В списках не значился

      Мы снова тряслись в машине по ухабистой дороге через лес, подскакивая на кочках и переодически буксуя в сугробах. Я сидела между двумя девочками не старше меня, зато одетыми гораздо теплее - ватник поверх тонкого свитера, казалось, вообще не грел, и я отчаянно мерзла. - Ой, девочки, а давайте знакомиться, - неожиданно заговорила Лидка, которая сидела через три человека от меня, - Все таки нам вместе еще долго жить. - Давайте, - поддержала её другая девочка со светлыми, почти белыми волосами, - Меня звать Зося. - А я Лина, - тихо представилась сидящая рядом со мной девочка с удивительно красивыми голубыми глазами - та самая тихоня с кухни. - Яна, - кивнула я собравшимся, даже не пытаясь с первого раза запомнить кто есть кто. Потом само в голове уляжется, если мы действительно будем жить вместе. Итого, вместе со мной машине оказалось десять девочек. Всех нас опредлили в телеграфистки, так что похоже, жить всё таки вместе. Хотя зачем танковому батальону столько телеграфисток? А впрочем, это не моя забота. Будем жить пока живётся, и стараться жить ещё как... Самыми активными среди девчонок оказались Лидка (кто бы сомневался) и та самая Зося. Они сами спокойно не сидели и другим не давали, приставая ко всем окружающим на тему "а поговорить", благо ехать было недалеко и уже через полчаса машина въехала в лагерь. Он оказался даже больше, чем предыдущий, но всё такой же квадратный. Мы выгрузились около большой землянки, явно местного штаба, и девочки сразу же сбились в кучу, залаткивая самых мелких в центр. Ну как пингвины, честное слово! И я даже не знаю, мне умилиться, что обо мне позаботились и запихнули в самый центр, или оскорбиться, что приняли за малолетку? Хотя надо признать, ростом я действительно не вышла. Мда. Из кабины водителя вышел хорунжий Зенек собственной важной персоной и нечитаемым взглядом оглядел нас. Ну а чего ты ожидал от гражданских девчонок, уважаемый? Ну ты командуй что ли, раз приехал. Он посверлил нас тяжелым взглядом еще с минуту, потом опять скрипнул перчатками (или рожей) и молча утопал в штаб-землянку. Я пожала плечами и выглянула из под руки какой то очень высокой девочки, стоящей прямо передо мной. - Девочки, - подала я голос, - А давайте мы в строй станем, чтобы на нас сразу не орали? Ну надо же кому то повелевать хаосом. А то реально, придёт сейчас какой нибудь прапорщик и будет всем "ой" и сразу в строй. А так мы вроде как дисциплинированные, образцово-показательные солдаты. - А как? - сразу взяла дело в свои руки Зося. - Надо сначала выстроиться в одну шеренгу по росту, - я вынырнула из толпы и встала перед девочками, оценивания их габариты, - А станьте просто пока хоть как нибудь. Девочки довольно быстро сообразили чего я от них хочу и послушно встали в шеренгу. И легким движением руки кучка провращается... кучка превращается... превращается кучка... в образцово показательный строй! Я отошла на два шага назад, оценивая проделанную работу - девочки стояли ровно по росту, красивой кривой сходя до самой маленькой Лины. Свежепостроенные телеграфистки робко переглядывались между собой, явно сомневаясь в моих командирских способностях. Первой голос подала Зося: - А ты уверена, что мы правильно стоим? - На все сто, - заверила ее я. - Откуда ты вообще знаешь что надо делать? - не убедилась в моей компетенции блондинка. Кто то согласно закивал, а кто то просто таращился мне за спину. - Я училась в военном училище, - просто ответила я. А чего хитрить? Я своей жизни стыдиться не собираюсь. Что было то было, и сейчас военная муштра - это часть меня. Но вот командирам знать о моем образовании не стоит, а то вдруг проверят и выяснят, что никакой Татьяны Новак и в помине нет. Кто то стал на меня смотреть с большим уважением, а кто то наоборот - с отвращением. Я пожала плечами и продолжила введение в строевую подготовку. - Так-с, девочки, запоминайте. Если кто то обратится к командиру так, как это было сейчас, то весь взвод будет мотать круги по плацу от заката до восхода, и я не шучу, - добавила я, услышав тихие смешки в строю, - В строю рожа кирпичом и пять уставных фраз: "Так точно", "Никак нет", "Прибыл", "Разрешите обратиться" и "Расчет окончен". - Товарищ я-самая-умная все говорит верно, - раздался у меня за спиной знакомый, но от того не менее противный голос Зенека, - А теперь стань в строй. Командир здесь не ты. - Так точно, - козырнула я и направилась к