Расправь крылья

      Я плохо помню, как поднялась в небо, поймав попутный ветер и быстро вознесясь на большую высоту; как устремилась на восток к силуэтам укрытых зеленью холмов, чья безмятежность настолько контрастировала с картиной оставшегося внизу побоища, что было сложно считать их реальными. Всеполглощающее смятение и шок не позволяли пробиться любым другим эмоциям, а потому мои действия были машинальными — ровно настолько, чтобы полёт оставался ровным. Такое состояние было как нельзя кстати сейчас, когда на отчаяние или скорбь банально не было времени, но и оно не могло длиться долго: это была лишь первая реакция.       Тупая боль в спине досаждала. С первых секунд полёта каждый взмах отдавался болезненной волной у основания крыльев, которая со временем начала мало-помалу усиливаться, словно повреждены были мышцы, причастные к полёту, хоть я и понятия не имела, как именно он синхронизируются между двумя формами. Я терпела долго, стиснув зубы и почти буравя взглядом райскую даль, остававшуюся всё такой же недосягаемой по мере того, как мои силы медленно подходили к концу.       В какой-то момент настал край. Как бы сильно меня не звало вперёд чувство долга или желание оказаться подальше от злополучного места, я была обязана прекратить полёт прямо сейчас, или же спину сведёт судорога, а я сама останусь где-то на скалах внизу. Передышка сейчас была жизненно необходима.       Не сделав более ни взмаха, я полностью положилась на волю ветра, планируя и одновременно высматривая наилучшее место для посадки. Выбор пал на пологий склон ближайшего холма, и я принялась спускаться по широкой спирали, перенеся вес на одно крыло: давно поняла, что, за неимением чего-нибудь вроде хвоста, это наилучший способ свернуть в сторону. Обведя в воздухе почти замкнувшееся кольцо, я приземлилась, после чего ещё пару шагов пробежала по инерции.       Стоило напору воздуха прекратиться, крылья исчезли без моего приказа, а вместе с ними, казалось, и какая-то малая часть моей боли.       Пару десятков шагов прочь с отрытого места — и я опустилась на корточки в тени невысокого обрыва, смотря пустым взглядом прямо перед собой сквозь занавес из солнечных лучей.       Это была моя вина.       Эта мысль вцепилась, словно голодный зверь, сдавливая горло и лишая здравомыслия, но, вместе с тем, не имея конца. Раз за разом перед глазами вспыхивали картины резни, плясали яркими пятнами в то и дело мутневшем взгляде, не желая пропадать.       "Визареш был сильнее, опытнее меня, и поле битвы ему наверняка знакомо. Он был отличным воином... а по итогу попал в западню, как последняя тварь."       "А я всё ещё живу."       Я зажмурилась и обхватила руками голову. Рассуждать так было невыносимо. Не имело значения то, что мы не были ни друзьями, ни даже товарищами; за эти пару часов Визареш в моём видении успел получить иднивидуальсть, получить личность, которая в миг ставила его выше случайной жертвы войны или несчастого случая, а его смерть — нет, не смерть, я не принимала это, считая, что он сможет протянуть ещё какое-то время — ощущалась в сотни раз болезненнее и ярче, чем если бы на его месте оказался совершенно незнакомый мне... человек.       Почему-то факт того, что подобный финал встретил рики, ужасал больше прочего. Словно я по собственной наивности считала их неуязвимыми для ран и уж точно не способными вот так просто взять и умереть ни за что.        "Это несправедливо.."       Я бы заплакала, но почему-то глаза оставались сухими и горячими.       "Даже если Визареш делал всё ради долга... Это просто несправедливо. "       Надо было идти дальше. Я знала об этом, но продолжала избегать данной мысли, словно боясь вновь столкнуться с реальностью и предпочтя закрыться в себе, продолжая переживать уже произошедшее, ведь любое действие может повлечь за собой новое горе — что-то, что я не могу предположить, а только осознать тогда, когда станет уже слишком поздно.       