Забытый

Следуя за Чаном, Сынмин быстро нашёл путь к студии и гримёрной. Он держался на несколько шагов позади, стараясь не отставать, но отслеживать движение лидера оказалось сложнее, чем он ожидал. Чан даже не обернулся, чтобы проверить, идёт ли Сынмин за ним, и это лишь усилило его ощущение ненужности. Найти остальных, впрочем, не составило труда. Даже если бы он потерял из виду Чана, весёлые голоса и смех, эхом разносившиеся по коридорам, были достаточно громкими, чтобы указать, куда нужно идти. Как только Сынмин вошёл в комнату, шум только усилился. От громкого хохота и перекрикиваний его голова заболела ещё сильнее, и он невольно поморщился. Члены группы были разбросаны по всей комнате. Кто-то сидел в кресле, пока визажисты колдовали над их образом, кто-то переодевался, а кто-то валялся на диванах, мешая тем, кто был занят работой. Это была привычная картина, но взгляд Сынмина быстро зацепился за небольшой чёрный фотоаппарат, который переходил из рук в руки. Его сердце тяжело сжалось, когда он понял, что это значит. За кулисами. Иногда перед съёмками компания просила группу снимать их повседневную жизнь, чтобы делиться с фанатами более личными моментами. Обычно такие влоги превращались в шоу, где участники шумно шутили и строили из себя дурачков ради зрителей. Сынмин никогда не был интересным перед камерой. Он не умел устраивать феерии, и его спокойное поведение редко привлекало внимание. А теперь, глядя на происходящее, он понял, почему голоса участников сегодня звучали особенно громко. Он даже не знал, что им предстоит снимать это сегодня. При обычных обстоятельствах Сынмин никогда не отставал от графика группы. Однако такие влоги, как этот, не всегда удавалось отследить. Иногда это было что-то, что компания просто неожиданно добавляла в расписание, надеясь заработать пару лишних долларов. Сынмин ненавидел то тягостное чувство, которое каждый раз оседало у него в груди, когда происходило что-то неожиданное. Когда он не мог предсказать, что будет дальше. Он ненавидел, как беспомощно это заставляло его чувствовать. Однако у него не было времени осмыслить свои мысли. Прежде чем он успел хоть что-то сделать, его внезапно подхватили и усадили в кресло у ближайшего столика для макияжа. Сынмин почти забыл, насколько ужасно он выглядел этим утром, пока не увидел своё отражение в зеркале. Тёмные круги под глазами почти сливались с их цветом, а его кожа выглядела болезненно бледной. Он не узнавал себя — и при этом выглядел именно так, как чувствовал себя внутри. Жалким. Его размышления резко оборвались, когда в тишину ворвался раздражённый вздох, заставивший Сынмина вздрогнуть. — Ты вообще заботишься о себе? — внезапно прозвучал незнакомый голос за его спиной, заставивший сердце Сынмина замереть. Подняв глаза на зеркало, он тут же встретился взглядом с явно недовольной сотрудницей. Она держала в одной руке кисть для макияжа, а другой упиралась в бедро. Маска скрывала её лицо, но взгляд, полный раздражения и упрёка, пронзил Сынмина насквозь. Вдыхая дрожащий воздух, Сынмин застыл в своём кресле. Он знал, что невежливо отводить глаза, но чувствовал себя жалким и ничтожным под её тяжёлым взглядом. Он едва начал своё расписание, а уже стал обузой для всех вокруг. — П-Прошу прощения? — выдавил он из себя, моргая в растерянности. — Тяжёлые мешки под глазами, тёмные пятна, опухшие щёки… — произнесла она сухо, перечисляя все недостатки Сынмина, словно читала их с заранее подготовленного списка. Женщина покачала головой и резко замолчала, будто продолжение перечня самых непривлекательных черт Сынмина было для неё слишком утомительным — или, возможно, просто не стоило её времени. Вместо этого она быстро потянулась за дорогущими консилерами, тональными кремами, кистями и спонжами, стоящими на столе рядом с ней. — Похоже, сегодня тебе понадобится полный макияж. Не дожидаясь реакции, она тут же начала свою работу, нанося на лицо Сынмина слои неизвестных продуктов ещё до того, как он успел придумать, что ответить. Её слова не должны были задеть его так сильно, как это