своему предпоследнему месту в строю, но меня остановил суровый оклик. - Куда пошла? В начало строя! - Так точно! Ну, мистер Дубощит польского разлива... О, Дубощит! Мрачный коротышка с манией величия. Так и запишем. Я встала на место помощника командира взвода и вытянулась по стойке смирно. Девочки инстинктивно повторили за мной и теперь мы все взирали на уже знакомого нам хорунжия и незнакомого сержанта (судя по погонам). Последний ничем особым не отличался: рост чуть выше среднего, каштановые волосы, карие глаза, форма, офицерские! сапоги. А больше и сказать то нечего. Сержант как сержант. Главное, чтобы не слишком фанатичным оказался. - Взвод! - прикрикнул на нас Зенек, - Ровняйсь! Я вытянулась по стойке смирно, краем глаза замечая, как девочки неуверенно косились на меня, но кто то вспомнил уроки физкультуры в школе. - Отставить! Ох, сейчас начнется... А когда прикажут в две шеренги перестроиться так вообще проще застрелиться. А строевой шаг? А стрельба? Я мысленно застонала и прокляла тот день, когда высшие силы не дали мне спокойно доехать до универа. С третьей попытки нам удалось правильно выполнить команды "ровняйсь" и "смирно". Ну по крайней мере Зенека устроило. Пришлый сержант лишь молча взирал на наши скромные потуги, не помогая, но и не мешая. - Взвод, меня зовут хорунжий Зенек, я ваш непосредственный командир. Это сержант Лем, он ваш инструктор на весь период обучения. О любом вашем поступке, слове и мысли мы узнаем первыми. И примем соответствующие меры. Это ясно? Девочки неуверенно закивали, а я только мысленно закатила глаза и гаркнула как полагается по уставу: "Так точно, товарищ командир!". Девочки на меня покосились с явным удивлением и неодобрением, а командиры только синхронно фыркнули. - Учитесь, девушки, ваша подруга явно знает что делать, - сержант мне подмигнул, а потом заложил руки за спину и перекатился с пятки на носок и обратно, - Жить будете в землянке, форму получите на складе, старую одежду сжечь. Приказ ясен? Девочки снова закивали, я снова гаркнула по уставу. На этот раз старшина был менее снисходительным: - Отставить! Еще раз! Приказ ясен? - Так точно! - наконец то дошло до девочек. Лем удовлетворенно кивнул и обернулся к хорунжему, который что то зашептал ему на ухо. Он кивнул, Зенек похлопал его поплечу и быстрым шагом удалился куда то в глубины квадратного лагеря. - На первый-второй расчитайсь! - поступил следующий приказ. Я мысленно застонала. Две шеренги. Спаси нас всех Господь. ... - Левой! Левой! Раз, два, три!.. Левой! Левой! Раз, два, три!..., - я считала вслух, наматывая по плацу уже не знаю какой по счету круг во главе колонны. Моему счету вторил ритмичный стук солдатских сапог по промерзлой, утрамбованой нами лично земле. Левой! Левой! Раз, два, три... На удивление, в лагере нам жилось не то чтобы так уж плохо. По крайней мере за неполные три дня особых недостатков выявленно не было. Жили мы все вместе в землянке, спали на нарах. Мне по счастливому стечению обстоятельств досталась верхняя полка (что являлось причиной искренней радости - мимо нижних все время кто то ходит), а для баланса вселенной, на нижней спала Лидка. Кормили терпимо: каша, тушенка, жидкий суп; не фуагра, конечно, но съедобно (я одна не знаю что такое фуагра?) Левой! Левой! Раз, два, три... Форма тоже терпимая, за исключением пары моментов. В первую очередь, в священный ужас меня приводят портянки. Неудобно, негигиенично, вечно это все сползает. В общем фу. Во вторую, панталоны. Могла ли я когда нибудь подумать, что надену вот это вот? Да ни в жизнь! Но все происходит впервые... Ну хоть сапоги нам всем подогнали по размеру. Выдали, конечно, размер, эдак, 44-й, но наш сержант посмотрел на это, подумал и привел нам сапожника, который ладно все подогнал на девичьи ноги. Хоть что то радует в этой жизни (или не-жизни, если я таки умерла). - На месте стой! - выдернула меня в реальность команда. Я подчинилась, сделав два шага на месте, а стоящая сразу за мной девочка, Дана, по инерции сделала шаг вперед и ткнулась мне в спину. Ну блин. Я, не ожидавшая такого, упала на землю, а Дана, тоже не ожидавшая подобного эффекта, упала на меня сверху. Она неудачно (для меня) ткнула локтем меня под ребра и я от боли и щекотки засмеялась. Дана, растянулась на мне сверху и тоже стала подхихикивать, девочки, стоящие в строю заулыбались, глядя на нас. Я растянулась в позе звезды и прикрыла глаза, чтобы падающий с неба