В воздухе витал лёгкий аромат степных цветов, переплетённый с запахом нагретого на солнце песка. Неподалёку пару раз чирикнула какая-то птичужка — первый звук за долгое время.       Миру всё равно на проблемы одного, двух живых сущест, да хоть сотни — это число всё ещё ничтожно мало, а он сам живёт лишь по собственным правилам. Я не протяну и одну ночь в этом диком, иссушенном ветрами и солнцем крае, это было понятно и без какой-либо философии.       С огромным трудом я поднялась на негнущихся ногах, покачиваясь и не решаясь сделать ни шага, подобно новорождённому жеребёнку. Судорожно обхватила руками плечи, словно пытаясь согреться, но, казалось, вокруг не было ни капли тепла, а моё сердце по-немногу покрывается ледяной коркой, от чего каждый удар и вдох даются с трудом.       "Я не должна умереть здесь, — думала, пока взгляд бесцельно блуждал по однообразному пейзажу, — Единственное, что я могу и должна сделать теперь — привести этот рассказ к его закономерному концу."       Охваченная этой странной отстранённостью, я медленными, неуверенными шагами прошлась вверх по склону холма, к вершине, сплошь поросшей жёсткой бледной травой, чтобы оттуда, как однажды, взглянуть на распростёрый вдали горизонт, недосягаемый и едва различимый, словно мираж.       Череда зеленовато-бурых, как будто выцвевших на солнце холмов казалась нерушимой в своём беспристрастии. Моя цель была как на ладони — немногим зеленее прочих, этот пригорок выделялся бы среди других, даже не будь он в два раза выше. Именно на нём, словно став центром этой картины, был построен дом, чей сказочный, вычурный стиль на фоне всей встреченной ранее архитектуры казался даже слегка карикатурно-неправильным, пускай и с такого растояния было различимо немногое: по большей части, это был силуэт крыши, оканчивавшейся сферой, что, наверное, играла роль обсерватории.       Лишь спустя пару секунд в голове зародилась мысль, что, быть может, своей формой дом наследует типичную чародейскую шляпу с широкими полями.       "Какой-то бред", — подумала я, несмотря на то, что сам "бред" оставался моим собственным домыслом.       Чувствовала себя паршиво. Мир вокруг был прекрасен, даже в этом скудном на живность месте он буял свободой и юностью безоблачного дня в начале лета, купая просторы в лучах знойного солнца. Мне это казалось лишним, даже неуместным, как будто почившая в дрёме природа самим своим мирным существованием дразнила мою уставшую от потрясений душу. Да, это была лишь иллюзия, но я ничего не могла с собой поделать.       И всё же, цель была близко; слишком близко, чтобы оставлять за мной право тратить время на пустые раздумья. Обитель Ведьмы была передо мной как на ладони, а, значит, я не могла сомневаться, как не могла и погрязнуть в собственных чувствах.       Собравшись с мыслями, я тихо выдохнула, а после предприняла попытку призвать крылья. Вопреки опасениям, спина отозвалась не вспышкой боли, а лишь её слабым откликом — короткий отдых явно пошёл на пользу. Сейчас это повреждение было не к месту, как, впрочем, и большинство последних событий, начиная потерей единственного оружия и заканчивая всем ужасом, произошедшем в ущелье, так что оставалось лишь надеяться, что полёт не растревожит едва подутихнувшую боль вновь и мне не придётся продолжать путь по земле, каждую секунду рискуя нарваться на неприятность.       Осторожно шевельнула крыльями, пытаясь понять их состояние. Сделать это было труднее, чем думалось: пусть я и умела их контролировать, крылья никогда не были частью меня. Я не ощущала их в прямом, буквальном смысле, как элемент организма. Скорее, эти два красных пятна за спиной напоминали механизм или жизнь, в симбиозе с которой я пребывала и чьи ощущения ловила лишь эхом. Летала не я — я никогда не училась, как это делают птенцы. Полёт был чем-то вживленным в процессе метаморфозы тела; в моём мире практиковалась пересадка органов, но колдовство Луваны принадлежало к совершенно другому уровню.       Развернула крылья чуть шире, готовясь в любой момент быть пронизаной острой болью, но та почему-то почти не откликалась.       "Я долечу, — подумала с внезапной уверенностью, — Осталось совсем немного."       Встрепенулась, готовясь ко взлёту, но мой взгляд вдруг уловил движение на самом крае поля зрения. Будучи уверенной, что это лишь показалось, я обернулась, выискивая причину остановки почти со страхом: после всего произошедшего мысли о возможной погоне не покидали меня ни на миг. Какие-то пару секунд глаза метались от холма к холму, а затем над горизонтом я заметила нечто, напоминавшее стремительно летящий клок облака.       Бурая дымка пульсировала, словно живая масса, несясь с севера на юг против ветра и туч.       "Что за..." — я прищурилась, пытаясь понять что именно вижу, но облако всё ещё было слишком далеко и двигалось параллельно мне. Какое-то время оно оставалось на виду, не меняя высоты и чем-то напоминая пылевой вихрь, как вдруг опустилась на пустошь, что теперь тянулись где-то по левую руку от меня. Облако не осело внизу — по крайней мере, так казалось мне — однако этого снижения было достаточно, чтобы странная дымка вышла из моего обзора, и лишь её клочки продолжали то и дело виднеться в просветах меж скал.       "По поведению напоминает птичью стаю... Они что, летят в сторону поля битвы? Зачем птицам..."       Но тут послышался стремительно наростающий звук бега, и я ринулась в сторону, уходя от пока ещё невидимого нападающего. Укрытая шерстью цвета мокрого песка туша, промахнувшись всего-то ничего, ощутимо задела меня и с разгону пронеслась ещё метра полтора, затормозив довольно неудачно и проехавшись по земле. Я и сама оказалась сбита с ног той малой частью силы удара, что пришлась на меня, но сумела подняться на ноги прежде, чем обезьяна была в состоянии аттаковать снова.       Она замерла, пригнувшись к земле. Слой пыли и застрявшие сухие травинки делали её шерсть визуально светлее, тем самым ещё больше выделяя длинную резанную рану — свежую и воспалённую, продолжавшую слабо кровить до сих пор — тянувшуюся через весь левый бок существа.       — Это наша земля! — взвизгнула обезьяна, тщётно пытаясь восстановить сиплое, сбивчивое дыхание.       Я вздрогнула, напряжённо следя за каждым движением обезьяны, словно та была городским сумасшедшим. Как никогда прежде жалела, что по собственной глупости осталась безоружна.       — Твой дружок сдох, отправляйся за ним, — продолжала хрипло кричать обезьяна, сверкая глазами, наполненными чистой ненавистью, — Прочь отсюда!       "Он шёл за мной всё это время, — подумала я, и по спине пробежал холодок, — Какой злобой должно полнится сердце этого существа, если даже полёт не остановил его преследование..." — и тут я остановилась, осознав ещё одну вещь.       Все в его отряде мертвы.       — Прочь, прочь! — вопли обезьяны становились похожи на истерику, словно в её сознании вдруг что-то надломилось.       Её морда исказилась в гримасе ярости и безумства, и животное — теперь это было оно — разбрасывая пыль и землю, ринулось в мою сторону, казалось, почти теряя ориентацию в пространстве.       Мне потребовалось лишь отступить пару быстрых шагов в сторону, чтобы избежать столкновения. Это нельзя было назвать боем. Скорее — попыткой сведённого болью и жаждой мести существа исполнить то, что теперь стало единственной целью в его угасающей жизни. Отчаяние обезьяны, теперь ставшее безумством, на краткий миг породило во мне что-то, отдалённо похожее на сочувствие. "В конце концов, она лишь солдат. Одна сотен или тысяч таких же винтиков, ведомых волей и приказом Жо-Зи." Но эти странные мысли заглушила реальность, где обезьяна была готова убить меня, плевав на любые законы морали и этики. А я хотела жить.       Воспользовавшись моментом, я ударила падающую рядом обезьяну сапогом в раненный бок, на краткое время ослепив ту болью, и, не медля более ни секунды, двумя прыжками разбега оттолкнулась от земли, взлетая.       Ещё пару мгновений я видела, как обезьяна, зажав рукою вновь открывшуюся рану, кричит проклятия мне вслед, но вскоре поднялась выше — туда, где из звуков оставался только шум ветра и хлопки моих крыльев.

