Бездомный снаряд

      Саша жил в ожидании компьютера, потому что мать из-за случившегося так и не разрешила ему позвонить, а домашний телефон, как оказалось, не работал из-за перебитого провода где-то в квартире. Саша не был мастером на все руки и оставил провод на профессионала, которого должен вызвать кто-то из родителей. И, пока отец занимался рабочими делами, закрывая какое-то там давно не закрытое дело вместе с подчинёнными, Саша выживал, просматривая тупые передачи по ТВ на кухне, оставляя телик в спальне матери, читал найденную в своём шкафу-купе книгу под названием «Гранатовый браслет», уже где-то слышав это название, и гулял по району, вызнавая, где можно купить сигареты.       Он нашел ларёк в подъезде соседнего дома, сунул горсть мелочи нагретую ладонью в маленькое окошко и забрал пачку.       Москва была… скучной. По крайней мере тот район, где обосновался Саша. Тот же город, в котором он жил, только людей побольше и огни на горизонте ярче. Дальше он заходить пока не планировал, так как изучал окрестности. Но вскоре он выйдет за пределы изученного и затеряется в другом районе. Всё равно делать больше нечего, а сидеть дома, смотря телешоу и погружаясь в свои тёмные мысли, у парня не было большого желания. А так и время летело быстрее, и не надо было сидеть в четырёх не родных стенах, и чувствовать присутствие матери недалеко от себя.       Единственное, что понравилось Саше — это парк. Почти лес! С речкой в овраге, с обточенными бобрами деревьями, тропинки, склоны. Он был действительно большим, можно было потеряться, что Саша и сделал три раза, но, благодаря своему длинному языку и бесстрашию перед незнакомцами, быстро выяснил как пройти на свою улицу и вскоре запомнил все дороги в парк и из парка.       Саша гулял даже тогда, когда приезжала бабушка, мать Святослава, которую он видел последний раз где-то полгода назад. И не сказать, что он хотел её видеть. Бабкой она была деспотичной и по поводу поведения внука всегда вставала на сторону родителей, даже не собираясь разбираться что к чему. Ни объятий для внука не было, ни слова доброго. Только нравоучения и запугивания, что в будущем он будет гулять только по тюрьмам, если не возьмётся за голову. Поэтому, когда она приехала вновь, Саша гулял, дышал воздухом, пытаясь привыкнуть к тому, что в новом месте пока придётся осесть. Ненадолго, но всё же осесть.       Вспоминать о случившемся разговоре и своих слезах не было ни малейшего желания. Сказал и не жалел об этом. Поплакал — ну и ладно. Не на пустом месте. Да и матери нужно напоминать о прошлом, чтобы не забывала, а то это она умеет мастерски — забывать. И делать это надо почаще. При отце желательно, чтобы тот тоже не забывал. И чтобы точно не забывал, что всё это на его совести. И сын бандит и больная жена, сломавшаяся вслед за пацаном, и переезд, и всё остальное.       Святослав приехал через неделю, как только он закрыл дело и собрал остатки вещей.       Не было тёплого приветствия, не было даже холодного «привет», когда мужчина появился в дверях квартиры. Саша даже не смотрел на него. Быстро нашёл взглядом свой комп, который тот поставил возле его комнаты и, забрав его, скрылся у себя, демонстративно громко хлопнув дверью.       А потом оказалось, что интернета в квартире тоже не было. Ни провода, ни точки — ничего. Всё это нужно было проводить.       — Мне нужен инет, — сказал он за ужином сразу и матери, и отцу. Кинул в рот кусок порезанной сосиски и посмотрел сначала на мать, что ела так, будто перед ней не еда, а что-то похуже, а потом на голодного отца, что уминал макароны с сосисками за обе щёки и, кажется, даже не жевал.       — Как только покажешь себя с хорошей стороны — будет тебе инет, — сказал Святослав с наполовину набитым ртом и потянулся к стакану с водой, который Саша быстро отставил в сторону дальше от отца, чтобы не дотянулся. — Саша, — предостерегающе рыкнул мужчина, поднимая взгляд из-под густых бровей на сына. — Не испытывай моего терпения. Я тебе спуску больше давать не собираюсь. Тут ты начинаешь новую жизнь. Вежливо, послушно и…       — Православно ещё скажи, — скривился он и стрельнул краем глаза на мать, что страдальчески закатила глаза к потолку и выпустила из тонких пальцев вилку. С ней Саша так и не разговаривал всю эту неделю. Ни слова друг другу. Да и пошла она.       — Последний раз предупреждаю, — почти по-животному прорычал Святослав, но на Сашу это впечатления не произвело. Он помнил случай на кухне, но спустя столько дней после случившегося, всё казалось не таким страшным. Ни отец, ни его поведение, ни то как он сына почти над полом поднял. — Стакан поставил на место и прекратил вести себя как свинья.       Этот приказ Саша попытался проигнорировать. Перепалка может продолжаться ещё очень долго, а ответ ему нужен сейчас.       — Я хочу связаться с друзьями, — сказал он и поставил стакан обратно перед отцом. Ради друзей можно попытаться вести себя адекватно. Это стоит того. Жертва с хорошим итогом. Пресмыкаться перед отцом или матерью он не собирался, но слушаться кое-где он мог. — Это мои друзья. Ты отобрал у меня мой дом, мой город и моих друзей. Я приехал сюда, как видишь, не создавая особых проблем.       — За это я привёз тебе твой компьютер, хотя мог бы этого не делать, — спокойно сказал мужчина и наконец-то сделал долгожданный глоток воды.       В старости ему Саша стакан воды точно не принесёт. Скорее принесёт воду, разбавленную ядом.       — Тогда дайте мне телефон позвонить им, — вздохнул Саша, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — На моём нет денег…       — Дорого, — следом ответил Святослав и намотал на вилку толстые столовские макароны. — Будешь себя хорошо вести и не испытывать меня — будет тебе интернет. Я всё сказал. Здесь я возьмусь за тебя со всей строгостью.       И это уже зацепило парня. Значит, раньше ему было по херам на сына, зато теперь, когда уже поздно что-либо исправлять, он решил стать ему кем? Отцом? Воспитателем, надзирателем?       — Пошёл ты, — шикнул Саша и резко встал из-за стола, скребя ножками стула по деревянному полу.       — Саша! — рявкнул Святослав и поднял на подлетевшего сына тёмный, злобный взгляд. — Заведёшь себе новых друзей. Нормальных. А я прослежу за тем, чтобы они были нормальными.       — Пошёл ты на хуй, — шикнул следом Саша и, чудом не попавшись отцу под руку, что резко потянулся за ним, выбежал из кухни и спрятался в ванной, быстро заперев дверь на щеколду.       — Сучёныш, — слышал он отца за дверью, который встал со стула и тяжёлым шагом прошёл к ванной. Мать привычно не вмешивалась.       Было ли Саше страшно? Было. Жалел ли он о сказанном? Нет.       Парень сел на бортик ванной, обхватив его пальцами, и уставился на тёмную дверь, напряжённо вслушиваясь в шаги отца за дверью.       Тот, кажется, не собирался врываться в ванную за сыном, чтобы впервые выбить из него дух. Вместо этого Саша слышал, как отец открыл дверь в его комнату. И это ему не понравилось. Затем послышался какой-то грохот, и сердце на миг соскочило с ритма.       Компьютер.       Вылетев из ванной, едва самостоятельно не снеся её с петель, он быстро влетел в свою комнату и увидел как отец остервенело вырывал из системного блока провода.       Это был его единственный бесперебойный способ связи с друзьями. Если бы был интернет. И отец решил отобрать его.       — Хватит! — выкрикнул он, стоя в дверях и не смея вмешиваться, будто не верил, что это реально.       — Я тебя предупреждал, чтобы ты меня не испытывал? — обернулся через плечо Святослав и взглянул на замершего сына. — Всё, сынок. Моё терпение лопнуло. Я сказал, что тут у тебя будет новая жизнь и я за тебя возьмусь? Наслаждайся своей новой жизнью, — хмыкнул и подобрал системник с пола. — Это я завтра поставлю себе в кабинет.       Драться с ним? Молиться? Падать отцу в ноги и просить не забирать компьютер? Как бы не так. Так унижаться Саша не будет. Точно не перед отцом. Унизиться — значит сдасться. Поэтому он покорно отошёл, чтобы выпустить отца из комнаты, хотя внутри всё надрывалось от того, что происходило и что он ничего не мог с этим сделать.       — Через два дня школа, — напомнил мужчина и вышел из комнаты сына, прихватив с собой системник. — Я пойду с тобой.       Всё, что оставалось делать Саше — это сидеть на краю кровати и смотреть туда, куда буквально пару часов назад он поставил системный блок. Теперь там вновь была пустота, и о компе, что вселял в душу парня надежду на общение с друзьями, напоминал лишь оставленный отцом монитор.       Хотелось выть или плакать, но Саша не позволял себе эти эмоции, понимая, что сейчас ему надо собраться, а не расклеиваться. Нужно быть сильным и не показывать ни отцу, ни матери, что ему тут плохо. Хотя сейчас ему было настолько плохо, что горло драло, а в носу свербило, несмотря на все собственноручно выстроенные запреты. Саша мужик, но хотелось плакать, реветь и орать от происходящего: что он тут и ни в чём не виновен, что он хочет обратно и скучает по родному дому. По своей кровати, по стенам, в которых вырос, по виду из окна на другой дом. Он скучал по дубу, что рос во дворе и по которому он любил лазить в детстве. Он скучал по всему, что вынужденно оставил позади. Ему тут одиноко и скучно. Всё, что ощущал Саша — это холод одиночества и тоски.       Парень хотел к своим друзьям. Дом там, где они, а не там, где отец и мать. Друг — его семья. И, сидя на кровати и глядя на одиноко стоящий монитор на столе, Саша понимал, что совершил ошибку, когда вернулся домой. Не нужно было возвращаться. Но он думал, что всё будет нормально. Что всё образуется само собой. И друзья говорили, что всё будет хорошо. Это ведь Москва! А Саша верил.       До утра пацан не выходил из комнаты. Закрыл дверь, лёг под одеяло и изо всех сил старался не заплакать, вспоминая покинутый город и всё, что он там оставил.       А на следующий день пришёл Михаил. Припёрся где-то в обед, оглушив квартиру громким: «Славянин!». Он был очень шумным и восторженным, а Саша, который проворочался половину ночи, в обед ещё спал. И разговоры, что раздавались прямо за его дверью, были очень раздражающими. Михаила захотелось моментально заткнуть и далеко не словом, а кулаком или чем потяжелее. Сон как рукой сняло.       И раз уж пришёл друг отца, очередной паршивый мент, как и батя, а у Саши со Святославом отношения в последний год более, чем просто сложные, парень не упустит момента сделать их ещё хуже. И вместе с тем даст знать Михаилу, что ему и тут не рады и никогда рады не будут. Поэтому Саша, быстро натянув домашние штаны, вышел из комнаты и, слушая басовитый голос гостя, скрылся в ванной, чтобы умыться, освежить свой помятый вид, и почистить зубы. Заодно и подумает, что такого можно сделать, чтобы испортить этим двоим встречу и не выставить себя клоуном. Думал и понимал, что своим поведением всё равно выставляет себя клоуном.       — Ну и плевать, — хмыкнул парень и сплюнул пасту в раковину. — Я подросток, мне можно, — улыбнулся себе в зеркало, пригладил разбросанные по голове чёрные волосы и сразу стушевался.       Он действительно выглядел помято. Саша вообще не любил свою квадратную физиономию. Угловатую челюсть, чуть пухлые губы, нос с небольшой горбинкой, густые тёмные брови. Из-за того, что парень часто хмурится, густота бровей добавляла ему несколько очков дикости и злобы, а если взглянуть на кого-то из-под этих бровей, так вообще караул. И глаза были посажены глубоко. Саша только благодарил жизнь, что они были большими, открытыми и не терялись в глубине и под бровями. Но добивало левое ухо, что чуть топорщилось, делая его малость лопоухим с одной стороны. Девчонки находили это милым, а Саша эту особенность просто ненавидел.       После бессонной ночи синие глаза были с воспалёнными белками, будто Саша не спал, а курил всю ночь напролёт, но кого это будет волновать? Когда вообще кого-то из его родных волновало то, в каком состоянии сын приходит домой? Один раз он пришёл с разбитым лицом и хоть бы кто среагировал. Порой Саше казалось, что это он сошёл с ума, а не окружающие его люди, и ему всё чудится. Ведь не могут родные себя так вести.       Иногда Саша хотел быть простым сыном и ребёнком. А потом желание быстро пропадало, стоило просто подумать о своей семье и жизни.       Михаил сидел спиной к выходу, поэтому вышедшего из ванной парня не видел, продолжая активно что-то рассказывать. Саша пропустил начало рассказа из-за шума воды, но, выйдя из ванной, уловил что-то про службу, пост, выходные и бла-бла-бла. Скучные разговоры двух ментов, которые живут работой.       — О! — воскликнул Михаил, наверное, наконец-то увидев вошедшего на кухню парня, что сразу прошёл к чайнику и молча включил его. — Сашка! Привет!       «Сашка» — мысленно фыркнул он. Будто ему не шестнадцать, а шесть.       Парень приветствие проигнорировал. Добродушная улыбка и эта его общительность раздражали. Был бы это кто-то другой, а не мент, и не знал бы Саша, что Миша ОМОНовец — другое дело.       — Саша, с тобой поздоровались, — устало вздохнул Святослав и парень ощерился, глядя на кухонный гарнитур и свою чашку, что всегда стояла недалеко от чайника.       — А я с ментами не разговариваю, — пожал плечами Саша и кинул в чашку чайный пакетик, чувствуя затылком две пары глаз.       Что-то ему это напоминало.       — Саша, — предупредительно рыкнул отец, но парень уже не замечал подобного тона и слов. Это просто рычание. Как у сварливой старой собаки, которая вечно чем-то недовольна. Не страшно — смешно.       — Да погоди ты, — встрял вдруг Михаил. — А что тебе менты сделали, а, Саш? Я без обидняков, если что. Просто интересно.       Саша тяжело вздохнул и закрыл на миг глаза, собираясь мыслями. А когда открыл их, на кухню пробились лучи солнца. Первые лучи за последнюю неделю. Тёплые и светлые. Жить захотелось! Саша даже не предполагал, что у них солнечная сторона, так как солнце в новой квартире ещё не видел. Наверняка у него из окна красивый вид. Впрочем, как и из кухни, но из-за дебильных штор было плохо понятно, что по ту сторону окон.       На вопрос Михаила парень так и не ответил. Он сказал, что не разговаривает с ментами, значит не разговаривает. Только это не выглядело так, словно Михаилу тут совершенно не рады. Это выглядело глупо и показушно. Слишком демонстративно, но Саша не успел придумать ничего лучше.       — Тебе здесь не рады, — всё же выдохнул Саша и повернулся к гостю и отцу, что резко поднялся из-за стола, наверняка намереваясь проучить сына. Только вот незадача — торс парня голый и схватить его можно максимум за короткие волосы на макушке. Или за штаны.       — Сядь, — махнул другу Михаил с лёгкой улыбкой и заинтересовано оглядел парня неподалёку от себя, обведя его взглядом от макушки до пят, как выставочный экспонат. Прислонился спиной к стене позади, поворачиваясь к Саше, и сложил руки на груди. Мощные лапищи быстро бросились в глаза парню и он задержал на предплечьях недовольный взгляд. Такие в бараний рог скрутят и не заметят, хотя качком Михаил не казался. Крупный, страшный, да. — В тебя характером, а? — быстро глянул на Святослава и тот тяжело, обречено вздохнул, опуская взгляд на стол, на который облокотился. Удивительно, как легко успокоился отец, стоило другу самому решить поговорить с его сыном. — Саш, давай поговорим.       Парень тоже сложил руки на груди, облокачиваясь поясницей о гарнитур позади себя. Михаил смотрел на парня с лёгкой улыбкой, и это бесило. Взгляд его довольный, сияющая улыбка на квадратной морде. Ещё и шея эта мощная. Будто перед ним сидит не человек, а машина для убийства. С таким не связывайся — об этом говорила его физическая подготовка, но уродливая добрая ухмылочка на лице и открытый ясный взгляд всё портили. Он бесил. Всем. Тем, что чёртов ОМОНовец, а не простой ППСник, что он друг отца и что на нападки парня не реагирует. Все менты на памяти Саши вспыхивали сразу, стоило только не так посмотреть в их сторону и обратиться к ним на «ты», но этот мент был другим. Сдержанным, дружелюбным и с отличной выдержкой судя по всему.       — Мусор поганый.       Следом Саша показал ему средний палец и Святослав снова подорвался из-за стола. Зато улыбка с губ Михаила пропала.       Два — ноль.       — Слав, оставь его, — кинул почти безразлично и отвёл взгляд от парня, что продолжал пялиться на мента за их обеденным столом. — Ребёнок, что с него взять. Я не при исполнении в конце концов. Остынь…       — Я остыну, — прошипел отец и Саша наконец-то перевёл на него взгляд. Седого, с красным лицом из-за злости, со сжатыми кулаками. — Я щ-щас так остыну!       — Доволен? — кинул Саше Михаил и выгнул вопросительно бровь. — Этого добивался?       Парень безразлично пожал плечом, безучастно глядя в серые глаза.       — Тебе здесь всё равно не рады, — сказал он, после чего ощутил пальцы отца вокруг своей шеи у затылка, что сжались и толкнули его на выход.       — Я это понял, Саш. Я это учту. Только вот решать не тебе — быть мне тут или нет, — услышал в спину парень, перед тем как упасть на пол, больно отбив ладонь. Святослав просто швырнул его на пол в прихожей вместо удара, но это было не менее больно. Не обидно, не страшно — больно.       — Через день школа, — рыкнул Святослав и скрылся за поворотом на кухню.       — Нихуя ты таймер, — фыркнул Саша и зашёл в свою комнату. — Календарь ебучий, — всё бухтел он, усаживаясь на край разобранной кровати.       Оставалось лишь надеяться, что там он найдёт ещё друзей.       Новый класс Сашу не пугал. Подумаешь, новые люди и одноклассники, есть вещи пострашнее. Например, оставить друзей в другом городе, а в новом существовать в тотальном одиночестве. У Саши даже собаки не было. Даже рыбок. Только недосемья и ебучие друзья отца. Святослав вот переехал, а у него и тут друзья, ему хорошо. А Саша всё не мог успокоиться от того, что сам остался один и со своими друзьями так и не смог связаться. А карманных денег и не давали, чтобы он мог своим позвонить, слив на роуминг всё бабло. Зато купил две пачки сигарет.       Первое сентября наступило так, словно до него ещё как минимум два месяца — внезапно, будто времени ещё вагон. Раннее утро казалось пыткой, когда Саша привык спать до обеда, гундёж отца, который не прекращал напоминать сонному сыну, что он едет с ним — угнетал. А хлопотание матери, что провожала сына в новую школу — бесило. Она пыталась сунуть ему какую-то иконку, что поможет в новом коллективе и с учёбой, пыталась его обнять и даже поцеловать в щёку, но тщетно. Саша вышел голодным, без иконки и без материнских объятий и поцелуя. Зато, как и было обещано — с отцом. Но самое ужасное этим утром было то, что отец был в форме, а это значило, что вся школа, а в особенности его класс, будут знать, что отец новенького — чёртов капитан милиции. Из-за формы батю даже игнорировать было сложнее обычного. Она так и бросалась в глаза парню, как тряпка для быка.       Это так же осложнит вливание в коллектив, потому что мусоров не любит никто. Особенно молодёжь. Их беспредел всем поперёк горла.       — Говорю первый и последний раз, — завёл шарманку Святослав, припарковав свою чёрную «Волгу» неподалёку от школы, — тут у тебя новая жизнь и твой папа-капитан выгораживать тебя не будет. Проблемы? Решаешь их сам. Подрался? Отвечаешь за свои действия перед школой и в детской комнате милиции. Тебя вдруг кто-то обидел? Разбираешься с этим сам и не бежишь ко мне жаловаться.       — Будто я это когда-то делал, — закатил глаза Саша и взглянул на свою школу, что уже видел, когда гулял по району.       Обычная коробка в три этажа и аппендицит сбоку, где был актовый, спортивный зал и столовка.       — Рот закрой и слушай меня, — гаркнул мужчина. — Я тебе больше помогать не стану. Я, во-первых, только перевёлся и положением рисковать не планирую, а во-вторых, ты меня заколебал уже, Саш. Всё. Новая взрослая жизнь с последствиями, за которые ты несёшь ответственность.       «Надо было идти в шарагу» — подумал Саша, вылезая из машины.       Ворота на территорию школы казались воротами в другой мир: шумный, пёстрый и пронизанный отчаянием. По крайней мере в глазах старших классов, что не интересовались происходящим. Разбились по кучкам и сонно общались друг с другом, изредка осматривая окружение, вроде грустных и перепуганных первоклашек или других младших классов, что были неиспуганными и сонными, но перевозбуждёнными от того, что снова встретились с одноклассниками.       Саша не подходил ни к кому: он не был безразличным как старшие классы, он не был испуганным как первоклашки и тем более он был не рад видеть новые лица. Саша просто был. Шёл уверенным шагом к женщине, что держала табличку с надписью «10а», и слышал позади себя тяжёлые шаги отца. Зачем они пришли на бесполезную уродливую линейку он не понимал, но спрашивать даже не планировал. Точно не у отца.       И особенно не тогда, когда она пестрила приезжими. Вопросы о школе резко вылетели из головы и остался только один вопрос: какого хуя.       — Какого хуя, пап? — озвучил он его сразу и повернулся к отцу, врезаясь с ним грудью и не позволив идти дальше, перегородив дорогу.       — Что тебе всё не нравится?       — Школа мне не нравится, бать! Ты нарочно, да?       Святослав проигнорировал слова сына. Поднял взгляд над головой парня и тяжело вздохнул. Отвечать ничего не стал, видимо, посчитав это неважным. Обошёл сына и пошёл дальше.       — Ольга Валерьевна, верно? — заговорил Святослав, подойдя к женщине с табличкой. Саша сразу поймал на себе несколько заинтересованных взглядов. И чем дольше вглядывался в толпу, тем больше видел чернобровых, кареглазых людей.       Стало чуть-чуть страшно. И этот страх раздражал. Он был иррациональным для парня, хотя самым краем разума он его прекрасно понимал. Чем-то под шкурой.       — Здравствуйте! — улыбнулась она широко. Ей на вид было лет тридцать пять. Кудрявая как пудель, каштановые волосы, синие тени над глазами и красные губы. Классическая училка. Пиджачок да юбка до колен, туфли. Скучно. — Святослав Николаевич? А это, наверное, Александр! Очень приятно! — рассмеялась она звонко, растянув красные напомаженные губы в улыбку. — Я твой новый классный руководитель. Сейчас в класс зайдём и я тебя познакомлю со всеми, идёт? Не потеряйся тут пока.       Саше вдруг стало настолько поебать, что он даже глазом не моргнул. Он пошёл в десятый класс, а с ним обращались как с первоклассником. Хотелось просто уже сесть за парту и знакомиться с ребятами. Он даже не мог понять, кто из присутствующих был в его классе. Всё так перемешались, что чёрт разберёт, кто «а», кто «б». Кто одиннадцатый класс, а кто десятый. А может люди, что смотрят на него, вообще девятый.       — Можно вас на минутку?       Что за дела у отца с его классной Саше тоже было всё равно. Он тяжело вздохнул и посмотрел на директора с остальным старшим педсоставом, что вышли на крыльцо школы с приветственной речью.       Саша скучал по своей школе и классу. И будет скучать до самого выпускного. Интересно, как там ребята без него. Как у них первое сентября проходит. Как там Игорь Борисович — их физрук? Будет ли он работать в этом году или его всё же уволили из-за того, как он себя ведёт с учениками. А их трудовик? Вообще мужик на вес — золота. И сигаретой поделится и научит основам токарного дела. И сделает это так, что даже самому ленивому интересно будет. А тут что за учителя? Вот физрук точно женщина средних лет с лицом таким, будто его несколько раз пытались исправить пластической операцией и всё безуспешно: морщинистое, обвисшее, недовольное и помятое не только жизнью, но и, кажется, мужем.       Саша вздохнул, взлохматил волосы на голове и оглянулся, чтобы ещё раз осмотреть толпу. И, кинув на неё быстрый взгляд, вновь увидел кареглазых людей восточной внешности. Школа будет весёлой. Наверняка отец постарался.       — Wilkommen to Moscow, мать вашу, — прошептал себе под нос Саша и тяжело вздохнул.       — Я пошёл, — шепнул на ухо Святослав и хлопнул сына по плечу. — Компьютер верну за хорошее поведение. Интернет получишь тогда же. Постарайся хотя бы немного, Саш. Ради себя постарайся. Успехов тебе.       — Ты нарочно, да? — хмыкнул парень, не обернувшись к отцу и проигнорировав всё сказанное.       — Что нарочно?       — Школу с хачами мне подобрал.       Мужчина позади него тихо рассмеялся. И этот смех очень многое сказал Саше.       — Конечно, Саш. Родословную всех учащихся поднимал. Не неси чепухи. Я сначала нашёл квартиру, а потом твою школу. Но так даже лучше. Научишься себя в руках держать. Я ушёл. Не позорься. Как себя покажешь, так к тебе и будут относиться.       Парень ухмыльнулся, изогнув губы в мерзкой улыбке. Сколько заботы! Сколько волнения за своего сына, который пошёл в новую школу! Аж тошно.       Саша не предпринимал никаких попыток познакомиться с новыми людьми, как и эти люди не планировали выяснять, кого это привёл мент. Все общались друг с другом и изредка вскидывали на директора скучающие безразличные взгляды.       — Саша, — раздался голос над ухом, и парень даже чуть вздрогнул от него, резко повернувшись. Классуха стояла позади него с дебильной табличкой, цветами и мило улыбалась. — У нас не ты один новенький в этом году. Тут ещё человек подошёл.       Женщина качнула головой на девушку рядом с собой и отошла в сторону. А девушка, явно услышав разговор, подошла к парню и мило ему улыбнулась, протянув руку.       — Настя.       Она была… хорошенькой. Такие не пользуются популярностью среди парней, но будут пользоваться среди мужчин, когда подрастут. Спокойная, аккуратная, без тонны косметики на лице. Натуральная, хотел бы сказать Саша, без загонов, но он не знал её лучше, чтобы делать такие выводы. Поэтому оценивал только увиденную оболочку, впрочем, как делают все люди при первой встрече. Распущенные русые, отдающие рыжиной волосы, веснушки на лице, чуть обведённые чёрным карандашом глаза, подкрашенные губы. Мило вздёрнутый нос, губы бантиком, на голове ободок, чтобы волосы не лезли. Обычная Настька для обычного Степашки. Саше такие девушки не очень нравились. Да и если быть честным с самим собой, Саша давно на них не смотрел. Как-то не до этого было. Он зачисткой занимался и правосудием.       — Саша, — улыбнулся парень и пожал тоненькую ручку.       — Как-то спокойнее на душе, когда понимаешь, что ты не одна новенькая, — усмехнулась она, неуверенно пожав плечами.       Саша просто пожал плечами, переведя взгляд на директора, что подводил какие-то непонятные итоги только начавшегося учебного года. Плевать ему было единственный он новенький или нет. У него страхи были другими — друзей потерять, которых оставил. А то, что он новенький — ну и что? Он открытый парень и общение любит. Не пропадёт. Главное, чтобы класс был адекватным и не начал наезжать на Сашу из-за того, что его батя мент.       После торжественной речи всех наконец-то начали запускать в школу. Саша не лез впереди паровоза и терпеливо шёл за своей училкой, чтобы не затеряться в толпе, и Настя почему-то держалась рядом с ним. Будто, раз они пожали друг другу руки, то сразу друзья. Саше пацаны нужны в друзьях, а не девушки. Свои пацаны.       