Маг и я

3

      Саша загнал сбежавшие волосы в хвост и напудрил руки магнезией. Его трико вовсю пошло мокрыми пятнами, хотя тренировка едва началась. Поводов попотеть ему дали предостаточно.       Все не заладилось с самого утра. Саша приехал в цирк ни свет ни заря (не больно-то хотелось терпеть похмелье соседа). Софиты еще не горели, и уютный полумрак окутывал манеж. Видимо, коллеги уже успели размяться вчера: над манежем паутиной растянулась страховочная сетка. Тщетно борясь с зевотой и потягивая хрустящие после разминки плечи, Саша бесцельно пялился вверх, когда его осенила идея.       «Эврика!»       Не раздеваясь, только скинув кеды, он поднялся по веревочной лестнице до уровня сетки, зацепился за нее и, как паук, заполз в самый центр. А чем не заправский гамак? Он и не заметил, как провалился в мертвецкий сон. Разбудил его яркий свет, ударивший прямо в лицо. А потом еще и чей-то башмак, прилетевший аккурат в задницу.       — Эй, ты что там разлегся?! — сурово проревели снизу.       — Вообще-то я новый вольтижер, — Саша перевернулся и взглянул сквозь сетку на обидчика. Обидчик — плотно сбитый, крепкий детина лет за тридцать.       — Вольтижер? Не позорился бы, — встрял сухопарый парнишка, стоящий рядом с детиной и упирающий руки в бока, — вас что, в пробирках выращивают? Примету не знаешь?!       — Какую, к черту, примету?!       — Никогда не лежи на сетке. Не любит она этого.       — Травму схлопочешь, к бабке не ходи, — подхватил второй парнишка, как капля воды похожий на первого. Близнецы?       — Глупости все это, — фыркнул Саша, но с сетки убрался.       — За башмак извинений все равно не жди, — сказал детина. — А теперь давай знакомиться. Меня звать Борисом. Борис Коваленко. Руководитель номера. А эти двое — Вячеслав и Ярослав. Вольтижеры.       — В шутку зовемся двоеславие, — подхватили те. — А ты кто?..       — Александр Гек, — небрежно уронил Саша и тут же пожалел, что не представился просто по имени.       Славы переглянулись и хмыкнули:       — А, понятно все с тобой.       Сколько раз Саша уже слышал эти слова! Громкая фамилия была одновременно благословением и проклятьем. Родители и младший брат отца — дядя Ваня — трио воздушных гимнастов Геков, выступали на трапеции и не покидали столичных афиш (а когда покидали, то уезжали на зарубежные гастроли). Если случалось оказаться в Москве — все больше пропадали под куполом, репетируя новый номер или отрабатывая трюки старого. Роль любящих родителей была для них именно что ролью: собирались в квартире на Шереметьевской, отыгрывали два-три часа, принимали объятия за благодарность публики и исчезали до следующего представления. Воздушный полет у них получался лучше. Может, потому, что появление ребенка они не репетировали? А может, он, Саша, и есть репетиция перед вторым?.. Так или иначе, тяготы дрессуры, ой, воспитания, легли на бабушку. Маргарита Андреевна, в прошлом дрессировщица морских львов и тюленей, первое время и внука считала своим подопечным, который за лакомство должен выполнять команды. Поначалу держала себя строго, даже требовала обращения на «вы», но быстро сдалась и стала просто «бабулей». К тому же нужда в муштре отпала сама собой: пока соседская детвора гоняла мяч и взрывала карбид, он жонглировал пятью яблоками на радость бабушке и крутил ризенвелль на перекладине, вместо «солнышка» на качелях.       Его судьба была предопределена с самого детства, пускай он и не кочевал с родителями из города в город. После окончания циркового училища, где его выпускной номер «Икар» с двойным задним сальто оценили высшим баллом, с цирком пришлось ненадолго проститься: повестка на двухгодичную службу оказалась сильнее любого блата. Но теперь долг Родине выплачен, и Саша просто обязан наверстать упущенное!       — Будешь поднимать престиж советского цирка, — сказал отец в напутствие, когда советская система распределения отправила Сашу на хмурый Урал в малоизвестный коллектив «Полет Пегаса». — Набьешь шишек, оперишься — прилетишь сразу на теплое место.       Саша не сомневался: тут он ненадолго. Осилит тройное сальто-мортале, его фамилия засветится красной строкой на афишах — и айда покорять столицу!       