Что сказали карты...

- Ну пожа-а-алуйста… Фролло, в очередной раз оседлавший любимого конька, монолог на тему «То убьет Это!», прервал неохотно. Разошедшегося служителя Божьего остановили только влажные умоляющие глаза и совершенно умопомрачительный взор смуглянки снизу вверх, наталкивающий на абсолютно неподобающие моменту фантазии. В такие моменты он был готов и последнюю рубаху ей отдать. Со вздохом архидьякон, насильно изгоняя из разума все, на сей момент лишнее, достал книгу из сумки и упреждающе, ворчливо сообщил: - У меня – тома только на греческом и латыни. Аккуратнее, страницы рукописные. В целом, Клод понял еще в тот день, когда цыганке ударило в голову очередное озарение, что у него плавно прибавилось насущных задач. Ибо Эсмеральда вдруг осознала, что к ней в дом зачастил не просто грамотный человек, но еще и целый ученый. И деятельная колдовка собиралась таким удачным стечением обстоятельств воспользоваться со всею пылкостью юной натуры. То, что мозг ему вычерпают чайной ложечкой и не подавятся, Фролло мудро предусмотрел заранее. И сдаваться без боя не собирался, категорически не находя причин, зачем и так уже грамотной девочке ученые талмуды и чрезмерный багаж знаний. Разумеется, резоны у Дочери Цыган были, и – очень веские. Но того, что Эсмеральда банально стеснялась перед ним самой себя, а их диалоги от волнения девушки перед своим низким положением и вовсе сводились к тотальному заиканию и путанности речи с ее стороны, цыганка объяснить любимому не смогла по как раз таки вышеозначенным причинам. А потому Клод реагировал на запросы маленькой стрекозы, как на очередную бессмысленную блажь. И намеренно взял с собой то, что, по его мнению, могло обеспечить ему дальнейший покой и невозврат к теме образования отдельно взятых цыганок. Даже не подозревая, что наивная крошка изо всех сил взялась за задачу стать достойной собеседницей Бичу Цыган. Радостный, наполненный гордостью, вскрик смуглянки явился для вышеупомянутого большой неожиданностью: - А я знаю греческий! На несколько мучительно-долгих секунд стоявший рядом с увлеченно листавшей страницы Эсмеральдой кюре утратил дар речи. - Откуда? Отвечала Принцесса Цыган охотно и безо всякой задней мысли: - С нами раньше старик один путешествовал. Он детей и учил. За еду и кров. Уж неизвестно, почему, но как-то интуитивно почуяв в словах Эсмеральды неладное, Клод решил уточнить: - И сколько ему было лет, этому старику? Отвечала девушка все также легко, не замечая обманчиво-вкрадчивого тона: - Да, лет сорок. Не помню точно. Прищурившись и сложив руки на груди, священник хмурился, молча ожидая, когда до этой ведьмы дойдет то, что она сейчас сказала. Ждал зря. Не доходило. Цыганка все также была увлечена пролистыванием страниц. Тем не менее, оставлять все, как есть, и закопать под ближайшим фундаментом болезненно всколыхнувшееся самолюбие, не получалось. - Напомни, сколько мне лет? Девушка замерла настороженным зверьком. Ни одна жительница Двора Чудес не была дурой, о чем и свидетельствовали разом забегавшие глазенки сестры Барона. Однако, трусами цыгане тоже не были. И чайялэ, вдруг преисполнившись приступом смелости, сердито вскочила с места, всплескивая руками и живо сооружая на лице обвиняющую гримаску, втайне надеясь, что ее за это не удушат вот прям сейчас вот. И, заехав для верности ошарашенному таким поворотом гостю кулачком под ребра, резво отскочила в сторону, подкрепляя свои действия гневной речью: - Мне было семь лет! Это же целая пропасть! Как я еще должна была сказать!? И Клод Фролло… в очередной раз сдался. Всю жизнь он работал на репутацию, чтобы в итоге одна половина города его уважала, а другая – боялась и суеверно шепталась за спиной. Только что в этом толку, если молоденькая танцовщица берет и с ходу вкапывает могильный крест во весь его образ? С