Бездомный снаряд

      Саша не совсем понял, как нашёл в себе силы и смелость вернуться домой после того, как принял решение сбежать из него. Может, потому что не считал себя ни трусом, ни безответственным человеком? Он натворил много дел и от последствий никогда не бегал, а тут, видимо, не бегал от жизни, сколько бы песка она не кидала прямо в лицо. Переезд? Значит, переезд. Да и друзья к тому же сказали, что не забудут его и всегда будут с ним на связи. Кто-то дал контакты своих в Москве, кто-то обещал приехать сам, и это вселило столько света и надежды в сердце парня, что он больше не мог бояться своего будущего и того, что дом через несколько часов больше не будет ему домом.       Переезд — это приключение, а приключения Саша всегда любил. Много новых знакомств и мест, много сложностей, которые придётся решать, а ещё поезда. Саша обожал поезда и плацкарты.       Всё казалось не таким плохим, если внушить себе, что всё не так уж и плохо. Что выходы есть, светлое пятно впереди тоже присутствует, а прошлое всегда будет не так уж и далеко, чтобы беспокоиться о том, что оно будет забыто. Как и ты сам не будешь забыт теми, кого оставишь в прошлом. В конце концов, всё в твоих руках. И если Саша сказал себе, что вернётся, учиться-то осталось всего ничего, значит, вернётся. Москва — это не его дом и никогда им не будет. Ему стукнет восемнадцать и он поступит так, как всегда хотел — уедет от родителей. И если они будут в своей Москве, так и быть, Саша уедет из Москвы.       Стоя перед отцом после того, как вернулся домой, парень думал, что мужчина ударит его, таким злым выглядел: взгляд колол, руки сложены на груди, брови сведены на переносице, губы поджаты. Саша не решался переступить порог квартиры, не решался открыть рот, но вместо удара мужчина развернулся и через плечо кинул сыну, чтобы тот спустил вещи на первый этаж, потому что поезд будет через два часа, а ему ещё на вокзал их с матерью везти.       Саша неохотно зашёл в свою комнату, посмотрел на спортивную сумку, куда кинул всё самое необходимое, и вдруг поймал волну тоски. Тоски безудержной и очень горькой, потому что последний раз мог видеть свою комнату. Мебель оставалась здесь, что будет в новой квартире — непонятно, есть ли там комп — тоже остаётся загадкой. Саша сел на свою кровать, поднял взгляд к потолку и почувствовал застывшие в уголках глаз слёзы, ведь это его последние часы в этом городе. И последние минуты дома. Неотвратимые и быстротечные.       Он всё-таки не хотел уезжать. Ни из квартиры, ни из города. Он любил это место, любил своих друзей, любил свою школу и класс.       — Саш, ты готов? — послышался голос матери, которая появилась в дверном проёме. Парень посмотрел на неё: низкую, исхудавшую и вечно уставшую. Болезненного вида, с синяками под глазами, с ломкими рыжими волосами, которые всегда были собраны в хвост, с седыми волосками в прядях. Она давно не использовала косметику и походила на сморщенную курагу несмотря на свои тридцать восемь. Порой Саша не понимал, почему отец до сих пор рядом с ней и в то же время впадал в бешенство, если думал, как он бросит её или начнёт изменять. — Эх, хороший мой, — вздохнула она, словно увидела застывшие слёзы сына. Прошла глубже в комнату и села рядом с ним. — Я тоже не хочу никуда уезжать.       — Тогда почему ничего с этим не делаешь? — Саша фыркнул и отвернулся к стене, чтобы не сталкиваться с взглядом бледных зелёных глаз. — Впрочем, как обычно, — съязвил он себе под нос.       — У папы заработок. В Москве больше зарплата.       — Ты действительно думаешь, что он туда едет из-за денег? — рыкнул парень, вновь обращая взгляд к женщине. — Он из-за меня туда едет, ма! — крикнул он и увидел седую голову отца в дверях.       — В Москве себя будешь вести так же как и тут, поедем в другое место. И так до бесконечности пока не научишься вести себя правильно. Или пока в тюрьму не угодишь.       — Свят, — вяло вмешалась женщина, но мужчина не собирался её слушать. Кинул холодный взгляд на сына и исчез, направляясь доделывать свои дела. — Саш, — обратилась уже к сыну, что тоже не хотел её слушать. — Ты правда ведёшь себя очень плохо. Тот новый мальчик, которого ты с ребятами в школе избил, он ведь хороший…       Парень чуть ли не застонал от отчаяния и накатывающей злости внутри себя.       Только не это.       — У него папа в Чечне погиб месяц назад от рук боевиков. Ты думаешь, что он не один из нас, а ведь он такой же, как и мы. Да, он приехал оттуда, но это не значит, что он плохой!       — Блядь, — застонал парень, хватаясь за голову. От тоски и след простыл.       — Саша, — грозно произнесла женщина. — Не сквернословь хотя бы в моём присутствии!       Парень прикусил язык, чтобы не раздувать пламя внутри себя, и нагнулся к спортивной сумке в ногах, где были вещи первой необходимости: телефон, плеер и трусы с носками. Ну ещё пара футболок, джинсы и куртка на осень.       — Спускаемся, — раздался грубый голос Святослава, и Саша встал, сжимая в руках ручки от сумки. Отсчёт пошёл от десяти до нуля. Ещё пара минут и эти стены он больше не увидит. А если и увидит, то ещё не скоро.       Если мать не будет затыкаться, Саша сбежит на какой-нибудь станции и своим ходом будет добираться обратно до дома. Или до Москвы.       Сев в поезд на свою нижнюю полку в плацкарте, Саша подумал: а как он успел так быстро прожить все эти дни от вестей о переезде до этого самого момента, когда уже сидел в поезде и смотрел на то, как медленно начала двигаться картинка за окном. Казалось, прошло три дня, но будто пролетела всего секунда. Кто-то щёлкнул пальцами, а Саша уже вдыхал запах варёных яиц и курочки. Хрустел свежим огурцом и смотрел, как всё быстрее и быстрее проносятся за окном пейзажи.       А ведь так пройдёт вся жизнь.       Секунда, а ты уже в Москве. Ещё секунда, и ты выпускаешься из школы. Пара секунд, а тебе уже сорок и неясно куда тебя жизнь занесла. Жизнь, которая класть хотела на все твои мечты и планы.       Было по-странному горько и страшно от скоротечности бытия и невозможности иметь над ним полный контроль. Приключения, но немного не те.       Саша неподвижно сидел на своём месте и смотрел в окно, слушая музыку. Игнорировал попутчиков, игнорировал мать, которая предлагала ему перекусить котлетами и пюре быстрого приготовления. Он игнорировал даже музыку и думал о том, как легко согласился на переезд. Без истерик и скандалов. Да, сбежал, но всего на день, какая тут проблема и демонстрация своего отказа на переезд? Вот сорвал бы он поездку, первое сентября, довёл бы отца до нервного срыва — это другое дело. Но а так Саша, который мог много чего другого и дурного, просто согласился. Спокойно. Без проблем. Как пай-мальчик.       И чем больше проходило времени, тем чаще он думал, что ему всё-таки страшно покидать свой привычный мир. Его пугала неизвестность. Но самое страшное в этом было то, что его друзья остались позади. Потому что они его семья, а не те люди, с которыми он привык делить квартиру. Друзья его опора, его жизнь. Они появились всего год назад, но стали родными. Все пацаны без исключения. Он каждому безоговорочно доверял, каждому готов был помочь и днём и ночью, плевав на свои проблемы. Он им свою жизнь доверял. Кто-то из взрослых может сказать, что это ерунда, детская забава, но для Саши это было не забавой. Это было реально и очень сильно. И от этой силы, от своей настоящей семьи он сейчас всё быстрее удалялся под мерный стук колес.       Странно. И не укладывалось в голове. Что вот несколько часов назад он ещё сидел дома, а теперь ехал в поезде и смотрел, как за окном проносилась ночь, приближая его к новому дню и новому месту жительства и учёбы.       Почему-то новые одноклассники и школа не пугали. Саша о них вообще не думал и думать не хотел. Может, потому что рано, может, потому что не осознавал, что жизнь и там может подложить ему свинью. Даже скорее не верил в это. Он открытый рубаха-парень, если это не хачи и на них похожие, поэтому со всеми найдёт общий язык.       А, ещё менты, военные и прочая силовая залупа. Они тоже в понимании парня входили в категорию низших существ и в очереди на смерть стояли первыми.       Хотя его отец — герой. Прошёл первую Чеченскую. Штурмовал Грозный, ушёл по ранению, даже получил пару медалей, был гордостью сына. Когда-то был… А потом мировоззрение своему сыну сломал, убив и отношения с ним и всю его гордость за то, что папа — солдат и милиционер. Но об этом даже вспоминать не хотелось.       К удивлению Саши, мать не докучала сыну разговорами, а спала на месте напротив, повернувшись к нему спиной. Это вообще всё, что она делала, если не работала — спала. Как сурок или лемминг. И пока она спала, Саша мог отдыхать, не боясь быть втянутым в скучные нравственные разговоры.       Мать Саши, Оля, работала в церкви после того, как уволилась со старой работы, если это вообще можно назвать работой, ведь ей не платили ни копейки. Саша не знал кто она там — сестра, медсестра или уборщица. Просто знал, что она время от времени ходит туда и что-то делает. В квартире есть несколько, было, несколько икон, и теперь эти иконы ехали с ними в новый дом. То, что его мать была набожной, Саша никогда раньше не видел, поэтому и сейчас её веру не воспринимал всерьёз. Она ушла под купола с крестами только год назад, когда семья начала разваливаться, будто там пряталась как в бункере от шторма. И с тех пор из этой секты, по мнению парня, так и не вышла. А отец и не возникал. Ей спокойно — и ладно. Оля — хранительница очага и мать, а он — мужчина, который защищает семью и обеспечивает её. А то, что секса уже год нет, его, кажется, не волновало. Не то, что Саша следит за личной жизнью отца и матери…       На Казанский вокзал парень прибыл под вечер, когда на улице уже было темно. Отец говорил, что их должен встретить его друг, поэтому с вокзала Саша и его мать никуда не уходили — ждали человека. Парень сидел на лавке среди тяжёлых сумок, смотрел на снующих туда-сюда людей и рассматривал вокзал, а Оля, то и дела поглаживая вязаный белый шарф на груди, стояла недалеко и разговаривала с кем-то по телефону.       