
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Романтика
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Повествование от первого лица
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Тайны / Секреты
Вагинальный секс
Минет
Незащищенный секс
Насилие
Юмор
ОЖП
Смерть основных персонажей
Первый раз
Сексуальная неопытность
Анальный секс
Измена
Грубый секс
Любовный магнит
Нежный секс
Элементы слэша
Исторические эпохи
Ненависть
Признания в любви
Секс в одежде
Секс на полу
Спонтанный секс
Тихий секс
Аристократия
Ненависть к себе
Секс в транспорте
Трансгендерные персонажи
Кроссдрессинг
Секс в спальне
Групповой секс
Марафонный секс
Секс по расчету
Дворцовые интриги
Сексократия
Утренний секс
После секса
Фавориты
Описание
Воспоминания о былой жизни на предсмертном одре. Любовь, ненависть, прощение, страсть.
Фанфик граничит между сериалом и историческими фактами, на историческую точность и явь не претендует. Первая работа, прошу строго не судить. Ошибки в грамматике и пунктуации есть, поэтому бета приветствуется. Критика вопринимается только адекватная, заранее прошу прощения у фанатов MonChevy.
А внутри у него письма запоздалые...
06 декабря 2024, 09:00
Делать нечего, надо было сообщить отцу о свадьбе. Мы с ним давно не переписывались и вообще я не знала жив ли он. Да, когда-то приходило письмо от его верного слуги о том, что папе становилось всё хуже, он всё больше верил в удачу в картах… Но я тогда распорядилась не давать ему ни копейки. Хоть что-то должно же было хотя бы на свадьбу остаться.
Мой жених (как же это противно звучало) уже оповестил к тому моменту свою родню, которая не поверила, но все же дала благословение и денег на свадьбу. Я предлагала познакомить меня с его родителями и многочисленными братьями и сестрами, но он отмахнулся сказав, что это лишняя трата времени. Ну ладно.
В день отъезда, я перечитала письмо от отца полученное приблизительно месяц назад. Там он говорил, что нашел способ как выиграть в карты всё проигранное, что он верил в легенду о каких-то трех картах… Это был бред уже глубоко обезумевшего человека.
Уже будучи в карете, де Лоррен спросил меня:
– У тебя хоть какое-то приданое есть? – мне его голос показался надменным.
– Не знаю, – произнесла я усмехнувшись. – Приедем и всё на месте узнаем.
– Ты вообще общалась с отцом? – внимательно смотря на меня продолжал допрос шевалье.
– Письма получала, даже читала, – я тяжело вздохнула. Отвечать на бесконечные вопросы де Лоррена совсем не хотелось. – А потом откладывала в ящик, оставляя без ответа, – показалось, что шевалье немного удивился от моего ответа.
Снова тяжело вздохнув, будто мне не хватает сил даже на разговоры, я через силу продолжила:
– Не хотела перед тобой открываться, всё равно что бисер перед свиньями метать.
– Сделаю вид, что я этого не слышал, – Филипп демонстративно перевел взгляд на окно.
– Отец сошел с ума, – нагло перебив его продолжила я. – Он обезумел от карт, он придумал себе, что какие-то три карты помогут ему отыграть всё, что он проиграл и возвысят его до небес. Что мне ему отвечать? Он ни в одном письме не спрашивал о том, как я живу, как проходит моя служба герцогине, есть ли у меня деньги. Понимаешь? – я прикусила губу и отвела взгляд в окно.
Всё это время де Лоррен не отводил от меня взгляд. Нарушив тишину он спросил:
– Ты единственный ребенок?
– Да, – сухо ответила я. – Остальные дети от его любовниц умирали либо после рождения, либо еще не родившимися.
– А еще родственники..
– Нет, – перебила я его. – Родственников больше нет. Все погибли, защищая маленького Людовика, когда была смута. Я последняя в роду.
Странно у шевалье менялся взгляд на меня - то ли я видела в его глазах сожаление, то ли жалость. Либо же это было настолько наигранно… В общем, я тогда испугалась, что теперь вся информация полученная им обернется против меня.
Выглянув в окно, я увидела, как глаза шевалье округлились от изумления:
– Это… летняя усадьба? – его глаза искренне выражали шок.
– Что? Слишком маленькая? – я усмехнулась. Да, летняя усадьба моего отца была чуть поменьше нашего дворца. Она была не менее величественная, чем дворцы короля и его родственников.
– Род действительно был великим…
– Кажется, мы приехали, – карета остановилась.
Первым из кареты вышел мой жених, а затем подал мне руку.
