третьего дня. — У Сашки сегодня семь уроков…       Миша припал губами к кружке, на дне которой ещё плескалось немного рома, и понадеялся лишь на то, что Оля не будет против, что её муж решил немного выпить со старым другом и товарищем. Ольга, конечно, женщиной всегда была понимающей на памяти Михаила, но кто теперь знал, как жизнь повернулась. Столько лет прошло, в головах у людей могло очень многое поменяться. Кто-то растёт вширь, кто-то разным богатством, а кто-то умом.       — О, ну конечно, — раздался насмешливый и совершенно не женский голос со стороны входа на кухню. — Встретились два алкаша!       Миша опустил кружку на стол и повернул голову к вошедшему на кухню пацану.       Саша стоял прямо в проходе, привалившись плечом к дверному косяку и смотрел на мужчин недовольным, колючим взглядом. Нижняя губа припухшая с небольшой ранкой посередине. И, что изменилось с последней их встречи, парень был бритым. Почти как заключённый, но, видимо, за всё то время, пока Михаил страдал от недосыпа, жены и усталости, волосы на голове парня уже успели чуть-чуть отрасти.       — Ммм… — промычал он с интересом, не ища конфликта с парнем, но понимая, что пацан искал конфликта с ним, — новый стиль!       Святослав облокотился руками о стол и закрыл лицо в ладонях, то ли стараясь не влезать в разговор друга и своего сына, то ли скрываясь от реальности в темноте под закрытыми веками.       — Да, хочешь такой же? — презрительно усмехнулся Саша, и Миша покачал головой.       — Боюсь, что жена не одобрит, — продолжал он мягко улыбаться, следя за парнем.       — А, ты подкаблучник, да?       — Что с лицом?.. — спокойно произнёс Святослав, наконец-то вынырнул из своих мыслей.       Михаил отвернулся от парня, больше не подогревая его и так жгучую к нему ненависть. А вот ему парень нравился. Живой, с горящими, пусть и ненавистью, глазами, неотступный и неприступный. Бунтарь-подросток. Миша когда-то был таким. Пионер, лишённый всего пионерского. Дрался, ругался со всеми, вопреки родителям и девушкам, что любили животных, отлавливал бродячих собак и кошек и отводил их на убой за один рубль. Умел прекрасно врать, понемногу воровал.       — Немного изменилось за день. Мне ж всё-таки шестнадцать. Вот, я подрос с утра, изменился чуть-чуть.       Миша опустил взгляд на пол, чуть повернул голову и вскользь посмотрел на костяшки парня, которые не были разбитыми и даже чуть покрасневшими. Думать Мише долго не пришлось — парень защищался, но вслух он об этом говорить, конечно, не стал.       — Когда ты повзрослеешь и поймёшь наконец… — скорее от отчаяния произнёс Святослав и покачал головой.       Саша промолчал.       — Ты же понимаешь, чем это может кончиться, — так же устало проговорил отец пацана, устало и без надежды глядя на сына. — На что ты надеешься? Чего хочешь?       — Всё сказал? Я могу идти? Алкашнёй воняет…       — Почему из школы так рано? — задал следующий вопрос.       — Прогулял. Пошёл на стрелку. Такой ответ устроит?       Святослав кивнул, опуская взгляд на свою кружку. Саша развернулся и, хромая на левую ногу, пошёл к себе. И когда послышался звук замка на двери, видимо, в комнату парня, Михаил посмотрел на друга.       — Он защищался, — сказал достаточно тихо, чтобы Саша за стенкой ничего не услышал.       — Я знаю, — выдохнул мужчина.       — Если я могу как-то помочь, Слав…       Святослав покачал головой, хватаясь за бутылку.       — Моя семья. Разберусь сам, ладно?       Михаил поднял ладони в примирительном жесте.