легкий снежок не сыпался куда не надо и длинно выдохнула облачко пара. Божечки, как давно я просто не лежала на снегу. Надо будет как нибудь повторить. - Отставить! - прикрикнул на нас сержант, но в его голосе чувствовалась улыбка. Дана поднялась первая и подала мне руку. Я с улыбкой приняла помощь и встала на ноги. На краю поляны я заметила Зенека, который с нечитаемым выражением лица смотрел прямо на нас. Ой, что сейчас будет... Торина то лучше не злить, а то скинет меня со стены как бедняжку Бильбо и всё (про то что в лагере нет стены, падение с которой могло бы принести мне проблемы, мы умолчим). Мы вернулись в строй, а Зенек прошел к сержанту Лему и встал рядом. Они пожали друг другу руки и о чем то тихо заговорили. По строю еще гуляли смешки и улыбки, но я на них шикнула и скомандовала повернуться налево, чтобы смотреть на командиров. Якобы по уставу, но мы то будем честны - всем интересно, что они там обсуждают. Они еще с минуту пошептались а потом повернулись к нам. - Новак, ко мне! Что уже? Как будто собачку позвал. Я мысленно закатила глаза, но пошла к командирам и замерла прямо перед сержантом и козырнула. - Прибыла! - Вольно, - улыбнулся мне Лем. Я по уставу расставила ноги на ширину плеч и заложила руки за спину. Сержан покачал головой, подошел ко мне ближе и взял за локоть, - Расслабься. Я не кусаюсь. Я не сдвинулась с места, продолжая прямо смотреть на командира. Что то мне это не нравится. Что то нехорошее этот Зенек придумал. - Ладно, как хочешь, - пожал плечами сержант, - Слушай тогда. Мы тут с товарищем хорунжеем посовещались и решили, что на плацу делать тебе нечего, - я коротко посмотрела на Зенека, который согласно кивнул в такт словам сержанта, - В госпитале сейчас не хватает рабочих рук. Пойдешь помогать. Работаешь там, пока за тобой не пошлют. На утреннюю перекличку явишься. В госпитале доложишь, что от хорунжия Зенека. Приказ ясен? - Так точно, товарищ командир, - козырнула я, испытывая смешенные чувства. С одной стороны, бесценный опыт, а он, как известно никогда не помешает. А с другой, нужен ли мне опыт, когда у меня на руках умирает пациент от недостатка медикаментов? Да и как я буду что то делать, если у них из лекарств йод и пенициллин? Или чем тогда (сейчас) лечили? Это определенно будет "весело". - Иди. Сама найдешь? - сержант отпустил мой несчастный локоть, но его рука переместилась мне на шею и ласково погладила. Так, это что еще за фокусы? Нет-нет-нет, так дело не пойдёт. Но и не могу же я залепить пощечину своему командиру - мне ж потом здесь жития не дадут. На удивление, положение спас Зенек. - Я провожу, - он подошел ко мне и грубо дернул за локоть, а потом просто развернулся на пятках и стремительным шагом пошел прочь. Я козырнула явно разочарованному Лему и чуть ли не бегом поспешила за хорунжием. За моей спиной раздался приказ: - Взвод, смирно! Что было дальше я не слышала, потому что мы с хорунжием оставили поляну позади и сейчас шли по извилистым дорожкам прокопанным в сугробах. Я нагнала Зенека и пристроилась в шаге за его левым плечом. Он так странно ходит... Как будто палку проглотил. Или это местная разновидность королевской осанки? Все таки звание Торина Дубощита обязывает. До места моей ближайшей службы оказалось идти не больше десяти минут. И за это время Зенек не проронил ни слова. Я тоже разговор не начинала, хотя, наверное, стоило бы его поблагодарить за спасение от Лема. А если он не имел в виду ничего такого, а ему просто надоело ждать? Это будет максимально глупо. Мои тараканы провести голосование не успели, потому что мы резко остановились возле просторных добротных бараков, срубленных явно из ближайших сосен. Зенек кивнул на красный крест над дверью, коротко бросил "Здесь" и ушел, как истинный англичанин. Или просто как грубиян. Ну не суть. Главное, что я осталась один на один с непонятной, ужасающей медициной прошлого века. Ох, ё... Ну не в первый раз, в конце то концов. Я коротко выдохнула и решительно распахнула дверь. Кто не спрятался, я не виновата. ... - Ребята, письма пришли! - возвестила я, заходя в палату. Лежащие, сидящие и ковыляющие на костылях парни встретили меня радостным гулом. Надо уточнить, что палатой гордо звался один из бараков, в котором не было ничего кроме рядов кроватей и тазиков с бинтами возле двери. Окон было целых два - по одному в противоположных стенах. Пол - утрамбованная земля. Отопление - печка в углу, которая