– Для этого есть слуги, – сухо ответив, но все же подав руку я вышла из кареты.
– Не волнуйся, это разовый случай.
Зайдя, нас встретил папин верный слуга - Жан.
– Госпожа! Наконец-то Вы приехали, – Жан поклонился.
– И я рада тебя видеть, Жан, – я мягко улыбнулась. – Ты все еще усердно служишь, не смотря на твои годы…
– Да, госпожа. Ваш отец…
– Что такое? – я замерла и уставилась на Жана. – Говори!
– Ему плохо… сегодня его сразил очередной удар.
Меня охватила паника, я быстро метнулась в покои отца. Краем глаза, что за мной также проследовали Жан и Филипп.
Вбежав в покои отца я увидела его, совсем худого, немощного и таким состарившимся. Ему было-то всего пятьдесят пять…
– Дочь… – увидев меня отец прохрипел и попытался встать.
– Papa!– я подбежала к нему и упала на колени перед его кроватью.
– Я уже и не думал что успею увидеть тебя…
– Папочка… – я тихо прошептала и схватила его за руку.
– Тогда это прекрасное время попросить прощения, он сильнее закашлялся. – У тебя и твоей покойной матери…
– Папа, прошу, не надо, еще не время… – я нежно погладила его по голове, ласково смотря на него.
– Да нет… к сожалению пора. Как жаль, что я не успел всё исправить.. Понимаешь… ведь три карты, которые должны были мне помочь выиграть не в игре, а в жизни это внимание, нежность и любовь к тебе, – он мягко улыбнулся. – Прости, что я так мало тебя любил и так редко это показывал…
Я почувствовала как из моих глаз непроизвольно потекли слезы. Так вот о чем он писал… “Три карты-три карты”… какая же я глупая была! Сама же говорила намеками, прямо как папа.
Он перевел взгляд с меня на Филиппа и продолжил:
– Я так понимаю, это жених? – он попытался улыбнуться.
– Да, месье… Я жених Вашей дочери и хотел бы просить прекрасной руки и сердца юной мадам, – шевалье медленно подошел к отцу. Видно было, он растерян. Он не знал как себя вести в таком случае.
– Если она тебя выбрала, значит ты, должно быть, хороший человек – отец снова зашелся в кашле. – Прошу, оберегай мое дитя… Это последнее сокровище, которое у меня осталось, – де Лорреном нельзя было не очароваться. Он умел во время включить ангела и самого милого и прекрасного человека на земле. Mais les apparences peuvent être trompeuses!
Неожиданно, шевалье сам встал на колени перед моим умирающим отцом и взял его руку в свои:
– Я клянусь Вам, что буду ее оберегать и стану ей опорой. Вы можете вверить ее в мои руки, – он смотрел отцу прямо в глаза. Зная, какой он трус, сейчас он смотрел столь смело и решительно…
– Как мало я прожил, как плохо я прожил… жаль я так и не увижу тебя такой красивой… в белом платье, – отец погладил меня по щеке, от чего я сильнее расплакалась. С его глаз тоже скатилась скупая слеза.
– Всё, я готов. Цикл должен завершиться. Береги себя, – он прохрипел последнее слово и закрыл глаза. Il a fermé les yeux pour toujours.
– Папа… нет! Папа! – я кинулась на еще теплую грудь отца и разрыдалась. – Папочка, прошу! Еще немного! Не уходи! – кричала я и заливалась слезами. Я изо всех сил сопротивлялась, чтобы Жан меня не оттаскивал.
– Госпожа, прошу… он покинул нас, – пытался хоть как-то убедить меня папин слуга.
– Нет! Оставьте меня с папой! – казалось, что в тот момент я стала ребенком, которого нагло отдирают от родителя, а тот всеми силами держался мертвой хваткой. Всё же оттащив от уже бездыханного тела отца, меня вверили в руки моего жениха. Помню, с какой силой меня сжал шевалье, в грудь которого я плакала, нет, рыдала горючими слезами. Я никак не хотела принимать тот факт, что папы больше не стало. Что нам так было дано мало времени поговорить и признаться в том, как мы любим друг друга. В тот момент я просто не осознавала, какая на самом деле сильная связь между отцом и дочерью. Да, у меня не было таких отношений с отцом как у моих дочерей, но я так жалею, что мы не смогли насладиться тем безусловным принятием друг друга. Одно я поняла точно, он успел меня научить быть сильной, но я так жалею, что не успела дать в полной мере всю ту нежность, всю ту мягкость…
Что я тебе могу сказать мой читатель. Именно в момент смерти родителей ты на самом деле понимаешь, как ты их сильно любишь. Именно в этот момент ты понимаешь, насколько ты становишься одиноким. Я тогда осиротела. У меня не осталось ни-ко-го. Это словами невозможно описать насколько это больно. Если раньше, казалось, что вокруг тебя солнце, небо, то со смертью родителей все превращается в мглу и источника света больше нет. Казалось, я даже по маме так не плакала, как по папе. Наверное, того родителя, которого нам больше всего не хватало - сильнее жаль и по тому мы сильнее горюем, если его теряем.