Внутри пахло бомжами и личностями, что не просыхают по несколько суток. Это очень сильно напрягало парня, который ненавидел таких людей. И он не понимал почему менты, что стояли группкой чуть поодаль, ничего с этим не делали, хотя было видно, что некоторые из тех, кто еле стоит на ногах явно ждут не поезд, а просто-напросто здесь живут. И вместо того, чтобы занять лавку, забравшись на неё с ногами, докучали действительно адекватным и трезвым людям, выпрашивая деньги и «позвонить». Если бы Саша был более враждебно настроен в тот вечер, он бы с удовольствием подошёл к ментам и спросил с них, но он был спокоен, поэтому бухтел внутри себя. А ещё, если бы настроение было чуть хуже, он подоставал бы одного или двух бомжей, провоцируя конфликт, чтобы привлечь к себе внимание сотрудников, сыграв в финале бедного и несчастного ребёнка. Но сейчас Саше было плевать на всё. Раздражал только запах и бездействие госслужащих. В конце концов, это, блядь, их работа!       — Я поссать, — сказал женщине и направился в сторону таблички, что указывала в каком направлении расположен туалет. Шёл и надеялся, что там можно будет нормально справить нужду, без задержки дыхания от затхлой вони и словесной перепалки с очередными бомжами, что посчитают раковину душем.       Мент, что вышел из туалета, убирая телефон в карман, чуть не сбил парня с ног.       — Нихуя какой здоровый, — вырвалось изо рта Саши и он поспешил прикусить язык, моментально поймав взгляд уставших, светло-серых, как снежная шапка на вершине гор, холодная и безжизненная, глаз.       С ним бы он не хотел встревать в перепалки. Слишком большой и уставший, может много чего наделать, несмотря на устав. Взгляд был таким пустым, будто перед ним был не человек, а его жалкая копия, что создана только для того, чтобы убивать преступников без предупредительного в воздух. Ещё и на голову выше парня и шире него раза в полтора. Морда кирпичом, чуть пухлая нижняя губа напряжённо поджата, виски бритые, затылок бритый и лишь на макушке ёжик из светлых, пшеничного цвета волос.       — Осторожнее, — прохрипел мужчина уставшим севшим басом и пошёл в сторону зала, обогнув пацана.       Шеврон ОМОНа на спине летней формы был слишком кричащим для парня. И как он не заметил того, что перед ним не простой мент — загадка, которую Саша не хотел решать.       Вот и добро пожаловать в Москву. Теперь тут не только менты, но ещё и элитные менты и под элитные менты, которые не только задержать и отпиздить могут, но и на бутылку посадить. И первый, с кем он столкнулся, конечно же, был под элитным ментом.       Руки после туалета Саша мыть не стал — всё равно испачкаются, стоит дверь в туалет тронуть, чтобы выйти, а ещё его ждала долгая или нет, дорога до нового дома. Поэтому вышел и сразу направился обратно к матери, стараясь не особо засматриваться на людей вокруг, чтоб не распалять себя.       Первое, что бросилось в глаза, это что тот здоровый мужик стоял рядом с его матерью. Второе — это взгляд матери, который был больше испуганным, чем безразличным. Саше сразу захотелось воткнуть что-нибудь острое ОМОНовцу меж рёбер. Может, мать парень и недолюбливал, но всё равно за неё готов был порвать любого руками, зубами, ногтями и всем тем, что даровала ему эволюция.       — Чё за проблемы? — сразу зарычал он, подходя со спины к мужчине, цепляя колким взглядом бритый затылок.       Странно, что у него не было при себе ни табельного, ни дубинки. Что там вообще ментовская под элита носит при себе? И что ему нужно от его матери? Документы проверить? Значит, у женщины, что выглядит так, словно вот-вот Богу душу отдаст, это пожалуйста, а бомжей ловить, что угрозу обществу представляют, это нам не надо и руки марать ни к чему.       — Сашенька, — вдруг улыбнулась Оля, забыв о своём испуге, — это Михаил, он нас довезёт до дома и поможет с сумками.       Саша не сразу понял о чем речь, поэтому промолчал. Посмотрел в глаза обернувшемуся мужику и увидел те самые холодные серые глаза, что видел пару минут назад.       Мужчина улыбнулся парню. Доброжелательно, искренне и широко. И либо Саша устал, либо не зря говорят, что улыбка меняет человека. Потому что с ней вся безжизненность из глаз мента вдруг пропала. Он стал человеком, а не его собачьей копией. Живым и открытым. Зубы белые, ровные, даже чёртовы ямочки на щеках были, что будто прибавляли ему несколько баллов обаяния и доверия.       