Но стоило подняться на мостик для вольтижеров, как суровая реальность провинциального цирка развеяла эти грезы. Саша оторвался от мостика на трапеции, заскользил в воздухе маятником и, качнувшись три раза, прыгнул в руки ловитора. На первый взгляд все прошло безупречно, но, оказавшись на площадке с противоположной стороны манежа, Саша с досадой поморщился. Дистанция между площадками была детской. Мало того, площадка ловитора была чуть ниже их — вольтижерской — площадки. Халтура, чтобы облегчить работу ловитора.       — Что такой кислый? — не преминул спросить Борис. — Отлично сработали для первого раза.       — Мы же сейчас просто разминаемся, так ведь?       — Не понял, — сельская харя Бориса не светилась интеллектом, но Саша не побоялся утрудить себя разъяснениями.       — Я вот о чем… дистанция между площадками будет больше?       — Это зачем? — с искренним удивлением спросил Борис.       — Это же несерьезно. Я тут даже двойного сальто скрутить не смогу. Мне не хватит размаха!       — Нет, вы слышали? — крикнул Борис двоеславию, — Нашей звезде недостает размаха!       — О звезде говорить еще рано, но тебе, как ловитору, не затруднит немного повысить планку? В конце концов, всю работу делаю я.       — Планку повысить, значит?.. Это можно.       Саша тогда не придал значения этим словам. Только потом он понял, что они сквозили неприкрытой злобой.       Инспектор манежа кивком головы дал добро, и еще заспанная униформа закопошилась внизу, оттягивая аппараты дальше друг от друга. Первым прыгал Вячеслав. Прыжок «на троечку» — носки не тянул, ноги — что вареные макаронины, грация — тюлень на тумбе нос утрет. Отец сгноил бы за такое. После Славы настала снова Сашина очередь. По команде «ап!» Борис свесился в ловиторке вниз головой и вытянул руки. Не подозревая подвоха, Саша оторвался от трапеции, сделал одинарное сальто и… вдруг понял, что поймал воздух. Борис просвистел мимо. Саша едва успел принять позу пловца, чтобы не прорвать ногами страховочную сетку, но все равно неудачно завалился на бок.       Когда сетка перестала лихорадочно плясать, он погрозил вверх кулаком:       — Вы что?! Одичали все тут?! Все с Фэллом квасите?!       — Помолчал бы, Москва. А то как бы тебе что не расквасили, — и Борис, качнувшись, вернулся на мостик, где Вячеслав дал ему звучное «пять».       Саша, скрипя зубами, полез обратно на площадку по веревочной лестнице. Тренировка обещала быть долгой.

4

      Когда его коллектив, посмеиваясь, ушел обедать, Саша задыхался на сетке, баюкая ушибленное от жесткого падения плечо. Эта сволочь, эта грубая колхозная рожа не поймала его несколько раз подряд. Саша все точно выверял: не торопился и не опаздывал. А эта гадина просто убирала руки за голову и не ловила его. При этом каждый раз убеждая, что в следующий раз обязательно поймает!       — Эй, паучок, ты чего там хнычешь?       — А?       Саша посмотрел вниз. Фэлл с запрокинутой головой стоял под страховочной сеткой. Саша не сразу узнал его без застиранной гимнастерки, гладко выбритого и в костюме-тройке табачного цвета.       — Неужели пришли на репетицию? Уже опохмелились?       — Как видишь, — сухо сказал Фэлл.       — Как на свидание собрались.       — Так и есть. Почти. Так и быть, разрешаю посмотреть.       — Кто же эта счастливица?       — Не твоего ума дело.       Хотя гадать долго не пришлось. Из-за форганга, поправляя юбку, вышла одна из дрессировщиц собак. Саша видел, как она выгуливала свою ораву — белоснежную семерку пуделей. Сколько она не оправляла длинное платье, руки выдавали ее тучность.       — Чижик, давай быстрее. Меня дети ждут, — сказала она, то и дело поглядывая на форганг.       — Собачки в состоянии подождать, а магия не терпит суеты.       — Магия, скажешь еще, — проворчала женщина. — Ну, что мне там делать?..       — Начнем с простого.       Саша лег животом на сетку и принялся наблюдать. Униформист выкатил на манеж небольшую продолговатую платформу с сложенными наверху тремя большими никелированными мечами и широкой матерчатой лентой, которая лежала между двух мечей. Фэлл взял крайний левый меч и вставил его вертикально в паз в конце платформы. То же самое он проделал и с другими мечами на равном друг от друга расстоянии. Женщина подошла к Фэллу поближе, в то время как тот поднял руку и стал производить у нее перед лицом легкие пасы. Гипноз, что ли?       — Ты засыпаешь, Наташа. За-сы-па-ешь. Откидывайся назад.       Униформист едва подоспел, чтоб подхватить падавшую. Да и то чуть не уронил ее.       — Полегче! — возмутился Фэлл.       Они не без труда подняли Наташу и уложили поверх стоящих остриями вверх мечей.       — Наташ, приподними голову, — сказал Фэлл и бережно уложил ее головой на острие первого меча. Потом Фэлл и униформист убрали руки, и она осталась лежать на трех мечах.       Фэлл продолжал делать загадочные пасы руками. Немного погодя Фэлл шикнул униформисту:       — Приподними ее за талию.       Униформист, скривившись в лице, удерживал Наталью за подобие талии, а Фэлл вытащил из-под нее средний меч. Саша даже сверху видел, как напряглась шея Наташи, как стремительно побагровело ее лицо. Она отдувалась, как штангист, взявший на грудь непосильный вес.       — Наташа! Не пыхти. Ты в трансе, — прогнусавил в полголоса Фэлл.       — Посмотрела бы я на тебя! Вишу тут как… свинья на вертеле. — сдавленным голосом ответила она.       Фэлл дал команду убрать второй меч, поддерживающий ее ноги, сам невозмутимо продолжая осыпать лежавшую «магическими» чарами. После этого оставшаяся лежать одной головой на мече Наташа приглушенно замычала, и все ее тело угрожающе закачалось, как корабль в бурю.       — Наташа, ноги! Наташа, живот. Все в себя, все в себя! — рвал и метал Фэлл, размахивая уже дрожащими руками. — Еще чуть-чуть!       Но первой в поединке с мечом сдалась Наташа. Громко вскрикнув «спина!», она развела ноги и с оглушительным грохотом рухнула на манеж.       — Да блядь… — прорычал Фэлл. — Неужели так сложно?! Колени свести, пресс напрячь. Ты посмотри! Чуть реквизит мне не угробила!       — Пресс?! — гаркнула едва отдышавшаяся Наташа. — Ты когда у меня пресс видел?!       — От тебя только всего и требовалось, что…       — Требует он! — И Наташа угрожающе взмахнула мечом, с которого так бесславно свалилась. — Дурень! Шел бы молодых в ассистентки звать. Что ж ко мне-то приполз?!       — Да что ты себе позволя…       — Ах да, я забыла! Они ж все «не такие». Куда им тягаться с Тери!       — Пошла ВОН!       — Премного благодарна.       — И корсет верни!       Наташа пропустила слова мимо ушей и скрылась за форгангом. Униформист было стал подбирать разбросанные мечи, но Фэлл грубо толкнул его в плечо.       — Да катись ты уже!       Разогнав свою немногочисленную свиту, Фэлл плюхнулся задом на бортик манежа. Утерев пот со лба, запустил руку во внутренний карман пиджака и достал пузырек. Откупорив, лихо опрокинул содержимое в себя. Ну вот, все встало на свои места, а то Саша уже начал волноваться. Он все ждал, когда и его одарят парой ласковых, но, кажется, Фэлл был разгневан настолько, что забыл о его существовании.       — Фэлл, зайди к Лазаревичу! — Из-за форганга показался Жорж с таким выражением лица, будто справлял по кому-то поминки.       — Накляузничала, к бабке не ходи, — проворчал Фэлл, припрятав стратегический запас назад в пиджак, после чего поплелся за форганг.       Саша, недолго думая, слез с сетки и затрусил за ним. Лазаревич — так за глаза звали директора цирка. Дело снова обретало детективный оборот. А в детективы Саша в детстве играл часами, рассматривая бабушкиной лупой однотипные соседские замки. К тому же он сам был не прочь «накляузничать» на Бориса, чтоб неповадно было, но это потом.       Саша проследил за Фэллом до самой двери директора. По дороге тот поклянчил жвачку у униформиста, которого только что прогнал с репетиции. Тот улыбнулся и покачал головой. И поделом тебе, старый дурень! Подыши-подыши перегаром на начальника. Вот потеха будет…       Едва дверь дирекции захлопнулась, Саша припал к ней ухом.       — Ты, дружок, совсем (звук стука по деревяшке) ополоумел? На паленку перешел поди?        Невнятное бубнение Фэлла.       — Тонкая натура, посмотрите на него! У меня тут полон цирк тонких натур, один я толстый! Думаешь, у меня, кроме тебя, головной боли нет? У нас лучшего унтермана переманили в Польшу работать, Фаина в декрет упрыгала, Кернеса удар хватил. А животные? Тигры в день лошадь сжирают, а где я столько возьму, спрашиваешь? Хоть сам в пасть тигру лезь! Знаешь, сколько я оббивал пороги Союзгорцирка, выбивал финансирование? И этот денежный ручеек скоро пересохнет. И что тогда? У нас сейчас заполняемость зала процентов в семьдесят — аншлаг! И тут еще ты такой красивый! Как сам думаешь, пойдут дети на пьяного в стельку фокусника? Эй, я тебя давно знаю. Ты многое отдал цирку. Но сам же понимаешь, в последнее время ты сильно сдал. Браки распадаются, это бывает. Но пьянки и халтуры в моем цирке я не потерплю. Тебя и так на товарищеском суде всем миром отстояли.       Тихое ворчание — за дверью не расслышать.       — Премии его лишили, ах ты бедненький! Скажи спасибо, что не вытурили! А были и такие охотники. Как там, порадовались красавице и кубку? Хотя до красавиц дело не дошло, насколько знаю. В последний раз говорю: завязывай! Ладно, Миша, там все ясно. Ты же нормальный мужик! Расклад ты понял. Не завяжешь — вылетишь. Не найдешь постоянную ассистентку на начало сезона — вылетишь.       Фэлл пулей рванул из кабинета, едва директор перестал отчитывать. Саша отпрянул от двери, но не успел скрыться. Правда, Фэлл его и не заметил. Первое, что он сделал, достал припрятанный за пазухой пузырек и осушил его окончательно. Пустую склянку швырнул за угол.       Саша еще не припоминал, чтобы видел кого-то в столь плачевном состоянии…       — Гек? — Оклик директора был добродушным, но Саша вздрогнул от него всем телом. — Что скромничаем? Заходи, все свои.       Допрыгался. Пойман с поличным. И за чем? За подглядыванием в замочную скважину! Да, можно отбрехаться, мол, он только собирался постучать, но… Сашу не покидало мерзкое ощущение, что он тем самым стал хранителем постыдной тайны. Можно подумать, у него таких мало. При виде грузной фигуры директора, сливавшейся с креслом единым монолитом, он с ужасом осознал, что напрочь забыл, зачем сюда направлялся.       — Вроде недавно же виделись?       — Да вы все в делах были, даже не поговорили толком… — Саша прекрасно понимал, как жалко выглядит. Но выкручиваться как-то надо!       — Ясно-понятно, визит вежливости, — вмиг сменивший гнев на милость, директор добродушно расхохотался. — Ну, хватит тушеваться, будто я твоего отца не знаю! Рассказывай, как обустроился?       — Все хорошо, если не бра…       — А с коллективом как дела? Спелись уже? Мировые ребята, хоть звезд с неба не хватают. А кто не без греха?       Саша слишком поздно понял, что его ответы мало кого интересуют. В этом, видимо, вся суть визитов вежливости. Он из вежливости зашел, директор из вежливости задает вопросы.       — Спелись, да, — стиснув зубы, выдавил из себя Саша.       — Понимаю, они челябинские, ребята с характером, — как ни в чем ни бывало продолжил директор, — Да и репертуарчик не сказать, что богатый, не для взыскательной столичной публики. Но это ничего! Для первой разнарядки — самое то! А там, глядишь, притретесь, и будет все как по маслечку…       Саша с трудом представлял, как можно одновременно «притереться» и «как по маслечку».       — Только знай, мы возлагаем на тебя большие надежды, — переменившись в лице, добавил директор. — Тебя же в усиление к нам направили, сам понимаешь… Посетителей, прямо скажем, не густо. Режиссер наш преставился, смена пока ни в зуб ногой, работаем старые номера, как есть. Но с тобой дела наши худые, думаю, поправим. Приехал ни много ни мало, а сам Гек! Не фамилия, а знак качества!       — Постараюсь оправдать доверие, — выпалил дежурную фразу Саша. А что? Раз весь разговор скатился в одну сплошную формальность. То ли дело беседа с Фэллом в этом же кабинете. Сколько живости, чувства! Видать, чувства у начальства — тот же дефицитный товар, нарасхват. Своим да нашим — пожалуйста, а ему, иногороднему — «извините, нет в наличии!»       «Лучше б наорали, честное слово».       