***

      Саша снял джинсы и посмотрел на синюю коленку, которую не только было больно сгибать и разгибать, а даже больно смотреть. Что с ней случилось — он не понял. В какой-то момент, когда он пытался сманеврировать между двумя парнями, что-то щёлкнуло где-то внутри и жгучая лава разлилась во всей ноге. Саша упал как подстреленный, ещё и локтем ударился об асфальт, а дальше уже ничего не смог сделать. Лежал, закрывая голову руками, и надеялся, что всё быстро и безболезненно прекратится. Кто ж знал, что люди, которые решили проучить зазнавшегося парня, окажутся не настолько отбитыми и будут следовать негласному правилу, что лежачего не бьют. Зато как толпой на одного — это всегда пожалуйста.       Черти.       Саша коснулся пальцем колена то там, то тут и на каждое прикосновение щерил уголок губы, чувствуя тупую сильную боль, обволакивающую всю коленную чашечку. Наверное, потянул что-то. На это Саша надеялся, а о другом и думать не смел. Если завтра не станет лучше, уже будет думать о худшем. А пока ни желания, ни сил. Он так устал от всей этой чёртовой недели, что даже на отца и его друга злиться не получалось. Даже на алкоголь, который он презирал, не получалось злиться. Всё, что хотелось сделать Саше — это отрубиться и проснуться лет так через сто, когда общество, которое меняться не планировало, всё-таки поменяется.       Монитор как стоял в одиночестве на столе, так и продолжал стоять. Телефон в квартире как был не подключённым, так таким и оставался. Как оставался и ноль на балансе мобилы.       Саша не был тупым подростком и школу, то есть некоторые предметы, любил. Он любил биологию, любил уроки ОБЖ и, конечно же, физкультуру. А ещё любил историю и обществознание, на котором любил спорить с учительницей по поводу несоблюдения большей части конституции и кодекса гражданами и самим государством. И что раньше вообще было лучше. При том же последнем царе, на что учительница всегда закатывала глаза и отвечала одинаково: «Революции не возникают на ровном месте, Александр. Всегда есть причина и хорошо всем — не будет никогда».       Саша полюбил эту женщину. С ней можно было поговорить на переменах и спрятаться от своего класса. Биологичка тоже была нормальной. Шебутной как мышь, с очками, которые напоминали Саше глаза стрекозы, но грациозной в движениях несмотря на хаотичность. А ещё она была доброй. Этого Саше хватало, чтобы время проведённое в школе, не казалось таким уж адом.       Эти два человека, кажется, готовы были защищать парня от нападок других учителей, что он бандит и его надо гнать из школы за своё поведение и взгляды. Уж историчка, которая также вела и обществознание, точно говорила с директором, убеждая его не ломать парню жизнь, выгоняя из школы. И что если уж они учителя — их обязанность привить мальчику нормы поведения в обществе. Раз уж родители не справляются.       Саше было плевать кто там чего хотел, потому что сам он меняться не планировал. Не в этом месте и не с этими людьми. Может быть, он не прав. Может. Парень внутри себя это понимал. Что в какие-то моменты жизни надо учиться отыгрывать другого парня. Подстраиваться под реалии, чтобы не огребать по полной. Но несмотря на собственное понимание этой ситуации, не мог изменить себе, считая это самым серьёзным проступком. Изменить взглядам, принципам, желаниям. Как можно жить дальше, когда ты себя самого не уважаешь? Смысл вообще жить, если общество не знает о том, кто ты такой на самом деле? Ты — личность. Такая вот да, неприятная для многих из-за своего поведения. Но ведь неспроста. Почему те, кто избивает его, не получают даже укоризненного взгляда в свою сторону, зато Саша хулиган, нацист и вообще премерзкая личность? Почему они могут быть теми, кем они являются, а парню надо натягивать на себя маску любезности и всеобщей любви ко всем людям на земле?       