едва-едва грела в суровые декабрьские ночи. Так что у нас тут прибывшие с огнестрелом часто оставались лечить пневмонию, грипп и туберкулез. Инфекционная палата, кстати, была соседней, но все таки отдельной. Я читала по одному фамилии с желтых треугольничков и также по одному выдавала милые сердцу бумажки. Те, кто получили корреспонденцию, радостно вскрывали послания от родных и близких, те кто нет - не менее радостно обсуждали с соседями новости из дома. А те и рады были поделиться. Я подошла к парню, лежащему около стены и взяла у него из рук письмо. Он поднял на меня глаза, скрытые за плотной повязкой и тихо попросил: - Прочитаете? Пожалуйста. - Конечно. Я улыбнулась ему (он, конечно, не увидел, но всё же) и присела на край кровати, поправив подол свежевыстиранного белого халата. Я намеренно села так, чтобы он ногой чувствовал меня, и зашуршала письмом, разворачивая его. В письме не оказалось ничего сверхинтересного - писала парню девушка, рассказывала про то, что пошла на курсы какие то и собирается устроиться на завод, что дом его стоит, что еды в обрез, но хватает, чтобы он не переживал за них и поскорее возращался живой. Я дочитала послание, свернула бумажку опять треугольничком и вложила парню в руку. - Если захочешь написать ответ, то скажи мне. Я уже собиралась встать и идти дальше по делам, но парень сдавленно кивнул и вдруг всхлипнул, зажимая рот ладонями. Ну и как теперь уйти? Совесть не позволит. Поэтому я осталась сидеть и взяла его за свободную руку. - Ну, что? Боишься, что такой инвалид дома никому не будет нужен? - не он первый и не он последний - тут каждый второй такой. Страшно все таки в девятнадцать лет остаться без ног или, как этот вот, без глаз. Парень снова сдавленно кивнул и сгорбился, пряча лицо за руками. Угадала значит, - Ну не говори ерунды. Что там у тебя с глазами? Разрешишь мне посмотреть? - Нету там глаз. Не на что смотреть, - огрызнулся парень, но выпрямился, давая возможность снять мне повязку. Вот вопрос, снимать или нет? Если там действительно нет глаз, то хочу ли я это видеть? Но, как известно, мужчины - те еще паникеры, так что возможно там что то еще осталось и даже будет видеть. Уф, ладно. Я аккуратно развязала узел на затылке и сняла бинты. Глаза были на месте. Роговица помутнела, правда, видимо ожог был серьезный, зрение будет такое себе, но будет же. Я достала из кармана диагностический фонарик, каким то чудом перекочевавший в двадцатый век в кармане моей куртки, и проверила рефлекс. Зрачок сужался, как ему и положено, значит, все не так уж и страшно. - Ну и было бы из за чего переживать. Снайпером тебе, конечно, уже не быть, но видеть будешь, - вынесла я вердикт, заматывая бинты обратно, - Вернешься домой, наделаешь пухлых карапузов, будете жить долго и счастливо. - Артист он, - вклинился парень с соседней койки с загипсованной ногой, - В балете танцевал. - Глаза не ноги, а коллег различить сможешь. Все нормально будет, не переживай, - подбодрила я новоявленного артиста и наконец поднялась с кровати, - Зовите если что. И тут, как будто услышав последние слова из ниоткуда материализовалась моя коллега санитарка Даша. Она подбежала, вцепилась в плечо и быстро-быстро зашептала мне на ухо: - Яна, там парень пришел от полковника, говорит, что спина болит. А все врачи заняты, ну ты сама знаешь, а я так боюсь сама смотреть. Может ты к нему сходишь? Я закатила глаза и обернулась к Даше. - Ладно, где он там? В смотровой? Миниатюрная блондиночка закивала и потащила меня за руку к первому корпусу (бараку). Мороз на улице щипал за нос и щеки, невольно заставляя взбодриться и пошире открыть глаза. Эх, сегодня еще дежурство ночное.... Даша запихнула меня в смотровую и сквозь занавеску, создающую чувство приватности, пожелала ни пуха ни пера. Я едва сдержалась, чтобы не послать её куда то подальше, чем к черту. Но, что имеем то имеем. А имеем мы молодого парня без мундира, растянувшегосяна койке. Бледная спина, с трудом поднимавшаяся и опускавшаяся в такт дыханию, была сверху до низу покрыта длинными гноящимися ранами с криво-косо наложенными швами. Ох, ё-моё.... - Даша, тащи обезбол! - крикнула я коллеге через занавеску, - Перчатки, скальпель, иглу, нитки, промывашку и ПП штуки четыре! И грамицидин! Парень на койке вздрогнул от моего громкого появления, но голову поворачивать не стал. Я подошла к койке, но спину трогать пока не стала - вот перчатки принесут, тогда и начнем. - Кто