Но нет, директор испытывал больше эмоций от загромоздившей его массивный стол финансовой отчетности, чем от его блеяния. Саша колебался: пожаловаться на издевки Бориса? А точно стоит? Если он даже найдет понимание у директора (что навряд ли), если Бориса прогонят через «суд чести», что его дальше ждет? Дурная слава кляузника-стукача, у которого кишка тонка разобраться «по-человечески», «с глазу на глаз»? Да, от него отстанут, но не в хорошем смысле, а как от паршивой овцы. Нравы цирковых Саша впитал еще с училища. Вытянешь так «волчий билет», и прощайте разнарядки в столицы. А о загранице и думать забудь… Нет, лучше сжать зубы и перетерпеть. Этот сезон он обязан оттарабанить с этим коллективом, как ни крути. А там умчится в цирк уровнем повыше, стряхнув воспоминания о Горноуральске, как присохшую к подошве грязь.       — Кстати, как с Фэллом все прошло? Он не больно уживчив.       — Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить…       Саша забыл, что его слушают из вежливости.       — Подселить вас к нему — это я распорядился. Хорошая идея, правда? Подшефный на виду должен быть. Ведь мы-то что? Только на рабочем месте человека и видим! А то, что он делает в свободное от работы время за закрытыми дверьми — это его частная жизнь.       — Все так, но… — сказал Саша, но его перебили.       — Да все не так! — чуть не оторвался от кресла директор, — Мы ценного члена коллектива теряем, а сделать ничего не можем! Совсем другое дело, когда живешь с человеком под одной крышей, делишь быт совместный. Пригляд постоянный — он дисциплинирует. Ночную пьянку с легкой руки не закатишь.       — Ну не будет пить в номере, так напьется в другом месте с тем же Ващаевым, — Саша нехотя следовал логике алкоголика, — Мне что, и второго перевоспитывать?!       — Мишу-то? О нем не думайте — он когда один, лишнего себе не позволяет. А вот соберись они вместе с Фэллом — катастрофа… все равно что карбид и вода. Ваше дело — чтоб это случалось пореже.       «Легко сказать, «случалось пореже»! Проще все винно-водочные спалить!»       — Да… — вздохнул директор и сунул палец в клетку на столе, где выделывала кульбиты красноклювая амадина. Амадина остановилась, озадаченно уставилась, клюнула в палец и продолжила упражнение. — Александр… ну эти формальности, можно звать вас просто Саша?       Саша обреченно кивнул.       — Саша, вы большой молодец, что вызвались помочь товарищу. Настоящий комсомолец, а не одно название. Сам таким же энтузиастом был, трудных подростков вел. А пьяница — тот же подросток. Запутавшийся, отчаявшийся, злой. Вы, главное, это дело не бросайте! Вон, Фэлл уже на репетицию сегодня пришел, прогресс есть!.. А за нами не заржавеет: и по линии комсомола наградим, и Тамара Васильевна чиркнет, куда надо, путевочку организуем…       С этого и надо было начинать! А то заладили «человек человеку — друг, товарищ и брат». Саша едва ли помнил, в какой день ему, как и серой толпе других учащихся, нацепили на грудь значок с профилем Ильича. Отец сказал «так надо», да и хорошая успеваемость не оставляла шансов. С тех пор он нечасто вспоминал о членстве в этой славной организации… Разве что, когда требовалось навесить бесплатной обязаловки. Нудная политическая пятиминутка? Стенгазета, которую никто не прочитает? Убогий капустник?.. Вот благодарственная грамота — другое дело. Будет еще одна в его папочке. Бабушка складировала туда все его достижения с безапелляционным «пригодится». Когда зайдет речь о зарубежных гастролях, и он придет за характеристикой в профком, все это зачтется.       — Так что? Стало быть, решено? — последний вопрос был чисто риторическим, — Уф-ф! Гора с плеч! С полным спокойствием вверяю товарища Фэлла в ваши руки! Как, вернете работника в трудовые ряды к началу сезона?       — Еще как вернем, трезвого, как стеклышко, — отрапортовал Саша, сам в панике соображая, что подписался на заведомо гиблое предприятие. Навешали обязанностей, как украшений на елку!..       Саша хватился, когда уже вышел из директорского кабинета. Подшефный уже успел употребить пузырек горячительного и явно направился пополнить запасы.       «Свалился же на мою шею, — Саша семенил назад в гостиницу, оглядывая на всякий случай попутные кусты — мало ли там разлеглась эта пьяная туша. — «Устрою я тебе, что вытрезвитель курортом покажется!»