Ольга как-её-там попросила новых учеников пока постоять за дверью, чтобы она угомонила класс, а после сразу представила новеньких. И пока Саша спокойно стоял за дверью и смотрел на плакат техники пожарной безопасности напротив себя, Настя не находила себе места: то ободок поправит, то смахнёт что-то невидимое с пиджака, под глазом протрёт, сумку перевесит на другое плечо. Даже раздражать начала. Вот Саша выглядел как потрёпанный жизнью человек и даже не парился на этот счёт. Надел первое, что было под рукой и пошёл. Умылся, зубы почистил и хорошо. А вот Настя явно готовилась и переживала: а как она теперь выглядит. Нормально — хотел бы кинуть ей Саша, но лишь тяжело вздохнул.       — Ты откуда перевёлся? Я вот из Кали…       — Заходите, — выглянула училка и пригласила новеньких в класс.       Настя сделала пару глубоких вздохов и робко вошла, а Саша сделал несколько уверенных и спокойных шагов, удерживая полупустой рюкзак на плече.       Он не слушал, что говорила женщина и как их представляла, смотрел на класс и изучал его, подмечая каждое лицо и взгляд. Девушек было большинство. Парней было от силы семь штук и первое, что бросилось Саше в глаза, это их национальность. Как минимум трое чеченцев и один узбек. Отец специально ему такой класс выбрал или это случайность? Чернявых девок тоже было достаточно, чтобы начать волноваться. Два эмо сидели на задних партах и было не разобрать девки это или пацаны. Сборище клоунов и выродков, а не класс. И здесь Саше учиться? Как минимум с частью класса общения не выйдет. А вот один пацан, что сидел на первой парте и смотрел в ответ, казался нормальным. Простой русский Ваня без какой-либо субкультуры. Спортивный, светлый, с улыбкой на лице.       И только потом Саша понял, что он смотрел на Настю, а не на него. Ну конечно. Кому нужен новый пацан, когда пришла новая девушка. Только если другим девушкам, но на них Саша не смотрел. Дружбы между мужчиной и женщиной всё равно не существует. А девушку из школы он не хотел.       — Настя, садись к Тимуру на вторую парту. Саша, а ты на третью свободную вот пока сядь.       И чуть подтолкнула парня в сторону второго свободного места. Саша бы всё отдал, только бы не садиться туда. Но медленно пошёл к пустующему месту на первом ряду третьей парты, изо всех сил стараясь держать себя в руках. В своей школе он выжил иностранца из своего класса, но тут это вряд ли получится. Там он был не один и не учился с первого года. А тут новый коллектив и сработают законы стаи. Новенького будут кусать, и если он окажется слабым — загрызут.       — Привет, — простодушно кинул парень с карими глазами и густыми, сходящимися бровями на переносице и Саша обречённо вздохнул. Плюхнулся на стул, кинул рюкзак рядом с партой и взглянул на своего соседа.       Чёрный взгляд под чёрными густыми бровями, тёмные губы на смуглом лице, смольные волосы. Чисто хач. Проклятый чечен. Саше было неприятно смотреть в эти глаза и видеть смуглость кожи. Ему были противны эти губы, растянутые в добрую улыбку, он ненавидел и боялся человека рядом с собой. От него хотелось бежать. И его хотелось покалечить.       — Привет? Ало, брат, — усмехнулся он и щёлкнул пальцами рядом с закипающим Сашей. — Будем знакомы! Давлат!       Что там говорил отец о новой жизни и терпении? Что его сын должен научиться держать себя в руках?       — Не брат ты мне, гнида черножопая, — ответил Саша и откинулся на спинку стула под изумлённое «ууу» от всего класса. Начало новой жизни положено.       Саше не страшно. Ему хорошо.       — Александр! — возмутилась женщина. — Следи за языком, пожалуйста. Ты только появился в нашей школе и уже отличаешься!       — У нас тут бритый не бритый нарисовался, — усмехнулся Давлат под гогот класса и причитания училки. — Так вот, нацик недоёбанный, — сказал почти на ухо Саше, сменив милость на презрение, — твоих тут нет, а класс у нас дружный. Даю тебе время до конца учебного дня извиниться и начать всё заново.       — Какое великодушие, — скривился Саша, сразу отсеивая мысли о том, что придётся просить прощения.       Год обещал быть очень весёлым. А дальше парень обязательно уйдёт из школы.       Что он мог сделать? Сказать ему «привет»? Пожать руку? Стать другом? Плюнув на все свои железные принципы и мировоззрение? Нет. Саша не переносил чёрных, не переносил узкоглазых и всех на них похожих. Он их ненавидел, презирал, боялся, хотел стереть в порошок и ничего с этим сделать он не мог и не хотел. И неважно, хорошие они или плохие. Все они поголовно террористы, насильники и педофилы. Пусть едут к себе. Один их вид выводил Сашу из себя и дружить с ними — значит предать себя и всё, что ему было дорого.       Плевать парню, что он превращает свою школьную жизнь в ад. На ней свет клином сошёлся? Нет.       До конца учебного дня Сашу никто не трогал. Ни его одноклассники, ни кто-то ещё. Никто даже не смотрел на него, видимо, из-за того, что произошло. И плевать. Только вот чем больше проходило уроков, тем больше Саша понимал, что даже среди тишины и игнора, жить в этой школе будет сложно — она пестрит приезжими. Словно отец специально выбирал такое заведение, да и его смех о многом говорил. И в связи с этим Святослава дома будет ждать серьёзный разговор с сыном. Саша уверен, что это его рук дело. Он сделает всё, чтобы окончательно испортить сыну жизнь.       