Исключение

Свадьба состоялась шестнадцатого августа две тысячи тринадцатого года. Миса, честно признал Миками, выглядела просто великолепно. И кимоно, расшитое золотыми цветами, и белоснежное европейское платье замечательно сидели на её изящной фигуре. Сначала, как и полагается, молодожёны, родственники и гости направились в синтоистский храм, чтобы провести там все соответствующие церемонии для того, чтобы Боги берегли и защищали супругов. Какая ирония, думает Миками, зачем же Богу покровительство других Богов, Богов, которым, в отличие от Него, плевать на людей? Ведь если даже Боги смерти за все эти годы наплевали на свои обязанности, стоит ли говорить о прочих Богах? Наверняка они уже очень давно погрязли в распутстве, грехах и пороках. Зачем же просить благословения тех, кому нет дела не то что до своих детищ, но даже до самих себя? Другом жениха действительно выступает он. Почти все гости смотрят на него с лёгким опасением. Действительно, человек, взявшийся из ниоткуда, да ещё и крайне закрытый и неразговорчивый, не внушает должного доверия. А вот подружкой невесты становится Саю Ягами, Божья сестра. От неё не исходят те же мудрость и опыт, что от Лайта. Нет, на самом деле она человек довольно посредственный. Похищение и последующий плен оставили на её хрупкой душе неизлечимый след. Инвалидная коляска и практически постоянная немота отныне её незаменимые спутники. Но на свадьбе любимого брата она искренне улыбается и после того, как все выпивают по чашке сакэ и отправляются в католическую церковь, чтобы провести второй этап празднества, даже заговаривает с Миками: — Кто Вы для Лайта? Он мне ничего о Вас не рассказывал, — её голос тихий и неуверенный. Миками жалко её. Ему хочется обнять эту бедную, ещё совсем молодую девушку, успокаивающе погладить по каштановым волосам и сказать, что всё будет хорошо. — Мы работаем вместе, — отвечает Миками, потуже затягивая тёмно-красный галстук. Интересно, как отреагирует Саю Ягами на правду о своём горячо любимом брате? Что сделает с ним, с собой, если узнает, кто он на самом деле? Полюбит ли ещё сильнее? Или же возненавидит? Печально, если Миками вынужден будет однажды записать её в тетрадь за безбожие. Ему страшно даже подумать, что бы стало с ней, если бы Бог умер тогда, на складе. А что стало бы с Его матерью, женщиной уже немолодой и слабой духом, всё ещё разбитой после смерти мужа? Сатико не отходит от дочери ни на шаг, ведёт светские беседы с молодым другом жениха — статным, амбициозным прокурором в чёрном костюме, но смотрит на него с настороженностью, боясь подпустить к Саю слишком близко. У него красивая речь, привлекательная внешность и хорошая работа — словом, идеальный член общества. Странно, что всё ещё неженатый. При каких обстоятельствах Лайт познакомился с ним? Кажется, Сатико видела его на телевидении, в передачах о Кире. У него усталый и безжизненный взгляд, и только по нему она понимает, что этот человек очень непрост. — Я вижу, что Вы с моим братом близки. Прошу, берегите его. Лайт иногда немного… Себе на уме, понимаете? Вы же старше его? Он на самом деле очень одинокий человек. Ему не хватает дружеской поддержки. Иногда его амбиции заходят слишком далеко. Просто… Берегите его, пожалуйста, — осторожно продолжает Саю. — Саю, не смущай человека, — одёргивает её Сатико. Миками думает о том, как эта женщина смогла стать матерью Бога. Как у простой домохозяйки и добропорядочного, но всё же недалёкого полицейского родилась столь уникальная личность, кардинально изменившая мир. «Амбиции заходят слишком далеко». Куда ж ещё дальше? Амбиции Киры — это давно не амбиции, это реальность, которую Саю, видимо, всё ещё не в состоянии принять. — Не волнуйтесь, всё в порядке. Я выполню Вашу просьбу, Ягами-сан. Саю благодарно кивает в ответ, а Миками теряется (разумеется, не показывая этого). Теряется оттого, что не знает, как выполнить её просьбу. А возможно ли выполнить вообще?.. Бог недосягаем. Ему чуждо общество, особенно такого человека, как Миками — простого слуги, исполняющего Его волю. Все встречи с Ним — всего лишь формальность, которая никогда не сможет перерасти во что-то большее.