другой стороны, может… в этом и было дело. Может, именно поэтому он – здесь. А она – не в петле. О, Фролло мог её напугать. Хлестко окоротить. И Эсмеральда, разумеется, разом прикусила бы язык. Это не трудно. Повысить тон, пригрозить... Только вот там, где страх, любви места нет. И что же делать, если страшать девчонку нельзя, а здравые аргументы она не слушает? Не понятно. Тем более, что в роли просителя гордый мужчина выступать не привык. И потакать – тоже. Обжегшись с Жеаном когда-то, священник живо счел эту воспитательную тенденцию пагубной, и в случае с тем же Квазимодо шел от противного, будучи показательно строг и непримирим. И это дало положительный, с точки зрения архидьякона, результат. Но то – горбун, которого все презирают и которому и идти то некуда. А здесь… Клоду оставалось лишь надеяться, что с женщинами эта пагубная тенденция попустительства работает иначе. Жеану вот напотакался в свое время. Мальчишка оборзел вкрай. Эсмеральда, конечно, опасений мнительного священника пока не оправдывала. И, совершенно о них не ведая, дула губки и тут же – расцветала, сверкая, как смарагд, только лишь добившись своего. Наверное, панику и правда можно было отложить до худших времен. Пока что все было хорошо. Даже с точки зрения придирчивого по сути своей, нелюдимого мужчины. Ее перепады настроения такие, право слово, мелочи в сравнении с самим присутствием цыганки в его жизни. Поднимая руки вверх в примирительном жесте, Фролло внезапно постиг простую истину: вспыльчивая егоза опять его заткнула одни своими скорбными гримасками и гневным сверканием глаз. И, верно, так и будет происходить в дальнейшем. Если это «дальнейшее» продлится до конца его жизни, в принципе, Клод был не против проигрывать споры женщине. Но… только на таких условиях. До тех пор, пока она с уверенно выдыхает в ночную темноту слова, такие важные и категоричные, так уверенно, как может верить в свои убеждения только юность, в ответ на озвученные, наконец, вслух сомнения мужчины по поводу зыбкого статуса девушки: - Ты больше, чем минчорро*. Ты – мой ром**. Я тебя выбрала. И для этого не нужно бумаг. До тех пор, пока она, со временем осмелев, теперь не просто молчаливо царапается, а беззастенчиво повелевает «быстрее». До тех пор, пока она, морща носик, вяло отбивается от его рук, со вздохом вопрошая: - Скажи честно, я – гвоздик? - Что? О чем ты? - А почему ты постоянно норовишь вколотить меня в стену?.. До тех пор, пока его дни цветной радугой раскрашиваются подобными, непредсказуемыми в своих проявлениях, деталями, внося в разум смуту, заставляя ежедневно смотреть на окружающих с чувством собственного превосходства от осознания того, насколько он нынче везучий безбожник, Клод Фролло был готов мириться со многими неудобствами. И больше того – о, ужас, жизнерадостно их не замечать. *** - Перестань нас гонять! В принципе, если взглянуть на ситуацию непредвзято, архидьякона отчитывала сейчас безродная цыганка вдвое младше его самого. С другой же стороны, любимая женщина была недовольна и встревожена своим заработком, пусть и – сомнительным. По сути своей, все претензии Фролло можно было счесть мелочью в сравнении с лихой улыбкой, обращенной к нему. Если бы не одно существенное препятствие. В груди осознавшего себя собственником человека тлела ревность. - Что у тебя за должность вообще такая, что, сидя в Церкви, ты берёшь и все решаешь!? Что у тебя за друзья такие?! - Архидьякон – это око Епископата, обладающий делегированными полномочиями епископа и отвечающий, в том числе, за рукоположение дьяконов и прочих санов. – Скучным голосом принялся перечислять священник, медленно вышагивая из одного угла комнаты в другой, заставляя тем самым кипевшую возмущением плясунью вертеться на месте – Ведает административными функциями в рамках делегированных