***

      Я мягко опустилась на сбитые лучевым принципом доски, устилавшие крышу. Не знала, как следует относиться к происходящему: единственной целью было добраться до дома Ведьмы. О дальнейшем окружающие всегда предпочитали молчать, а я посмела надеяться, что всё решится само собой, как только пройдёт время. Увы, пока этого не случилось.       Почему-то я пыталась действовать скрытно, словно была слишком амбициозным воришкой, выбравшим своей целью дом мага: подлетела с солнечной стороны, боясь попасться на случайно брошенный из окна взгляд, по крыше ступила осторожно. "В этом нет смысла, — думала я с сомнением, — Я здесь по воле хозяйки дома, и она призвала меня."       Помедлив, я всё же вспорхнула вниз и принялась осматриваться в поисках двери. Сам дом представлял собою цилиндр, покрытый чем-то вроде глины с примесью камней, игравших, вероятно, и эстетическую роль. Немного обойдя дом, с одной стороны я заметила кое-как сколоченную из трухлявых досок пристройку, чья древесина выглядела куда более старой, чем крыша здания, с другой же — накренившуюся каменную башню, объединëнную с самим домом и "обсерваторией".       "Как Ведьма попадает внутрь, если здесь нет ни дверей, ни лестницы? — я сделала пару шагов назад, выбираясь из густой травы и вновь окидывая дом взглядом, — Похоже, придётся искать другие варианты."       Это было не то, чем я предпочла бы сейчас заниматься. Когда же неприметная дверь, замеченная мною на уровне второго этажа, где башня была украшена чем-то наподобии балкончика, оказалась будто наглухо забитой изнутри, я ощутила уже раздражение.       Очутившись на земле, я быстрым шагом подошла к ближайшему круглому окну. Его стекло имело голубоватый оттенок — это могло бы выглядеть красиво, но сейчас казалось просто неуместным, ведь цвет, в придачу к и без того грязным створкам, мешал разглядеть хоть что-то из происходящего внутри.       "Ну и пусть", — с этой мыслью я что есть силы толкнула окно. Оно не поддалось, но по стенам дома пробежалась едва заметная дрожь, заставившая меня насторожиться. Этот странный эффект словно нарушил мнимую беззжиненность всего холма, и я, напуганная непонятно чем, сделала шаг назад.       Я выждала около минуты, замерев и всматриваясь в темноту за толстым стеклом. Среди едва различимого пространства внутри не было заметно ничего подозрительного, однако я остро ощущала на себе чужой взгляд, и отсутствие наблюдателя в поле зрения лишь в разы усиливало тревогу. Это было похоже на Лунное Озеро, но то, что там было сотканным из снов миром, здесь сводилось до размеров холма, трава на которой теперь казалась слишком идеальной, лишёной пожухлых или изгрызанных насекомыми стеблей, будто само место было искусно сотворённой ловушкой, что захлопнулась секунду тому.       — Похоже, у меня начинают сдавать нервы, — проговорила негромко, но отчётливо, надеясь, что звуки собственного голоса развеют гнетущую тишину, а вместе с ней и все эти игры разума, — Можно проверить верхние окна. Потом — дымоход, — я выделяла каждое слово, не сильно заботясь об их смысле.       Несколькими взмахами крыльев я поднялась в воздух. Облетев дом с так внезапно возникшим потоком ветра, оказалась у одного из верхних окон и повисла на стене, после чего кое-как зацепилась за раму и выступавшие края балок, поддерживая равновесие крыльями.       Окно отворилось от лёгкого касания.       Пробраться внутрь было несложно. Со второй-третьей попытки отозвав крылья, которые почему-то упорно не хотели исчезать, я протиснулась сквозь оконный проём и тихо спрыгнула на чуть скрипнувший пол.       Выпрямилась, оглянулась украдкой, словно боясь, что шум привлечёт ненужное внимание. В доме пахло пылью, старой бумагой и каким-то незнакомым ароматом. Воздух казался тёплым и затхлым.       Комната была сплошь заставлена вещами, так что, помимо места у окна, пригодной для ходьбы была лишь узкая "дорожка", что петляла то там, то тут между стопок книг в потрёпанных обёртках. Они же были повсюду: лежали поодиночке и навалом, своим беспорядком придавая комнате заброшенный вид, будто та оставалась нетронутой уже долгое время, и теперь пыль, копившаяся, может, годами, неспешно плыла в солнечном свете, что, пробиваясь вовнутрь, ложился на пол ровным диском.       Я прикрыла окно и взглянула направо. Досчатая лестница круто уходила вниз, к небольшой тёмной двери, ныне запертой. Я прислушалась вновь, но было тихо. "Стало быть, Волшебница либо отсутствует, либо предпочитает проводить время в тишине..."       "Что теперь?"       Я переступила через поваленный стул и вышла на центр комнаты. Потёртый, ранее сложенный вдважды лист бумаги на ближайшей стопке книг был покрыт надписями и рисунками, среди которых мой взгляд смог как следует различить лишь нечто, походившее на график с неразборчивыми значениями. Были там и какие-то чертежи, но чтобы рассмотреть все детали, мне следовало бы поднять бумагу. Этого я сделать не решилась, тем более, что моё внимание уже переключилось на стену. Большая её часть была закрыта чёрной доской, и символы, выведенные на ней пронзительно-белым мелом, на контрасте казались особенно чёткими. И уж тем более читаемыми.       Во мне сквозило любопытство. Насколько плохо в эмоциональном плане я бы не чувствовала себя теперь, и бумаги, и записи Луваны — или Лидии, если та уже успела перестроить дом на собственный лад — были бесценны, и никакая апатия не могла отрицать этот факт.       "Что было магией, а что — наукой, отточенной до совершенства? — думала, пробегая взглядом по цифрам, случайным уравнениям и схемам химических реакций, где вместо привычных елементов сплошь стояли неизвестные мне значки — не латынь, не греческое или арабское письмо, а нечто другое, — Страшно подумать о цене знаний, которые могут храниться здесь, — я сделала шаг вперёд, вновь и вновь изучая текст в попытке расшифровать хоть что-то, — Даже жаль, что им судилось остаться тут, в отрезанном от мира месте, где единственный человек, имеющий к ним доступ, похоже, решил уподобиться наставнице и использовать их лишь в собственных интересах... А это ещё что?" — взгляд зацепился за знакомое — схему молекулы.       "Да каким образом ей удалось создать четырёхвалентный водород?" — хотела было воскликнуть я, но вовремя вспомнила о месте, где нахожусь.       С тихим вздохом я отвернулась от доски, первое же из написанного на которой в корне расходилось с известными мне основами химии. Я была зла. Зла на отсутствие логики в знаках, зла на дом, не дававший подсказок, на Ведьму, затеявшую всё это и на себя, отвлёкшуюся на глупость.       — Вот я, избранная-предназначенная-не-такая-как-все Пришедшая из другого мира явилась исполнить свою судьбу, — шептала зло, быстрыми, раздражёнными шагами возвращаясь на центр комнаты, — Что теперь? — я раскинула руки, будто в попытке привлечь внимание неведомых сил.       Но осеклась, вновь почувствовав на себе чужой взгляд.       Огляделась настороженно, как затравленный зверёк. Искала причину, но видела лишь пыль в рассеянном свете и тени, что тихо лежали по дальним углам, меж стелажей, щелей в досках под ногами, грудами книг на захламлённом полу. Я обернулась в сторону лестницы, но не нашла там никого.       Книги, выставленные ровными прямоугольниками срезов, глядели с немым осуждением, каждая полка и стопка. Они не были живыми. Пыль забивалась в горло. Давящий запах старья и тишина в засаде рыжей шерстью обезьян — нет, это была древесина. Мёртвое время. Мёртвые рыжие тела стали темнее от грязи. Взгляд темнеет, огонь погас. Огонь синий, бирюзовый, зелёный? Дёрнулась, уловив движение в конце комнаты, и метнулась туда под взглядом книг и пробудившихся теней, разрывая труп времени и тишину.