***

Сидя на скамье в католическом храме, Миками подмечает не слепящую красоту Амане, а безупречное изящество Лайта. Он давно научился держать всех своих внутренних демонов в узде и не впадать в то странное аффективное состояние, в котором находился весь первый месяц их личного общения, научился держать своё раболепное обожание при себе. Лайту нужен трезвый разум, а не слепое идолопоклонство, и Миками, разумеется, не мог с ним не согласиться. Да и на складе он действительно… Сорвался, полностью потерял себя в эйфории от триумфа. Сейчас Миками было даже немного стыдно за себя тогда, хотя тот день всё равно останется в его памяти, как величайшая победа Киры и, соответственно, его победа тоже. И хотя он давно вернул себе образ холодного, серьёзного и целеустремлённого человека, готового идти по любым головам ради своих целей, он не переставал усердно служить Кире и искренне восхищаться им. Даже сейчас, на свадьбе этой глупой актрисульки и Бога, он не мог не отметить, что Его красота была гораздо совершенней, естественней, нежели несколько слоёв макияжа и пышное французское платье Амане. Ягами, в отличие от неё, не пытался впечатлить всех и сразу, но у него это всё равно получилось. Дорогой чёрный костюм сидел на нём, как влитой, подчёркивая его статную фигуру. Непосредственно перед свадьбой Лайт сказал Миками, что не будет награждать Мису честью носить фамилию «Ягами». Прокурор коротко усмехнулся и ответил, что так будет правильно. Сейчас пожилой священник как раз торжественным голосом читал что-то о благополучии и счастье для молодожёнов, желал им всего самого наилучшего и прочее-прочее. Миками слушал его вполуха, думая лишь о том, как бы этот фарс побыстрее закончился. С накрашенных губ Амане не сходила наивная, но очень счастливая улыбка. Неужели она настолько влюблена — одержима, — что готова терпеть постоянное моральное унижение и вечный холод в свою сторону? На лице Лайта не проступило ни единой эмоции. Без сомнения, он тоже хотел с этим побыстрее покончить. И наконец: — Можете поцеловаться.

***

На банкете не было ничего интересного. Все, как обычно и делают на подобных праздниках, нажирались, как свиньи. Миками ничего не пил, за что окончательно превратился в изгоя в глазах большинства гостей. Свадьбы принято праздновать пышно, и Лайт не мог пренебречь этой бессмысленной традицией, несмотря на то, что хотел. Среди гостей были сослуживцы, бывшие однокурсники, родственники и просто друзья новоиспечённых супругов. Ни с кем из них Миками не разговаривал. Ушёл бы при первой возможности, да не посмел: пока Бог не объявит, что свадьба окончена, он и с места не сдвинется. Единственными, кто не чураются его, становятся Сатико и Саю Ягами. Пока жених и невеста заняты другими гостями, семья Бога беседует с Миками. — Вы сторонник Киры? — как бы невзначай интересуется Божья матерь. — Активный. Вы не поддерживаете его? — Мой муж поклялся, что поймает его. Он погиб из-за каких-то бандитов, взявших Саю в заложники, — Сатико достаёт белый платок и осторожно вытирает подступившие слёзы. — Лайт рассказал мне, что организатор похищения и его приспешники были убиты Кирой. И… За это я хочу сказать Кире «спасибо». Я могу сколько угодно порицать его за всё, что он натворил, но конкретно за этот поступок я всегда буду ему благодарна. Речь точно о Мелло. Михаэль Кель… Сколько же бед ты принёс Богу? Как хорошо, что ты мёртв. Как хорошо, что тебя убила Такада. Такада… Что она чувствовала перед смертью? Ужас? Опустошение? Печаль? Это ведь не Лайт убил её. Это Миками вписал её имя. Её — единственную женщину, что была ему хоть немного дорога́. Воспоминания о её нежных руках, шелковистых волосах и хрупкой фигуре до сих пор всплывают в памяти. Иногда так хочется снова испытать это странное, полуинтимное, но такое приятное чувство близости с человеком. Осторожно сжать чужую талию, положить голову на надёжное плечо и просто наслаждаться покоем в объятиях тёплых рук. — Кира нас защищает и оберегает. Поверьте, в будущем у Вас будет ещё больше причин уважать его. — Я считаю методы Киры чересчур… Радикальными. Это он ведь убил сослуживцев Лайта… Мацуду и американских агентов. Мне даже представить сложно, как тяжело сыну после их смерти… Я никогда не смогу уважать Киру после этого. — Мацу был таким приятным парнем, — внезапно вмешалась Саю. — Я ему нравилась. А я ведь, наивная, думала, что, может быть, у нас с ним что-нибудь получится… — её руки сжали подлокотники кресла. Она посмотрела на счастливую Мису, беседующую с подругой и сжимающую локоть Лайта, и тихо вздохнула. — Не переживай, милая, — Сатико нежно погладила её по волосам. — Ты ещё встретишь того самого. Обязательно. — Не говори глупостей, мама. Кому я такая нужна, — грустно усмехается Саю, и Миками жалеет, что Бог, несмотря на всё своё могущество, не может избавить собственную сестру от столь отвратного недуга.