полномочий, самостоятельные функции должности относительно ведомств были упразднены сравнительно недавно, и теперь вся деятельность ограничена волей Епископа. Без неё чин является исключительно соборным и ограничен рамками исполнения святых обрядов и деятельности Собора, к которому прикреплён человек, занимающий данный пост. В моем случае, с учётом широты ведомств Епископа Парижского, я обладаю полномочиями епископата. Ты что-нибудь поняла? Уловив монотонную насмешку, цыганочка обиженно сцепила руки в замок и отвернулась, впрочем, тут же не выдержав и обвиняюще указывая пальцем в его сторону: - Ровно половину или меньше. И в этом виноват ты. Ты умнее. Значит, знаешь, что можно сказать и попроще. Звучало разумно. Клод кивнул. Но от прежней мысли не отступился. - Если ты так хочешь, я вполне могу найти себе другие дела, кроме твоего табора. Видишь, я тебе уступаю. А потому скажи, девушка… есть ли у тебя платья подлиннее? - Ну… есть. Не уловив связи, маленькая гадалка лишь хлопала ресничками в ответ, покуда архидьякон, словно голодный кот, вкрадчиво продолжал речь, медленно приближаясь и нависая над хрупкой девушкой. - Вот в них теперь и ходи. Справедливая сделка, не находишь? - А ты, видать, дьявол, сделки-то заключать?! Сварливую фразу упрямицы, наконец, осознавшей, куда клонит любовник, не парировать кюре попросту не мог: - Ну, коли ты ведьма, все встаёт на свои места. Так чему ты дивишься? Эсмеральда лишь грустно вздохнула и, будто разом сдавшись, расстроенно опустила плечи, потупив взор. Прием с ее стороны был запрещенным. О, она, разумеется, не специально. Но праздновать победу, покуда юная колдунья тонула в расстройстве, тем не менее, не выходило. - Я тебя не переспорю, да? Громкий вздох девушки провоцировал на честность. Чего Фролло ой, как не любил. Усаживаясь рядом и внимательно созерцая зингару, мужчина лишь покачал головой. Былой запал растворился в полумраке комнаты, пропитанной запахом сушеных трав. На самом деле, ему уже в печенках сидела вынужденная необходимость ходить сюда украдкой. И запальчивая фраза Эсмеральды про «незамужнюю девушку, которая может делать, что ей вздумается», сегодня послужила катализатором внутреннего взрыва. Нет, так дело не пойдёт. Если он хочет до самого конца своих дней видеть её рядом с собою, надо что-то делать. И делать как можно скорее. - На тебя смотрит и вожделеет половина Парижа. Вторая половина ненавидит, ибо она – женская. Вот уж к чему Фролло был не готов, так это к тому, что на него, спокойного и разумного, трезво себя оценивающего и не объективно выдерживавшего сравнительной конкуренции с блестящими стрелками или разодетыми в пух и прах дворянами, посмотрят, как на последнего дурака. Голос несносной девчонки звучал так, как если бы она убеждала в чем-то свою недалекую козу. Терпеливо и – с огромными паузами между словами. - Да хоть весь город с округами в придачу. Пока ты тоже смотришь, остальные взгляды меня не интересуют. Для особо резвых у меня есть кинжал. - Бесовка. Ну, а что еще тут сказать? Все, что он мог сделать – это взять на веру каждое слово и хранить у сердца. Чтобы в миг, когда пожар ревности возьмет свое, залить этим сохраненным воспоминанием пламя, словно ледяной водой. И не вытворить ненароком глупостей, о которых пожалеет. Диалог же тем временем шел вразрез с мыслями мужчины. - Так тебе же нравится, как я танцую! Или – нет? Я же не голая пляшу! – знакомая хитринка загорелась в больших глазах Эсмеральды – А могу. Отвечал девушке мигом вынырнувший из раздумий архидьякон на удивление ласково. Что ни разу не отменяло вмиг напрягшихся плеч и злого прищура. - И вот попробуй. Дай мне повод. И лишь легкомысленное фырканье было ответом на грозный тон, от которого у каждого в Соборе разом начинали трястись поджилки. Наглела девочка действительно в рекордные сроки. И