Парень забрал учебники из библиотеки, переписал расписание с доски на ближайшие месяцы и только потом пошёл домой, уже зная дорогу, так как всю неделю проводил разведку окрестностей.       — Эй, лысый!       Саша проигнорировал выпад, сразу поняв, что обращались к нему. Но он не лысый. Хотя судя по последним событиям скоро таким станет. Возможно, прямо сегодня вечером. Машинка для стрижки была, постричься под ноль он всегда успеет, волосы ему не жалко — новые отрастут. Драться умеет, даже отлично, ничего не боится, взгляды, которые не хочет менять — имеет, с такие же как он сам по-любому найдутся в Москве. И, возможно, это даже к лучшему. И друзей новых обретёт среди них и будет чем заняться по вечерам. А эту школу и чернявых на хуй. И отца с его «новой жизнью» для сына на хуй. Саша сделает только хуже и пусть батя локти кусает, что вместо «лучше» сделал «кошмар» и для себя, и для сына. Переезжать вновь Саша не станет. Сбежит и никто его не найдёт. Пусть отец хоть ФСБ на уши поднимает. Похуй.       — Я с тобой говорю!       Саша остановился прямо перед воротами школы и устало потёр переносицу. Внутри так и чувствовал отсчёт на три, два, один. Спокойный и необратимый. Внутри штиль с приближающимися раскатами грома вдалеке. Ни бешеного пульса, ни страха, ни адреналина.       Тишина и спокойствие.       Машинка должна быть в ванной. В шкафчике рядом с раковиной. Кажется, парень видел её с утра. Несколько минут, и голове будет свежо. Пойдёт ли ему новый стиль — вопрос, ответ на который он узнает вечером.       — Саша-а… — протянул кто-то и парень обернулся на своё имя. Это уже другой разговор. Человеческий. — Чё мы тебе сделали? — спросил очередной кавказец из класса, имени которого Саша не знал. Устало вздохнул, закинул вторую лямку рюкзака на плечи и посмотрел в жгучие карие глаза напротив. — Вот давай по полкам — конкретно я что тебе сделал, скажи мне. А? Моя семья тебе что сделала?       Саша молчал, чувствуя сплошное отвращение от этого разговора и взгляда на себе. Необъяснимое ощущение. Он скорее ощущал себя бессознательным животным, чем разумным человеком, который мог отследить свои мысли и поступки. Ударить — вот что хотелось. Раз, второй, третий, разбить этот череп в осколки и размазать мозги по асфальту ногой. А потом блевать и бежать.       — Я неконфликтный человек. Но если так пойдёт, то жди беды — это мой тебе совет. Дома подумай, хочешь ли ты учиться в таких условиях. Скинов у нас в школе нет. На районе их тоже нет. Тебя тут никто не спасёт, даже твой батя.       — Воняет, — вздохнул Саша и наморщил нос, просто не имея возможности взять себя в руки и подумать над чужими словами. Его трясло изнутри от этого разговора и отвращения. В такие минуты он жил на инстинктах, а не разумом. — Жопу научитесь подтирать — тогда и поговорим. А… — сразу рассмеялся он, покачивая головой, — не по Корану…       Парень напротив ничего не сказал, но вся доброжелательность с его лица мигом улетучилась. Неконфликтный он, конечно. Знает Саша этих неконфликтных мусульман. Точнее не знает. Стоит что-то не так сказать и этот горячий народ убьёт тебя и всю твою семью. Как это там называется, кровная месть или дебилизм?..       А отсчёт внутри Саши в это время шёл на «два». Где было «три», он потерял. Где будет «один» — неизвестно.       А с утра всё было тихо и хорошо. С надеждами и оптимизмом в душе парня и глазах родителей, что провожали своего единственного ребёнка в школу.       — Следи за словами. Тебя никто не оскорблял.       — Прости, не понимаю бараний.       — Твой выбор мне понятен, — вздохнул чеченец и кивнул каким-то своим мыслям. И в это время внутри парня тихо и спокойно щёлкнуло, наконец-то эхом отсчитывая «один».       Набрал слюны во рту и, собрав её на кончике языка, харкнул в лицо парню.       Он заебался. Окончательно. Тихо и спокойно заебался. Так незаметно, что сам не ощутил момент, когда внутри него лопнул последний нерв терпения и смирения. И когда он начал дребезжать от напряжения? Вчера? Неделю, год назад?       Пизда дома бате и матери. Саша устал это терпеть. Устал ещё год назад, а сдался перед собой и миром только сейчас. Только сейчас — потому что он сильный.       Драка началась сразу, как харчок приземлился на лицо неприятеля. И Саша, как более опытный в уличных драках, быстро положил оппонента на лопатки, подминая под себя.       Чеченец был слабым. Он был жилистым, но силы в нём не было. Ни силы, ни ловкости, чтобы хотя бы что-то предпринять. Саша — дворовый бойцовский пёс, вгрызающийся в глотки домашним шавкам другой породы. Он закалён драками, закалён двором. В нём масса, в нём сила и животная ярость. А в хаче, что истошно кричал под ним, не было ничего.       Саша умел делать больно. Он умел пускать кровь. Он знал, как убить человека.       Жизнь отсчитала «ноль» тогда, когда его схватили за шкирку и откинули с верещащего парня.       Отец был прав, здесь у него будет новая жизнь. И рычаг, что опустил он сам, было больше не поднять.       Новый крутой вираж жизни в очередной раз швырнул его через всю машину, в которой он сидел не пристегнувшись.       И начался новый отсчёт.       — Ещё хоть одно слово в мою сторону, я вас тут всех порешаю, — рыкнул он собравшимся вокруг него людям и поправил на себе съехавшую от возни ветровку с рюкзаком. — Это не я попал к вам в школу. Это вы попали в мою жизнь. Хачи ёбаные.       Сплюнул на асфальт рядом с поверженным врагом и пошёл в сторону дома.       Никто не сказал ему ничего в ответ — это хороший знак.       