***

— Свадьба только кончилась, а ты опять тетрадь заполняешь. Обычно после таких празднеств люди отсыпаются, — заявил Рюук, как только Миками, придя домой, разделся и тут же уселся за стол. Часы показывали двенадцать ночи, но прокурор и не думал идти спать после такого-то важного дня. Синигами на свадьбе не присутствовал: считал этот праздник бессмысленным, да и не хотел рассматривать столы с угощениями, не имея никакой возможности эти угощения испробовать. — В мире слишком много черни, Рюук, — невозмутимо ответил прокурор, не отвлекаясь от привычного занятия ни на миг. — Из-за неё страдают невинные люди. Преступники ломают им жизни, наносят физические и психологические травмы. Они убивают, насилуют, грабят. Подавляющее большинство из них не садится в тюрьмы, их крышуют недобросовестные полицейские и судьи. А те, кто из тюрьм выходят, с большой вероятностью становятся рецидивистами. Такие «люди» не заслуживают права на жизнь. Их нужно уничтожать. — Забавно, — хихикает Бог смерти, щёлкая пультом от телевизора. — Забавно?.. — с раздражением спросил Миками. — Забавно, что лишь мы, синигами, можем повелевать смертью, — сказал Рюук. — И никто иной. Вы, люди, тем более. То, что тетрадь угодила в руки Лайта, говорит лишь о том, что это была простая случайность. Повезло, что он оказался таким амбициозным и инициативным, и я уж точно не собираюсь читать тебе или ему нотации, но скажу честно: он или ты не имеете никакого права убивать. По крайней мере, с помощью тетради. То, что я намеренно выкинул её в ваш мир, в Царстве синигами можно расценивать как серьёзное нарушение правил, которые мы обязаны соблюдать. Люди не должны вмешиваться в чужие судьбы подобным образом, и я крайне удивлён, что вы оба до сих пор живы. Признаюсь, я думал, что история нашего любимого Киры закончится на том грязном складе. Миками вскинул брови: — Ты думал, мы умрём? — сама мысль о подобном казалась очень страшной. В самом начале их знакомства Рюук рассказал ему, что владелец тетради после смерти не попадёт ни в рай, ни в ад. Небытие, вечная пустота Му — вот он, билет в один конец. А Миками очень хотел бы его отсрочить. — Я был почти уверен в этом. Но ты, Миками, всё изменил, за что я тебе искренне благодарен, — синигами встал с дивана и подошёл к столу, наклонился к Тэру, и прокурор машинально чуть откинулся назад, на спинку кресла, уставившись в неморгающие глаза Рюука. — Этот Ниа точно бы заставил меня отправиться обратно в родной мне мир, а я этого не очень-то хочу. Владелец тетради смерти обречён на муки и несчастья, а я за все эти годы так ими и не насладился. Забавно, что вы тут явно не страдаете, а на всю катушку пользуетесь тетрадями, пытаясь изменить мир. Я у людей ещё не встречал таких интересных экземпляров. Все, кто подбирал тетрадь до этого, либо отказывались от неё, либо использовали исключительно для своих целей, а потом кончали с собой из-за груза ответственности на душе. С ними было скучно. А с тобой и Лайтом весело. Когда ты попадёшь на тот свет, я лично пожму тебе руку, — Рюук засмеялся и направился обратно к дивану. В лёгком замешательстве прокурор продолжил записывать имена. Только сейчас он осознал, что и он, и Лайт были для Бога смерти не более чем мимолётным развлечением, мгновением в бессмертной жизни. После того, как они умрут, Рюук точно продолжит периодически подбрасывать тетрадь смерти в мир людей, чтобы развеять скуку. К кому бы попала тетрадь, если бы они погибли на складе? Амбициозному школьнику? Корыстному CEO? Или, может быть, самому обыкновенному рабочему? В тот момент Миками понял, что эра господства Киры не сможет длиться вечно, и как только Бог и он сам умрут, то всё станет, как прежде. Преступники опять расплодятся, государства погрязнут в коррупции, начнутся новые войны. Простая константа — мир не изменить. Люди всегда будут стремиться к хаосу: такова их натура. Есть ли смысл бороться? Миками гонит эти мысли прочь, клеймя их богохульными, и с удвоенным усердием начинает писать имена, уничтожая зло. Да, возможно, после смерти Киры всё вернётся на круги своя. Но его смерть наступит нескоро, так что вся мерзость этого насквозь прогнившего мира ещё долго не высунется из своей тёмной норы, и Миками лично проследит за этим. Нужно жить настоящим, а уж никак не прошлым или будущим. Люди должны отдохнуть от всего этого кошмарного беззакония хотя бы несколько лет.