очень зря не воспринимала угрозу серьезно. Да ну и Бог ей судья. Разговор, так или иначе, плавно заходил в тупик. Переспорить всю такую уверенную, продолжавшую упорно стоять на своем, девушку было невозможно. По крайней мере… не сейчас. Пока что Фролло не мог ей запретить абсолютно ничего. И до поры героически боролся с желанием запереть эту дочь дорог, как сказочную птицу, в большую и красивую клетку. Но, признаться, грешным делом именно это порой и планировал сотворить. И все же… Настолько умиротворенным он прежде себя не знал. Рядом с нею вся та голодная буря, что зачастую с силой царапала ребра изнутри, заставляя до исступления отдаваться Религии и Науке в надежде найти в них нечто, что приведет его собственный мир в равновесие, эта буря утихала. И мрачные намерения оставались лишь мыслями, уже заранее отказываясь переселяться в реальность. Что, в свою очередь, лишь доказывало необходимость схватить цыганку и спрятать ото всех куда-нибудь подальше. В такие моменты в голове зрел когнитивный диссонанс, и это странное внутреннее противоречие разрешить Клод мог лишь внешним бездействием. А гитана тем временем вновь гордо бросила ему в лицо свой главный аргумент, о котором вспоминала, лишь когда заканчивались все прочие доводы: - И ты мне не муж, чтоб меня строжить! Сердитое пыхтение такой красивой и такой свободолюбивой девочки веселило. Ничего вот не мог с этим чувством Клод поделать. Как и озвучивать, что ее «не муж» верно в их случае лишь до поры. И ее согласие в этом вопросе, пусть и играло свою роль, но – отнюдь не главную. А еще категорически нельзя говорить женщинам то, что священник сейчас собирался сказать. Это даже где-то в Завете было. Но, поскольку их пара далека ото всех абсолютно заветов насколько, насколько оно вообще возможно, Фролло, возвращаясь к предыдущей теме, счел подобную тактику насквозь лживого, показательного смирения, верной. - Ты абсолютно права. Это твоё решение, и ты вправе делать так, как пожелаешь. Слишком вкрадчивые полутона речи совсем еще неопытная девушка не расслышала. И со счастливым писком, разом позабыв, что она тут – обиженная и угнетаемая сторона, бросилась любовнику на грудь, как котенок, глядя на него большими, счастливыми глазенками. - Правда? - Да. - Я сошью новые юбки. И вот так все оказалось вдруг просто. Созерцая пылающую готовностью цыганочку, мужчина кивнул, довольно прикрыв глаза. И какая, спрашивается, разница, как именно добиваться своего? Никакой. Разве что – в затраченном времени. - Я рад. А она лишь улыбалась в ответ, удивительно счастливая, что угодила. Разом отбросившая все свои недовольства и требования. - Хорошо. Тихий шепот вызвал в груди непредсказуемое даже для владельца, но очень сильное желание смять полные губы своими, обрывая все звуки, кроме бессвязных стонов. И, собственно, поскольку Клод не видел никаких причин, мешавших ему так поступить, именно это он и сделал. *** Клод Фролло лежал на спине с закрытыми глазами и с трудом восстанавливал дыхание, где-то на краю сознания лениво сравнивая между собою любовь и смерть. Но от философствований здорово отвлекала активная возня под боком, сводя на нет одухотворенность всех мыслей, какие у него на данный момент были. - А где?.. Ага. А это… А ну, сюда иди, с-скотина. Да чтоб тебя… Лениво приоткрыв пока что только один глаз, кюре быстро получил представление о том, в чью сторону адресовала свесившаяся с кровати девушка свой тихий монолог. Эсмеральда на данный момент активно пыталась достать свою сорочку из под их ложа. Представления, как и когда в такую даль оказалась сия камиза отброшена, Фролло не имел ни малейшего. Колдовство, не иначе. Резко открыв оба глаза и мигом изгнав из тела недавнюю ленивую истому, мужчина заинтересованно повернул голову. Вид на обнажённые ноги и все, что выше, открывался… удивительный. Вид