Сладкая отрава

Дорогие читатели, данная глава не совсем новая ... Приняв во внимание ваше мнение о том, что Китнисс слишком отдалилась от канона, я постаралась добавить ей немного "вхарактерности" :) Поэтому текст главы в тех частях, где участвует Китнисс, сильно поменялся )) Надеюсь, стало лучше?? :)

p.s. Предыдущую главу тоже подправила )

***

      Просыпаюсь от собственного крика. Резко распахивая глаза, дергаюсь вперед и стараюсь сесть в постели. Чувствую, что вся кожа покрыта липким потом – когда приходят кошмары, такое часто случается. За окном еще темно, ночь по-прежнему властвует над миром.       Пытаюсь успокоить частое сердцебиение и подспудно осматриваюсь вокруг. Китнисс я обнаруживаю практически сразу: она сидит на краю моей кровати, настороженная и испуганная одновременно. Кажется, все в ее позе напоминает мелкого воришку, застигнутого на месте: еще мгновение, и она бросится прочь.       – Плохой сон, – зачем-то оправдываюсь я, а Сойка понимающе кивает.       Что она делает на моей постели? Мне смутно кажется, я слышал сквозь сон, как Китнисс звала меня по имени. Только вот зачем бы ей это понадобилось? Скорее всего, показалось, решаю я.       – Мне тоже, бывает, снятся кошмары, – произносит Сойка, отводя грустный взгляд. – Раньше... они проходили, когда ты был рядом, – очень тихо добавляет она.       Ощущаю некоторую неловкость с привкусом злости: где были эти нежные признания, когда мне было это важно? Теперь мне все равно.       – Извини, что разбудил тебя, – говорю я, но Китнисс только пожимает плечами.       – Я и так не спала, – отвечает она. – Знаешь, я хотела дождаться тебя вечером, но ты все не шел...       Подозреваю, что дальше мне предстоит выслушать очередной поток возражений, касающийся нашей свадьбы, и уже открываю рот, чтобы возразить, но странный звук отвлекает меня. Урчание желудка. Не моего.       Хмурюсь, а Китнисс выглядит смущенной.       – Когда ты в последний раз ела? – строго спрашиваю я.       Сойка поджимает губы, но когда отвечает мне, в ее голосе чувствуется вызов.       – В камере, и?       Раздражение почти сразу дает о себе знать.       – Ничего не хочешь мне объяснить? – требую я.       После того как я вчера запер Сойку в комнате, то распорядился, чтобы безгласые следили за тем, чтобы она регулярно питалась. Не думаю, что прислужники рискнули бы вызвать мой гнев, нарушив приказ.       – Ну, так что? – я все еще жду ответа, но упрямица молчит, скрестив руки на груди.       Злюсь на нее и делаю резкий выпад в сторону. Китнисс не ожидала подобного, поэтому, не успев среагировать, оказывается прижатой к постели моим телом. Я удерживаю ее руки по обе стороны от головы, а ногами сдавливаю бедра Сойки. Наши лица на одном уровне, а яркие серые глаза смотрят в мои, не мигая.       Даже поверженная, Китнисс все равно не собирается объясняться.       – Ты запер меня здесь, и эта комната ничем не отличается от темницы, в которой я была до этого! – выпаливает она, сверкнув глазами. – Так к чему эта наигранная забота о моем питании?!       – Дура! – вырывается у меня. – Тебе надо есть, ты тощая и можешь заболеть...       Заболеть, умереть и оставить меня одного – мысли, которые я не озвучиваю вслух. Хотя, умереть с голоду у Китнисс точно не выйдет – я не позволю ей так просто избавиться от моего общества! Если понадобится, буду насильно запихивать в нее пищу, но не дам загубить несчастное тело.       Китнисс выглядит обиженной моими словами, и я внутренне соглашаюсь, что прозвучало грубо.       – Заболеешь, а тебе еще рожать, – добавляю я, вспоминая зачем, собственно, я притащил в свое жилище ту, которую не люблю.       Брови Китнисс недовольно сходятся на переносице, и она пренебрежительно фыркает, словно отмахиваясь от моих слов.       – Слезь с меня, – говорит Сойка, напрягая руки, будто пробуя свои силы.       Перевожу взгляд на пространство между нами – мы слишком близко, я чувствую тепло ее тела. Волнительно. Делаю какое-то инстинктивное движение бедрами, сильнее сжимая ее ноги, и щеки Китнисс вспыхивают. Вероятно, от смущения. Или… она чувствует то же приятное напряжение, что и я сам?       