***

Лайт внимательно смотрел запись прямого эфира сегодняшних новостей. В них говорилось, что уровень преступности по всему миру снизился ещё сильнее. Но Кира «заботился» не только о преступниках. Ягами лично вписал имена особо нездоровых фанатиков Киры, пытающихся наживаться на его имени, а также нескольких политиков, что грабили собственные народы. Все эти люди неизменно умирали зачастую на телевидении во время прямых трансляций, отлично показывая, что не стоит перегибать палку или проворачивать коррупционные схемы. Его новоиспечённая супруга радостно бегала вокруг него, пытаясь привлечь внимание: — Лайт, смотри, сколько всего нам надарили! — воскликнула Миса, рассматривая юино. Им действительно надарили много всего. В основном, конечно, деньги. Амане подарили несколько платьев, дорогие украшения, косметику и что-то ещё, чем пользуются только женщины. Лайту же достались либо те же деньги, либо какие-нибудь галстуки. Кто-то подарил элитный одеколон, кто-то особо оригинальный вручил «Государя» Макиавелли. Небольшие ништяки, не более. Ну и нестареющая классика — комплект постельного белья. Миками подарил супругам значительную сумму денег, а также вручил Мисе «Золотой храм» Юкио Мисимы, заявив, что эта литература будет ей «полезна». Лайт усмехнулся, понимая, что его жена вряд ли книгу даже откроет. А вот ему наконец-то ознакомиться со столь знаковым произведением не помешало бы… — Лайт, ты меня слышишь? Голос Мисы вновь отвлёк его от мыслей. — Мы поженились вообще-то, а ты ведёшь себя так, будто ничего не произошло! — Амане злобно топнула ногой. — Мы столько лет вместе, а всё равно как чужие люди! Зачем же ты тогда сделал мне предложение, если не любишь меня?!.. Началось. — Успокойся, Миса, — меньше всего Ягами хотелось устраивать скандал. А он рисковал вот-вот разгореться. Лайт встал, подошёл к жене и обнял её. Та немедленно уткнулась ему в плечо и обняла в ответ. — Конечно, я тебя люблю. Ты — лучшая женщина в моей жизни. Именно поэтому я на тебе и женился, — он мягко взял её за подбородок, заставив посмотреть на себя. Миса смотрела на него преданно, с обожанием. Так собака смотрит на хозяина. Миками тоже смотрел на него так, но в его взгляде было гораздо больше осмысленности, интеллекта. Здесь же не было и тени чего-то подобного. Лайт поцеловал девушку и нежно погладил её по щеке. — Иди спать, милая. Сегодня был очень важный день, ты наверняка устала. — Я… Я… Да, Лайт. Конечно, — на лице Мисы появилась глупая влюблённая улыбка. Лайт не только признал её лучшей женщиной, но ещё и назвал милой! Амане казалось, что от слов и действий мужа она вот-вот упадёт в обморок. — Ты же… Придёшь ко мне? — Мне нужно работать. Сама знаешь, тетрадь сама себя не заполнит. Вероятно, я лягу спать лишь под утро. — Как скажешь, Лайт. Ты тогда карай зло, но, пожалуйста, поспи потом с Мисой хотя бы пару часиков, хорошо? — Да. Обязательно. — Ура-а!.. — Миса чмокнула его в щёку и побежала в спальню. — Спокойной ночи, дорогой! Как только дверь в спальню захлопнулась, Ягами со вздохом опустился на диван, раскрыл тетрадь и начал её заполнять. Имена и фото преступников продолжали появляться в новостях, что значительно облегчало работу Киры. Не стоило забывать и об Интернете, который всего за несколько лет развился до невиданных масштабов. В этот момент Лайт невольно пожалел, что рядом нет Рюука или Миками, которым можно было бы высказать всё наболевшее. Теперь он — полноценный, уважаемый член японского общества. Женатый, с хорошей работой и любящей семьёй — что ещё нужно от жизни? Но нужна ли такая жизнь? Опять придётся притворяться. Так ещё и эта треклятая скука… После смерти Мелло и Ниа и окончательной победы над L жизнь превратилась в сплошную рутину, даже убийства преступников и прочей грязи не приносили былого удовольствия. Мир окончательно признал Киру, криминал в большей части государств почти полностью сошёл на «нет». Всё слишком быстро и слишком легко. Хотелось развлечений, адреналина, новизны. Теперь Лайт полностью понимал Рюука, который вот так скучал десятилетиями, если не веками. Единственным человеком, кто приносил разнообразие в его будни, был Миками Тэру. Пару месяцев назад он выбрал нового представителя Киры — какого-то известного американского журналиста, который неукоснительно соблюдал указания своего «работодателя». Лайт был очень доволен его выбором: американец оказался честолюбивым, находчивым и харизматичным человеком, который замечательно доносил мысли Киры в массы. Миками в принципе исполнял просьбы Киры ещё до того, как тот ему о них сообщал. Что