Весь тот проклятый вечер я провела на плече де Лоррена, позволяя забыть все наши склоки и недопонимания. Истерика прошла и просто иногда тихо я роняла слеза и вздрагивала. Я сама того не заметила, как шевалье из последней сволочи, превратился в поддержку и опору для меня. Это первая вещь за которую я ему была и буду благодарна до конца жизни.
– Если честно, мне спокойнее, когда ты на меня кричишь, или мы ненавидим друг друга, – шевалье принес папин любимый коньяк и подал мне. Он уже был без своего дорогого камзола, его рубашка была небрежно расстегнута. – А когда ты плачешь… я тогда не знаю, что с тобой делать. Когда такие как ты плачут, становится страшно, – казалось, шевалье именно тогда признал мою внутреннюю силу.
Я впилась в стакан руками и жадно отпила из него. Я сидела у камина и долго смотрела на огонь.
– Завтра надо будет заняться похоронами… – шевалье вздохнул.
– Можно спросить? –перебила его я.
– Да… конечно.
– Ты с каких пор так подобрел? – с огня я перевела взгляд на него.
– Я разве не человек? Меня не может расчувствовать сцена прощания отца с дочерью? – обиженно усмехнулся шевалье.
– А разве да? Ты, который идет по головам, который подставит всех… И тут расчувствовался из-за какой-то плаксивой сценки. Да ты же ненавидишь меня.
– Когда я к тебе отношусь плохо - ты бесишься. Когда хорошо - тоже, – де Лоррен залпом осушил свой стакан с коньяком и слегка поморщился.
– Я тебя ненавижу! Всё что сейчас происходит это из-за тебя! Это ты крал письма, ты назвался моим женихом, ты меня отдал на растерзание де Ментенон! Вся моя жизнь разрушилась из-за тебя!
– А ты думаешь моя жизнь из-за тебя не разрушилась?! – воскликнул шевалье и вскочил с кресла. – Ты думаешь это легко, когда любимый тобою человек тебя выкидывает из своей жизни как мусор?! Ты думаешь это легко спать в холодной постели, зная, что он с женщиной?! До этого женщины никогда не были соперниками, а тут появилась малолетняя соплячка, которая свела с ума моего! Любимого! Человека! – последние слова он буквально прокричал. – Я до сих пор тебя ненавижу! Я мечтал и мечтаю, чтобы тебя не стало ни в моей жизни, ни в жизни Филиппа! – продолжил он.
Я перевела взгляд с него снова на огонь, который от крика шевалье будто бы разгорелся с новой силой.
Придя в себя, шевалье рухнул снова на кресло и закрыл глаза рукой.
– Прости… – продолжил он. – Просто из-за моей репутации все считают меня человеком, у которого не может быть чувств. А они есть…
– Нам надо теперь как-то жить с тобой, – выдержав паузу тихо проговорила я.
– Поженимся, уедем в Италию… Король остынет, а оттуда вернемся в Версаль.
– Думаешь, всё так просто?
– Конечно, мы можем всё усложнить… но зачем? Мы можем стать прекрасным союзом, который будет править светской жизнью в Версале. Дружить против всех. Я никогда не буду любить тебя, как и ты меня. Я даже не знаю, смогу ли я тебя когда-нибудь простить! Но поскольку мой враг станет моей супругой… Я чисто в своих корыстных целях должен сделать это себе в плюс.
– Mari et femme…
–... un Satan, – усмехнулся шевалье. – Кстати! Понимаю, что момент неподходящий, но всё же. Я тут нашел письмо твоего отца с очень интересным содержанием. Оно будет полезным, – как позже мне признался де Лоррен, отец ему тайно успел шепнуть о местоположении письма.
Открыв письмо я принялась его читать. Вкратце, там было написано то, о чем он не успел мне сказать, а также в подробностях описал, что его обкрадывали слуги, а главный казначей не платил налоги королю, хотя деньги были. Также он в этом письме привел доказательства того, что на самом деле был мухлеж с выплатами.