произошло. И всё же, несмотря на себя, Сынмин не мог не воспринять их лично. Он знал, что сейчас выглядел не лучшим образом, и понимал, что не был особенно привлекательным. Он никогда и не считал себя красивым. Но он никогда не думал, что выглядит настолько уродливо в глазах других. Тяжело вдохнув, Сынмин попытался успокоить головную боль, которая бесконечно стучала в висках, словно его собственный разум отказывался давать ему передышку. Сынмину было отвратительно. Но это была не обычная физическая тошнота, которую можно было легко объяснить. Это было что-то глубоко укоренившееся. Словно он полз в своей собственной коже, чувствуя внутреннее отвращение, которое он не мог выразить словами. Каждый раз, когда его взгляд падал на зеркало, волна этой тошноты усиливалась, а сжимающая грудь боль лишь ухудшала его состояние. В этот момент меньше всего Сынмин хотел, чтобы его снимали на камеру — и уж точно не на двух подряд фотосессиях. Однако Сынмину не дали ни секунды, чтобы прийти в себя, прежде чем его снова выбросило в новый водоворот событий. — Сынмин, а как насчёт тебя? — раздался новый голос, мгновенно возвращая его в реальность. Отводя взгляд от зеркала, Сынмин с трудом осознал, насколько сильно он погрузился в свои мысли, пока прямо перед его лицом не появился чёрный объектив ручной камеры. Мгновенно моргнув, пытаясь собраться, он почувствовал, как его желудок сжался от тяжести осознания: он остался последним за столиком для макияжа. Он был настолько оторван от всего, что происходило вокруг, что даже не заметил, как визажист закончила свою работу и ушла. Настолько оторван, что совсем забыл о камере, которая переходила из рук в руки между членами группы. — Ч-что? — выдавил он, оборачиваясь к фигуре рядом с собой, и тут же встретился взглядом с макнэ их группы. — Ты рад поделиться нашими новыми фотосессиями с Stay? — повторил младший, с лёгкой, очаровательной улыбкой на лице. Сынмин никогда не был против съёмки закулисных влогов. Но он так и не видел в этом особого смысла. Ему казалось, что его жизнь вне выступлений и расписанных активностей едва ли была интересной. Он всегда знал, что его спокойный и серьёзный характер вряд ли мог соперничать с естественной харизмой и остроумными шутками его участников. Но, когда дело всё же доходило до съёмки влога, Сынмин всегда старался выглядеть немного более собранным, а может быть, даже немного более разговорчивым с участниками. Раньше Сынмин никогда не старался измениться из-за неуверенности в своём характере. Он не делал это потому, что стыдился себя, — он делал это, потому что знал: его естественное, спокойное поведение вряд ли привлечёт много зрителей, если он не добавит в него немного игры. Это было просто базовое правило для айдолов. Все менялись перед камерой — даже если эти изменения были едва заметны. Однако, глядя на невинную улыбку и спокойное поведение мальчика перед ним, Сынмин не мог избавиться от ощущения беспокойства. Снаружи не было ни следа гнева, обиды или напряжения, которые царили ещё вчера. И если бы Сынмин не знал лучше, он бы никогда не подумал, что что-то пошло не так. Казалось, будто Чонин больше не переживал. Будто конфликта никогда не было. Будто Сынмин был недостаточно важен, чтобы его боль могла оставить след. Казалось, будто боль Сынмина существовала только для него самого. Однако, присмотревшись к улыбке, застывшей на лице Чонина, Сынмин понял, что эта улыбка не доходила до его глаз. Всё не вернулось к норме. Слова, сказанные вчера, не исчезли бесследно. Напряжение между ними не испарилось чудесным образом. Просто камера записывала. Отводя взгляд от Чонина, Сынмин попытался отбросить все чужие мысли, проносившиеся в его голове, и натянул на лицо вымученную улыбку. Осознавая, что камера направлена прямо на него, он изо всех сил старался выглядеть более оживлённым, добавляя себе немного характера — немного “личности”. Но в тот же момент его разум затопили воспоминания о комментариях, которые он читал раньше. Комментариях, которые раз за разом заставляли его замереть. «Иногда я даже