это? Телепатия? Ментальная связь? Отличная дедукция? В сущности это было неважно, ведь прокурор был замечательной, достойной личностью, которой очень не хотелось бы лишаться. Ягами был рад наконец встретить того, кто почти на одном с ним уровне. Может, стоит навестить его? На свадьбе они почти не общались: Лайт был слишком занят гостями, да и Миса постоянно вилась вокруг него, как надоедливая муха. Но, кажется, Миками отлично поладил с его семьёй. Перед тем, как уйти домой, мать сказала ему: — Твой коллега… Миками, кажется? Он отличный собеседник и хороший человек. Приводи его, пожалуйста, к нам на чай. Саю понравилось с ним общаться. Лайт закрыл тетрадь и выключил телевизор. Миса уже заснула, на часах полпервого ночи. Стоит сходить к Миками на час-другой, пообсуждать ситуацию в мире и просто поболтать на какие-нибудь отвлечённые темы, разбавить скуку; он ведь наверняка ещё не спит. Наверное, он был единственным человеком, который понимал Лайта почти полностью, и ему по-настоящему нравилось находится в его обществе. Лайт прикрыл глаза — иногда ему очень не хватало L — Рюдзаки. Человека, который действительно умел думать, и его единственного достойного противника. Человека, что был в шаге от победы над Кирой. Человека, которому крупно не повезло и который поплатился за свою дерзость. Лайт до сих пор с упоением вспоминал его последние мгновения, последний взгляд, в котором было столько эмоций: осознание, горечь, принятие неизбежного… Но ни капли страха. Что ж, этот человек был давно мёртв. После его смерти Лайт и не думал, что встретит кого-то, с кем ему будет так же интересно. Но такого человека он, к счастью, повстречал, и им оказался Миками Тэру. Ягами встал с дивана и принялся собираться на улицу. Несомненно, стоит повидаться с X-Кирой…

***

Кто бы мог подумать, что в столь позднее время найдутся индивиды, безостановочно названивающие ему на домофон. Миками, только-только закончивший заполнять тетрадь, раздражённо пошёл открывать. Однако его раздражение мигом улетучилось, когда выяснилось, что Бог лично пришёл к нему. Миками открыл дверь и чуть растерянно отошёл в сторону, пропуская Лайта внутрь. — Здравствуй, Миками. Ты, я смотрю, всё ещё не спишь, — Лайт прошёл вглубь аскетично обставленной квартиры. — Я как раз заполнил тетрадь и собирался готовиться ко сну, но… — Звоню я. Миками, мне скучно, да и Миса сегодня была чересчур… Активной. Я устал от этого, — Лайт демонстративно вздохнул. — Ты единственный, с кем мне интересно общаться, вот я и пришёл. У тебя есть что-нибудь выпить? Прокурор округлил глаза. Таких слов он никак не ожидал. — Да, конечно. Проходи, а я пока всё подготовлю. Ягами прошёл в гостиную и сел в чёрное кожаное кресло. Комната была обставлена минималистично и даже как-то безжизненно: никаких картин, ковров или цветов на подоконнике. Работал телевизор, на котором шёл какой-то документальный фильм. Тетради смерти на кофейном столике не было. Лайт знал, что прокурор записывает в неё имена в своём кабинете, дверь в который сейчас была плотно закрыта. Пройдя сквозь стену, в комнате появился Рюук и довольно заявил: — Ну приветик, Лайт. Как прошла свадьба? — Привет, Рюук. Думаю, ты прекрасно понимаешь, в какую кабалу я себя загнал этим браком, так что объясняться насчёт неё я не собираюсь, — он показательно поднял руку, демонстрируя синигами изящный палец с блестящим кольцом. — Ну как скажешь, хе-хе, — задорно рассмеялся Бог смерти. В комнату вошёл Миками. В руках он сжимал две рюмки и бутылку коньяка. И догадался ведь, что Лайт предпочитает именно его. Просто золото какое-то, а не человек. — Мартель? — спросил Лайт, когда Миками принялся разливать напиток по рюмкам. Настоящий французский коньяк — дорогое нынче удовольствие. — Коллега подарил, — односложно ответил прокурор. — И пылится эта бутылка в серванте уже полгода где-то. — Не осуждаю. Это отличный коньяк. Такой и пить жалко. Миками уселся в кресло напротив, поставив бутылку на столик. Рюмку первым не взял: дождался, пока Лайт возьмёт свою и предложит чокнуться. — «Прямо брудершафт какой-то», — невольно думает Тэру, послушно чокаясь с Ним и выпивая всё сразу. Подобных визитов раньше не происходило, и он был крайне удивлён поведению Бога. До чего же довела Его Амане, если Он вот так пришёл к нему?.. Алкоголь противно обжигает горло, но согревает душу. Миками сдерживается, чтобы не выплюнуть его. Лайт же выпивает коньяк невозмутимо, наслаждаясь каждой каплей. Воистину, словно нектар испил. Ставит рюмку на столешницу, ослабляет галстук и воротник белоснежной рубашки, затем