волнующий, беззастенчивый, развратный и самый прекрасный, что он знал когда-либо. Куда там древним барельефам и бескрайним чудесам природы! Самое великое совершенное чудо, самое греховное зрелище Клод имел честь видеть ныне. Опершись на локоть, священник серьёзно сообщил куда-то в поясницу цыганке: - Не ищи. - А? Нелепо дернувшись на звук, балансировавшая на одной руке брюнетка не удержала равновесия и тюком свалилась на пол с громким писком, перекувыкнувшись в воздухе так, словно была заправским акробатом. Но прежде, чем Фролло успел обеспокоиться сохранностью костей этого невероятного создания, в уши влетел торжествующий вопль: - Нашла! Недоуменно падая на подушку и более не высказывая протестов в адрес бессовестно одевавшейся цыганки, архидьякон прикрыл глаза ладонью, с силой сжимая пальцами переносицу. А после – усмехнулся, устраиваясь удобней, покуда девушка с живейшим интересом оглядывалась в поисках рубахи. По крайней мере, покуда его маленький паяц занимается своими розыскными мероприятиями, у него есть шанс поспать. И священник действительно спал, пригревшись рядом с горячим телом таборной гадалки. И так сладко ему спалось, что покинул он дом Эсмеральды, вопреки всем предосторожностям, уже много позже первых рассветных лучей… *** - Я вот что, сестрица, сказать хотел... – Король Алтынный, Принц Египетский стоял перед Эсмеральдой и с деланым легкомыслием подкидывал в воздух блестящий луидор. Вверх, вниз. Вверх, вниз. – Бродил я тут намедни, да чего наприметил... Ты же знаешь, малышка, что коль взялась водить кого, с него мзду за проход брать надо? То ножички-то у каждого имеются... Парней наших озадачить мне – дело минутки. Эсмеральда не ждала в этот солнечный полдень подвоха. Эсмеральда спешила, сдержав таки данное любимому слово и переодевшись в длинную юбку, которую и собралась теперь продемонстрировать всем честным парижанам и одному конкретному на Соборной Площади. Эсмеральда пугливо вцепилась в бубен, ощущая себя пойманной с поличным. И уж такая злость Эсмеральду вдруг разобрала, что глаза застило, да ни в сказке сказать, как. Девица и сама не поняла, что сделалось с нею, да только голосом не своим яро ведьма вскликнула: - Забудь! И, сама себе подивившись, зажмурилась, втянув голову в плечи. Да вот только Клопен отреагировал вовсе не так, как полагалось бы Барону. Мужчина, на некоторое время замер, лишь через десяток секунд зашевелившись и недоуменно потирая лицо ладонью. А затем – подозрительно прищурился на прижавшую пальчики к губам, удивлённо удивленно моргавшую, девушку. - Ты чего сейчас сделала, бесенок? Стоит отдать ей должное, сориентировалась цыганочка быстро. - Банго, говорю, пусть сегодня на промысел не ходит. Беда, точно ведаю. С сомнением почесывая голову, выдумку Эсмеральды Труильфу, тем не менее, принял за чистую монету. - Ну, коль так, передам. Только ты так не дивись себе, пора привыкнуть бы. Дело у меня к тебе было... Запамятовал. Да, потом вспомню. Махнув рукой, с тем Клопен и распрощался. Отвернувшись, Эсмеральда покачала головой, медленно вышагивая, куда шла, и даже не видя пред собой дороги. А затем, наконец, поняв, что случилось, гордо расправила плечики, озорно улыбнувшись небу. - Вот, чего умею. Так то! Может, Клод был прав, и надо гасить Дар. Но ежели так делать, он, верно, и вспыхивает ярче… Поморщившись, девушка подавила головокружение и недовольно потерла живот, из самой глубины которого и поднимались эти отвратительные волны тошноты. Может, надо бы использовать силу почаще? Вон оно как, с непривычки-то... А может, и вовсе он ей не нужен, если так подумать, Дар этот... Клод. Девушка игриво прищелкнула языком и мечтательно поправила косу, тут же позабыв о внезапном приступе дурноты. И вправду, когда в твоей голове рефреном звучит самое лучшее в мире имя, о каком плохом