Домой хотелось с каждым днём всё сильнее. В тот дом, что он оставил позади себя. В настоящий. С дурацкими обоями в цветочек в своей комнате. С антресолью в стене, захламлённой его детскими игрушками. Но самое главное — хотелось к друзьям, с которыми он так и не смог связаться. Системник ему так и не вернули из-за поведения, телефон для звонка так и не дали из-за того же поведения.       «Может, попросить Мишу?» — пронеслось в голове, пока Саша рассматривал потолок, валяясь на кровати, и понял, что идея заранее провальная. Кто такой вообще этот Михаил и почему он должен дать ему телефон для междугородного звонка? Мать Тереза? Он мент. И несмотря на добренькую улыбочку, души и сердца у него не было. Сигарету дал — спасибо, блядь, огромное, но телефон уж точно не даст.       Но желание связаться с друзьями было таким сильным, что Саша готов был рискнуть и выставить себя наивным идиотом, что сначала ядом брызжет рядом с этим человеком, а потом ни с того ни с сего, просит у него телефон для дорогого звонка.       Интересно, сколько ещё они будут сидеть и нажираться? Так бы Саша вышел заранее и поймал мужчину, например, рядом с подъездом. Уж на глазах отца он точно не будет ни о чём просить.       Чтобы не пропустить тот момент, когда мужчина будет собираться на выход, Саша отложил дневной сон на потом и сел за уроки. В конце концов это всё, что ему оставалось. Кухня занята, хотя есть хотелось зверски, ведь в школе обедать не получалось из-за дегенератов из класса, что преследовали парня как подранка.       Не мог Саша переступить через себя и наладить отношения в классе. Ребята из него походили на стадо овец. Куда пошла одна — туда двинули и остальные. Саша был новеньким в классе и авторитета, несмотря на свою силу и навыки уличных боёв, не имел. Он был мало того, что никем, так ещё посмел обижать тех, кто давно являлся неотъемлемой овцой в стаде. И ладно бы его боялись как волка, так нет, его начали заблеивать и бодать как больную особь, чтобы он знал своё место.       Даже Настя, которая пришла вместе с Сашей из другой школы, отвернулась от него, видимо считая парня сумасшедшим расистом и нацистом, как его все называют. Или просто боялась, так же как и парень, вылететь из стада, к которому прибилась.       Саше было плевать, что он один, хотя с каждой прожитой неделей становилось всё тяжелее выносить напряжение, к которому он не привык. У него всегда рядом были друзья, в самые трудные минуты, в самые поздние и тёмные часы ему было к кому пойти. Теперь же он был один и всё, что ему оставалось, это выживать в одиночестве и терпеть оскорбления. Делать вид, что всё нормально и он обязательно со всем справится. Ведь это всего лишь школа. Подумаешь, он проводит там какие-то семь часов в день, большую часть которых его никто не трогает, так как идут уроки. Ну, как не трогает. Не могли причинить видимого вреда, а оскорбления и угрозы за вред Саша не считал. Простое рычание шавок в наморднике. Он тоже скалился. И показывал клыки вне школы, пока в ход не пошли кулаки. Уж свои личные границы он никому не позволит переступить.       Через час после Саши вернулась мать. Он слышал, как она говорила с другом отца и с самим мужем. Слышал стук в дверь, но не среагировал на него. Читал учебник по физике и пытался понять эти чёртовы уравнения для подсчёта, краем уха вслушиваясь в происходящее за дверью.       План позвонить с телефона Михаила Саша всё ещё не отпускал, но заранее со своей больной ногой выходить из квартиры не собирался. Да и на улице, несмотря на солнце, было довольно зябко.       Решив со скрипом пару задач по физике и взявшись за биологию, которая завтра будет третьим уроком, Саша уловил мужской смех, что становился всё громче, говоря парню, что отец и его друг двигались в сторону выхода.       Захлопнув учебник и схватив с кровати толстовку, которую снял, чтобы было не так жарко дома, Саша, терпя сильную боль в колене, кое он едва мог согнуть, вышел из комнаты и сразу столкнулся с отцом и Михаилом. Мент подарил парню ненавистную добрую улыбочку, а отец удивлённый взгляд.       — А ты куда собрался? — моментально заговорил мужчина.       Саша игнорировал отца, распаляясь внутри себя от его глупых вопросов. Кое-как обулся и молча вышел из дома, выпуская сквозь сомкнутые губы тихий стон.       Насколько глупо он поступал? Плеваться ядом в человека, а потом просить у него помощи — гениальная идея. И не у кого-то там, а у поганого мента, от которых Саша держался на расстоянии нескольких вытянутых рук. Будет ли это считаться изменой себе или Саня просто использует мужчину в своих целях? А если использовать объект ненависти в своих целях — это не измена?       Так или иначе, Саше не хотелось думать об этом, потому что он хотел связаться хотя бы с одним другом и объяснить, почему он так долго не выходил на связь. Услышать радость в чужом голосе и фразу: мы тебя ждём обратно. Всё, что хотелось Саше — это осознать, что он не забыт и ещё кому-то нужен. Что он не одинок, пусть и находился от своих людей в сотнях километрах.       Здесь, в Москве, Саша был чужим. Для всего и всех. Окрестности, люди, дома, даже дороги. Станет ли этот город для него родным или Саше придётся возвращаться домой? С друзьями, конечно, было бы попроще. Но он только приехал, для друзей нужно немного времени. Как свободного, так и времени в целом. А ещё желательно здоровые конечности, чтобы свободно передвигаться по городу и если надо, то убегать от кого-то.       Выйдя из подъезда, пацан встал возле двери и стал ждать Михаила, надеясь, что он решил уйти от друга, а не размяться, и что Саша сможет найти в себе силы и храбрость попросить у него телефон. А ведь чем больше проходило времени и чем дольше парень ждал мужчину, тем больше он понимал насколько эта идея была глупой: просить не просто у мента, а у незнакомого человека телефон для звонка на межгород. И ладно бы было что-то серьёзное, Саша сел не на тот поезд и уехал к чёрту на рога, но нет. Он просто хотел связаться с друзьями. И если для него это действительно серьёзная проблема, то для взрослых это будет обычной шуткой.       Писк двери вывел Сашу из размышлений и парень резко дёрнул головой на человека, что вышел из дома. Широкая фигура в чёрной ветровке с капюшоном на голове встала возле двери и вытащила из кармана пачку сигарет. Новенькую, ещё не распечатанную. Пальцы зашуршали шелестящей обёрткой, скомкали её в комок и убрали в другой карман, видимо, чтобы не мусорить. Следом открыли пачку, ловко достали одну сигарету и пихнули между губ, которые Саша не видел из-за капюшона.       Это был тот самый подэлитный мент. Друг отца. Чёртов Михаил, что мало того, что повадился приходить к ним домой, так ещё смел пить там и общаться с Сашей так, будто они старые и хорошие знакомые.       — Дай телефон позвонить, — прохрипел севшим из-за понимания абсурдности ситуации и неловкости Саша и сглотнул нервный комок, что встал поперёк горла.       Миша чуть вздрогнул, видимо, не ожидая кого-то увидеть рядом. Замер с коробком спичек в пальцах и повернулся в сторону голоса парня. Мотнул головой, скинув с себя капюшон и выгнул бровь.       — Испугал меня, — пробурчал он с сигаретой в губах и выбил из коробка спичку. На просьбу пока не реагировал. Чиркнул спичкой по коробку, рождая маленький огонёк и, пряча его в ладонях, поднёс к концу сигареты, чтобы раскурить её и следом блаженно затянуться.       У него бы ещё сигарету попросить. Свои кончились пару дней назад. Как и деньги.       — Позвонить? — вновь дёрнул бровью и откинул использованную спичку в сторону мусорки. Зажал сигарету меж двух пальцев и убрал её от лица. Выдохнул дым в сторону от парня и хмыкнул будто каким-то своим мыслям.       Колено ныло так сильно, что на злость по отношению к человеку не было никаких сил. Всё, чего хотела Саша — это получить ответ на свою просьбу.       — Да, позвонить, — чуть раздражённо буркнул парень. — Друзьям хочу позвонить.       — Ох, ну раз друзьям! — рассмеялся вдруг мужчина и полез в карман за телефоном. Саша не верил в то, что тот действительно собрался дать ему телефон для звонка. Он удивлённым и неверящим взглядом смотрел на то, как широкая ладонь доставала из заднего кармана джинс небольшой телефон, как пальцы перевернули его верной стороной и разблокировали. Вторая ладонь вернула сигарету к губам. Пощёлкал что-то в телефоне, получил сообщение. — У меня денег на телефоне нет, к сожалению, — вздохнул вместе с сигаретным дымом. — Так бы дал, — и повернул экран телефона к парню, чтобы он своими глазами увидел баланс на нём: один рубль.       Саша почти услышал звук того, как разбилась его надежда и мечта услышать хоть кого-нибудь. Опустил взгляд с телефона на мусорное ведро и захотел оказаться внутри.       — Родители не дают?       Парень покачал головой, даже не думая над вопросом и ответом. Не думал о том, кто стоял рядом с ним, размышлял лишь о том, что одиночество вечером, когда садится солнце, ощущается в несколько раз сильнее. А так как скоро зима, и день давно идёт на убыль, то Саша в полной мере ощутит то, каково это — быть одиноким и никому не нужным.       — Друзья — это важно, зря они так, конечно, — вздохнул Михаил рядом. — Будешь?       Саша посмотрел на сигаретную пачку в ладони мужчины и бездумно вытащил одну палочку. Так же молча и бездумно принял коробок спичек и вскоре затянулся.       — Чего тебе надо от меня? — спросил устало и привалился спиной к стене, чтобы можно было снять большую часть нагрузки с больной ноги. — Есть что сказать? Хочешь поучить меня жизни, как это делают все вокруг? Ну давай. Я весь внимание.       Мент рядом усмехнулся. Почти хрюкнул:       — Вообще-то это ты ко мне подошёл! Да и как-будто ты меня будешь слушать! Думаю, тебе отца хватает, и учителей в школе, чтобы ты ещё слушал незнакомого дядю-мента, а?       Саша одобрительно хмыкнул.       — Хороший пёсик.       — Сань, вот что лично я тебе плохого сделал? — пожал плечами Михаил. — Я так понял, что к органам у тебя своя неприязнь. Это понимаемо, нас многие не любят. Но я сейчас вроде как не в форме даже… Уж зла я тебе точно не хочу.       Парень раздражённо ощерился.       — Всё, пару раз угостил меня сигареткой, и мы теперь можем болтать будто хорошие друзья? Тебе что надо от меня? «Спасибо» за сигарету? Ну, держи! Спасибо, — и чуть поклонился, так и не отлипнув от стены, чтобы не мучить ногу. — Ты мне не нравишься, — сказал прямо, посмотрев в глаза, что больше не светили насмешкой и опьянением. — Ты, твоя работа, машина твоя уродливая, образ жизни. И мне похуй, чем ты занимаешься помимо работы. Я презираю то, что ты пьёшь. Желай мне что угодно — мне плевать. Просто держись от меня и моего дома подальше.       Мужчина дотянул остатки сигареты и откинул её за бордюр на траву. Накинул капюшон обратно и спрятал в карманах ладони.       — Понял, — сказал бесцветным голосом и прочистил горло. — Что ещё желаете, Ваше превосходительство? Может, мне из города уехать? Уволиться из органов, застрелиться?       — Последнее, если можно.       Миша как-то слишком нервно дёрнул челюстью.       — Многое на себя берёшь, мальчик.       Саша поймал его взгляд в тени капюшона и увидел искру неодобрения и зарождающейся злости.       Сколько там? Три ноль?       Но если быть честным с самим собой, то стало не по себе. Без доброй улыбки Михаил походил на берсерка.       — Давай я буду жить, как я хочу? А свои претензии и просьбы оставь другим.       Выдохнул как разъярённый бык и развернулся, чтобы уйти.       Саша тоже выдохнул, но облегчённо и пожелал менту разбиться по дороге. Выкинул свой окурок к окурку мента на газон и пошёл обратно домой, разочарованный своим поведением, что не смог ответить как следует и тем, что его идея со звонком с крахом развалилась.