расстёгивает пуговицы пиджака. Миками невольно любуется этими, казалось бы, простыми движениями, в которых скрыто столько власти, красоты и изящества, что трудно просто не смотреть. — Миками, скажи мне, ты знаешь, что такое женщины? — внезапно спрашивает Лайт. — Женщины? — подобных слов Тэру точно не ожидал. Разве Бог должен задаваться подобными мирскими вопросами? Но он, несмотря на все свои сомнения, быстро сумел найти ответ: — У меня было мало опыта с ними. Я предпочитаю одиночество, но женщины… Они действительно загадка природы. Сначала требуют одно, потом другое. Бог, почему ты спрашиваешь? Амане что-то тебе сделала? Ягами усмехнулся. Искреннее беспокойство Миками всегда вызывало у него приятные эмоции. — Нет. С самого детства я понимал, что нужно женщинам, и исполнял их прихоти, чтобы получить своё. Но я словно на распутье. Я думал, что после победы над Ниа смогу снять все маски и наконец-то жить спокойно, но теперь я вынужден долгие годы играть роль хорошего мужа и примерного семьянина с девушкой, к которой не питаю ничего, кроме раздражения. Знал бы ты, как она мне приелась. Мне скучно, я хочу новизны. А вместо этого опять загоняю себя в рамки. — О-хо-хо, ну про новизну прям с языка снял! — между делом сказал Рюук. Миками нахмурился, анализируя сказанное Богом. Новизна… Что Он подразумевает под этим словом? Он хочет новую женщину? Или что-то большее? Нет, сто процентов что-то большее, чем простые плотские утехи. — Если ты чего-то хочешь, я дам тебе это. Всё, что угодно. Просто попроси. — Ты в своём репертуаре, Миками. Вот за это я тебя и ценю. Лайт вновь оглядел гостиную, отметив заметное смущение прокурора, то, как он на мгновение опустил глаза в пол. — У тебя есть патефон? — Ягами посмотрел на вышеуказанную вещь, одиноко стоявшую на тумбочке в углу. Оглядывая комнату в первый раз, он её не заметил. — Да. Полностью рабочий. Достался от дальних родственников. Пару секунд Кира молчал, раздумывая, стоит ли озвучивать Миками поселившуюся в голове мысль. Но в итоге спросил, решив, что в этом нет ничего предосудительного: — А если я попрошу тебя станцевать со мной? Прокурор на несколько мгновений потерял дар речи, тем не менее, уставившись на Ягами очень красноречивым взглядом, от которого Лайту захотелось засмеяться. Рюук тихо захихикал. — Пожалуй, оставлю вас одних, — и, выйдя на располагавшуюся рядом лоджию, взлетел и быстро скрылся из виду. Что ж, когда-нибудь Лайт точно затащит Миками в постель, осталось лишь дождаться этого. — Я… Я, конечно… Но у меня почти нет в этом опыта. — Там нет ничего сложного. Просто двигайся и шагай в такт музыке. — Вы… Ты хочешь станцевать со мной? — Хочу. Лайт не смог сдержать оценивающей ухмылки, когда увидел, как Миками засмущался. Достаточно всего пары слов, чтобы вывести этого, казалось бы, такого серьёзного и невозмутимого человека из хрупкого душевного равновесия. Эта власть пьянит сильнее любого алкоголя, создаёт иллюзию полного превосходства, доминирования. Хочется… Большего, и Лайт не намерен отступать. В конце концов, что такого в том, чтобы пригласить мужчину на танец? Кира — это Бог, и он сам будет решать, что ему можно, а что нет. Миками встал с кресла, достал откуда-то с полки пластинку и принялся заводить патефон. Удивительно филигранно его тонкие пальцы управлялись с доисторическим инструментом. Как только игла звукоснимателя опустилась, заиграла какая-то медленная композиция, автора которой Ягами определить не сумел. Мелодия была приятной и напоминала что-то вроде вальса. Лайт невольно заслушался ею. Музыка — вот ещё одно лекарство от хандры. Может, стоит сходить в оперу? Прокурор выглядел уставшим. Его внешний вид был не столь аккуратен и педантичен, как всегда. Никаких пиджаков, тренчей и галстуков, только бордовая рубашка, расстёгнутая на верхние пуговицы, чуть помятые чёрные брюки и домашние тапочки. Даже очки снял. Что уж говорить про причёску! Сейчас он выглядел ещё более патлатым, чем обычно. И тем не менее Лайту он нравился даже таким. На ум пришло сравнение с верным псом, извазюкавшимся в грязи. Собака поймала ценную добычу, испачкавшись в луже, и теперь смотрит на хозяина виновато, но не станет же хозяин любить своё животное меньше от этого? Ягами встал и пригласительно протянул руку. Миками, всё ещё не веря в то, что это реальность, чуть помедлив, протянул свою в ответ. У него тёплая, шершавая ладонь; в ней сразу чувствуются мужские сила и твёрдость. Помнится, точно так же Лайт танцевал и с Мисой, и с Киёми. У обеих руки были маленькие, холёные и почти невесомые. Женские. Ощущать