забываю, что Сынмин вообще часть SKZ. Он такой простой, что буквально сливается с остальными. Ему самому не надоедает быть таким скучным?» «Тот факт, что Сынмин второй младший, просто шокирует. Честно говоря, он не такой уж милый, да и особо не выделяется». «SKZ такие смешные и талантливые, но Сынмин всегда как-то портит их атмосферу… Он просто какой-то… пустой. Или никакой, наверное». Простой. Скучный. Никакой. Вот всё, кем они его считали. Всё, кем он был. И всё же Сынмин не хотел разрушать атмосферу. Не хотел быть простым. Не хотел быть скучным. Он просто хотел, чтобы его любили. И, может быть, для этого ему нужно было измениться. — Д-д-да, конечно, — выдавил он из себя, пытаясь найти голос, хотя дыхание перехватывало от тяжести, сковывающей грудь. — Уверен, Stay понравится всё, что мы приготовили для них, — добавил он, изо всех сил стараясь звучать так же обаятельно и харизматично, как его участники, которые, казалось, делали это без малейших усилий. Но Сынмину не дали даже закончить фразу, прежде чем камера была вырвана из его рук и оказалась в плену у другого участника, стоявшего рядом. — Ах, посмотрите на нашего макнэ! Разве он не очарователен? — воскликнул новый голос, мгновенно прерывая слова Сынмина. Не успел он осознать, что происходит, как Джисон вдруг оказался рядом с Чонином, бросив руку ему на плечо и повернув камеру так, чтобы захватить их обоих. Держа её одной рукой, Джисон второй потянулся через плечо Чонина и ущипнул его за щёку, чем мгновенно вызвал у младшего раздражённый стон. Но стоило Чонину выразить недовольство, как остальные тут же оживились. Мгновение спустя участники, которые ещё недавно были разбросаны по гримёрной, вдруг собрались вокруг камеры, наполняя комнату разговорами и беззаботным смехом. — Он и правда самый милый. Разве Stay не невероятно повезло с ним? — согласился Феликс с тихим смешком, появляясь за спиной младшего и обнимая его за талию, укладывая подбородок на его плечо. — Ты прав, — проговорил Джисон на нарочито высоком тоне, продолжая веселиться на камеру, хотя это мало чем отличалось от его обычного поведения. — Stay точно самые счастливые фанаты на свете, — добавил он, легко ткнув пальцем в щёку Чонина, чем мгновенно спровоцировал младшего ткнуть его локтем в живот. Хёнджин усмехнулся, подошёл ближе и забрал камеру из рук Джисона, который, корчась от «боли», чуть не упал на пол. — Как вообще Stay могли бы жить без их любимого макнэ? — с улыбкой добавил старший, наклоняясь вперёд и намеренно оставляя громкий поцелуй прямо на лбу Чонина. — Фууу, противно! Чонин тут же начал возмущаться, чем вызвал очередную волну хохота у остальных. Выпустив ещё один недовольный стон, он отчаянно попытался вырваться из объятий троих парней, которые окружали его. Но Феликс только крепче обнял его, надёжно удерживая на месте. Стараясь не обращать внимания на внезапное ощущение пустоты в груди и неприятное жжение на коже, Сынмин заставил себя отвернуться от сцены перед ним. Всё это было до боли знакомо, он видел подобное множество раз. Всё происходило прямо у него на глазах. И всё же он никогда не чувствовал себя настолько чужим. Настолько ненужным. Глубоко и дрожаще вдохнув, Сынмин резко поднялся со своего места, игнорируя мигом накатившую головную боль, вызванную резким движением. Его взгляд упал на пол, но, скользнув глазами по своей одежде, он быстро осознал, что всё ещё был в своих старых вещах. Он почти забыл о фотосессии. Не теряя времени, Сынмин нашёл свои вещи на вешалке с биркой и направился в угол комнаты, чтобы переодеться. Он даже не задумался, прежде чем снять спортивные штаны и натянуть идеально сшитые, непомерно дорогие и ужасно неудобные джинсы от компании. Однако, меняя футболку, он был гораздо более осторожен. Синяки всё ещё не зажили. Сейчас они почти не болели, если их не трогать. Но из-за всего происходящего он почти забыл об их существовании. Это была такая боль, которая становится частью тебя — настолько привычной, что ты уже перестаёшь её замечать. Она просто существует, как неотъемлемая часть тебя. Сынмин