самочувствии может идти речь!? *** Эсмеральда все таки, перед тем, как идти туда, куда и собиралась изначально, озаботилась тем, чтобы никто не приметил чужака в их районе, пользуя для этого чужие руки и возможности. Но кое-чего скрыть не смогла, хоть и заметила сие, слава богам, лишь Аннет. Даром, что Одноглазая. Пока цыганка вела беседу с Пьером, его молчаливая любовница лишь улыбалась. А затем – со значением коснулась своего плеча. Эсмеральда же, поняв жест девушки верно, спешно поправила косынку, пряча багровеющий след чужих губ на золотистой коже. Даром, что Одноглазая смолчала, а поэт был от природы своей не внимателен. В следующий раз может и не подвезти. А потому размахивать шейным платком и порхать, как бабочка, ошалевшая по весне, Эсмеральда живо завязала, боясь своим глупо-счастливым лицом выдать таборным наличие любовника. С Барона-то станется потребовать с виновника и воздаяния за украденную невинность таборной, и мзды по законам Двора Чудес за пользование. А если уж коль прознает, кто конкретно... Девушка даже думать не хотела, что будет. Не много, ни мало восстание санкюлотов. С Клопена станется… Вообразив перспективу, танцовщица натурально похолодела, на миг забыв, в чем убеждала поэта. Обманываться насчёт внутренней сути Труильфу, не за красивые глаза здесь безраздельно властвовавшего, было сложно. Несмотря на всю заботу о ней и таборе, тот был скор на расправу. Предыдущий король Алтынный, Каламбреден, встречи с Клопеном не пережил, как и передела власти. Куда тот пропал в итоге, воображать Эсс не желала, и очень успешно закрывала глаза на многое из того, что творил старший брат. Но теперь будто впервые увидела криво ухмылявшегося ей недавно лихого цыгана. И – затревожилась. Страшно представить, что он может сделать с тем, кто без соизволения покусился на Эсмеральду… Однако, долго предаваться унынию цыганочка не умела. А потому, безбашенно тряхнув волосами, уже через час бежала на Соборную площадь, воинственно подкидывая вверх бубен. Она больше не маленькая девочка, и никому теперь не позволит лишить её того, что ей любо. А любо ей слушать восторженный шёпот на ушко о том, как она красива. Любо гореть на том костре, что он, священник, так упрямо мнит греховным. Люб ей архидьякон Жозасский. Не менее опасный и дикий, если подумать, чем её шабутной братец. Клод Фролло – словно сама суть этого тёмного, мрачного, пропитанного суевериями, города. И она её, эту суть, познала. А сегодня она, Эсмеральда, пойдёт танцевать для него. И ни для кого больше, сколько бы пар глаз не провожало каждый ее жест. И рано или поздно она научит того, кто знал лишь серые стены и узду условностей, улыбаться и видеть свет солнца. *** Когда она танцевала, Фролло забывал обо всем. Все беды, горести и сомнения исчезали в пламени ее пляски, в искрах ее улыбки и переливах звонкого голоса. Еще совсем недавно он испытывал жгучую боль от того, что не может подхватить танцовщицу на руки, перекинуть через плечо и утащить к себе. Теперь он мог себе это позволить в любой момент. И она – совсем не возражала. Что яро читалось в ее очах. Напротив, подмигивая украдкой, она звонко, задорно смеялась, наблюдая, как священник из последних сил строит из себя равнодушную статую под редкими взглядами обывателей в свою сторону. И это сводило с ума. Намного больше, чем ее тело. Намного сильнее, чем гортанные стоны. Каждый ее откровенный жест дикой языческой пляски, каждый острый и блестящий, как нож бродяги, взор был наполнен обещанием. Клод готов был бросить к ее ногам все на свете и гореть после в адском пекле, когда она смотрит вот так. Доверчиво. Нежно. Открыто. Так любят дети. Безусловно и со всей отдачей своего трепетного сердечка. Не выделяя в любимом неугодного или приглянувшегося. Просто любя целиком. И он верил. Верил в нее больше, чем в Бога.