в своей ладони ладонь мужскую было непривычно, но удивительно приятно. Миса никогда не жаловалась, но Такада однажды невзначай сказала ему: «Ягами, у тебя такие холодные руки, почти как ледышки», после чего Лайт долго не мог выкинуть эти слова с головы, рассматривая свои ладони в зеркале. Ни единой мозоли, царапины, шрама или потёртости, ухоженная гладкая кожа, аккуратно подстриженные ногти. Руки идеальны, как и всё остальное. Он потрогал левую ладонь правой — вполне себе тёплая. Почему же Такада сказала ему, что они «как ледышки»? Подобного ему никто больше не говорил. Сейчас Лайт внимательно следил за реакцией прокурора, отмечая, что на долю секунды тот съёжился, но тут же вернул былое лицо. Неужто тоже «ледышки»? Их пальцы осторожно переплетаются; всё очень целомудренно, без намёка на пошлость или двусмысленность, так по-обыденному. Словно вершители судеб тут погоду обсуждают, а не вальсировать собираются. Левая рука Миками ложится на плечо Лайта, совсем чуть-чуть сжимает ткань пиджака. Ягами же уверенно кладёт вторую ладонь на поясницу своего верного последователя, ощущая через ткань рубашки тепло чужой кожи. — «Я прикасаюсь к Нему. Я действительно прикасаюсь к Нему…» — редкие скупые рукопожатия — так можно описать весь тактильный контакт с Кирой спустя полгода после встречи на складе. Миками не требует большего: кто он такой, чтобы Бог его касался? Он уж точно не ожидал, что Лайт предложит ему потанцевать. Его руки ледяные, как у мертвеца, но кожа гладкая и мягкая. Прокурор, несколько раз пожимавший его ладонь ранее, этого и не замечал. Рукам не холодно от Его прикосновений, а неумолимо, удушающе жарко. — «А он действительно неплох в этом», — думает Лайт, когда они начинают осторожно кружиться по комнате, стараясь ничего случайно не своротить. Миками явно неловко, он закрыт и напряжён, но старается максимально угодить своему Богу. Он прижимается к нему, и Лайт явственно ощущает рельеф его мышц. Ему нравится это ощущение, такое необычное и неизведанное. — «Интересно, есть ли хоть что-то, что он не умеет?» Этот танец и эти ощущения приносят Лайту то самое чувство новизны, что он не испытывал уже очень давно. — Расслабься, Миками. Не будь таким скованным, — говорит Ягами, когда его партнёр совершает какое-то извращённое подобие пируэта и вновь прижимается к нему. — Прости, мне просто… — Расслабься, — твёрдо повторяет Лайт, и Миками тут же повинуется. — Хорошо. Душно. Боже, как же душно. Хочется разорвать контакт, прекратить этот странный танец, но Миками лишь сильнее сжимает пальцы Ягами, позволяя Ему вести и направлять себя. Он вдыхает одеколон Лайта, ощущая жгучее дежавю. Приятный аромат, терпкий, но ненавязчивый. Хочется вдыхать его ещё и ещё. Иногда Миками чувствовал этот запах от Такады. — Почему мы?.. — хрипловато и несмело спрашивает прокурор где-то через минуту тишины, разбавляемой лишь приглушённой музыкой патефона. Кира мягко гладит большим пальцем чуть выпирающую тазовую кость. Левая рука Бога в опасной близости от бедра… Если Он дотронется, то… Миками не знает, как на это реагировать. — Не обращай внимание, Миками. Я просто пытаюсь развеять скуку, — Его голос ровный и беспристрастный. Конечно, то, чем они сейчас занимаются, — мимолётное развлечение, и не стоит рассчитывать на большее. Миками и не посмеет: как-никак, а Бог всё-таки мужчина, так что какой-либо более близкий контакт между ними всё равно невозможен. Его лицо полностью безэмоционально, но глаза откровенно смеются. Издевается. Упивается властью. Знает, что Миками стерпит. Композиция неизвестного автора заканчивается через несколько неспешных кругов по комнате. Лайт останавливается, держит их руки сцепленными ещё мгновение, после чего отстраняется. Миками еле сдерживает разочарованный вздох — потеря столь близкого контакта с Богом кажется для него очень болезненной, оставляя после себя чувство странной опустошённости. — Кто автор композиции? — удивительно холодно и по-деловому спрашивает Ягами, подходя к окну и засовывая руки в карманы. — Не знаю. Кажется, он был немцем или австрийцем из какой-то провинции и жил в начале двадцатого века. — Он писал хорошую музыку. Я бы хотел послушать его ещё. — Скажи хоть слово — и я найду целую коллекцию его произведений. Лайт засмеялся — не тем безумным хохотом, что Тэру слышал на складе, а простым, человеческим смехом. И Миками впервые начинает сомневаться в его божественности. Не ведут так себя Боги, не ведут. Чёрт, он ведь опять богохульствует. — «Нужно немедленно выкинуть эти мысли с головы. Божественность Киры — это