Забытый

— Ты опять опоздал. Эти резкие слова эхом отразились от стен студии, едва Сынмин зашел внутрь. Последовавшая тишина оказалась тяжелее любого крика. Он и шагу не успел сделать, как уже хотел сбежать. Сынмин нервно вдохнул и поднял взгляд. Встретившись с холодным, острым взглядом своего лидера, он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Быстро опустив глаза, он замер, пытаясь подавить чувство обреченности, заставившее все волосы на теле встать дыбом. — Пунктуальность невероятно важна, Сынмин. Ты должен был уже это понять, — произнес Банчан, его строгий голос заставил Сынмина сжаться еще сильнее. Опустив взгляд, он не осмеливался поднять глаза. — Мы и так выбились из графика, а теперь теряем еще пять минут из-за тебя. У тебя есть объяснение? Сынмин чуть не усмехнулся про себя. Конечно, объяснение было. Неужели Банчан думает, что он нарочно так поступает? Причина в том, что боль была настолько невыносимой, что каждый шаг казался пыткой. Причина в том, что он был на грани, едва не упав в обморок, ударившись головой. Но сказать этого он не мог. — Я… я просто… — начал он, но его прерывистые попытки оправдаться оборвал другой голос. — Почему ты до сих пор в этом наряде? Резкий тон заставил Сынмина вздрогнуть, а его голову пронзила новая волна боли. Подняв глаза, он встретился с непробиваемым взглядом Минхо, от которого ему захотелось провалиться под землю. — Где твоя тренировочная форма? — холодно уточнил Минхо. Сынмин обвел взглядом остальных: свободные футболки, спортивные штаны, кроссовки. В его голове всплыли слова Феликса: «Почему ты еще в этом?» Конечно. Это была репетиция танцев. Почему он этого не понял раньше? Как сильно он ударился головой? Его смущение только усилилось, когда он посмотрел на свое отражение: тщательно выглаженная рубашка с длинным рукавом, строгие брюки, лакированные туфли. — Прости, я… — он заикнулся, не находя слов, но Минхо не дал ему договорить: — У нас нет времени на это. Иди переоденься. Сынмин молча кивнул и поспешно вышел, стараясь не смотреть никому в глаза.  Сынмин быстро шел по коридору, пытаясь найти ближайшую уборную. Но едва он дошел до двери, как вдруг все вокруг поплыло. Его ноги дрогнули, и он едва не потерял равновесие, успев опереться на стену. Закрыв глаза, он пытался собрать силы, чтобы сделать хотя бы еще пару шагов. Когда он наконец решился открыть глаза, все вокруг словно слилось в единое пятно. Голова раскалывалась, а каждая попытка сфокусироваться лишь усиливала боль. Он стоял, прислонившись к стене, намного дольше, чем хотел бы. Но в конце концов маленький внутренний голос заставил его двинуться дальше. Собрав остатки сил, он зашел в кабинку и торопливо переоделся. Он не тратил ни секунды на раздумья. Скинув с себя строгую рубашку и брюки, он натянул тренировочную форму так быстро, как только мог. Он не мог позволить себе медлить. Он не мог позволить себе даже взглянуть на свое отражение. Когда Сынмин вышел из кабинки, то сразу понял, что что-то не так. Его взгляд остановился на коротких рукавах футболки, которую он взял с собой. Идиот. Почему он выбрал футболку? Как он вообще думал, что это хорошая идея? Стиснув зубы, он вытащил из сумки старый черный худи, который надел утром. Ткань была слишком плотной, и он уже знал, что станет жарко. Но это было лучше, чем открытые руки. Быстро взглянув в зеркало, он понял, что вид у него ужасный: бледная кожа, темные круги под глазами, красные воспаленные белки. Ему стало противно от собственного отражения. Сынмин отвел взгляд и вышел из уборной, игнорируя тяжесть в груди. Его шаги эхом отдавались в пустом коридоре. Он старался не думать о боли, с каждым шагом разливающейся по телу, и уже через несколько минут оказался снова в студии. Как только он вошел, его оглушила громкая музыка, смешанная с глухим стуком кроссовок по полу. Все уже репетировали. Они даже не ждали его. Это было логично. Они не могли терять время, пока он собирается с силами. Он сам виноват. Сынмин занял свое место, стараясь не обращать внимания на пронизывающую боль. Он начал танцевать, но каждый шаг отдавался в теле резкой вспышкой. Голова кружилась, худи будто давило на него, лишая возможности нормально двигаться. Он чувствовал, что вот-вот упадет, но продолжал. — Сынмин, что с тобой? Резкий голос Минхо пробил сквозь шум музыки. Все остановились и смотрели на него. Сынмин почувствовал, как к горлу подступил ком. — Что? — его голос прозвучал тихо и неестественно. Минхо шагнул вперед, его взгляд был острым и требовательным: — Почему ты не стараешься? Эти слова задели сильнее, чем физическая боль. Он ненавидел это чувство — быть недостаточным, быть проблемой. — У меня… голова болит, — пробормотал он, но его голос был таким слабым, что вряд ли кто-то воспринял это всерьез. Минхо только покачал головой, его голос был сухим и отстраненным: — Головная боль? И это твое оправдание?  