Значит — это друг отца? Неудивительно, ведь у него в друзьях нет людей. Только псы закона. Бешеные псы закона, что глотку грызут по приказу и отпускают её только тогда, когда палку в пасть сунут, чтобы разжали челюсти. А ещё прохожий им мог кинуть кусок мяса посочнее, и они плюнут на то, кто их хозяин. Саша знает, проходил. И этот Михаил — один из них, только злее. Свирепее, сильнее и с большей властью в лапах. Чёртов оборотень.       — Рад знакомству, Александр! — усмехнулся мужчина и протянул парню ручищу. — Я — Михаил! С батей твоим служил когда-то.       Да, парень слышал, мать представила этого Михуила пару секунд назад. И руку Саша ему жать не собирался. К тому же, мент только из сортира вышел и, как и парень, руки мог не мыть. Поэтому Саша демонстративно сунул ладони в карманы ветровки и скривил уголок рта в мерзком подобии улыбки.       — Саша, пожалуйста, — взмолилась Ольга, — не позорься и отца не позорь.       Михаил опустил протянутую ладонь и тоже криво улыбнулся. Но совершенно беззлобно. Будто понимающе, чем запустил по венам парня волну негодования и злобы.       Понимает он всё. В лицо ему харкнуть захотелось за это понимание.       — Всё нормально, — усмехнулся он.       Саша молчал, и даже рот кривить перестал. Напустил на себя маску безразличия и экстренно думал, что делать и как быть. Вроде и ответить хотелось, но ответ в голову так и не шёл. Чтобы и задеть побольнее и вывести мужчину на горячий и опасный спор. Только действия. Опасные, мерзкие вроде плевка в лицо. Но это глупо и по-детски.       — Ладно, давайте с сумками помогу. Я машину на парковке оставил, пара минут пешком. Идём, — кивнул парню и, подобрав несколько сумок так, словно они ничего не весили, пошёл в сторону выхода.       — Идём, Саш, и, пожалуйста, будь повежливее, ладно? — шепнула сыну Ольга и пошла за мужчиной, придерживая на плечах белый вязаный шарф.       Саша остался стоять на месте, пустым взглядом провожая двух уходящих людей. И только когда и мать и друг отца завернули за угол, парень взял оставшиеся сумки и тронулся с места, направляясь за ними и так и не понимая, куда катится его жизнь, и когда будет следующий крутой разворот.       У Михаила был чёрный внедорожник. Судя по квадратной форме и размерам, обычный УАЗ. Некоторые сумки мужчина кинул в багажник на крышу, закрепил, а остальные поставил на заднее сидение позади себя. Мать молчала, стоя рядом с машиной и рассматривая привокзальную площадь, Михаил что-то печатал в телефоне, вылетев из реальности, а Саша наблюдал за мужчиной, стоя неподалёку и игнорируя окружение вокруг. Смотрел на серую камуфляжную форму, на широкие плечи, напряжённый взгляд серых глаз, поджатые губы и надеялся, что поездка будет весёлой, потому что ему есть что сказать другу отца. И как раз потому, что это именно друг отца, а не простой силовик, Саша обязан выставить себя идиотом и вывести мужчину на эмоции. Плохие эмоции. Этот Михаил сразу должен понять с кем он имеет дело. И потом должен уяснить, что дома, раз уж он друг Святослава, ему будут не рады. Никаких гостей, никаких чаепитий и тем более никакого спиртного.       — Поехали, — вздохнул мужчина и убрал телефон в карман куртки.       — Саш, садись на заднее, — сказал Оля и кое-как забралась на переднее сидение.       Саше пришлось обойти машину, чтобы занять заднее место рядом с сумками. Не то, что он хотел ехать впереди, нет, не рядом с этим человеком, но и позади как багаж ехать тоже не очень и хотелось.       Авто загудело, зарычало, Михаил выкрутил руль, и они двинулись с парковки, выезжая на оживлённую трассу. Саша прилип к окну, рассматривая незнакомые улицы и огни Москвы.       — Он тебе дал адрес? — подала голос женщина.       — Ага. Я знаю, где это, — ответил Михаил. — Ты сама-то видела квартиру?       — Нет, — усмехнулась Оля, пока Саша провожал взглядом улицы города, где ему предстоит жить. — Свят видел и сказал, что уютно, с ремонтом и недалеко от школы Саши.       — Очень внезапно вы решили переехать. Он мне месяц назад сказал, что думает про переезд, но обычно это занимает больше времени, чем какой-то месяц.       — Да я сама немного в шоке, но что поделать, — вздохнула женщина. — Если работа требует…       — Не работа требует, — встрял Саша и кинул взгляд на водителя, что спокойно вёл машину.       — Саша… — предостерегающе протянула мать, но парень её не собирался слушать — она не авторитет. И он сильнее неё. И морально и физически, поэтому в случае чего — задавит психологически. — Не начинай, я тебя прошу…       — Проси сколько душе угодно. Отец решил переехать, потому что я с его слов и взглядов — проклятый скинхэд. Нацист и бандит, — фыркнул он, прожигая затылок мужчины и ожидая реакции.       Началось.       — Саша, пожалуйста, помолчи и не выставляй себя клоуном!       Михаил на светофоре обернулся к Саше, вскинув брови, и пристально посмотрел на него. Буквально пару-тройку секунд, а парень вскипел внутри себя от его взгляда до бурления.       — Ты не похож на скинхэда, — ответил спокойно и отвернулся, продолжая разогревать кровь внутри Саши.       