аксиома. Он — справедливость. Я не должен даже думать о том, чтобы в Нём сомневаться». — Ну что ты, Миками, мне это не нужно. Сейчас нам необходимо сосредоточиться исключительно на нашей цели: завершении создания Нового мира. Ты отлично поработал, думаю, тебе стоит отдохнуть пару дней, а мы с Мисой в это время будем заполнять тетрадь. — Как скажешь, Бог, — машинально отвечает прокурор, надеясь, что Ягами не заметил лёгкое замешательство на его лице. — Миками, — Лайт глянул на отражающегося в стекле X-Киру и повернулся к нему. — Я хочу сказать тебе «спасибо» за всё, что ты для меня сделал. В последнее время мир потерял для меня былые краски, и только ты не даёшь мне утонуть в этом океане рутины. Не знаю, что бы я делал, если бы тебя не было. В этот раз он не врал. И сам удивлялся этому. Редко ему доводилось говорить кому-то нечто столь откровенное. О чём речь, если с L он был искренним лишь когда потерял память, с родителями и сестрой — в детстве, а с Мисой и Такадой — никогда? Все эти люди видели перед собой не Лайта Ягами, а чёрт знает что. Главный подозреваемый, безупречный сын, не имеющий права на ошибку, или идеальный бойфренд — и ничего больше. Миками же смотрел на него иначе. Несмотря на весь свой фанатизм и обожествление Киры, он понимал его, и Лайта это радовало. Прокурор видел его исключительно как Киру, своего кумира, но Ягами был доволен и от этого. И если сначала он думал от него избавиться, то теперь с уверенностью утверждал, что не сделает этого. Никогда. — Спасибо, Кира-сама, — Миками сложил руки перед собой в молитвенном жесте и прикрыл глаза, на его лице появилась привычная полубезумная ухмылка, а бледные щёки окрасил еле заметный румянец. — Но я не заслуживаю таких красивых слов. Я всего лишь выполняю свой долг перед тобой и справедливостью. Все мои заслуги целиком принадлежат тебе. Лайт тяжело вздохнул. — Миками, я никогда не хвалю просто так. Если я сказал что-то подобное, значит, это чистая правда. Мне приятна твоя преданность, но твои заслуги — это исключительно твои заслуги. Гордись ими. Прокурор вновь смутился, а затем посмотрел на Киру как-то по-особенному восхищённо, преданно: — Да. Это очень мудро, Бог. — Вот и славно, — Лайт тепло улыбнулся и прошёл к кофейному столику. Налил себе вторую рюмку и выпил залпом, после чего поставил её на столешницу вверх дном. — А коньяк и вправду у тебя отличный. Он перевёл взгляд на Миками. Тот стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, смущённый. — «Как легко им манипулировать. Пара слов — и уже в ступоре. Человек, во много раз превзошедший мои ожидания… Как далеко меня заведёт общение с ним?» — Лайт не хочет об этом думать. Он не хочет вспоминать, как ему было неестественно, неправильно хорошо, когда он держал руку Миками в своей; когда чувствовал тепло его кожи, крепкие мышцы; когда ощущал, как он вдыхает его одеколон и как его нос практически прижимается к шее; когда он, Лайт, осторожно гладил его тазовую кость. Он вообще-то делать это не планировал, но пальцы будто сами решили, что эти поглаживания необходимы. И Лайту не было стыдно за это. — Я пойду домой, а ты выспись хорошенько. Синяки под глазами тебя не красят. — Я… Хорошо. Как только Лайт накидывает куртку и уходит, Миками берёт бутылку и выходит на лоджию. Оперевшись локтями на перила, он жадно отпивает коньяк прямо из горлышка, наблюдая за ночным городом. Нечасто прокурор пьёт вот так, ой, как нечасто. А говорил ещё, что на свадьбе и после неё будет трезв, как стёклышко. Соврал, получается. Алкоголь на вкус противен, а Миками ненавидит пьющих. Тем не менее сейчас это лучший вариант, чтобы расслабиться и привести мысли в порядок. Рюук подлетел откуда-то сверху и легко приземлился рядом с ним; несколько длинных смоляных перьев полетели далеко вниз, на землю. Бог смерти убрал крылья и выжидающе посмотрел на человека: — Ну как? Хорошо свиданка прошла? — Помолчи, а то останешься без яблок. Синигами прошипел что-то недовольное и скрылся в квартире. Миками стоял, уставившись куда-то вдаль. Что за безумие сейчас произошло? Прокурор всё ещё не мог поверить в то, что произошедшее между ним и Богом — это не какой-то лихорадочный сон. Места, где Он касался его, всё ещё горели холодным пламенем. Миками это нравилось. Миками это пугало. Сегодня он совершил непростительный акт богохульства: усомнился в Кире. Но Кира, если и заметил это, явно не держал на него зла. Так чего же Он добивается на самом деле? Миками вновь делает большой глоток коньяка и уходит в квартиру. Лёжа в постели, он впервые жалеет, что рядом нет Такады.