ж тебя так? - задала я риторический вопрос, оглядывая фронт работ. Да, тут шить и шить... - В плен попал неудачно, - донесся приглушенный голос пациента. Он лежал, отвернув голову к стене и не смотрел на меня, но оно и к лучшему. А то он еще сознание потеряет от вида иглы, придется откачивать. Лежит - вот пусть так дальше и лежит. - В госпиталь, я смотрю, тоже. Парень тихо фыркнул. - Похоже на то. Из за занавески показалась светлая кудрявая голова Даши. Она зашла в смотровую и сгрузила все добро на столик рядом с койкой. Я поставила себе стул и откопала в куче пару чистых перчаток. Дефицит по нынешним временам! Даша как то подозрительно замерла, глядя на парня, но ничего не сказала и просто молча вышла. Я натянула перчатки и взяла со столика шприц и ампулу обезбола. Местные шприцы приволили меня в ужас не меньше портянок. Стеклянные! Многоразовые! Боже, бедные пациенты. Удивительно, что они вообще живы остаются после лечения в госпитале. - Как тебя зовут, парень? - обратилась я к моему первому самостоятельному пациенту в качестве врача. - Ен, - донесся приглушенный ответ. - Хорошо, Ен. Сейчас я вколю тебе обезболивающее, потом почищу гной, сниму старые швы и снова зашью. Это может быть больно. Если надо - то кричи, не стесняйся. Это не стыдно. Вообще по хорошему, надо бы тебе дать полный наркоз, но у нас его нет. Так что потерпи, хорошо? - Да, - последовал короткий ответ. Вот и ладушки. Так, вроде всё объяснила. Теперь надо обезбол набрать. - Сколько ты весишь? Аллергии на лекарства есть? - Шестьдесят пять. Аллергий не было. Точнее, не было возможности проверить. Вот подарочек, так порадочек. Только бы он тут не откинулся. Я отмерила дозу обезбола и опять пристала с вопросами. - Давно ел? - Ужин был 2 часа назад, - коротко отозвался подопечный. Ну и то хлеб. - Так, не бойся, не зажимайся, сейчас я уколю обезболивающее. Я быстро протерла место укола йодом и как можно легче уколола чуть пониже лопаток. Ен даже не дернулся. Вот умничка. Я ввела лекарство и достала иглу, и сразу же прижала место укола ваткой. - Вот молодец, - похвалила я безропотного пациента и присела обратно на стул, разбирая шприц, - Через пару минуток лекарство подействует и спина перестанет болеть. Сильно вообще болела? - Сидеть не мог, - отозвался Ен, - Поэтому полковник и отправил в госпиталь. - А сам чего не пришел? - поинтересовалась я, на всякий случай еще раз дезинфицируя скальпель и иглу. Интересно, он что, в штабе работает, раз его сам полковник в госпиталь отправил? - Тут и без меня пациентов хватает. Чего врачей отвлекать. - Так я и не врач, - фыркнула я, заливая один из перевязочных пакетов хлоргексидином, - Все заняты в операционных. Но у меня есть лицензия сестры, поэтому не пугайся. Да и на скорой я отработала почти год. Так что все будет в лучшем виде. Ен неопределенно что то промычал. Я взяла скальпель в руки и самым кончиком коснулась спины парня, чуть повыше одной из ран. - Больно? - Нет. - Хорошо. Сейчас я тогда сниму старые швы и почищу гной. Если будет совсем тяжело, скажи мне, сделаем перерыв. Понял? - Да. - Какой ты разговорчивый однако, - пробормотала я себе под нос и коротко выдохнула. Ну что ж, начнем. Я сделала первый надрез, выпуская из пузырька струйку желтовато-белого гноя. Ен напрягся и сжал одну из рук в кулак. Я сразу же собрала гной пропитанной хлоргексидином ватой. - Так, тихо, расслабься. Да, больно, но надо потерпеть. От напряжения будет только больнее. Давай-ка, мой хороший. Давай-давай. На удивление Ен послушался и по крайней мере попытался расслабить мышцы спины. Я решила воспользоваться эффектом неожиданности и перешла к следующей ране. Из неё гноя вытекло больше. Я поменяла ватку и снова прижала её к ране. Ен снова зажался и еще крепче сжал кулаки. - Вот умничка. Еще потерпи немножко. Я скоро закончу, - проворковала я, приступая к следующей ране. Ладно, не скоро. Не но могу же я ему так и сказать. Так что, пусть пока будет так. Спустя четверть часа, я выкинула последнюю пропитанную гноем ватку и возвестила о завершении первого этапа. - Я все почитила. Ты молодец, ты очень хорошо держишься, - Ен действительно даже не пискнул, - Осталось снять старые швы и наложить новые. Сейчас продолжим или хочешь отдохнуть? Я присела на стул рядом с койкой и одобряюще потрепала Ена по плечу. Он отозвался слабым подрагивающим голосом: - Давай закончим это все поскорее. Ох, прости парень. Тебе бы действительно наркоз