Сука.       — А ты прям знаешь много скинов? — фыркнул парень, складывая руки на груди. Хотя, он ведь мент. Естественно, он знает много скинов. И как раз потому, что он мент, Саша будет с ним на «ты». Хотя обычно парень более или менее воспитанный молодой человек и со старшими на «вы». Но тут без какого либо уважения, и пусть этот Миша знает об этом.       — Саша, Богом прошу, прекрати! — взмолилась женщина, и Саша мерзко улыбнулся, чувствуя, как воздух в машине начал накаляться и наполняться напряжением. И всё из-за него. Из-за его поведения, его слов и ненависти к ментам, один из которых сидел с ним в одной машине. И он ничего ему не сделает. Он ведь друг его отца. — Миша, прости его, я тебя прошу. Он совсем от рук отбился, я уже не знаю, что с ним делать… Ни я, ни Свят не справляемся.       — Подростки, — рассмеялся Михаил, проигнорировав абсолютно всё сказанное, и дал по газам, когда загорелся зелёный цвет на светофоре, позволяя двигаться дальше. — Саш, я знаю, чего ты добиваешься, но хочу заранее сказать, что твои попытки — тщетны. Чтобы задеть, надо меня знать чуть дольше, чем пять минут. И знать обо мне больше, чем просто имя. — коротко ответил он с улыбкой на лице. Саша видел лишь её край и ямочку на щеке. И иногда то, как сверкали белые зубы, в данный момент отдающие желтизной из-за уличного освещения. Он бесил. Весь мужчина, начиная от его улыбки и заканчивая тем, как себя вёл. — Ты можешь, конечно, продолжать дальше, но заранее говорю, что все свои силы ты потратишь впустую. Меня этим не проймешь.       Саша молча слушал всё, что говорил мужчина, следя за ним с заднего сидения. Слушал и молчал, запоминая каждую сказанную фразу, каждое телодвижение и интонацию. Слушал и горел внутри себя.       Игра принята.       — Это мы ещё посмотрим, — сказал затылку Михаила и медленно перевёл взгляд на Москву за окном.       Она не производила на парня никакого впечатления. Люди, здания. Только народу больше и уличные огни чаще. Город как город.       — А ты умеешь заводить новых друзей, — усмехнулся Михаил и Саша вновь посмотрел на бритый затылок. Поймал быстрый брошенный в него взгляд и нахмурился от такого заявления.       — Не друг ты мне, псина ментовская.       Улыбка быстро исчезла с губ мужчины.       Один — ноль.       — Саша, твою же ж! — не выдержала и крикнула Оля, поворачиваясь к сыну позади себя. — Мне сказать отцу, чтобы он пороть тебя начал?!       — Оль, — спокойно осадил её Михаил, — всё нормально. Оставь его.       — Прости его ещё раз, Миш…       — Всё нормально, — повторил он и на миг обхватил протянутую женскую ладонь. — Не извиняйся за него.       — Ты очень устало выглядишь, — быстро перевела тему Оля, отпустив мужскую ладонь. Саша быстро уловил отблеск света от золотого кольца на безымянном пальце Михаила. Интересно, он бьёт жену? Выглядел слишком добродушно, но обычно именно за такой доброй улыбкой скрывается самое настоящее зло. Вот его отец выглядел грозно, но на деле был добряком, а тут совсем другое. — Много работы? Свят говорил, что безвылазно сидишь…       — Есть такое, — вздохнул мужчина и потёр лоб. — Сегодня вот в двойную. Еле с начальством по поводу вас договорился. Да и то, если сейчас позвонят, придётся вас высадить и в срочном порядке ехать на работу. Вот, — стукнул по мигалке на приборной панели, — даже мигалку дали для оперативности.       — Ой, — вздохнула Оля, — и ты ещё нас возишь!       — Не сахарный, — усмехнулся Михаил.       «Бедненький» — с ядовитой ухмылкой подумал Саша и прекратил слушать глупые разговоры о том, какой Михаил несчастный и уставший и как они вообще поживают там и тут. Достал плеер из кармана ветровки, распутал наушники и принялся слушать музыку, скучающим взглядом провожая фонари за окном.       Последние дни так и не укладывались в голове. Словно всё ещё сон. Водоворот был таким сильным, что кружил голову и перекрывал дыхание. Его просто перехватывало секунду за секундой на каждом вираже. Гриха со своей сестрой, переезд, побег, который он сам окончил, схватившись за голову как послушный сынок, поезд. Теперь вот поезд был позади, а Саша ехал в чужой машине, в чужую квартиру без возможности сдать назад. А Витя в наушниках так вовремя запел:       «Больше надежд нету. Скоро кончится лето»       А лето действительно кончалось. Неделя. Осталась всего неделя. Холодная, одинокая и обещающая неясно чего. Неделя в напряжённом ожидании холодной дождливой осени.       УАЗ остановился возле девятиэтажки. Унылой, тёмной и заранее ненавистной Саше. В тусклом свете фонарей она казалась заброшенной несмотря на свет в окнах, обшарпанной и находящейся на краю Вселенной. Мерзкий, унылый, холодный, страшный дом, вгоняющий в беспокойство и тоску. Узкий двор с такой же девятиэтажкой напротив, старая детская площадка со скрипучими качелями, на которых гоготали подростки, гуляющие маленькие собачки по газонам и срущие на них же. Сашу передёрнуло от общей атмосферы безысходности и грязи, и ему резко захотелось домой. Так сильно, что слёзы вновь чуть застыли в глазах.       «Холодный ветер с дождём, усилился стократно.       Всё говорит об одном, что нет пути обратно»       Парень снял наушники с головы и посмотрел на мужчину, что заглушил мотор. Уставший и безразличный ко всему окружающему. Мать, кажется, спала. Она всегда спала в дороге. А ехали они достаточно для того, чтобы она могла заснуть.       — Помоги с сумками, — шепнул ему Михаил и тихо вышел из машины.       Саша даже не нашёл, чем можно было возразить из-за усталости и апатии. Убрал плеер с наушниками и тоже вылез из машины, так же как мужчина, тихо закрыв дверь, чтобы не разбудить мать.       Михаил встал у багажника и закурил, поднимая уставший взгляд к девятиэтажке. Саша едва сдержал в себе порыв попросить сигаретку, но в последний момент одумался и взял себя в руки. Ещё не хватало сигарету у мента стрелять. Надо будет искать ларьки, где ему смогут продать пачку. Столько дел…       — Видел квартиру? — спросил Михаил и опустил взгляд на парня рядом, прерывая его размышления. — А, блин, забыл, ты ж недавно о переезде узнал…       — Очень смешно, — устало скривился Саша и тоже посмотрел на дом. Не хотелось ему тут жить и всё тут. Где он вообще? Что за район? Как далеко от дома? Где школа расположена?       — Я и не… ладно, — вздохнул Михаил и потянулся к багажнику, зажав сигарету в зубах и обдав парня табачным дымом на выдохе. — Подсоби с верёвкой с другой стороны.       — Дай сигарету, — осмелился всё же Саша, вдохнув терпкий запах, и посмотрел на мента, что сразу удивлённо выгнул бровь, не выпуская из поднятых к багажнику рук, что в пальцах держали привязанную к металлу верёвку. — Жалко что ли?       — Да не жалко, но не положено… Батя знает?       Саша закатил глаза. Разговор окончен.       — Первая и последняя. Кто я такой, чтобы тебя жизни учить… — вздохнул Михаил и протянул парню сигарету и коробок спичек.       А вот тут парень был с ним согласен и быстро принял из пальцев мужчины сигарету с оранжевым фильтром. Не хотелось брать, но желание затянуться проигнорировать было сложно. Главное, чтобы отцу не сказал. Хотя парень уверен, что отец догадывался о том, что его сын курит. И вряд ли он что-то сможет с этим сделать.       — Отцу не говори, — буркнул парень. Так, на всякий случай. Если батя узнает, то будет кого винить.       — Я не стукач.       Хороший мент.       Парень зажал сигарету во рту и быстро помог с сумками, чтобы потом иметь возможность спокойно покурить, пока мать дрыхнет в салоне авто. Михаил стоял рядом и тоже дымил, глядя на дома рядом и тёмный двор, где обязательно должны водиться наркоманы и прочий сброд. Сашу всем нутром тянуло домой, будто через поры вынуть пытались душу. Не нравилось ему это место и всё тут. Плохо, некрасиво, тоскливо, уродливо. Это не Москва. Что угодно, но не она. И что угодно, но не его дом. Ещё и с друзьями не свяжешься, пока комп не купят. Или можно последние деньги на мобиле матери просадить на звонок. На своём привычно по нулям.       — Драться любишь? — решил поговорить мужчина, заметив разбитые костяшки парня при внимательном его осмотре, и Саша презрительно фыркнул. Дружеская беседа? Как бы не так.       — Мам! — крикнул парень и ударил ладонью по капоту. Сделал глубокую затяжку, треща кончиком и, когда огонёк дошёл до фильтра, выкинул сигарету в сторону. — Мы приехали!       Михаил рядом тяжело вздохнул, тоже откидывая бычок к бордюру.       Оля вздрогнула от резкого удара по машине и открыла мутные от сна глаза. Покачнулась как только вышла, схватившись за дверь, драматично приложила ладонь ко лбу и вздохнула. Ей Богу, княгиня из дешёвого сериала — подумал Саша и протянул ей самые лёгкие сумки, не ведясь на это состояние. Пару шагов сделает и всё наладится, он знает, проходил. Есть надо нормально, а не блюсти посты по поводу и без. И двигаться почаще, чтобы не ловить приходы от малейшего телодвижения, как это делает его мать. В старости будет настоящим Божьим одуванчиком. Худой, что просветить можно будет насквозь, немощной и блаженной. А, ещё богобоязненной. Как Саша мог об этом забыть.       Порой парню было противно от своей матери, но почему-то больше в нём было безразличия по отношению к ней.       — Я вас провожу, — сказал Михаил, что Саша услышал краем уха и сразу закатил глаза. Весь из себя такой добрый, хороший, отзывчивый, аж тошно. А как на задержания ехать, так дубинкой по хребтине людям или того хуже — по лицу. А уж то, что он может сделать с людьми после, Саша и думать не хотел — в жар кидало. — Сумки донесу и оставлю в покое.       — Спасибо тебе большое, Миш, — улыбнулась женщина и Саша в очередной раз закатил глаза. — Без тебя бы мы…       — Справились прекрасно, — встрял Саша и закинул спортивную сумку на плечо. — У тебя сын есть. И не задохлик какой-нибудь, а вполне сильный молодой человек, который может взять все эти сумки и за пару заходов дотащить до дома.       — Сашка, Сашка, — рассмеялась вдруг Оля и потянулась к сыну за объятиями, но парень вовремя и ловко от них увернулся. — Идём, Миш. Раз тебе пока не звонят, то успеешь и чая попить. Сумки мы уже завтра будем разбирать.       — Да не, Оль, — отмахнулся мужчина с вещами в руках и на плече, — спасибо, конечно, но я лучше сразу по коням. Мало ли какая ситуация возникнет.       — Не буду настаивать.       Саша выслушивать их любезности не планировал и сразу пошёл к подъезду, возле которого они остановились, надеясь, что это тот самый. И не прогадал, потому что мать и Михаил пошли к нему.       Внутри пахло сыростью и пылью. Под лестничной клеткой стояла чья-то коляска, на батарее валялись какие-то тряпки, под ней стояли миски с сухим кормом, видимо, для кошек, рядом с едой пара пустых бутылок из-под пива. Один лифт, который ехал чёрт знает сколько по времени, спускаясь будто не с девятого этажа, а со сто девятого, облезлые двери жильцов на первом этаже, грязный, липкий от чего-то пол.       Мерзкий подъезд мерзкого дома.       — Мы купили эту квартиру или снимаем её? — решил поинтересоваться о квартире Саша впервые с момента как узнал о переезде.       — Служебная, Саш. Нашу если продадим, то купим здесь свою, — объяснила Оля.       — То есть, это может быть на другом конце Москвы, и в школу мне надо будет ездить из пи…       — Переведём тебя в другую школу, ближе к дому, в этом нет ничего сложного.       — Ну да, клёво менять школы из года в год, — фыркнул парень и первым зашёл в лифт, который пропах псиной и ещё чем-то не менее неприятным. Будто кто-то проссал его угол, но в лифте так долго никто не убирал, что запах почти выветрился, но его терпкость осталась. — Там хоть комп есть?       — Папа привезёт остатки вещей. И компьютер тоже. Телефон есть, так и быть позволю тебе позвонить друзьям.       — О, ну спасибо! — воскликнул Саша и посмотрел на какой этаж нажал тонкий палец матери.       Девятый.       Михаил остался ждать второго захода, так как все вместе они просто не помещались в лифт.       Этаж Саши был чистым и просторным. Лестница на крышу, лестничный пролёт ниже, квартиры с двух сторон от лифта, окно напротив, ничем особо не воняет, да и дверь в его квартиру стояла новая. Сама же квартира действительно была с ремонтом, от чего парень свободно и облегчённо выдохнул. Чисто, аккуратно и даже пахло побелкой, а не бомжатником. Небольшая прихожая, дверь в комнату напротив, небольшой коридор направо с комнатой в конце, небольшой закуток слева, а дальше ванная с туалетом и кухня. Везде постелены ковры, на стенах висели небольшие картины с пейзажами, тёмные обои зелёного цвета, тусклый свет люстры под потолком, коричневые плинтуса. Саше нравилась эта мрачность, а вот мать была не в восторге.       — Ой, как тут темно! — воскликнула она, кидая сумки в прихожей. — Какие обои! Господи! Надеюсь, так не во всех комнатах… Саша, твоя вот эта, она поменьше, — и указала пальцем на закрытую дверь, что была прямо напротив прихожей. — Но можешь взять любую. Папа сказал, что та, что рядом с прихожей твоя, но я думаю, что…       Дальше парень её не слушал. Скинул кроссовки, прошёл к двери и открыл её. Окна комнаты выходили на большой парк, даже лес, что находился напротив дома, и на дорогу, чуть дальше от него. А за парком была оживлённая Москва, пестрящая вечерними огнями.       — Хм, — только и произнёс Саша, одобряя вид из окна.       Шлёпнул пальцами по выключателю на стене и причудливая люстра осветила небольшую комнату. Справа компьютерный пустующий стол, прямо рядом с ним стояла двуспальная кровать, напротив кровати шкаф-купе, рядом со шкафом простой торшер и на этом всё. Маленькая комнатка, такие же тёмные обои, что и в прихожей с коридором, тёмный ковёр под ногами. Саше определённо нравилось. И пахло свежо. Ни кислятины, ни затхлости. Ремонт и свежесть. Конечно, не его комната, но и в новой обстановке он видел много чего приятного.       Оптимистичный настроен подъедала только тоска от того, что друзья остались дома. Не будет прогулки завтра или послезавтра. Не будет погонь, Саша не будет принимать участие в поимке педофила, что приставал к Алинке. Всё это осталось очень далеко. И тут он совершенно один.       — А тут уютно! — раздался воодушевлённый голос Михаила, что принёс остальные вещи, и Саше стало совсем тоскливо от его тона и слов.       Комната-то хорошая, квартира тоже, но вот всё остальное — дрянь. Жизнь, расстояние, семья. Темнота за окном, холод несмотря на лето, вынужденное одиночество неясно из-за чего. Из-за того, что он плохой человек? Плохой ребёнок? Но разве не среда, в которой ребёнок растёт, делает из него того, кем он становится? Так говорил кто-то из учителей. И Саша ему верил. Разве может ребёнок вообще быть плохим? Разве мать и отец не понимают почему он стал таким? Или легче закрыть глаза на то, что сломало сына, ведь главное самому быть спокойным. Легче винить кого-то, а не себя, пусть даже собственного ребёнка. Только почему Саша отыгрывается за всех?       