не был уверен, радоваться этому или нет. Отойдя подальше от шумной толпы в центре комнаты, он быстро натянул свежую, идеально сидящую рубашку, стараясь как можно лучше скрыть руки, прежде чем кто-либо мог заметить. И хотя это могло показаться глупостью — не перебинтовать синяки перед фотосессией, — Сынмин знал, что ему не о чем беспокоиться. Никто не смотрел на него, пока он переодевался. Никто вообще не обращал на него внимания. Однако Сынмин сразу напрягся, уловив внезапные приглушённые шёпоты из угла студии. Затаив дыхание, он моментально распознал знакомые голоса. Обычно Сынмин не был тем, кто лезет в чужие дела, не касающиеся его лично. Ему не было дела до того, чем занимались другие и какие секреты они предпочитали хранить. Однако интуиция подсказывала ему, что всё, о чём шептались в углу, так или иначе касалось его. И только когда он рискнул быстрым взглядом через плечо, он наконец понял, кто именно говорил. В самом углу комнаты, уединившись вдали от остальных, стояли Чанбин и Минхо. Скрестив руки, нахмурив брови и внимательно переглядываясь, они говорили друг с другом едва слышно, склоняясь ближе для большей конфиденциальности. Судя по напряжённым и слегка мрачным выражениям на их лицах, а также по тому, как они отделились от остальной группы, становилось ясно, что обсуждение касалось чего-то куда более серьёзного, чем бессмысленные сплетни. И, правда, чем больше Сынмин задумывался, тем больше понимал: ни Чанбин, ни Минхо не были теми, кто увлекается мелкими интригами. Чанбин всегда руководствовался своим чувством морали и избегал говорить плохо о ком-то, если тот не мог защитить себя лично. Минхо же был слишком прямолинейным, чтобы тратить время на пустые обсуждения за спиной. Вместо этого он предпочитал напрямую подойти к человеку и разобраться с любой возникшей проблемой. Эти двое редко ввязывались в бессмысленные споры, в отличие от младших участников. Но если возникал какой-то конфликт, и ребята не шли к Чану, то обычно направлялись либо к Минхо за откровенной правдой, либо к Чанбину за объективным и взвешенным мнением. Сынмин знал, что они не любили сплетничать. Поэтому видеть их такими — отстранёнными и скрытными — казалось странным. Эти двое будто находились в своём собственном мире, закрытые от остальных. Однако напряжённая энергия, исходящая от Чанбина и Минхо, казалась почти нереальной на фоне громкой и беззаботной атмосферы остальных участников в центре комнаты. Казалось, что эти две противоположные реальности не могли существовать так близко друг к другу — и всё же они сосуществовали. Но разница между ними была такой разительной, что Сынмин чувствовал себя выбитым из равновесия. Звуки их громкого смеха эхом разносились в ушах Сынмина, словно насмехаясь над его одиночеством. И в то же время их шёпот, колкий и едва слышный, их украдкой брошенные взгляды делали каждое его дыхание тяжёлым и болезненным. Сынмин чувствовал, будто застрял между двумя мирами, которые одинаково его отвергали. Он не принадлежал их тесному кругу. Но и в их радости ему не было места. Он не принадлежал нигде. Не с ними. Не с кем-то ещё. Даже если он старался держаться в стороне, их смех и шёпоты следовали за ним, словно напоминание о том, насколько он был ненужным. Застряв в своих мыслях, Сынмин едва заметил, как фотосессия начала готовиться к старту. Он почти не осознал, как все остальные уже покинули гримёрную. Моменты пересекающихся голосов внезапно уступили абсолютной, удушающей тишине. И, прежде чем он успел осознать происходящее, он вновь остался один. Снова. Никто не предупредил его. Никто не оглянулся, чтобы проверить, всё ли с ним в порядке. Никто не позвал его. Никто не заботился. По крайней мере, именно так ему казалось. Но он знал, что это чувство не новое. Оно было постоянным, неизменным, и он не мог его контролировать. Оно просто существовало. Это просто то, как обстояли его дела. И если он хотел выжить, ему, вероятно, придётся привыкнуть к этому. Однако Сынмин не был уверен, сколько ещё он сможет держаться, зная, что его неизменно снова разочаруют.