вкатить, но нету у меня! Нету! - Хорошо. Давай, - легко согласилась я и поддела скальпелем первый шов, разрезая тонкую нитку. Это Ен перенес спокойно, а вот, когда я стала вытаскивать узловатую нитку из раны, он тихо застонал и прикусил ребро ладони. - Нет-нет-нет, не надо кусать, - забеспокоилась я. А то прокусит ещё, придется и ладонь шить, - Дай-ка мне руку, - я протянула ему раскрытую ладонь, слегка перемазанную в крови, но не суть, - Давай-давай, возьми меня за руку. Не надо кусать. Будь умничкой, - Ен все таки послушался и взял меня подрагивающей ладонью за руку, пачкая пальцы в собственной крови, - Вот так, всё хорошо. Держись. Давай я не буду пару минуток трогать, хорошо? Полежи, отдохни. Я пересела на кровать, а то бы я не дотянулась до его ладони и тихо вздохнула. Боже мой, как я хочу в мою родную больницу. Никакого хлоргексидина и лидокаина. Надо было идти на фармацевта, намешала бы сейчас чего то приличного, а не вот это вот всё.... - Ен, - я осторожно сжала его руку, - Мне надо закончить. Смотри, - я присела на корточки рядом с кроватью, чтобы оказаться на одном уровне с пациентом. Он тоже повернул голову ко мне и я увидела глубокие карие глаза, которые внимательно смотрели на меня, - Будет больно. Я не могу тебе помочь, но ты можешь помочь мне. Можешь мне что то рассказывать, пока я работаю? Так нам обоим будет не так страшно. Ен послушно кивнул и я отпустила его руку. Золото, а не пациент. Все бы такими были. Ен тихим подрагивающим голосом начал что то рассказывать про жесткость опоры и сопротивление среды, но хватило его ненадолго - после первой же нитки он замолчал и, кажется, даже перестал дышать. Я закинула обрывки первой нитки в лоток и протерла рану ваткой с антисептиком. - Так что там, говоришь, с коэффициентом сопротивления? - спросила я у Ена, вдевая нитку в иголку. Кажется, шить будет еще хуже, чем распарывать. Боже, прости парень, но так надо. - Он равен эксперементально полученной силе, на плотность, на площадь и на скорость потока в квадрате, - отдышавшись продолжил Ен. Обезбол этот ни к черту. Словно и не колола. Может ему еще вколоть? А он не откинется? Черт, я же не ветеренар*, кто знает граммовку этого лидокаина?! Он же должен был подействовать! Пока я сосредоточенно размышляла, Ен что то размеренным голосом вещал о прикладной механике. Собственно из мыслей меня вывела тишина - Ен замолчал. Я оглянулась на пациента и сразу вскочила на ноги. Черт, только бы не помер у меня на руках! Я сразу нащупала пульс - он был. Причем довольно хороший и ровный. Может оно и к лучшему, что он потерял сознание? Я сейчас тогда все быстренько зашью, а проснется - все уже готово будет. Да, пожалуй. Я взяла в руки иголку и глубоко вздохнула. Надо было идти в педагогический. ... Мы стояли в две шеренги и следили за непривычно суровым Лемом. Он смотрел на нас прямо и жестко минуты с три, а потом скомандовал: - Первые номера, кругом! Что еще он придумал? Тем не менее, мы безропотно повернулись и замерли, глядя на вторые номера. Те с не меньшим интересом разглядывали нас. Тяжелые шаги сержанта раздались прямо за моей спиной, а потом над ухом раздалось холодное: - Бей. Я оглянулась на Лема, замершего за моей спиной, и подозрительно уточнила: - Я? - Нет, Пушкин, - закатил глаза тот. - Её? - я кивнула на испуганно замершую передо мной Дану. Лем молча кивнул. - Не буду я ее бить, - я не могла не возмутиться. Ну блин, слабаков и девчонок не бьют. А она слабая девчонка. И мне все равно, что я такая же! - Это приказ. - Не могу я девчонок бить, - все равно не послушалась я. - А парней, значит, можешь? - вдруг усмехнулся сержант. - Парней могу, - а их не жалко, товарищ сержант. А девочек жалко. Вот и всё. - Хм, - сержант задумался, а потом широким жестом изгнал меня с плаца, - Сейчас возвращайся в госпиталь. В шесть вечера придешь сюда. Будет тебе парень. Так, вдох-выдох, матом крыть не надо, хотя очень хочется. Парень так парень. Надеюсь, что это будет кто то не похожий на Густлика, а то мне хана. А пока что меня ждут пациенты. Я козырнула сержанту и ровным шагом пошла к краю поляны. Мою спину сверлили десяток недовольных глаз - оно и понятно. Никто не любит выскочек. А я, не по своей воле, конечно (а по воле одного всем нам знакомого хорунжия), но самая настоящая выскочек. Сделать с этим я ничего не могу, да и если могла бы, то не стала. В госпитале я действительно нужнее, чем на плацу. Ладно девчонки, им это может пригодиться, чтобы выжить (хотя тут вроде штабных телеграфисток учат...), а я и так умею маршировать и махать кулаками. Так что так. Не бьют, и на том спасибо. Но за койкой придется следить получше, а то мало ли... Женская фантазия беспощадна и не знает границ. В госпитале меня встретил привычный гул голосов, запах крови, пота, гноя и йода. Я зашла в первый барак (ой, извините, корпус), где у нас лежали легкие пациенты, коих было немного, а поэтому оставался угол и для врачей с санитарами. Я прошла к столу дежурной сестры и помахала рукой Зосе, которая дремала, положив голову на согнутую в локте руку. - Приветик, - я зашла за ширмочку и нашла в куче халатов свой, свежевыстиранный кем-то за ночь, - Как дела? Ночью вроде все тихо было. - Ага, доброе утро, - сладко зевнула Зося, - Всё тихо, только твой хорунжий бузит, сбежать пытался. - Какой хорунжий? - рассеянно спросила я, завязывая красивый бантик на спине. - Ну тот, - протянула сестра и сладко потянулась, - На которого ты вчера пол литра хлоргексидина вылила. На кого я вчера... Ен?! Ен Зенек?! Да... как так то, а? Зайчик, блин. И что теперь с ним делать? Командир-зайка. Ага. Попаниковать мне не дали - к нам подошел доктор Лойз - тот самый врач, который меня на позвонки пытал - и оперся рукой о стол сестры. - Что у вас тут? Панни Зофья, вы поменяли повязки у пациента из второй палаты с проникающим в грудь? - сурово посмотрел он на шатенку, а потом обернулся ко мне, - А вы, панни Татьяна, что здесь делаете? Вы, кажется, ночью дежурили, а сейчас вам положено спать. Мне тут обмороки от переутомления не нужны. - Я ночью подремала, когда всё тихо было, пан доктор. Сержант Лем выгнал меня с плаца и велел идти сюда. Не могу же я ослушаться прямого приказа командования, - по доброму усмехнулась я, поправляя рукава халата. Что уже может быть страшно студенту с двумя работами? Ни-че-го. - Командование не против, - раздался у меня за спиной знакомый голос и я обернулась к почти одетому хорунжию-зайке. Он стоял прямо у меня за спиной и застегивал последние пуговицы на мундире, не глядя на мою скромную особу, - Сегодня можешь отдохнуть. Возвращайся в землянку. - Ааа, - начал доктор Лойз, но был вопиюще перебит мной. - А кто вас отпускал, товарищ хорунжий? Вернитесь на койку, еще даже утреннего обхода не было, - надеюсь он меня не сожрет за отсутствие субординации. - А никто не запрещал, - пожал плечамм Зенек, - А я вот вам работать сегодня запрещаю. Доктор Лойз тоже не против. Так что хватит ерепениться и возвращайтесь в расчёт. Это приказ. Вот ведь... нехороший человек. В следующий раз даже лидокаин колоть не буду. Я умоляюще оглянулась на коллег, но сочувствия не встретила. В ход пошел последний агрумент. - Меня же девочки во сне подушкой задушат, когда вернутся с плаца и увидят, что я сплю, - состроила я Зенеку щенячьи глазки, - Я и так от ближнего боя отмазалась... - А что там с ближним боем? - равнодушно поинтересовался Зенек. Я не успела ответить, как меня перебил Лойз. - Так, господа танкисты, вы тут сами решите что делать, а нам надо работать. Всего доброго, - он откланялся сам и суровым взглядом заставил Зосю последовать за ним. Бедняга. - Нас товарищ сержант построил в две шеренги лицом к лицу и велил бить. Я сказала, что девочек не бью и товарищ сержант сказал что к вечеру найдет мне мальчика. И велел идти работать. Если бы я осталась, то вот меня бы девочки с удовольствием побили. Зенек смерил меня привычным холодным взглядом и велел: - Иди за мной. И пошел. Вот... нехороший человек. Ну а что я сделаю? Пришлось быстро развязывать халат и бежать за хорунжием, который уже успел отойти довольно далеко. Едва успела шприц и ампулу с обезболивающим в карман сунуть. Представляю, как у Зенека должна спина болеть без утреннего укольчика. Далеко идти не пришлось. Зенек вдруг свернул к одной из землянок и толкнул дверь, заходя во внутрь. И что это? Мне его тут ждать, или что? Но Зенек все решил за меня: - Может ты зайдешь или предпочтешь остаться снаружи? Я закатила глаза (даже не мысленно) и зашла в, очевидно, жилище хорунжия. От нашего оно отличалось в первую очередь размером - четыре на четыре шага, куда вплотную влезали узкая кровать, печка, стол и стул. Ну и сапоги было куда поставить. Мда... не балуют офицеров, прямо скажем. Я замерла на пороге, не зная, что делать дальше. Зачем он меня сюда привел? Только не... Зенек тем временем сел на корточки рядом с