Ее лицо так близко. Слишком близко. Сойка, похоже, злится, но от этого выглядит еще более привлекательной. Мой взгляд задерживается на ее губах. Чуть приоткрытых и таких манящих. Наклоняю голову ближе к Китнисс. Ее дыхание холодит мою кожу… Странное выражение в глазах напротив: страх, волнение… нежность?       Еще секунда, и наши губы встретятся… Китнисс прикрывает глаза, вероятно, соглашаясь на поцелуй, и ее сухие губы тянутся навстречу моим…       Буквально в последнее мгновение я успеваю отвернуться, и ее губы касаются моей щеки. Мы оба замираем. Я не шевелюсь и не отстраняюсь, пораженный собственными действиями – я почти поцеловал ее. Сам. Зачем мне это? Китнисс, похоже, тоже растеряна, но в какой-то момент губы Сойки снова начинают ласкать меня. Она покрывает мое лицо осторожными поцелуями, постепенно перемещаясь к губам. Внутри меня тревожное, но уже знакомое чувство – волнение, даже легкое возбуждение, от предвкушения настоящего поцелуя…       Что я делаю? Я позволю ей поймать меня в свои сети? Только теперь я осознаю опасность, исходящую от Сойки. Дергаюсь, ударяя ее по лицу и привставая с тела девушки, резко отталкивая ее от себя.       – Ты больше не отравишь меня своим ядом, – говорю я, оказываясь на ногах и бросая злобный взгляд на Китнисс, раскинувшуюся на кровати.       На ней нет штанов, только длинный балахон серого цвета, заменяющий платье, но сейчас и он задрался, обнажив угловатые коленки. Она выглядит одновременно смущенной и разгневанной.       – Ты снова ударил меня, – глухо говорит она, не двигаясь с места. – За что ты меня так ненавидишь, Пит?       Китнисс приподнимается на локтях и смотрит на меня долгим испытывающим взглядом. А я внезапно понимаю, что мое тело перестает мне подчиняться. Кровь бешено стучит в висках, а перед глазами с неимоверной скоростью мчатся картинки, которые я предпочел бы никогда в своей жизни не видеть. Хоторн в объятиях Китнисс. Ее ногти, оставляющие полоски страсти на его спине. Их стоны удовольствия, сливающиеся в вой, разрывающий мои внутренности...       Из моего горла вырывается сдавленный рык, и я буквально бросаюсь на Китнисс – подмять ее под себя, пометить, показать ей, что она моя, и Хоторн ее больше не получит! Мои руки с силой сжимают ее плечи, а пальцы впечатываются в мягкую кожу, наверняка, оставляя следы. Лицо Сойки расплывается перед глазами – я зол, я невероятно зол на нее. Мне было больно, так пусть будет больно и ей! С силой дергаю за воротник ее непонятной рубахи, разрывая ткань. Светлая кожа… Подаюсь вперед, касаясь ее, оставляя на ней красные пятна засосов…       – Отпусти! – кричит Китнисс, извиваясь подо мной и нанося беспорядочные удары куда придется. – Мне больно!       Хищно улыбаюсь – мне все равно. Я чувствую даже не страсть, а слепое желание отомстить. Подавить! Подчинить ее себе!..       Не знаю, сколько проходит времени, но я внезапно замираю, не понимая, почему почти лежу на Китнисс. Ее одежда разорвана сверху, частично обнажая грудь, а лицо залито слезами...       – Черт! – вырывается у меня. – Что произошло?       Китнисс не отвечает, только плачет и слабо ударяет меня дрожащей рукой.       – Уйди! – требует она, упираясь руками мне в грудь.       Я встаю с нее, озадаченно оглядываясь вокруг. Приступ? Я чувствовал ревность, потом меня охватила ярость, а потом... Кажется, я пытался изнасиловать Сойку? Что за бред? Зачем мне это? Я не хочу связываться с ней... Но напряжение в штанах говорит об обратном.       – Твои глаза, – всхлипывает Китнисс, отползая на другой край кровати. – Они были такие страшные, – бормочет она, схватив подушку, и прикрывается ей от меня.       – Извини, – произношу я растерянно. – Ты сама виновата…       – Я!? – восклицает Китнисс. – Я не просила тебя набрасываться на меня. Не предлагала снова бить меня, Пит!       – Ты – яд. Ты – моя отрава, – говорю я резко, проводя рукой по волосам. – Ты пропитала собой всю мою жизнь! Хотела уничтожить меня раньше? Не вышло! Решила повторить?!       – Нет! – возражает Китнисс. Ее голос звучит глухо – она уткнулась лицом в подушку, оставляя на белой наволочке следы соленых слез. – Я не делала ничего такого, Пит…       – Оставь оправдания при себе! – бросаю я, отмахиваясь от Сойки. Отворачиваюсь, ища глазами свои штаны и, найдя их, надеваю на себя. – Мне не интересно, что нового ты соврешь, лишь бы спасти свою шкуру!       Разгибаюсь, поправляя ремень, а боковым зрением замечаю какое-то движение со стороны Китнисс. Не успеваю отвернуться, как в меня прилетает та самая подушка, которую Китнисс сжимала в руках.       – Спасти свою шкуру? – начинает орать Китнисс. – Да что ты знаешь об этом?! Я собиралась умереть на Арене, чтобы спасти тебя на Бойне! Сноу опаивал меня всякой дрянью, чтобы я унижалась, увиваясь за тобой! Я почти умерла, когда в Тринадцатом никто не знал, что со мной, а я загибалась от боли во всем теле!       Китнисс уже вопит, подлетев ко мне и колошматя кулаками в грудь.       – И после всего, через что мы прошли вместе, все, что делаешь ты теперь – это издеваешься над моим телом и угрожаешь уничтожить всех, кого я люблю! И что?? Я всего лишь спасаю свою шкуру?       Ее тирада приводит меня в замешательство. Необычно, но я даже не злюсь, просто стою как истукан, позволяя Китнисс и дальше бить меня. Не особенно больно физически, а вот морально... То, как обо всем говорит Сойка… Как все вывернула! Осталась чистой и невинной, а виноваты все вокруг, кроме самой Китнисс.       – Ты принуждаешь меня выйти за тебя замуж, – уже тише добавляет Сойка, замедляя частоту ударов, – но ведь ты сам не хочешь этого?       – При чем тут мое желание? – глупо спрашиваю я.       – Я не хочу, чтобы это было «так», – продолжает Китнисс. – Неужели мы позволим Сноу решать за нас?       Кривлюсь от ее слов.       – Сноу не решает за меня, – говорю я. – Если ты не заметила, – киваю на ее живот, – ты беременна. Мой ребенок не родится вне брака.       Сойка всплескивает руками и отходит, присаживаюсь на край кровати. Вероятно, она действительно расстроена, потому что даже не замечает, как распахнулись полы разорванной одежды. Мое тело, едва было успокоившееся, почти сразу реагирует на открывающийся сбоку вид на манящий холмик, увенчанный бугорком, который вырисовывается спереди через ткань. Чертыхаюсь про себя и направляюсь к двери.       – Разговор окончен, – сообщаю я, а Китнисс не пытается спорить. Прихватив рубашку, брошенную ранее на стул, я выхожу, запирая комнату на ключ.       В моей душе полнейший сумбур, и виной всему опять Китнисс. Что ж такое? Одно ее присутствие рядом лишает меня покоя...       Злость, вспыхивающая от ее слов.       Глупая забота, которую она не заслужила.       Страсть, из-за которой мое тело стремится к ней.       Хотя... Все, наверняка, намного проще – чистая похоть. Организм требует учитывать его естественные потребности, и в отместку за то, что я отгородился от других женщин, мстит мне, выбирая Китнисс. Вынужден признать, она все-таки привлекательна, несмотря на болезненную худобу...       За этим потоком мыслей я вдруг вспоминаю, что Сойка голодная с прошлого утра, да и сам я ел только днем – обедал вместе с Мастерсом. Заявляюсь на кухню, чем вызываю панику среди дежуривших здесь безгласых. Как могу, успокаиваю их, прося простить за беспокойство посреди ночи, и в конце концов объясняю, что мне нужна какая-нибудь еда для двух человек.       Одна из девушек-прислужниц довольно быстро собирает для меня полуночный ужин из бутербродов, подогретой картошки и свежего сыра. Благодарю ее и сам несу все на подносе на верхний этаж, в свою спальню. Дойдя до дверей, с большим трудом удерживаю достаточно тяжелый поднос в одной руке, а второй вставляю ключ в замочную скважину, провернув его.       Сойка снова сидит на кресле, но не спит, а наблюдает за мной. Прошу ее переставить еду с подноса на невысокий столик, и, помедлив, Китнисс все-таки помогает.       – Угощайся, – говорю я, когда все готово, а сам усаживаюсь прямо на пол возле стола, благо он низкий.       