У него была жизнь в родном городе. Друзья, квартира, занятие, а тут нет ничего. Только он сам. И одиночество было таким удушающим, что парень не выдерживал его. Ни его, ни мыслей того, что его винят во всём, что происходит в их семейной жизни. Что это он плохой, а не отец и вся система правопорядка и правосудия. Что это он бандит, а не те, за кем он охотится. Никого не волнует, кто такой Саша. Всех волнует только как он себя ведёт. Никто не задаёт вопросов, чтобы понять, почему он такой. Нацист, скинхэд, бандит и малолетний преступник, по которому плачет колония — вот кто он для окружающих.       Может, действительно стать скином? Хоть где-то он оправдает ожидания родителей.       — Тут темно! — вновь воскликнула Оля, и Саша сел на кровать, поднимая печальный взгляд к мужчине и матери, что стояли в прихожей и осматривали её.       — А мне нравится, — улыбнулся Михаил, обнажая ряд зубов. — Саш, тебе нравится?       Нравится ли ему? А что нравится? Квартира? Да, вполне. Нормальная, жить можно. Хочет ли тут жить Саша? Его никто не спросил.       — Пошли вы все, — произнёс устало и лёг на кровать, поворачиваясь к людям в прихожей спиной. Поджал к груди ноги и уставился на городское засвеченное огнями небо за тюлью на окне.       — Ему нужно немного времени, — тихо сказал Михаил, и Саша закрыл глаза, сражаясь со слезами внутри себя. Он хотел домой. К друзьям. — Сложно друзей оставлять.       — Да я понимаю. Но это ему во благо…       — Не сомневаюсь, Оль. Пойду я, служба зовёт!       — Конечно, Миша, спасибо тебе огромное! Заходи, как появится свободное время! Свят где-то через дней пять, говорил, приедет.       — Я постараюсь. Но когда появится свободное время — это уже вопрос другой, — усмехнулся он. — До встречи, Оль, рад был тебя повидать, хоть и вот так вот скомкано…       — И я тебя, Миш, и я тебя…       — Пока, Саш, рад был с тобой наконец познакомиться!       Когда дверь закрылась, парень не выдержал и заплакал, впервые чувствуя себя никому не нужным. Вдали от дома, в незнакомой квартире, без семьи и друзей. И всё, что хотел Саша — это вернуться домой. В свои счастливые четырнадцать лет. С друзьями, с девушкой, с семьёй. Всё хорошо, всё как у всех. Жизнь, отношения, семейные праздники.       — Сашуль, ну ты чего…       Шаги матери остановились возле его кровати, и вскоре её край промялся под весом женщины, что села рядом.       — Сашенька, родной мой, ну что стряслось… Всё наладится. Найдёшь ещё друзей. Получше этих своих бандюков! Бабушка обещала приехать, она ж тут недалеко живёт теперь. Ты её сколько не видел?       Матери хотелось врезать. За то, что не могла оставить его наедине со своими слезами, что заткнуться не могла и оскорбляла его друзей, по которым он уже скучал; за то, что они здесь и что она никогда и ничего не делала для того, чтобы её ребёнок вновь стал собой. Она раздражала. Абсолютно всем.       — Отъебись от меня, — рыкнул парень и отодвинулся дальше под ошеломлённый вздох матери. — Нихуя больше не наладится. Давай, делай и дальше вид, что я во всём виноват. Потакай отцу, соглашайся с ним во всём. Сделай так, как ты делала всегда — просто отвернись от меня. Я ведь плохой сын, да? — хмыкнул и утёр сопливый нос о покрывало. — Легко было забивать на сломанного сына? Говорить всем, что всё хорошо, что это не я в психушке лежу, а отдыхаю у бабушки. Мало ли кто не так подумает, что в нашей семье, оказывается, псих живёт, — всё говорил Саша, продолжая сверлить заплаканными глазами тёмное небо за окном и гореть изнутри от обиды, злости и несправедливости. — Я, кстати, так и не переношу запаха крови. Это так, к слову, — напомнил он и хмыкнул, шумно вдыхая заложенным носом.       — Ой, — вдруг раздалось позади него, и чужой вес с кровати быстро исчез.       Мать встала. И Саша был уверен, что одна её ладонь легла поверх груди. Прямо на сердце. Её бедное и слабое сердце, которое не переносило ни одного напоминания о прошлом.       — Ой-ой-ой…       — Да, — выдохнул парень и ещё раз утёр нос о покрывало. — Я плохой сын. Я виноват. Бандит, нацист. Кто я ещё для вас за спиной?       Саша слышал, как мать подошла к дверям, что-то бормоча себе под нос. Слышал машину без глушителя, что пронеслась где-то под окнами. И слышал свои жужжащие мысли.       — Уходи, давай. У тебя это прекрасно получается. Продолжай делать вид, что всё нормально. Что это я ущербный. Пожалеешь меня потом, когда отойдёшь и вновь сделаешь вид, что ничего не было.       — Ой-ой… — раздалось уже совсем глухо, и Саша закрыл глаза, зарываясь лицом в покрывало и открыто зарыдал.       Потому что заебало всё.