***

      Михаил всю дорогу домой думал о том, что маленькому гадёнышу получилось вывести его на эмоции. И ладно бы всё было как раньше: Миша опешил от такой открытой ненависти и яда, но нет! Он разозлился. Без лавы в крови, зато с опасным холодом в груди, что сжимало сердце и лишало его абсолютно любых человеческих чувств. Хотелось заехать раскрытой ладонью Саше по лицу и повторно разбить ему губу.       И это плохо. Если Михаил начинает вестись на такие жалкие провокации — дело очень плохо. А если бы он ударил мальца? Он ведь просто глупый ребёнок, которому получилось додавить оставшийся нерв. А если бы это был, например, митинг или была бы задача следить за порядком на массовом мероприятии и какой-нибудь человек решил бы доебаться до оцепления из силовиков? Что то, что это — ужасно. То, что делает Михаил вдали от общественности вместе с друзьями из ОМОНа или из других ведомств — это одно, а то, что делает на глазах у простых граждански во время работы, очерняя всех служивых и особенно свою работу — совершенно другое.       Нельзя срываться при всех. И что бы такого не произошло — мужчине следовало бы хорошенько отдохнуть. Выспаться, провести день дома в тишине и покое. Но дома это было невозможным. И он не понимал свою жену, которая пилила ему мозги пластиковым ножом для пикника. Всё ходила, причитала, что нельзя так людей на работе загонять, зато как появлялось свободное время у этого бедного несчастного человека, так накидывала на него сотню дел, считая, что если не на работе, то уже отдыхает. Это бесило Михаила, но и слова против сказать девушке он не мог. Дурацкую мысль того, что он мужчина, а значит должен помогать — застряла занозой прямо внутри головы и достать её не получилось.       «Подкаблучник» — тут Саша сказал правильную вещь, ведь Миша почти никогда не отказывал жене. Любил её, оберегал и всегда прислушивался к её словам, стараясь становиться лучше. Ну а если на него кричали, то, наверное, за дело?       После душевных разговоров с другом возвращаться домой совершенно не хотелось. Хотелось отдыхать дальше, не думать об усталости, работе, что жизнь — это сплошное плато без чего-то радостного и слишком грустного. Всё стабильно, всё как у всех. И вроде неплохо, но под призмой усталости даже это начинало угнетать. Особенно тогда, когда в крови был давно забытый организмом алкоголь.       Дом встретил мужчину запахом чего-то вкусного и до жути знакомого. Михаил закрыл за собой дверь, стянул с себя ветровку и улыбнулся, когда увидел вышедшую из кухни девушку. Но Ксюша не была такой же улыбчивой. Встала у стены, сложила на груди руки и стрельнула презрительным взглядом в мужа.       — Как на вызов съездил без машины? — спросила она будничным тоном, а внутри Миши всё упало. — На метро ведь действительно быстрее…       Мужчина опустил виноватый взгляд с девушки на стену рядом. Что ж, тут он прогадал и выкручиваться даже не собирался. Уж кто — а лгун из него последние годы никудышный.       — Быстро вы справились.       — Ксюш…       — Даже слушать твои оправдания не хочу, — зашипела она, выпрямляясь и убирая руки с груди. — Я еле вытащила это время, зубами грызлась, чтобы нам сегодня выделили окно, а ты что сделал?..       Миша перевёл виноватый взгляд со стены рядом себе под ноги и вгрызся в нижнюю губу.       — Где ты был?       «Бегал» — подумал Миша. «Странно, но футболка сухая и совсем не пахнет».       Непроизвольный смешок вырвался сквозь сомкнутые губы.       — Очень смешно, конечно… я жопу тут рву, чтобы у нас хоть что-то получилось, а тебе на всё насрать! — перешла на крик девушка и Михаил тяжело вздохнул, поднимая глаза к потолку. Высокие ноты резанули по слуху, а раздражение, что накрыло его ещё при общении с парнем, не отступило, зато усилилось. Усталость тела и духа после громкого вскрика ударила так, что захотелось уйти, хлопнув дверью. Почему он любил её, всей душой, чистым сердцем, а она всегда кричала и была чем-то недовольна? Это угнетало. — Мы семья, Миш! Уже два года женаты! И я одна, кажется, стараюсь сделать хоть что-то для нашей будущей жизни! У семьи, знаешь, есть дети!       Миша не выдержал при очередном упоминании детей. Опустил взгляд на девушку и скрипнул зубами, чувствуя непривычное тепло под кожей в виде растекающейся по сосудам злости на жену. Дети. Всегда дети — это камень, что падал между ними и острыми краями задевал обоих. И если Михаил к боли, что внутри, что снаружи привык, то Ксюша, девушка хрупкая, от ран, которые открывались, чуть ли не истерила.       — Дети… — выдавил он, едва сдерживая себя, чтобы не перейти на другую стадию негодования. Стрельнул взглядом в сторону гостиной будто там мог кто-то стоять и протыкать его взглядом, не одобряя того, что он уже позволил себе разозлиться, и вновь посмотрел на жену. — Всегда ты начинаешь приплетать детей. Тебе самой не надоело?.. Я устал, Ксюш! — прикрикнул он, кажется, впервые и заметил, как округлились глаза девушки. А Мише понравилось. Сразу стало легче на душе. — Я уже сколько времени работаю как ишак?! Я могу хотя бы один день посидеть с другом и расслабиться как человек?! Чё ты прицепилась ко мне?! Миша сделай то, Миша, сделай это! Помоги, подвези меня туда! Я устал… — выдохнул и провёл ладонью по лицу, — ты гоняешь меня хуже начальства!       — Не смей кричать на меня… — почти прошептала девушка, но в конце фразы её голос дрогнул. — Я жопу рву, чтобы у нас была полноценная семья, а ты все мои попытки втаптываешь в грязь!       — А сейчас мы не полноценная семья? Я, наверное, не люблю тебя, изменяю? — хмыкнул он и развёл руками, действительно не понимая, почему это они не полноценные. — Или ребёнок для тебя — это завершающая нотка, чтобы выглядеть в глазах твоих родителей и друзей успешной?       Лицо Ксюши скривилось в попытках удержать рвущиеся слёзы.       — Я люблю тебя! Поэтому хочу родить от тебя ребёнка и подарить тебе сына! — крикнула, сорвавшись на слёзы и, толкнув мужчину в грудь, заставляя его ошарашенно отступить на шаг назад, стремительно пошла в сторону спальни, чтобы спрятаться там. — Придурок, блин…       Миша вздрогнул от громкого хлопка дверью и услышал тихое завывание, что доносилось до его ушей.       Ксюша плакала и виноват в этом был только он. Кажется, несколько следующих дней он будет спать на неудобном диване в гостиной и не высыпаться ещё сильнее.       Её брошенные в порыве слова задели что-то внутри. Тонкое и уязвимое. И даже если голос девушки уже утих, то он продолжал звенеть и вибрацией трогать ту самую струну, что колебалась и пока не планировала затихать.       Наверное, Михаил всего-навсего боялся этого ребёнка, потому что ничего не мог ему дать кроме своего трупа во время очередной командировки или сложного рейда. Он отберёт привычное, заберёт полюбившиеся риски мужчины, заставляя думать о ребёнке, привяжет к себе и окончательно разрушит его и без того нестабильную жизнь. Кем был Михаил, чтобы воспитывать детей, когда сам ничего в этой жизни не умел, кроме как служить? Он ведь не сможет бросить Ксюшу с ребёнком, чтобы жить дальше себе на радость? Он ведь любил её. Действительно любил. Выключив готовящуюся пасту, что кипела на плите, мужчина сел на стул и закрыл глаза, чувствуя, как проваливался в яму без надежды на спасение.