Сойка улыбается и начинает есть, жадно и плохо прожевывая, словно боится, что у нее отберут ужин. Мне почему-то кажется, что я помню, как она делала точно так же в поезде, когда нас с ней впервые везли в Капитолий. Если не ошибаюсь, причина в том, что Китнисс и ее семья часто голодали... Но я не уверен в том, что память не подводит меня – слишком блеклые эти воспоминания, не такие, как про Китнисс и Гейла... Конечно, прошло почти два года с тех пор, но ведь другие картинки того периода иные – чуть мутные, но не вызывают сомнений. И лишь те воспоминания, которые как-то связаны с Сойкой, или почти стертые, или неестественно яркие.       – Никто не отнимет у тебя еду, Китнисс, – негромко говорю я, но она все-таки вздрагивает. Выглядит пристыженной. – Ты больше не будешь голодать, я обещаю.       Звучит сопливо, думаю я, но решаю не акцентировать на этом внимание. И все же, как так вышло, что безгласые нарушили приказ, не покормив Китнисс вовремя?       – Может быть, расскажешь, почему ты прогнала тех, кто собирался покормить тебя днем? – спрашиваю наугад, но по тому, как вспыхивают щеки Сойки, я понимаю, что предположение оказалось верным.       – Я не хочу оставаться здесь, – произносит она, откладывая вилку в сторону. – Ты изменился, Пит… Что с тобой произошло?       Я внимательно смотрю на нее. Китнисс выглядит искренне обеспокоенной.       – Расскажи мне…       Медленно качаю головой.       – Не стоит… – мой ответ тихий, пропитанный горечью.       Сойка замолкает. Смотрит то на свои руки, лежащие на коленях, то на меня.       – Ешь, давай, – после некоторой паузы все-таки говорю я. – Тебе надо питаться хотя бы ради ребенка.       Китнисс нехотя, но снова тянется к еде. Мы перекусываем, иногда обмениваясь отдельными фразами, и к концу трапезы в моей голове зреет план.       – Послушай, Китнисс, – произношу я, отпивая из чашки теплый чай, – у нас с тобой… все сложно.       Сойка настороженно кивает и внимательно слушает меня, согревая руки о такую же чашку, как у меня.       – Нам, в любом случае, придется пожениться и как-то справляться с этим… Я предлагаю сделку.       Китнисс распрямляет спину, а ее глаза снова превращаются в щелки.       – И что за сделка? – осторожно уточняет она.       – Все просто: ты пообещаешь, что будешь заботиться о себе, чтобы ребенок родился здоровым, – говорю я. Кажется, с этим пунктом Сойка не собирается спорить. – И ты не будешь пытаться поцеловать меня снова, – добавляю я.       Смущение мгновенно окрашивает щеки Китнисс в розовый.       – Я не…       – Просто на будущее, не делай этого. Хорошо? – настаиваю я. Поразмыслив, она кивает, соглашаясь. – Ну, вот и отлично, – подвожу я итог.       – А какая твоя часть сделки? – интересуется Сойка. – В чем моя выгода от того, что я сделаю, как ты просишь?       Размышляю всего несколько секунд: мне хватает этого, чтобы разложить все по полочкам.       – У меня тоже будет два пункта. Первое – я не прикажу убить Гейла.       Китнисс охает, крепче сжимая чашку в ладонях, а я стараюсь сохранить уверенное выражение на лице – оказывается, я хорошо научился врать.       – А второй? – тихо спрашивает девушка.       Вот со вторым проблемы. Я не до конца уверен, что сдержу обещание.       – Второй – я не трону тебя, – вижу ее непонимающий взгляд и поясняю. – Не изнасилую, во всяком случае постараюсь.       Теперь щеки Китнисс точно пылают, будто их прижгли чем-то. Буквально выдавливая из себя слова, она спрашивает:       – Но мы ведь будем женаты, и… Ну… Супруги… спят вместе…       Хмурюсь. Не могу понять ее реакции. В принципе, я ожидал, что она будет счастлива, когда я пообещаю ее не трогать. Разве не об этом Сойка мечтала – быть подальше от меня?       – По рукам? – уточняю я.       Китнисс бросает на меня странный взгляд, пропитанный разочарованием, но все-таки медленно кивает, подтверждая наш уговор.       – Вот и отлично, – говорю я. – Ложись спать.       Каждый из нас укладывается к себе: я в кровать, а Китнисс ютится на кресле. У меня возникает мысль предложить ей перелечь на постель, здесь определенно удобней, но я еще не разобрался до конца, что вызвало приступ, после которого я накинулся на Сойку, так что, решаю оставить все, как есть. Глубоко вздыхаю и погружаюсь в сон.

И по уже сложившейся традиции, все отзывы награждаются подарочком :)