В конце письма отец признался, что оставил мне приданое, а также указал место где это хранится и в каком размере. Хотя бы замуж не стыдно было выходить.
На следующий день мы отца похоронили. Я не помню как проходили похороны, помню, как рыдала и как меня всё время держал мой будущий супруг.
Позже, я одна сидела в кабинете отца и перебирала документы. Было принято решение их все вывезти и спрятать в одном из имений шевалье, а потом составить список всех виновных в финансовых преступлениях и представить этот список королю. В этом списке, кстати, были и те, что выставляли отцу долги.
Филипп согласился покрыть отцовский карточный долг, за что в взамен он получил наши плодородные земли, которые в частности кормили Версаль. Мы даже договорились, что всех, кому должен был мой отец мы сдаём нагло королю, а там не составило бы большого труда их всех арестовать.
Было ощущение, что всё что со мной происходило - сюр, ночной кошмар, очень плохой сон и сейчас я проснусь и всё хорошо. Но нет. Это была реальная, гребанная жизнь!
Вернувшись во дворец мы были облачены во всё черное. Мы шли рядом, меня под руку вел де Лоррен. В салоне про нас уже давно шептались, вот что услышала лично я:
– Надо же, даже на придворного пёсика Месье нашли ошейник и поводок пожестче.
Мы остановились, де Лоррен развернулся и произнес:
– Как Вы смеете, месье! У Вас нет ни капли стыда или совести… Вы хоть понимаете в каком я и моя невеста трауре? – тихо с угрозой промолвил Филипп. Запугивать он умел. Его боялись, хоть и считали шутом.
– Простите, я…
– Моя невеста только что потеряла отца. Я, вместо сватовства и прошения прекрасной руки своей невесты, организовывал похороны уже, к сожалению, покойному тестю! Мои сердце и душа разбиты на осколки! – не на шутку распылялся шевалье, его было не остановить.
– Господин де Лоррен, я правда…
– Поверьте, Вы ненадолго в Версале… А меня Вы очень зря, только что, сделали своим врагом!
Мой жених отыгрывал свою роль на публике прекрасно. Сказать, что все впали в шок и ступор от отпора де Лоррена - не сказать ничего. Но это всё равно была игра. Наша с ним игра на публику.
Далее, в память об отце я решила сыграть пару партеек в игру.
– Боже-боже. Обнищавшая сиротка… Папочка хотя бы карты оставил?
– Мадам, зачем же Вы так со мной жестоки. Вы комплексуете, что проигрываете молодости?
– В каком смысле?
– Ну Вы уже не молоды, в отличие от Ваших любовников. Вы только богаты, кстати, повышайте ставки.
Герцогиня, назовём её, L кинула небрежно целый мешок на стол:
– Боюсь ты в жизни со мной не расплатишься.
– А это мы сейчас проверим. Повышаю ставку! – воскликнула я и кинула свой целый мешочек.
– Это по-мужски, мадемуазель, –
– Ну, мы же с Вами не на земли играем. Пока…
Стоит ли говорить, что с моими навыками Герцогиня L проиграла? Я думаю не стоит.
Пока та сидела на своём стуле и не верила, я лишь обмахивалась веером:
– Надеюсь Вам этого хватит закрыть хотя бы один процент! – прошипела герцогиня.
– Один процент чего? – недоумевала я.
– Карточного долга Вашего отца!
– А никакого долга и нет.
– Как?! Ты же нищая, почти как смерд на улицах Парижа!
– Просто, долги выплачены. С процентами, – смотрела я на нее с издевкой и вызовом.
– Вы продали свою невинность? – вокруг меня послышались смешки.
– Как грубо. Я всего лишь сделал небольшой подарок моей невесте на свадьбу! – воскликнул шевалье и взял мою руку в свою.
– Мой заботливый, без пяти минут супруг, закрыл все долги и при этом сумел сохранить имущество, – мой взгляд отражал победу, величие над этой высокомерностью и гордыней.
– Всё лучшее для тебя – томно и хрипло произнес де Лоррен и поцеловал мою руку глядя мне в глаза. На что в ответ получил от меня взгляд полный восхищения им и блпгодарности.
– Пожалуй мы пойдем, – я стала собирать выигрыш. – А то мы так устали от дороги! Хорошего вечера! – спустя время мы удалились из зала.
Де Лоррен благородно проводил меня до покоев и зайдя в них я почувствовала пустоту. Я была не я и сил моих не было. Хотелось чтобы всё это по одному моему желанию прекратилось. Я рухнула на кровать и не заметила как провалилась в сон.