Саша горел изнутри так, словно у него была лихорадка. Кулак, которым он вбивался в бок незнакомого одноклассника, пульсировал приятной болью.       Саша не был скином, но он их знал. Общался с ними, знал их взгляды, знал их повадки и законы. Не сказать, что в его городе было много правых, но они были, и парень знал каждого в лицо, как и они знали его, позволяя тусоваться в своих кругах несмотря на внешнее различие. У Саши было прозвище, позывной, который ему дал старшой из всей группы: Ягер. Если скины чаще просто устраивали кровавые пиздилки, то Саша искал как ищейка. Добычу для себя и для них. Вынюхивал, узнавал, следил с друзьями и потом вместе со старшим и его людьми устраивал разборки. Саша не был скином, но варился в этих кругах. Он не был нацистом, но готов был им стать. Уж если все считают его таковым — почему не следовать чужим словам? Не будет разочаровывать родителей. Он будет тем, кем они его считают и пусть родные наконец-то почувствуют разницу между обычной неприязнью и нацизмом, которые все вокруг так яростно вдалбливают в свою жизнь, называя Сашу нацистом.       Саша выдохся. Ровно в тот момент, когда открыл дверь в чужую квартиру и вдохнул полной грудью яркий запах крови. И кто дышал за него всё это время — тоже выдохся.       Отец был на работе и когда вернётся неизвестно. Зато дома была мать, что сразу кинулась к сыну, который вернулся из школы. Первый день в новой школе как-никак! Надо всё разузнать. Подскочила к парню и начала кудахтать, очень успешно игнорируя их недавний разговор и тишину.       — Отвали от меня, — рыкнул Саша, скидывая с себя рюкзак и ветровку. Он был на таком пределе, что мог ударить и мать, если она не заткнётся. — Не хочешь огрести от меня — просто уйди.       — Сашенька? — выдохнула она, сделав шаг назад.       Солнце, что струилось в прихожую из окна его комнаты — раздражало. Оно слепило и так ослеплённого яростью парня, и в некоторые моменты он просто прекращал понимать, что делает и что вообще происходит в его жизни. И невозможно было спросить у себя — а когда это началось. Он прекрасно знал когда. Дату, время, место.       — Хуяшенька. Скажи, — хмыкнул он, пнув кроссовки, чтобы не валялись посреди прихожей, — ты действительно считаешь меня скином и нациком? Я бандит, да? Давай, честно мне ответь только. Кто я для вас с отцом? — и взглянул на ошарашенную мать.       — Саш, — начала тянуть Оля, прижав к груди слабо сжатый кулак. — Кем тебя ещё можно считать? Ты…       — Я понял, — кивнул он и сразу пошёл в ванную, даже не дав матери довести мысль до конца. Ответ и без того ясный и решение тоже было ясным. Впрочем, другого он не ожидал. Слова матери лишь сильнее подстегнули его действовать.       Происходила такая муть, что даже разбираться не хотелось. Хотелось просто действовать, что Саша всегда делал. Мысли — это для баб.       — Саша?       Саша не слышал мать. Сердце долбилось где-то в горле над ключицами. Он смутно понимал, что делал, но всё равно делал.       Заперся в ванной, посмотрел в зеркало на свои чёрные растрёпанные волосы и провёл по ним пальцами. Всмотрелся в своё перекошенное яростью лицо и не увидел себя. Словно смотрел не в зеркало, а в экран телевизора и видел чужого человека. И, чем дольше всматривался в него, тем страшнее становилось от того, что он делал и что его ждёт. Что это не он. Он добрый человек. Он любит шутки и смех, он любит людей. Он любит своих родителей и гордится отцом. Человек, что смотрел на него в отражении — не Саша, но у него было его лицо.       Воспоминания о разводах крови на полу поднимали к горлу ком. Ощущение того, как острый нож входит в чужой бок всё ещё пьянило.       — Пошли все на хуй, — сказал он и открыл дверь шкафчика рядом с собой. Быстро нашёл взглядом машинку для стрижки и тяжело вздохнул.       Пара минут, жалкая пара минут — ничто по сравнению со всем днём, но для Саши они были самыми длинными за последние дни. Он жужжал машинкой и смотрел на то, как осыпаются его тёмные волосы в раковину, прядь за прядью. Смотрел на них и говорил себе, что всё это к лучшему. Новый город — новая жизнь. Отец хотел для сына новой жизни, он её сделал. Он считал его бандитом и нацистом? Наверное, не зря. Значит, Саша такой и есть. Все считают его плохим, все говорят, что его место в тюрьме.       «Ты не похож на скина» — пронеслось в голове голосом Михаила, и Саша взглянул на себя в зеркало.       Теперь похож.       Бритая голова казалась инопланетной для парня, который никогда себя таким не видел. Волоски кололи ладонь, кожа ощущала каждое касание и дуновение ветерка. Обнажилась пара шрамиков на виске и макушке, лицо стало ещё более грубым и недружелюбным, взгляд колол страхом и ненавистью. Саша не верил в то, что сделал, но он это сделал и теперь ещё сильнее боялся своего отражения, больше не видя в нём себя.       Кровь будто превратилась в раскалённый песок, скребя по артериям и сосудам. Сердце камнем билось в груди, собственный голос в голове стал грубым и глухим. Саша не понимал кто он и какие у него проблемы, раз он занимался подобным. Ему было страшно от того, что он сделал, но обратно сдавать не планировал. Он не скинхед — он его жалкая пародия. Он не правый и не нацист — он человек, стремящийся к мести. И он не ребёнок, потому что у него нет родителей. Но кто он в целом? И что у него есть, чтобы стать кем-то?       Почему-то впервые Саше захотелось стать никем.