печкой и чиркнул спичкой. Дрова весело загорелись освещая темную землянку прыгающим рыжим светом, хорунжий закрыл решетку и встал на ноги. - Может ты дверь закроешь? - безэмоционально поинтересовался он и повернулся к окну, чтобы задернуть кусок брезента, заменявший шторы. Нет-нет-нет, только не это, пожалуйста. Ну я правда не хочу его бить. Зря что ли столько вчера в вышивке упражнялась? Зенек, заметив, что я не тороплюсь исполнять приказ, только закатил глаза и закрыл сам. Вот только для этого ему пришлось вплотную подойти ко мне и протянуть руку к двери. А я интинктивно от него шарахнулась в сторону насколько позволяло пространство. Одного раза мне с головой хватило. Только тогда выбор был или молчать, или ехать в приют прямо из училища, а сейчас я даже не знаю, что Зенек может придумать. Или молчать, или в лес к волкам? Но здесь не волятся волки. На передовую? Так я еще даже не рядовой, слишком много неудобных вопросов возникнет. Просто на мороз в одних панталонах? Пока я размышляла на тему "сто и один предлог чтобы изнасиловать рядовую Новак" Зенек тоже над чем то размышлял, а потом поднял руки и отошел к противоположной стене (не то чтобы приличное расстояние, но я оценила) и необыкновенно теплым голосом сказал: - Не бойся ты так. Я тебя не трону. Слово офицера. - Мизинчиком клянетесь? Ну а что? Честь не видно, а вот мизинчик вполне. - Клянусь, - Зенек мне улыбнулся (вы только вслушайтесь! Зенек! Улыбнулся!), - Можешь поспать здесь, если боишься свой взвод. Я тоже буду здесь, но у меня есть куча дел. Зенек кивнул в сторону стола на котором действительно лежала куча каких то бумажек вперемешку с картами. Неужели бюрократическая машина не спасовала даже перед мировой войной? Руководящему составу можно только посочувствовать. И это что, такая форма благодарности? - Могу ли я спросить, товарищ хорунжий? - осторожно начала я, перебирая в кармане ампулу со шприцом. Может зря я это затеяла? - Спрашивай, - благосклонно кивнул мне Зенек, - И меня зовут Ен. Ты что, уже забыла? Обязательно всё усложнять, мистер Дубощит? Хотя.. может действительно глупо обращаться к нему по уставу после того как мы трогательно подержались за ручки и я назвала его "мой хороший"? Да, пожалуй, глупо. Ох, ладно. Ен так Ен. - Сильно спина болит? Ты даже не дождался утреннего обхода, - надо признать, что "ты" звучит почти уместно. Мы почти ровестники. Я может даже старше чуть чуть. Сойдёт. Ен замер, явно не ожидая такого вопроса, но потом осторожно ответил: - Лучше чем было, - а потом совсем тихо добавил, - Спасибо. - Мне нужно посмотреть швы и сделать тебе укол, раз уж ты сбежал из госпиталя, - на знакомом поле играть не так страшно, - Так что ложись и дай мне сделать свою работу. Зенек хотел было возразить, но под профессионально суровым взглядом (не зря столько лет тренировала на детях во всевозможных отделениях!) стушевался, тихо вздохнул и сделал, что было велено. Швы, на удивление, выглядели хорошо, новых гноников не появилось, даже не кровоточило нигде. Так что я со спокойной душой вкатила Ену новую дозу обезбола и отпустила. - Через недельку забудешь, что у тебя вообще что то болело, - пообещала я хорунжию, который спешно надевал и застегивал мундир. Чего смущаться то уже? Чего я там не видела? Шинель его осталась лежать на кровати рядом с моей, благо в землянке стало достаточно тепло. Хорошо все таки быть офицером. Жить не в общем бараке, а отдельно, пайку, опять же, получше получать. Хотя наверное во время войны догма с пайкой не работает. Но кто их знает? - Во сколько тебе Лем велел прийти? - поинтересовался Зенек, не глядя на меня. - В шесть, - отозвалась я, разглядывая носок моего сапога. Благо, в снег обувь не пачкалась, а то мыть и натирать сапоги каждый вечер до блеска то еще удовольствие. - Хорошо. Я тебя разбужу, - сказал Зенек и сел за стол. И что? Прям реально спать? Прям здесь? Может я совсем с ума сошла? А можно ли сойти с ума в собственной галюцинации? Или в посмертии? Ааа, к черту это всё! Я решительно скинула сапоги и легла на кровать поверх одеяла, укутываясь в собственную шинель. Зенек бросил на меня короткий взгляд и закатил глаза. Даже думать не хочу о причинах. Я прикрыла глаза и на тело вдруг разом навалилась привычно затолканная во внутрь усталость. Голова стала тяжелой, а перед глазами плыл блаженный туман. Последнее что я запомнила было ощущение колючего рукава шинели под щекой и тихие шаги где то рядом.