***

Ослепляющий свет бил прямо в глаза, и Сынмин не смог сдержать болезненной гримасы, когда его головная боль усилилась. Он едва успел собраться, как его вместе с остальными участниками выставили под прицел камер. Он не успел даже перевести дыхание, как каждое его движение стало предметом пристального внимания. Сынмин часто моргал, пытаясь привыкнуть к внезапной смене освещения и нарастающему беспокойству, которое почему-то мешало ему даже думать. Хотя, к счастью, сама фотосессия не была слишком вычурной. Площадка была достаточно просторной, не такой тесной и душной, как многие студии, в которых им приходилось работать по требованию компании, но при этом не казалась безликой. Она была сдержанной, элегантной и стильной. Цветовая гамма также не бросалась в глаза, что Сынмин оценил. Она состояла в основном из приглушённых, монохромных и винтажных оттенков. Сынмин почти не обращал внимания на свой наряд, но, взглянув на остальных участников, он заметил, как гармонично сочетаются их образы — только редкие всполохи ярких цветов выделяли их друг от друга. Хотя тема съёмки была далеко не чрезмерной, реквизит не выглядел излишним, а одежда не блистала кричащими логотипами, с первого взгляда было ясно, насколько всё это дорого. Простота только подчёркивала изысканность. Сынмин хотел бы сказать, что с ним было так же. Глубоко и дрожаще вдохнув, Сынмин почувствовал, как грудь сжалась, но, как только камеры начали запись, он не успел собраться, прежде чем инстинктивно натянул на лицо натужную улыбку. Хотя он не мог смотреть на них напрямую, ему не составляло труда представить, как прекрасно участники смотрелись вместе. Неважно, позировали они или нет, группа всегда выглядела гармонично. И всё же от нарядов до стиля, от черт лица до их уникальных деталей — у каждого из них было что-то особенное, что выделяло их. Будь то веснушки Феликса, улыбка Чонина, ямочки Чана или взгляд Минхо — у каждого было что-то, что приводило фанатов в восторг. И несмотря на различия, они всегда умудрялись идеально вписываться в идеальную картину, которую создавали для них в компании. А вот Сынмин никогда не чувствовал, что вписывается в эту картину. В нём не было ничего идеального. Ничего, что добавляло бы что-то в общую композицию. Ничего, что бы притягивало взгляд или выделяло его из остальной группы. Ничего, что делало бы его Сынмином . Окружённый ослепительными, идеально отточенными улыбками, украшающими лица остальных, Сынмин не мог не почувствовать себя подавленным. Он не понимал, как можно быть настолько идеальным всё время. Хотя, если быть честным, он знал, что это невозможно. Сынмин провёл годы, живя и тренируясь с этой группой. Он видел их в самые уязвимые моменты и считал, что знает их лучше всех. Никто не был идеальным. Это недостижимо, даже для его членов группы. Но это было так легко забыть, когда он чувствовал себя таким ничтожным рядом с ними. Иногда Сынмин задавался вопросом, фальшивят ли они свои улыбки так же, как это делает он. Быть может, их уверенность — это всего лишь иллюзия? Иногда он задумывался, сомневались ли они в себе, хотя знал, что у них не было на это причин. Чувствовали ли они себя неуверенно из-за своей внешности, несмотря на то, что они были самыми красивыми людьми, которых он знал. Хотели ли они когда-нибудь измениться, хотя не существовало версии их самих, которая могла бы быть лучше, чем то, какими они уже были. Иногда Сынмин задавался вопросом, ненавидели ли они себя так же, как он ненавидел себя. И в эгоистичном уголке своего разума Сынмин надеялся, что да.