Эти слова были как удар. — Если ты не хочешь работать, уходи. Мы не можем позволить себе терять время на того, кто думает только о себе. Сынмин сжался, чувствуя, как слова Минхо разрезали его словно лезвие. Его взгляд устремился в пол, и он не мог заставить себя поднять голову. Ему казалось, что весь мир смотрит на него с осуждением. Эгоист. Это всё, чем он был? Тело отзывалось болезненным дрожанием, а в душе вспыхнуло чувство беспомощности. Но он не подал вида. Он заставил себя остаться на месте и продолжить, когда музыка снова заиграла. Каждое движение было пыткой, но он танцевал, цепляясь за едва заметные крупицы сил. Боль будто смазала реальность, делая каждую минуту тяжелее предыдущей. И всё-таки он не останавливался. Это был единственный способ почувствовать хоть что-то, кроме разрывающего чувства никчёмности. Перерыв начался неожиданно, словно кто-то выдернул его из бури. Сынмин заметил, как остальные разбились на группы. В одном углу смеялись младшие, в другом — Банчан говорил по телефону с напряженным лицом. Сынмин отвернулся. Его ноги дрожали, но он заставил себя добраться до пустого стула в углу. Усевшись, он наконец позволил себе расслабиться, закрыв глаза и притворяясь, что ничего вокруг не существует. Тело болело, голова раскалывалась, но в эти несколько секунд покоя он мог дышать. Однако покой был недолгим. Шёпот донёсся из угла студии. Сынмин открыл глаза и увидел группу младших, сбившихся в круг. Их взгляды то и дело скользили к нему. Они говорят обо мне. Он отвёл взгляд, чувствуя, как к горлу снова подступает тяжесть. Всё, чего он хотел, — это быть увиденным, но каждый раз его видели только через призму ошибок. Когда он почувствовал, что больше не может выносить это, он заметил, как Банчан закончил звонок и повернулся к нему. Их взгляды встретились. Чёрт. Сынмин понимал, что лидер хочет поговорить с ним, но ему было слишком тяжело выносить это сейчас. Он встал, игнорируя боль в теле, и направился к выходу. — Я в туалет, — пробормотал он в пустоту, даже не надеясь, что кто-то услышит. Он вышел в коридор, но, не дойдя до туалета, замер. До его ушей донёсся резкий спор. — Минхо, я видел всё сам, — голос Чанбина был напряжённым. — Не говори об этом так легкомысленно, он не такой, — парировал Минхо. Сынмин замер. Он узнал голоса и понимал, что спор был о нём. Сынмин не хотел подслушивать. Его первая мысль была просто развернуться и уйти, чтобы не слышать этого. Но ноги будто приросли к полу, а сам он оказался пленён напряжённым разговором. — Как ты можешь быть так уверен? — бросил Чанбин, его голос звенел от ярости. — Ему просто нужно осознать, что он не прав, — жёстко отрезал Минхо, вздыхая. — Он ведёт себя как безумец, не контролирует себя. Разве ты этого не видишь? Сынмин чувствовал, как эти слова словно молотом ударили по его голове. Они обсуждали его, и каждое их слово подтверждало то, что он сам давно о себе думал. — Конечно, вижу! — ответил Чанбин, его голос звучал напряжённо, но искренне. — Именно поэтому ему нужна помощь, а не осуждение. У него тоже есть чувства, ты понимаешь это? Сынмин почувствовал, как в груди вспыхнуло что-то неожиданное. Кто-то наконец увидел его боль. Кто-то осознал, что за его действиями стоит нечто большее, чем просто ошибки. И всё же этот слабый проблеск надежды угас, когда Минхо резко парировал: — Чувства? Он нас оскорбляет, издевается над младшими, нападает на Хёнджина, ломает оборудование, ставит нас всех под удар… И ты всё ещё хочешь переживать за его чувства? Сынмин сжал кулаки. Все обвинения были правдой. Он не мог отрицать ни одного слова. — Все проходят через трудности, но это не повод вести себя так, — продолжил Минхо, его голос был холодным, как ледяной дождь. — Его действия касаются не только его. Они отражаются на всей группе. В груди Сынмина что-то оборвалось. Он не знал, что хуже — осознание правды или то, как мало в этих словах оставалось от надежды. — Я думаю, мы делаем всё не так, — тихо произнёс Чанбин. — Я просто чувствую, что это только усугубляет ситуацию. Минхо вздохнул, его тон немного смягчился, но он не отступал. — Слушай, я знаю, что мы оба хотим помочь ему. Но Сынмин просто не понимает, что он делает. Он живёт в заблуждении. Эти слова были последней каплей. Заблуждение. Минхо действительно считал, что Сынмин настолько глуп, что не видит своих ошибок? Всё, что он делал, было неправильным, он знал это лучше всех. Но он никогда не думал, что кто-то из близких посчитает его настолько сломленным, что решит “исправить” его. После короткой паузы Минхо снова заговорил: — Ты злишься на него? — Да, но… — начал было Чанбин, но его перебили. — Ты хочешь помочь ему? — Конечно, хочу! — Тогда придерживайся плана. Эти слова прозвучали как приговор. Сынмин почувствовал, как по его спине пробежал холодный пот. План? Они что-то затевали, и это определённо касалось его. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь..