Путь к истокам

      — Ты всегда будешь запасным, Бастиан. Как бы ни старался, останешься вторым, — однажды сказал мне Рудольфус, разрушив радость отцовской похвалы за мою работу.       Мой старший брат был в этом уверен. Он — первенец, а значит, ему принадлежит всё: право наследника, титул лорда после смерти отца, рука обворожительной волшебницы с родовым даром, блестящее будущее, в котором для меня не оставалось места.       Сколько себя помню, он не упускал случая напомнить мне, что я должен оставаться в его тени. Даже во время тренировок родового дара он неизменно демонстрировал своё превосходство, пользуясь тем, что был старше на десять лет.       Род Лестрейндж из Парижа славится даром эмпатии. Мы ощущаем эмоции окружающих, что позволяет нам завоёвывать доверие. Но этот дар — не только привилегия, но и проклятие. Слабые представители нашего рода нередко сходили с ума, не выдерживая потока чужих эмоций. Лишь те, кто обладал достаточной силой, могли управлять им: подавлять чувства или, напротив, усиливать их, если жертва испытывала эмоции в момент контакта.       С детства отец, лорд Лестрейндж, готовил нас к этой ноше. Светские мероприятия, которые мы посещали, превращались в испытания — среди сверстников, эмоции которых бурлили, словно фонтаны, мы должны были сохранять невозмутимость. Радость, волнение, страх — всё это оставалось за пределами нашего сознания.       Только пройдя подобные испытания, дети Лестрейндж могли рассчитывать на право поступить в школу. О нашем даре знали лишь немногие. Эмпатия кажется безобидной, но люди нас боятся. Они считают, что мы способны манипулировать их чувствами, внушать страх, подавлять волю.       Именно поэтому часть нашего рода перебралась в Англию, надеясь начать с чистого листа. Чистого? Смешно. Мы просто научились скрывать свой дар. Благодаря этому Лестрейнджи всего за несколько десятилетий вошли в Священный 28.       Но я не собирался мириться с ролью второго. Когда я поступил в Хогвартс, я твёрдо решил выйти из тени брата. Я мечтал создать новый магический род в Великобритании — первый за несколько столетий, способный соперничать с Рудольфусом.       Уже на первом курсе я добился признания, превосходя однокурсников практически во всём. Даже профессор Слизнорт, коллекционер талантов, не мог не заметить мои успехи. Однако высокая планка имела свою цену. Повышенное внимание со стороны студентов оказывалось куда тяжелее, чем любые тренировки дома. Если там я мог хотя бы уйти в тень, то здесь это было невозможно.       Рудольфус неизменно твердил, что я просто манипулирую окружающими. Это было неправдой. Чужие эмоции захлёстывали меня, особенно в шумных компаниях или на мероприятиях младших курсов. Я умел сдерживать себя и не использовал этот дар против других... если только они не пересекали границ дозволенного.       Так мне казалось, пока я не заметил разницу между нашим активным даром эмпатии и обычной способностью распознавать эмоции.       На второе утро второго курса один из моих соседей с усмешкой рассказывал, как какая-то грязнокровка заткнула ему рот своими изысканными манерами. Он уже строил планы, как её сломить.       Дедовщина. Любимая игра слизеринцев. Котёл, в котором формируются характеры первокурсников.       Я слушал, гадая, какие эмоции излучает эта «грязнокровка». Высокомерие? Или страх, тщательно скрытый за вежливостью, если она сумела не показать слабость даже перед Беллатрисой Блэк — будущей женой моего брата, хоть она пока об этом и не знает.       Но всё оказалось иначе.        Эйнгил Колин.        Так её звали. Но действительно ли она была грязнокровкой?       Я не чувствовал от неё страха, любопытства, волнения — ничего. Это было странно. Сначала я подумал, что кто-то прикрыл её эмоции. Но нет. Она сама оставалась закрытой.       В мире нет защиты от эмпатов, даже окклюменция лишь скрывает мысли, но не чувства. Значит, она новая кровь. Новая кровь с сильным защитным даром. И это вызвал у меня желание сделать ее своей пешкой. Но сперва я сомневался в её полезности, нужно было время для оценки.       Из-за нее, я впервые пытался читать эмоции человека не через ощущение, а через наблюдение за её лицом. И это оказалось увлекательным и сложным, учитывая, как она умела скрывает свои эмоций.       Я хотел разглядеть в её лице хоть что-то: злость, раскаяние, радость — что угодно, кроме натренированной улыбки. Именно поэтому я подсказывал тем, кто пытался испытать новенькую.       Первое время Эйнгил игнорировала насмешки и откровенные подставы.        Я ждал, когда её мерлиновское терпение лопнет, когда давление станет невыносимым. Но этого не произошло. Изначально я думал, что причина в гриффиндорских клоунах, которым просто скучно сидеть в своём логове. Однако потом я заметил закономерность.       Если кто-то причинял вред Коллин или её друзьям, гриффиндорцы устраивали "шутки" именно тому, кто осмелился обидеть их. И это происходило с пугающей последовательностью.       Например, Гринграсс, соседка Коллин, решила пошутить и наложила на неё заклинание чесотки. На следующий день компания младшего Блэка высыпала на стол слизеринцев какой-то белый порошок. По запаху мы быстро определили, что это пищевая сода.       Поначалу мы недоумевали, что они собираются с этим делать. Но, когда все собрались за столами, они неожиданно плеснули апельсиновым соком прямо поверх соды. Реакция была моментальной: пошёл углекислый газ, за которым последовало бурное пенообразование.       Гриффиндорцы громко хохотали, уверяя, что это "эксперимент" из магловской книги по химии. Однако они явно не ожидали, что у Гринграсс аллергия на цитрусы. Девушка тут же побледнела и оказалась в лазарете.       И в тот момент я заметил это. Её глаза впервые за всё время отразило Триумф. Ликование. Восторг. Обращенные к гриффиндорцом. Словно они были в сговоре с ней.        Но я ни разу не видел, чтобы Эйнгил общалась с кем-то из этой компании. Она никогда не подходила к ним, не обменивалась взглядами, не шепталась за спинами. Возможно, она действовала через своих подруг, но даже те казались ошеломлёнными и совершенно не понимали, почему "львы" вдруг устроили эту выходку.       И тогда я понял. Она тайно манипулировала ими. Использовала гриффиндорских проказников, чтобы они, сами того не осознавая, наказывали её обидчиков. Её мастерство — в том, чтобы создавать ситуацию, где всё выглядело случайным, но только на первый взгляд. Эйнгил видела общую картину, держала всё под контролем.       Этим её значимость поднимался в моих глазах.       А также я больше концентрируюсь на ней. Её безмятежная пустота странным образом позволяло мне отдохнуть от той невыносимой волны чужих эмоций, которая накатывала на меня в школе. Она была моим островком тишины среди бесконечного хаоса.       И потому, когда я увидел её настоящую эмоцию впервые за полгода, это ошеломило меня.       Страх.       Глухой, удушающий страх.       Вот что я почувствовал от неё тогда. И от этого мне стало холодно.       Это случилось в Большом зале, когда у слизеринцев начали краснеть волосы. Пока я ломал голову, кого Коллин пытается наказать таким способом, её эмоции нахлынули на меня, оглушая.       Подавляя внутри себя её страх, я хотел было помочь ей, но Эйнгил уже кто-то поддерживал. Её подруга из Гриффиндора, Марлин, что-то делала с её руками — видимо, успокаивающие круговые движения или лёгкий массаж, — и это быстро подействовало. Эйнгил вновь стала пустой, будто бы не ее эмоций я почувствовал.       Её защитный дар дал временную трещину, и я хотел понять не разрушается ли оно следующий раз. То есть не сломается ли моя игрушка, пока не я начал с ней играть.       До этого момента мы с Коллин никогда не общались напрямую. Я избегал её. Не хотел, чтобы кто-то из тех, кто регулярно докладывал о моих действиях отцу или брату, рассказал о ней. Если брат узнает, он, несомненно, захочет увидеть Эйнгил и, вероятно, поймёт, что я нашёл ту, кто может сопротивляться нашему дару. А я не хотел делиться с ним своей находкой.       После того как волосы слизеринцев вернулись к нормальному цвету, жизнь потекла своим чередом. Правда, не для Эйнгил. Ненормальное состояние девочки заметили не только я, но и те, кто раньше издевался над ней. Первым "на охоту" пошёл Эван Розье.       — И что это было, грязнокровка? — начал он, насмешливо прищурившись.       — Вам тоже доброго времени суток, — ответила Эйнгил с уничтожающей улыбкой. — Можете объяснить своё недовольство, как подобает аристократам, а не как уличному маглу.       — Да как ты смеешь сравнивать меня с ними?! — взорвался Эван.       — Потому что я не вижу разницы между вами и ими, — её голос звучал спокойно, но в словах чувствовалась острая насмешка.       Это одна из сторон её характера, которая мне особенно нравилась: дерзость и острота ума.       — Прибереги свой язык за зубами, иначе твоя рыжая подруга окажется не в тех руках, — угрожал он, потянувшись к своей палочке.       — Эван, — остановил его я, усиливая его страх до такой степени, что он замер на месте. Затем я перевёл взгляд на Эйнгил, которая, хоть и старалась выглядеть уверенно, явно насторожилась. — Прошу прощения за его поведение, Коллин, — сказал я вежливо, пытаясь казаться галантным, но, судя по её прищуренным глазам, это лишь вызвало ещё большую насторожённость.       — Нам было бы любопытно узнать, что с тобой произошло в Большом зале? — плавно перешёл я к интересующей меня теме.       — А что именно произошло? — её ответ был спокойным, но колким.       — Не вежливо отвечать на вопрос вопросом.       — Может быть, я просто не хочу отвечать без разбора. Что именно вы хотите узнать? — Она смотрела на меня так, словно просчитывала каждое слово.       Её скрытность вызвала у меня улыбку. Я никогда не манипулировал её чувствами, потому что не знал, что она действительно испытывает.       — Ты одна из выдающихся слизеринцев, несмотря на своё сомнительное происхождение. И за всё это время ты не показала слабости, — похвалил я её, но она не выказала ни гордости, ни довольства.       Хотя она не эмпат, Эйнгил хорошо понимала намерения собеседников. Осторожность в её словах и действиях явно была продиктована страхом. Предполагая, что это она и чувствует, я попытался подавить его, но даже такие манипуляции не сработали.       — Но сегодня во время завтрака ты чуть не упала в обморок, — продолжил я, внимательно за ней наблюдая. — И от этого тебя спасла студентка другого факультета. Вопрос: что именно с тобой произошло?       — Благодарю за внимание к моей скромной персоне, — ответила Эйнгил таким же вежливым, почти зеркальным тоном. — Что касается вашего вопроса, это была паническая атака.       — И чем она была вызвана? Неужели это проделки гриффиндорских шутников?       — Можно и так сказать, — ответила она сквозь стиснутые зубы. Было очевидно, что она недовольна выходкой своих "подопечных". Шутка с красными волосами явно вышла из-под её контроля. — Но причины, к сожалению, я не могу вам сообщить. Это личное.       — Жаль, — вздохнул я. — Просто это как-то неуместно: помощь тебе приходит извне, а не от твоих союзников.       Я специально намекал, что был бы не прочь взять её под своё крыло. Всё зависело лишь от её решения.       Пока я размышлял, как обратить внимание Коллин на себя, Розье, чьё эго было растоптано маленькой девочкой, решил её проучить.       Узнав о его жалких попытках мести, я не ограничился тем, чтобы добиться его исключения из круга рыцарей, куда меня недавно приняли. Я направил энергию тех, кто раньше оттачивал свои навыки издевательства на Эйнгил, на самого Эвана. Теперь в стенах Слизерина он не находил покоя.       Если внутри факультета ему не давали спуску одни, а снаружи его поджидали Гриффиндорские шутники. Однако в их "естественных" атаках было что-то слишком страстное. Думаю, причина крылась в неожиданном интересе Сириуса Блэка к Эйнгил.       Сириус, который, по всем законам логики, должен был быть слизеринцем, презирал наш факультет всей душой. Но по какой-то причине делал исключение для неё.       Я позволял ему быть рядом с ней, предполагая, что ей нужно его помощь, и раскрываться Эйнгил не собирается.        Тем временем я нашёл способ привлечь её внимание. В первый же день в школе Коллин упомянула, что не знает, кто её отец. Я предложил ей выяснить это через проверку в Гринготтсе. Всё было рассчитано: я был уверен в своем плане.       Но она отказалась.       Я был разочарован и не понимал, почему она упускает такой шанс. Ответ пришёл неожиданно, когда я случайно подслушал её разговор с Лили Эванс.       Они обсуждали, где бы найти место, чтобы спокойно проводить время небольшой компанией. Я остался в нише, не выдавая себя.       — Лестрейндж меня бесит, — говорила Эйнгил. — Строит из себя важного.       — Но ведь он предложил тебе довольно простой способ найти твоего "недо-отца", — вставила Лили, словно в мою защиту.       — Тоже мне, век бы не знать этого маньяка, — фыркнула Эйнгил, закатив глаза. — Даже если я соглашусь, потом стану рабыней Рабастана до конца жизни, выплачивая этот дурацкий долг.       — Ну зачем так утрировать? — Лили подняла брови. — Может, вы ещё и подружитесь.       — Вот этого я и боюсь! — резко ответила Эйнгил, бросив взгляд на подругу. — Мне не нужны друзья. Мне нравятся враги, которые в конце концов становятся на мою сторону.       — Эм... Разве мы не друзья? — сделанной обидой спросила Лили, сцепив руки за спиной.       — Ой, Эванс, только не строй из себя святую невинность, — вздохнула Эйнгил, сверля её взглядом. — Да, ты была такой доброй и милой, когда мы познакомились. Но ты оценила меня не хуже моего врача. Ты и Снейп разыграли идеальную схему "хороший коп, плохой коп". Ты, разумеется, "хорошая". И если бы я хоть чуть-чуть презрительно отнеслась к твоему дорогому Северусу, ты бы никогда в жизни не согласилась пригласить нас с Марлин к себе летом.       — Ой, всё. Меня раскрыли, — Лили подняла руки в жесте сдачи, ухмыльнувшись. – А как же Марлин?       — Она мне сестра, мы даже обряд привели. Так что если одна из нас задумает предаст другого, то магия ее накажет.       — Это же сложный ....       Дальше их разговор я не услышал, но сделал важный вывод. Эйнгил явно не по душе бесплатные предложения. Ее врожденная подозрительность делает любые "безвозмездные" жесты сомнительными в её глазах.       Если в следующий раз я захочу завербовать её к себе, мне придётся чётко обозначить цену. Не завуалированно, не намеками, а прямо. Она должна знать, что я хочу получить взамен. Но вряд ли она останется вблизи, если узнает дар Лестрейнджей.       Она слишком хорошо понимает игру манипуляций, чтобы стать пешкой. Но если она будет знать, что к чему, и от этого будет польза к ней, то возможно она временно подчиниться.       После этого случай, я позволил все пройти все своим чередом. Я не навязывался, давал ей пространство действии.       Но иногда я не мог удержаться от смешка, наблюдая, как её соседки из спальни превращали Эйнгил в свою личную куклу. Они наряжали её, плели сложные прически и накладывали гламурные чары. В обычной жизни она и так была милой, но с их стараниями она стала еще краше. Красота, которая могла бы завораживать, если бы сама Эйнгил её замечала.       Однако сама Эйнгил никогда не восхищалась этой красотой. Пока её соседки учили её "секретам женской силы", она лишь молча терпела. Почему — оставалось загадкой. Она с лёгкостью могла проклясть их, но почему-то не делала этого. А вот на меня попытки наслать проклятие были.       Она попыталась проклясть меня, чтобы моё лицо покрылось прыщами. Правда, её заклятие отскочило от моих защитных амулетов, которые я, конечно, ношу всегда. На её неудачи я только усмехнулся, и я не удержался и в её присутствии посоветовал её "стилисткам" добавить к её образу грим на Хэллоуин.       Стоило видеть её взгляд тогда. Я почти был уверен, что она попытается отомстить мне каким-то грандиозным образом. Но вместо этого она, как ни странно, ответила безразличием.       На сам праздник Хэллоуина Эйнгил не появилась. Её одногруппники, веселясь, шумели на вечеринке, а я был уверен, что она скрылась в своей комнате в общежитии.       Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что её там не было. Её компания наконец-то нашла себе убежище. И этим убежищем оказалась не что иное, как Выручай-комната. Комната, которую, кстати, иногда использовали для встреч Вальпургиевых рыцарей.       Кто и как открыл тайну Эйнгил и её подругам — оставалось загадкой. Но я понимал, что, если их поймают там, последствий не избежать.       Поэтому я решил вмешаться и позаботиться о том, чтобы рекомендовать Эйнгил к вступлению в ряды рыцарей. К счастью, её навыки уже вызывали восхищение. Она была отлично подготовлена, а её умения хвалил даже бывший аврор, ныне стоящий на тёмной стороне.       Кроме того, она безупречно выполнила все условия Беллатрисы, хотя они были весьма... специфическими.       Оставалось лишь одно — испытать её в реальном деле. До этого момента она ещё ни разу не сражалась с рыцарями.       Мне пришлось подавить тех, кто хотел изощрённо испытать свои навыки на Эйнгил. Слишком уж много находилось желающих превратить её в тренировочную мишень. Я защищал её не только из принципа, но и потому, что сам хотел узнать, насколько искусно она ведёт бой.       Однако существовали правила дуэльного клуба: старшие не могли вызывать младших на дуэль. Пришлось действовать иначе. Я начал разговор, осторожно касаясь горячей темы, которую среди своих мы называли «инструмент или раздражитель Коллин».       Она, устало вздохнув, ответила, что я ни то, ни другое.       — Вы желанный, — произнесла она, и я невольно почувствовал лёгкий укол льстивого удовольствия. Но её слова продолжились: — Но, чтобы заполучить такого, как вы, мне нужны либо сила, либо компромат.       — Если победишь меня в дуэли, как думаешь, получишь ли ты то, что хотела? — предложил я с усмешкой. Интересная наживка, но она лишь покачала головой.       — Хотелось бы, но это вряд ли, — ответила она задумчиво. — Вы — самостоятельная личность, развивающаяся без вмешательства других...       Вот тут она ошибалась. Она уже помогла мне. Хотя, возможно, даже не осознав этого.       В начале семестра Паркинсон, её главный соперник в учёбе, наконец обошёл её в зачётах. Этот факт он считал своим величайшим достижением и не упускал шанса насмехаться над тем, что Эйнгил оказалась вторым номером.       — Да-да, наслаждайся моментом, — скучающе протянула она тогда, словно её это совершенно не волновало. — Я выслушиваю твоё превосходство только для того, чтобы сообщить: профессор Стебель хочет поручить лучшему студенту этого теста уход за мандрагорами. Значит, тебе придётся взять на себя всю ответственность. А я тем временем буду наслаждаться своей лёгкостью! Знаешь, иногда быть “вторым” или "запасным" даже полезно.       Эти её слова заставили меня взглянуть иначе на своё положение. Она показала, что в "запасных" можно найти радость и свободу.       — Есть ещё вариант со страхом, — продолжила она, пока вспоминал этот момент. — Но в вашем случае у меня нет возможности его использовать.       — А если я предоставлю тебе такую возможность? — вкрадчиво поинтересовался я, стараясь зацепить её любопытство. — За победу ты можешь пожелать что угодно.       Эйнгил, конечно, заинтересовалась. Она уже одержала победу над всеми на своём курсе, и ей, безусловно, хотелось испытать себя с более сильным противником. К тому же, её недавние успехи придали ей уверенности. Было очевидно, что она верила в свои силы.       — Хорошо, — наконец согласилась она, её глаза блеснули азартом. — Посмотрим, насколько вы сильны.       На помосте мы стояли напротив друг друга, держа палочки наготове. Надзиратель дуэльного клуба дал сигнал, и бой начался.       Её движения были быстрыми, заклинания — точными. Она действовала стратегически, проверяя мою оборону и пробуя разные тактики. Мои щиты выдерживали всё, но я видел: она рассчитывает на нечто большее, чем простое заклинание.       — Immobulus! — произнёс я, замораживая её на месте. Её тело застыло, и я одним движением выбил палочку из её руки.       Казалось, победа уже у меня в кармане, но внезапно чары, которыми я её обездвижил, развеялись. Она подняла палочку… левой рукой. Только тогда я заметил её хитрый трюк: браслет, который она использовала вместо настоящей палочки, отвлекал моё внимание.       Её неожиданная контратака пробила мой щит. Однако ненадолго. Родовые чары, которые я освоил, справились с её заклинаниями, и спустя несколько мгновений её палочка оказалась в моих руках.       Она билась достойно, нужно отдать ей должное. Этот бой стал для неё пропуском в Выручай-комнату, где теперь собирались рыцари. Мне больше не пришлось придумывать отговорки, чтобы защитить её и её компанию от любопытных взглядов. Теперь она сама займётся этим, зная график посещений рыцарей.       После этого я наблюдал за ней. Она прислушивалась к моим советам, а я с удовольствием делился тем, что знал. Эйнгил вскоре начала называть меня «куратором», что меня искренне забавляло. Мы заигрывали друг с другом, но оба понимали, что это просто игра.       И когда она начала производит браслеты-эмоции, то подумал, что она прознала мой дар вовремя общение. Однако это было плата Тонкса за сохранение тайны об его отношениях.       Но даже с браслетом эмоции у Эйнгил были странности, так что я продолжал смотреть в ее глаза, чтобы понять ее чувства. Иногда казалось, что она слишком быстро переключалась с одной мысли на другую, словно пыталась спрятать настоящие намерения за маской беспечности. Я чувствовал, что за этими переменчивыми эмоциями скрывалась глубокая цель, тщательно продуманная стратегия.        Я поддерживал её идеи, особенно те, которые приносили реальные плоды. Одна из них была особенно успешной: внедрение МакДональд в качестве шпионки на стороне Дамблдора.       Во время этого процесса рыцари отрывались на славу на “бедной” Мэри. И удивительно что после всего у нее хватило смелости попытаться подставить Эйнгил.       Тогда я увидел, как Мэри буквально втащила Эйнгил в пустующий кабинет, я чуть не рассмеялся. Слишком уж потешно выглядела гриффиндорка, которая, очевидно, считала себя большим стратегом, чем была на самом деле.       Я стоял в коридоре перед дверью кабинета, спокойно накладывал заклинания, усиливая защиту от прослушивания. Я знал, что Эйнгил справится сама — она была умной, быстрой и всегда держала ситуацию под контролем. Но, кажется, она в спешке забыла об элементарной защите.       — Небрежность, Коллин, начинает входит тебе привычку, — пробормотал я себе под нос, пока я с палочкой мерцала в воздухе.       Шаги, гулкие и громкие, вырвали меня из мыслей. Из-за угла показались они — мародёры. Гриффиндорцы, чьё неприязненное отношение к слизеринцам за последнее время только усилилось.  И это четвёрка выглядела так, будто они только что вышли с триумфом с какой-то своей дешёвой "миссии". Сириус шел впереди, его самоуверенная улыбка уже начала раздражать меня ещё до того, как он открыл рот.       Этот болтливый и наивный индивид с самого начала внушал мне отвращение. Ещё на званых вечерах, где наши семьи пересекались, он выделялся своей чрезмерной эмоциональностью. Его яркие, неуправляемые эмоции однажды чуть не стали причиной моего провала в испытании отца.       Единственной утешением стало то, что проклятие Сириуса было сдержано покойной леди Бальтазар, и мне не пришлось сопровождать этого разгильдяя.       — Ну надо же, кого я вижу! — протянул Блэк с фальшивым удивлением, остановившись рядом со мной. — Рабастан Лестрейндж, неужели занят чем-то кроме своих вечных интриг?       Позади него Поттер усмехнулся, а Люпин сделал вид, что не слышит. Питер, как обычно, нервно переминался с ноги на ногу.       Я не торопился оборачиваться. Я продолжал работать с заклинаниями, игнорируя их.        — Или ты ждёшь, пока твоя подружка выйдет? — добавил он, делая вид, что заглядывает через плечо. — Давай, признавайся, что ты тут делаешь?       — Ты по-прежнему так прост, Блэк, — спокойно ответил я, заканчивая и повернувшись к нему с надменной улыбкой. — Всегда действуешь, как ребёнок, пытающийся привлечь внимание взрослых.       Его улыбка мгновенно померкла, а Поттер фыркнул за его спиной.       — И всё-таки, что это ты тут охраняешь? — продолжил Сириус, его тон стал жёстче. — Или боишься, что кто-то раскроет ваши грязные планы?       — Планы? — я сделал вид, что задумываюсь. — Ах да, конечно, вы ведь всегда думаете, что за всем, что выходит за пределы вашего понимания, стоят интриги. Приятно видеть, что ваши фантазии так активны.       — А может, ты просто завидуешь? — бросил Поттер, вмешиваясь в разговор. — Мы, по крайней мере, не сидим в подземельях, выдумывая, как подставить кого-то.       — Да, вы сидите в своём логове, чтобы подшутить над кем-то, — я усмехнулся, медленно переводя взгляд с Поттера на Блэка. — И это ничем не отличается от наших "подстав". Хотя, пожалуй, ваши выходки ещё примитивнее. Знаете, что самое смешное? Вы умудрились отправить больше людей в лазарет, чем мы.       — Мы действуем открыто, а то, что произошло, — случайности. Кто же знал, что вы такие слабенькие, — фыркнул Блэк, делая шаг ближе.       Я с лёгким интересом покачал головой, словно его слова меня развлекли.       — Слабенькие? Возможно. Хотя нет, Сириус, это не слабость. Это просто выбор. Понимаешь, мы не платим вам вашей монеткой. Не потому, что не можем, а потому, что наш курс валюты дороже, — я слегка наклонил голову и посмотрел на него сверху вниз, позволяя в голосе прозвучать скучающий оттенок. — Зато вы тратите на нас... слишком много времени.       Сириус едва заметно напрягся, но я, конечно, сделал вид, что не заметил. Вместо этого чуть улыбнулся и добавил:       — Забавно, что все ваши "подвиги" — это максимум дешёвые трюки, рассчитанные на толпу. Такие же дешёвые, как ваше представление о героизме.       Поттер, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией, хмыкнул:       — А ты хочешь сказать, что у слизеринцев все планы гениальны?       Я позволил себе короткий смешок, холодный и чуть раздражающий.       — Безусловно, — ответил я спокойно, позволяя ноткам высокомерия отразиться в голосе. — Мы, в отличие от вас, предпочитаем использовать мозг, а не только палочку и кулаки. Кстати, о мозгах... Судя по вашему "творчеству", у вас явно есть источник вдохновения.       Я сделал небольшую паузу, будто только сейчас решил уточнить:       — Интересно только, кто это. Кто-то из нас? Или, быть может, более нейтральный человек?       На этот раз я заметил, как лёгкий холод пробежал по их лицам. Гриффиндорцы так забавно реагировали, когда чувствовали себя загнанными в угол.       — Ты что, намекаешь, что мы получаем идеи у вас? У слизеринцев? — Сириус говорил уже сквозь зубы, и я едва сдержал улыбку.       — Я бы не удивился, — ответил я с ледяной усмешкой, в этот раз намеренно позволяя своему голосу звучать чуть громче, чтобы привлечь внимание окружающих. — Всё-таки, вы предпочитаете "открыто" брать то, что не принадлежит вам.       Сириус сжал кулаки, и я почувствовал всплеск его гнева, как жаркий поток, который накатывал всё ближе. Я позволил своей магии чуть-чуть подтолкнуть его эмоции, усиливая раздражение.       — Ты нарываешься, Лестрейндж, — его голос стал ниже, почти угрожающий. Он сделал шаг вперёд, но Поттер быстро положил ему руку на плечо.       — Успокойся, Сириус, — сказал он, пытаясь звучать уверенно, но в его голосе мелькнуло лёгкое беспокойство. — Не стоит пачкаться об слизеринца.       Я стоял, молча наблюдая, как гриффиндорцы удаляются, их смех и язвительные замечания медленно стихали вдали. Не было смысла ввязываться в дальнейший спор с ними. Сириус Блэк, со своим вспыльчивым характером, мог затянуть разговор на долгие часы, и я, конечно, не собирался тратить своё время на это.       Я дождался, пока их шаги затихнут на приличном расстоянии, а затем повернулся к двери кабинета. Эйнгил должна была закончить уже скоро. Я укрепил последние чары, проверяя, чтобы никакие любопытные уши не смогли подслушать её разговор с МакДональд.       Её успехи значили для меня больше, чем кто-либо мог предположить. Я лично настоял на её принятии в ряды рыцарей. Эйнгил, со своей хитростью и неординарным мышлением, была ключевым элементом в моей игре. Она могла доказать, что моя интуиция не подводит, а её вклад в общую цель станет доказательством моей проницательности.       Если её работа окажется столь же эффективной, как я ожидал, она будет моим весомым аргументом перед Лордом. Я видел в ней инструмент, который поможет мне утвердить своё положение, завоевать доверие и, возможно, получить ту роль, которая позволила бы мне выйти из тени моего брата.       Лорд Волан-де-Морт, несомненно, был магом невероятной силы и величия. Если я смогу доказать ему свою преданность и ценность, стать одним из его приближённых, то недалёк тот день, когда престиж и уважение станут не просто мечтами, а реальностью.       Я представлял, как однажды поднимусь выше Родольфуса, как его гордость падёт передо мной. Его верность станет лишь тенью по сравнению с моими амбициями.       Я откинул размышления о будущем, сосредоточившись на настоящем. Всё шло по плану, и теперь оставалось лишь узнать, чего добилась Эйнгил в своём очередном начинании. Я позволял ей развиваться так, как ей было угодно, прикрывая её выходки, чтобы избежать ненужного внимания. Когда-нибудь моё "доброе" отношение к ней должно было вернуться сторицей.       Меня особенно вдохновляло её бесдушие. Узнав, что она неспособна испытывать любовь, я едва сдержал ликование. Такой человек не станет отвлекаться на бессмысленные сентименты, что могло бы помешать её работе. Это делало её идеальным союзником для целей, требующих ясного разума и отсутствия привязанностей.       Однако всё пошло под откос, когда Эйнгил оказалась в лазарете. Причиной стал выброс магии, сопровождающийся отравлением. Когда я зашёл туда, всё моё самообладание едва не рухнуло. За одно мгновение я ощутил десятки эмоций одновременно. Они хлынули от бессознательной Эйнгил, лишённой своей магической защиты, которая ранее ограждала меня от её состояния.       Этот выброс был похож на тот, что случился раньше, и, конечно, причиной снова оказался Сириус Блэк. Я не знаю, что именно он делает, но его действия заставляет показвать эмоции Эйнгил. Если выброс не прекратится, она может не просто лишиться своих способностей, но и самой жизни. Единственным решением оставалась помощь через родственную магию.       Откуда у неё могли быть родственники-волшебники, если она — новая кровь?       Ответ неожиданно прозвучал на совещании рыцарей. Наследник рода Шафик, Джон, заявил:— Она не возразит своему кузену.       Сначала я подумал, что это очередной блеф, но его слова оказались правдой. Эйнгил приняла магию Джона без сопротивления, а её состояние стало улучшаться. Это вселяло надежду на её выздоровление, но разрушало уверенность в её уникальности.       Если она потомок Шафиков, изгнанных из магического мира, то откуда взялась её способность блокировать эмпатов? Этот вопрос не давал мне покоя. Чтобы докопаться до истины, я решил укрепить своё "дружеское" отношение с Джоном. Через него я мог быстрее узнать, какие секреты скрывает их род и какова настоящая природа Эйнгил.       Новость о том, что паршивый Сириус Блэк оказался родственной душой моей игрушки, выбила меня из колеи. Это было последнее, чего я ожидал. Такое редкое явление могло бы стать сенсацией в магическом сообществе, попасть на страницы «Пророка» и всех магических журналов. Но, конечно, Дамблдор не позволил бы этому случиться. Он бы ни за что не стал объяснять, почему его студентке не было предоставлено должное лечение в больнице Святого Мунго.       Однако слухи, как обычно, оказались быстрее любых мер предосторожности. Первая новость дошла до ушей моего брата. Родольфус не замедлил отправить мне письмо, где в своей обычной язвительной манере «поздравлял» меня с грядущей помолвкой. Он уже узнал, что родственная душа наследника Блэков — полукровка без приличного приданого. Леди Блэк, разумеется, никогда не допустит такого брака, но, если Сириус вздумает сопротивляться, она не постесняется обратиться к Лестрейнджам за помощью.       Этот сценарий был не просто вероятным — он был почти неизбежным. С давних пор наш род заключил сделку с Блэками. Мы обязались подавлять одержимость их первенцев в случае неправильного выбора брачного партнёра. В обмен Лестрейнджи получали богатые компенсации и поддержку. Условия соглашения были неизменными, как и тот факт, что первенцам Блэков нельзя было знать о его существовании. Однажды такая одержимая Блэк чуть не убила своего будущего мужа из нашего рода, лишь бы остаться со своим "объектом обожания".       Именно из-за этого, брат был уверен, что его спутницой жизни будет старшая Блэк и своих позициях.       Родолфус язвительно отметил, что, наконец, нашлось применение и для меня. По его словам, моя судьба — уйти из рода Лестрейнджей в семью Блэков, но на условиях, которые я никогда не приму. Так как Сириус наследник, а я — нет, роль "младшего супруга" придётся взять на себя мне. Это было оскорбительно. Всё, чего я добивался, всё, над чем работал, было не для того, чтобы стать второстепенной фигурой в чужой игре.       Я понял, что единственным способом избежать этой унизительной перспективы было сломать систему изнутри. Когда я видел, как Сириус печеться вокруг Эйнгил, в моей голове уже созрел план. Нужно было подтолкнуть его к тому, чтобы он отказался от своего наследия ради неё. Если он лишится титула наследника, соглашение между нашими родами перестанет действовать.       Это было бы идеально. Эйнгил выздоравливает, а Блэк, ослеплённый своим бунтом и её чарами, срывает все планы своей семьи. В этом сценарии я выигрываю в любом случае: род Лестрейнджей остаётся в безопасности, я избавляюсь от угрозы стать "младшим супругом", а судьба самого Сириуса больше меня не беспокоит.       Потерять такую сильную фигуру, как Эйнгил, конечно, жаль, но я всегда ценил свою независимость выше любых планов и союзов. Впрочем, даже моя независимость не поможет, если она угробит себя, не успев реализовать задуманное.       После выхода из комы Эйнгил была словно пустая оболочка. Хоть я вновь не чувствую её эмоций, её состояние становилось очевидным: всё ухудшалось с каждым днём. Это грозило обрушить всё, что я так тщательно выстраивал. Она отказывалась слушать советы, игнорировала всех, словно медленно шла к саморазрушению. Ей нужно было отвлечься, найти точку опоры, и помочь ей могла только одна.       Марлин МакКиннон.       С виду тихая, почти безобидная гриффиндорка, на деле — настоящая боевая единица. Её было не так просто подчинить себе, как может показаться. Она хранила верность Эйнгил, и, что самое важное, Эйнгил доверяла ей так, как никому другому. Однока сейчас не обращала на нее внимание.       Я нашёл Марлин возле библиотеки. Она сидела на ступеньках, листая книгу по магическим проклятиям. Даже сейчас, в разгар хаоса, она готовилась к возможной атаке. Когда она заметила меня, её тело напряглось. Я увидел, как она прищурилась, а её пальцы скользнули к палочке.       — Успокойся, МакКиннон, я с миром, — я поднял руки, демонстрируя, что ничего не скрываю. — Мне нужна твоя помощь.       Её глаза сверкнули.       — Моя? — Марлин усмехнулась, бросая рыжую прядь за ухо. — Чтобы я помогла тебе? Ты, кажется, совсем запутался.       — Разве не ты спасла Эйнгил, когда она почти сорвалась? — спросил я с тенью иронии. — Мне нужно, чтобы ты сделала это ещё раз.       Её лицо застыло, но потом она резко отрезала:       — Никаких "ещё раз", Лестрейндж. Эйнгил сама справится. Она сильная.       Я коротко хмыкнул, давая ей понять, что её слова звучат убедительно только для неё.       — Она сильная, — согласился я. — Но ты же знаешь, как и я, что она сама себя уничтожит, если мы ничего не сделаем.       Марлин вспыхнула, её голос стал яростным:       — А почему это тебя так волнует? Какая тебе, чёрт побери, от этого выгода?       Я медленно наклонился к ней ближе, позволяя холоду своего тона проникнуть в её сознание.       — Моя выгода, МакКиннон, — произнёс я, словно каждое слово было клинком, — в том, чтобы сохранить Эйнгил. Ты ведь тоже этого хочешь, не так ли? Или ты предпочтёшь наблюдать, как она катится в бездну, делая вид, что это не твоя ответственность?       Её губы дрогнули, а взгляд метнулся в сторону. Но её пальцы сжали палочку сильнее.       — Ты пытаешься привить мне вину, Лестрейндж? Не получится, — произнесла она, глядя на меня с вызовом.       — О, я ещё не начал, — я склонил голову чуть набок, позволяя лёгкой усмешке коснуться губ. — Хочешь, чтобы я продолжил? Подумай, что будет с твоей драгоценной подружкой, если я скажу хоть слово про ваши вылазки в Выручай-комнату.       Она замерла.       — Слизерин не простит её обман. Она снова окажется на самом дне, МакКиннон. Разве ты готова это допустить?       На этот раз я видел, как её уверенность дрогнула. Гнев в её глазах сменился тенью сомнений, а за ней — страх. Моя магия уловила этот страх, усиливая его, словно подогревая пламя.       — Ей нужно выговориться. Выпустить всё, что накопилось,— наконец произнесла она, но её голос звучал уже не так твёрдо.       — Значит, надо найти способ заставить её говорить, — задумчиво протянул я.       — Удачи тебе, Лестрейндж, — саркастично бросила Марлин. — Если кто-то и сумеет это сделать, то только не ты.       — Почему это? — поинтересовался я с подчеркнутой вежливостью.       Но она лишь покачала головой, давая понять, что разговор окончен. Твёрдость в её взгляде говорила больше, чем слова: Марлин МакКиннон решила больше ничего не разглашать.       Однако мне хватило и того, что она уже проговорила. Если Эйнгил нужно выговориться, значит, следует найти способ заставить её это сделать. И я уже знал, как.       Моя мать, Эмильда Лестрейндж, в девичестве Роули, обладала необычным хобби — коллекционированием редких магических артефактов. Её коллекция была столь обширна, что нередко становилась предметом обсуждения среди высших кругов. Особенно она гордилась артефактами, произведёнными родом Бальтазар, древними мастерами, славившимися своими изделиями.       Одним из таких артефактов был шар проекции — необычный магический предмет, способный воспроизводить образы, эмоции и даже мысли владельца. Этот шар помогал многим волшебникам разобраться в себе и справиться с внутренними конфликтами. Я помнил, как мать хвалилась им на одном из вечеров.       Я решил, что этот артефакт — идеальное средство для того, чтобы вернуть Эйнгил в рабочее состояние. Убедить мать отдать шар оказалось проще, чем я ожидал. Эмильда, хоть и имела своенравный характер, не могла устоять перед моим аргументом, что использование шара может помочь в развитии полезного союзника. К счастью, она не предупредила об этом отца, иначе он бы, как всегда, нашёл способ истолковать мои действия в не мою пользу.       Заполучив шар проекции, я остался доволен, но понимал, что этого недостаточно. Оставалось лишь заставить Эйнгил воспользоваться им, а это было непросто. Она всё ещё не подпускала никого близко, а её упрямство могло затянуть процесс на недели.       Для того чтобы ускорить дело, я прибегнул к крайней мере — использовал желание, которое она была обязана исполнить. Это желание я хранил на случай особой необходимости, но сейчас медлить было нельзя. Если она не выздоровеет, то и от желания не будет толка.       — У тебя есть время до конца недели. Если не хочешь сделать это прилюдно, то соглашайся на моё требование, — сказал я, оставляя ей минимум пространства для манёвра.       Я видел, как её пальцы напряглись, а губы сжались в тонкую линию. В её взгляде смешались гнев, протест и, что самое главное, скрытое сомнение. Но она не сказала ни слова, просто отступила, словно обдумывая мои слова.       С того момента я ходил, как на иголках. Она не торопилась действовать, и каждый день, пока она откладывала выполнение желания, тянулся мучительно долго. Её молчание было хуже, чем любой спор или сопротивление.       И вот, в последний день, она наконец использовала шар желания. Эйнгил провела в Выручай-комнате дольше, чем я ожидал.       Не дожидаясь её у порога, я решил прогуляться по замку, чтобы успокоить свои нервы. Хогвартс, где я учусь уже четыре года, казался мне другим, когда я замедлял шаг и замечал детали — свет от факелов на каменных стенах, шорох ветра, доносящийся из окон.       Мои размышления прервались, когда я наткнулся на свиту Розье. Они стояли у лестницы, что-то бурно обсуждая. Я замер в тени, чтобы не привлекать внимания, и уловил их разговор.       — Коллин совсем страх потеряла, требовать разговор с самим Розье, — язвительно сказал один из них.       — Думает, что сможет прогнуть его? — добавил другой с усмешкой. — Эван-то знает, как проучить таких.       Услышав имя Эйнгил, я напрягся. Если она уже нападает, значит, она пришла в себя. Это могло означать только одно — её возвращение началось.       Интерес взял верх над осторожностью, и я отправился туда, куда, по словам свиты, Коллин потребовала зайти Розье.       Дверь кабинета оказалась заперта, но заглушающее заклинание явно забыли наложить. Одна из привычик Эйнгил, забывать заглушку, за нее, всегда кто-то ставит. Я использовав этот возможность, остановился перед дверью, прислушиваясь. Изнутри доносились голоса, а за ними — звук шипения, будто змеи.       — Он наверняка уступит своё место своей дочке, — раздался знакомый голос Эйнгил.       Я застыл. Дочке? О чём она говорит?       — Ты... дочь Лорда? — голос Розье звучал удивлённо, почти ошарашенно. Его шок отражал мои собственные мысли.       — Подробности тебе знать не обязательно, — холодно оборвала она.       Моя кровь застыла в жилах. Это невозможно. Волан-де-Морт, наследница?       Не дожидаясь их выхода, я поспешил уйти. Мысли в голове лихорадочно путались. Эйнгил — дочь Тёмного Лорда? Как это возможно?       Всё, что я знал о Волан-де-Морте, указывало на то, что у него никогда не было наследников. Его жена умерла без потомства. Так утверждали Блэки.       Одержимость Беллатрисы Волан-де-Мортом, связвали Лестрейнджей с его личной жизью.       Если слова Эйнгил правдивы, то почему она скрывала это? Почему прошла детовщины, если могла заявить о себе? Это новый план Лорда? Способ проверить преданность своих последователей? Или что-то куда более глубокое?       Мои мысли работали быстрее, чем я успевал их фиксировать. Если это правда, мне нельзя позволить золотой рыбке уплыть в пасть собаке.       Теперь я обязан очаровать Эйнгил. Если она действительно дочь Лорда, это может стать моим шансом избавиться от обречённого брака с Сириусом. Такая поддержка выше любых брачных контрактов.       А если она соврала… Ну что ж, тогда я всегда могу вернуться к изначальному плану.       Благо, что она сама вернула мне желание, давая мне преимущество. Благодаря этому, мы будем проводить балы или вечера вместе как пара. Это будет выгодно для меня — возможность оставаться в игре, пока я выжидаю.       Волан-де-Морт, хоть и не участвует в приёмах, наверняка слышит обо всех новостях. И пока все будут говорить, что я с Эйнгил — хорошая партия, не меньше, чем родственная партия с Блэком, я буду в выигрыше.       Пока я ждал подтверждения слухов о её происхождении, мне приходилось терпеть бесконечные выходки ревнивого Сириуса. Он свято верил, что его отношение с Эйнгил — это предопределённое что-то. Родственные души, как же. Его уверенность раздражала, но мне оставалось лишь наблюдать за их взаимодействием.       Каждый его жест, каждое движение были пропитаны отчаянной попыткой удержать её рядом. Но, в отличие от Сириуса, я играл в долгую. Если Эйнгил действительно была дочерью Лорда, то никакая связь с простаком Блэком не сможет сравниться с тем, что мог бы предложить я.       Я продолжал поддерживать с Эйнгил привычный лёгкий разговор, как будто ничего не изменилось. Но моем общении постепенно смещалось: лёгкий флирт, который всегда был частью игры, становился всё более серьёзным. Она ещё не поняла, что я не догадываюсь, кто она на самом деле.       Я бы никому не раскрыл своей догадки, если бы не её неожиданное предложение. Она заговорила о том, чтобы взять под контроль место преподавателя, заняв его как инструмент для дальнейшего продвижения её замыслов. Для этого, естественно, нужно было привлечь родителей, чтобы они выразили свою поддержку.       Когда в Хогвартс прибыл мой отец, я понял, он сразу обратил внимание на её защиту от эмпатов — ту самую, которая теперь казалась столь необычной и непривычной даже для таких как мы.       Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить отца оставить решение по поводу Эйнгил за мной. Ещё сложнее было добиться того, чтобы он не сообщал о ней Родольфусу. Всё, что мне оставалось, — укрепить наши с Эйнгил отношения.       Однако она неожиданно уехала в другую страну, заявив, что навестит родственников. Я рассчитывал, что, несмотря на это, она появится на приёме у Блэков, ведь приглашение от Андромеды Блэк игнорировать было бы неразумно.       Когда наступил день бала, я нервничал. Мысль о том, что Родольфус может узнать об Эйнгил, не давала мне покоя. Но когда она появилась рядом с Шафиком, вздохнул с облегчением.       На приём от её имени пришла совершенно другая девушка. Её эмоции открыто ощущались. Это уже было достаточно, чтобы понять личность другая.       Эйнгил не любила празденство, это утемляла ее. Может поэтому попросила свою подругу заменить ее?       И пока я гадал, события приняли неожиданный оборот.       Девушка, абсолютно пустая своем эмоции, вошла в зал под руку с Блэком. Они выглядели парой: их костюмы гармонировали, цвета сливались воедино — фиолетовые оттенки были как символ единства. Все взгляды обратились на них, когда они кружили в танце в центре зала.       А затем она представилась:— Позвольте мне представиться. Меня зовут Аскания Адара Бальтазар.       Эти слова словно разорвали зал. Я наблюдал за ней и повторял её новое имя про себя. Аскания. Это имя звучало непривычно и в то же время величественно. Я пытался провести параллель между прежней Эйнгил и той, кем она стала. Её поведение, её осанка, её манеры — всё говорило о том, что она больше не та девушка, которую я знал.       Она подтвердила своё происхождение, назвав второе имя — Адара. Имя женщины, которая когда-то смогла завоевать сердце самого Лорда Волан-де-Морта.       После её заявления у меня не осталось сомнений. Она действительно была дочерью Леди Бальтазар и Лорда Волан-де-Морта. Теперь я знал, что обязан завоевать её внимание — чего бы мне это ни стоило.       То, что она была бездушной и её расположение оказалось бы трудно заслужить, больше не имело значения. Её покровительство — и всё, что за ним стояло, — было важнее всего.       — Мне одному показалось, или у той, кто назвалась Асканией Бальтазар, напрочь отсутствовали эмоции? — задумчиво спросил Рудольфус, когда мы вернулись в особняк после расспроса Сириуса. — Но я точно помню, что у Бальтазаров эмоции проявляются в широком спектре.       Отец, прежде чем ответить, бросил на меня оценивающий взгляд. Он не был дураком и уже сложил воедино всю картину, понимая, какую выгоду мы можем получить, если удастся породниться с самим Лордом Волан-де-Мортом. Мой брат, привыкший брать от жизни всё лучшее, явно не собирался позволять ни возрасту, ни своей новоиспечённой невесте встать у него на пути, если речь шла о дочери Тёмного Лорда.       Но, зная характер старшего сына, отец не спешил подтверждать его догадки.       — Вот почему ты улыбался, как идиот, когда увидел Леди Бальтазар, — наконец ответил он, обращаясь к Рудольфусу.       Его слова вызвали у меня усмешку. Брат, почувствовав моё веселье, попытался подавить его, но, научившись у Эйнгил — то есть у Аскании, — я лишь продолжил улыбаться ему в лицо, назло.       — Так что вероятность того, что Аскания — дочь Адары, крайне мала, — добавил отец.       Рудольфус не уловил лжи. Лорд Лестрейндж умел искусно контролировать свои эмоции, не позволяя никому, даже представителям собственного рода, чувствовать его истинные намерения.       Не получив желаемого ответа, брат ушёл к себе, а я остался ждать указаний отца. Но он ничего не сказал — ни в тот вечер, ни в последующие дни. Его поведение ясно давало понять: я волен действовать, как захочу, но провал недопустим.       Поэтому я без промедления серьёзно взялся за завоевание сердца Аскании.       Я надеялся встретить её в экспрессе, но удалось это лишь в самом конце пути. Она заперлась в купе вместе с Блэком — к моей радости, с младшим. Услышать их разговор мне не удалось, вероятно, Регулус постарался.       — …то найдёт меня к концу этого года, — услышал я голос Аскании, когда дверь купе наконец открылась.       — Кто тебя найдёт? — не растерявшись, спросил я.       — Ирландец, который пытался присматривать за мной в Ирландии, — спокойно ответила она. Её голос звучал уверенно, но я сразу уловил в нём ложь. — Он был очень настойчивым, и я оставила ему намёки, как найти меня.       Она говорила слишком уверенно, словно заранее подготовила эту историю. Но она не знала, что я в курсе большего, чем ей хотелось бы. В дни её отсутствия, когда она якобы путешествовала, в поместье Лорда появился загадочный незнакомец. Я не мог утверждать наверняка, но связь между этим визитом и её рассказами о "ирландце" казалась мне слишком подозрительной.       — Похоже, каникулы ты провела очень увлекательно, — усмехнулся я, пристально наблюдая за реакцией другого зрителя. Регулус кивнул, будто хотел поддержать её.       Она, конечно, выбрала для своего "союза" именно его — младшего Блэка, слишком мягкого и легко манипулируемого. Ещё один её доверенный — Эван Розье, вспыльчивый и часто действующий на эмоциях, был не лучшим подспорьем.       Меня злило, что она, похоже, так и не понимала, кто действительно мог ей помочь. Я был её наставником, тем, кто подстраховывал её на каждом шагу. Тем, кто улаживал неприятности и обеспечивал защиту в школе.       Но она не доверяла мне свои секреты.       Она оставалась на своём, будто намеренно избегала моей помощи. Этот холод раздражал меня больше всего. Возможно, она ещё не поняла, что без меня её игра с Лордом или кем-то другим долго не продлится.       Но благо она первой рассказала мне планы Дамблдора. И если быть честным, я был в ярости.       — Он предлагал мне быть чёрной вдовой. Убить мужа, прикарманить его состояние и выйти замуж по новой. По его мнению, вторым вариантом будешь ты, — насмешливо произнесла она, не придавая словам особой серьёзности.       Однако её равнодушный тон никак не смягчил удара. Звенящие в воздухе слова «второй вариант» обожгли меня. Как же это унизительно — снова быть тем, кого выбирают лишь потому, что первый оказался нежеланным. Это всколыхнуло старую рану, и я ощутил, как что-то внутри меня сломалось.       Слова вырывались сами, быстрее, чем я успевал их обдумывать. Действия начали выходить за рамки того хладнокровного джентльмена, которого я так старательно строил.       — Ты мне нравишься. Будешь моей девушкой? — произнёс я, и одновременно пытался осознать, правда ли это. Бесспорно, она нравилась мне. Не только из-за её скрытого статуса, который был ключом к власти, но и из-за её ума, который заставлял мой разум лихорадочно работать. Она была настоящей загадкой, которую я не мог не хотеть разгадать.       Но по её глазам я видел, что мои слова напугали её. Что-то глубоко внутри неё, быть может, давно сломанное, сопротивлялось самим этим словам. Её пугало даже само представление о романтических отношениях.       Она, конечно, пыталась это скрыть. И, как всегда, решила атаковать первой, чтобы оттолкнуть меня.       — Я думала, что в твоих глазах я всего лишь пешка.       — Пешка, способная превратиться в королеву, — прошептал я, наклоняясь ближе.       Мои слова повисли в воздухе, как паутина, плетущаяся, между нами. Её дыхание замерло, и в эту секунду я поцеловал её. Губы её были холодными, как её поведение, но в этом поцелуе я искал тепло, которое она так тщательно скрывала от мира.       Её реакция была молниеносной — я почувствовал, как она упёрла палочку мне в живот, и был вынужден отступить.       — Кисло, но вкусно, — прокомментировал я с улыбкой, наблюдая, как на её лице проступил румянец. Это было неожиданно приятно, видеть её такой растерянной.       — Ещё раз сделаешь — прокляну. Встать не сможешь, — угрожающе произнесла она, но я не принял её слова всерьёз. Я знал, что она не предупреждает о своих действиях. Если бы хотела проклясть меня, то уже бы сделала это.       — Насчёт твоего признания, — продолжила она с напускной холодностью, — если пройдёшь испытание первым, подумаю. Вот Сириус уже проходит их, он тоже намерен стать моим парнем. Моё внимание не отдаётся абы кому.       Слова про Сириуса заставили меня внутренне напрячься, но я не подал виду. Вместо этого я сделал легкий поклон, стараясь сохранить спокойствие.       — Как прикажете, миледи, — сказал я, не отводя взгляда от её глаз.       Она скрестила руки на груди, и в её взгляде заиграли дерзкие искры.       — Твои действия начинают меня бесить, — бросила она, и в её глазах напрежонность. она быстро взяла себя в руки и отвернулась.       Когда она ушла, я провёл рукой по лбу и усмехнулся про себя.       — Королева? Что я несу?.. Ха… хотя, она и вправду королева. Вот только её сердце заковано семью замками, — пробормотал я в пустоту. — И мне придётся найти ключ к каждому.       Эти ключи были у её друзей — у каждого свой. Но никто из них не знал, какие ещё испытания ждут ухажёров Аскании.       Я проходил её проверки, насколько мог. Она позволяла мне общаться с ней, как раньше, но оставалась слегка отстранённой. Наши отношения были на виду, и вскоре поползли слухи о любовной триаде между мной, Эйнгил и Сириусом.       После этого Блэк излучал раздражение. Аскания же даже ухом не повела — ей было наплевать на сплетни.       Я бы продолжил действовать, позволяя слухам вытеснить Сириуса, но была одна проблема — Дамблдор. Этот старик явно желал видеть Блэка рядом с Эйнгил. Если мы с ней не будем играть по его правилам, её план рухнет.       Только ради поддержания её идеи я перестал изображать что-то на публике. Но когда мы оставались наедине, я шаг за шагом выстраивал доверие.       Казалось, всё идёт хорошо: она чувствовала себя расслабленно в моей компании, но по-прежнему не доверяла мне свой главный секрет.       Следить за ней, как раньше, больше не получалось. То ли она научилась искусно скрываться, то ли нашла способ мгновенно оказываться в другом конце замка. Из-за этого многое в её действиях оставалось тайной.       Я чувствовал горечь, наблюдая, как её взгляд снова и снова тянется к Сириусу. Казалось, у них есть какая-то невидимая договорённость, свой, особый язык общения.       И это бесило.       Влияние Аскании к мародером не трудно было заметить, она усовершенствовала своих подопечных, что те сумели заблокировать Вручай Комнату, который удивительно оказался Тайной комнатой Годрика Гриффииндора.       В Хогвартсе ходили слухи только о Тайной комнате Слизерина, так что новое открытие потрясло всех. Я тоже был бы среди поражённых, если бы не заметил другого — отношения Аскании и Сириуса внезапно стали ближе. Будто исчезли все преграды, что разделяли их раньше.       Мне стало ясно: теперь и Мародёры знают, кем на самом деле является дочь Тёмного Лорда.       Но я не понимал, что делаю не так.       Я выигрывал во всём. Кроме неё.       Я превосходил Блэка в навыках. В стратегии. В статусе. В контроле над ситуацией. Всё это было очевидно для любого, кто хоть немного разбирался в людях.       Но стоило появиться ей — и весь мой выигрыш обесценивался.       Она не слышала меня, но слышала его. Она не обращала внимания на мои жесты заботы, но едва ли не ластилась к нему. Она могла вести долгие разговоры со мной, но в её голосе всегда была скрытая отстранённость. Словно я — выгодный союзник, но не более.       Это раздражало.       Я не привык проигрывать. Но, что хуже, я не привык не понимать, почему проигрываю.       Сириус Блэк был глупым щенком, ведомым эмоциями, а не логикой. Он действовал импульсивно, бросался в авантюры и тратил себя на бессмысленные конфликты. И всё же именно он вызывал в ней отклик, а я — нет.       И дело было даже не в статусе родственных душ. Я знал: если бы она захотела, то могла бы игнорировать этот факт. Но она не хотела.       Я смотрел на неё, и что-то в груди скручивалось в холодный узел.       Почему?       Я знал, что дело не только в нём. Дело было во мне.       Я не привык к искренним связям. У меня их не было.       Отец не ждал от меня слов, только действий. Он не спрашивал, как я себя чувствую. Ему нужно было одно — результаты. Взлёт. Победа.       Мать? Она была слишком занята вечеринками, дипломатией и социальными интригами. Я не винил её. В этом была её роль. Но сколько раз я видел её взгляд, скользящий по мне, как по безликой фигуре в толпе?       А брат… Брат меня ненавидел. Он всегда ненавидел. В каждом взгляде Родольфуса была насмешка, в каждом слове — издёвка. Для него я всегда был только помехой, вторым сыном, лишённым права на первенство.       А друзья?       Я выслушивал их речи, чувствовал их эмоции, наблюдал за их поступками — и не находил среди них ни одного, кто не лгал бы мне.       Одни льстили, потому что я был полезен. Другие держались рядом, но в глубине души презирали. Третьи же были равнодушны, но если нужно было выбрать между мной и Асканией — выбирали её.       Я не мог их винить. Она умела притягивать к себе людей, даже не пытаясь. А я…       Я просто существовал.       И я устал.       Вот оно. Истинное слово.       Я выгорал.       Я мог манипулировать чужими эмоциями, но в своих — разобраться не мог. Я строил стратегию, но не понимал, зачем. Я шёл к власти, но даже если бы добился её — что дальше?       Я больше не знал, ради чего двигаюсь вперёд.       

***

      — Кажется, твои ребята там, — услышал я голос Аскании, когда беседовал с одним из студентов по обмену. Оборочиваясь к голосу, я замер.       Я не сразу поверил своим ощущениям.       Я едва не подумал, что передо мной кто-то другой, замаскированный под неё. Но знакомый отклик, её магический след, её взгляд — всё говорило, что это она.       Её эмоции. Я их чувствовал.       Не пустота, не ровная гладь, не непробиваемая завеса, к которой я привык. Они больше не были скрыты.       Облегчение. Раздражение. Неприязнь.       Не мои. Её.       Впервые за всё время, что я знал Асканию, её эмоции звучали для меня так же ясно, как у всех остальных. Не так обрывычно и быстро.       Это не могло быть правдой.       Её защита исчезла.       Я наблюдал за ней, выискивая малейший признак лжи. Может, это была уловка? Способ обмануть меня, отвлечь?       За два месяца, что мы не виделись, с ней произошло нечто, что сломало её прежнюю броню. Теперь я смогу читать её. Теперь она не спрячется.       Но я не мог сосредоточиться на этом сейчас.       Её эмоции менялись. Они заострялись, впивались в светловолосую девушку, державшую её за руку.       Гнев.       Проклянут. Она хочет её проклясть.       Что же, это уже было похоже на ту Асканию, которую я знал.       Я слегка усмехнулся, но тут же заставил себя сосредоточиться. Что бы ни случилось с её защитой, я выясню это позже.       А пока мне хотелось увидеть, что именно она собирается сделать. И, возможно, успеть остановить её, прежде чем эта девчонка потеряет конечность.       — Простите, мисс...-поинтересовался личностью, той кто сумела привести вежливую ярость у Аскании.       — Стелла, Стелла Стюард,-надменно сказала она.       Я вежливо попросил её вернуться в свою компанию. Пока мелкая Стюард не соединилась с старшим, я ощущал злорадство, исходящее от Аскании.       — Налаживать отношения с новыми людьми — это не в твоём стиле, — отвлёк я её от размышлений. — А вот желать, чтобы гоблины утащили их сбережения своей улыбкой — вполне в твоём репертуаре.       После моих слов её лицо просветлело — словно на миг появилось облегчение и тень надежды. Мне показалось, что я ненадолго заставил её расслабиться.       Но стоило заговорить о «её парне», как в глазах промелькнула вина, смешанная с отчаянной надеждой. Что-то изменилось в её отношениях с Блэком, и явно не в лучшую сторону. Меня это радовало — пусть и неосознанно, но я сумел посеять в ней сомнения.       Она перехватила мой взгляд, когда заметила, что я внимательно наблюдаю за ней.       Мне хотелось использовать эмпатию, вытянуть из неё все секреты, заставить открыть передо мной своё сердце. Но делать это при посторонних было бы опрометчиво. Лучше подождать прибытия в Хогвартс.       Я шагнул следом за ней, собираясь войти в вагон, но внезапно ощутил всплеск эмоций, направленных на меня — ревность, гнев и даже желание причинить боль. Источник не заставил себя долго искать.       Проследив за ощущением, я наткнулся взглядом на лорда Эйвери. Наши глаза встретились, и на мгновение я почувствовал давление на своё сознание.       Он пытался проникнуть в мои мысли, но первая линия защиты окклюменции сработала, не дав ему результата. Пока он не сделал вторую попытку, я было шагнул к нему, но его жена, стоявшая рядом, неожиданно ударила его в спину.       — Что ты делаешь? Ну, прекрати, — процедила она сквозь зубы, сжимая его руку.       Мистер Эйвери слегка поморщился, словно удар и впрямь был ощутимым, но тут же легко улыбнулся жене.       — Я просто проверяю, — сказал он, однако выражение её лица явно говорило, что это ей не по душе.       — Ладно-ладно, — вздохнул он, подчинившись.       Но, прежде чем развернуться и уйти вместе с женой, он бросил на меня провоцирующий взгляд.       — Рабастан, — раздался голос.       Я обернулся и увидел приближающегося ко мне Джонатана. Он тоже проводил взглядом уходящую пару и, похоже, даже кивнул им с лёгкой улыбкой.       — Мне казалось, ты недолюбливаешь всех Эйвери за предательство Рыцарей, — напомнил я Шафику, и его радость мгновенно сменилась настороженностью.       — Кхм… Это…       — Всегда ссорящаяся пара Эйвери вдруг пришла провожать своё дитя. Какое «умиление», — усмехнулся я, не дожидаясь его неубедительных оправданий.       Джонатан не стал возражать. Значит, кто-то маскируется под лорда и леди Эйвери. Но кто же это может быть?       — Как провёл лето? — поинтересовался кузен Аскании, заходя в вагон первым.       — Утомительно.       — Да? А я слышал, что ты посещал все мероприятия.       — Мы всегда ходим на них. Но вот тебя мы не заметили ни на одном. Интересно, чем же ты был занят?       — О, моё лето прошло информативно и продуктивно, — ответил он с лёгкой усмешкой.       — Слова истинного когтевранца. Только не говори, что всё время готовился к ЖАБА и помогал Эйнгил с СОВ.       — Нет и нет, — ответил он, но последним отрицанием посмотрел на меня почти так же, как мистер Эйвери. Джонатан мог дружить со мной, но когда дело касалось его кузины, доверия во взгляде не было.       — Эйнгил увезли в Грецию. Та, кто объявила себя её временным опекуном, не позволяла ей даже получать письма.       — Значит, у неё накопилась уйма историй про богов Олимпа. Будет интересно их послушать, — ответил я, делая вид, что верю его словам.       Мы вошли в купе и, не прерывая разговора, расставили фигуры для партии в шахматы.       Из трёх партий я выиграл две, и прежде чем мы успели начать четвёртую, в купе зашёл высокий гриффиндорец. Завидев шахматную доску, он покачал головой.       — Я ищу его. Он тут играет, — пробормотал Пруэтт, тяжело вздохнул и без церемоний плюхнулся рядом с Шафиком. А затем, не стесняясь моего присутствия, чмокнул соседа в щёку.       — Фабиан! — возмутился Джонатан.       — Ты меня динамил месяц. Скажи спасибо, что не засос, — парировал рыжий, явно наслаждаясь смущением своего парня. — И вообще, я не против сделать это прямо сейчас.       Я лишь закатил глаза, поднялся с места и направился к выходу, оставляя парочку наедине. Но перед тем, как выйти, лениво напомнил Шафику, что собрание старост начнётся через час, так что у них есть это время, чтобы насладиться обществом друг друга.       Не дожидаясь ответных возгласов, я поставил заглушку и защиту на дверь купе — пусть развлекаются без лишних свидетелей.       Оставшееся время я решил потратить на патрулирование. По пути мне попались любопытные первокурсники, которые пытались экспериментировать с заклинаниями, даже не зная их основ. Благо я успел вовремя — иначе весь вагон пропах бы гарью.       Дав им строгое предупреждение, я направился дальше, в следующий вагон.       В коридоре стояли Мародёры — не в полном составе — и о чём-то оживлённо спорили. Но стоило им заметить меня, как разговор резко оборвался.       Петтигрю принялся отчаянно махать руками, подавая какие-то знаки, на что Поттер лишь пожал плечами, явно не понимая или не желая разбираться.       — Люпин, хорошо, что тебя нашёл, — обратился я к парню, который за лето заметно вытянулся. — Через полчаса собрание, встречаемся в середине экспресса. А заодно предупреди мисс Эванс.       — Хорошо, — кивнул он.       Я уже собирался идти дальше, когда почувствовал всплеск эмоций из ближайшего купе — страх, насмешка.       Что-то там происходило.       Я решил проверить, но Поттер загородил дверь.       — Не советую тебе туда заглядывать, — сказал он, поджав губы. В его голосе скользнула насмешка. — Зрелище явно тебе не понравится.       Я обвёл взглядом компанию и сразу понял, в чём дело.       Здесь не было Блэка. Его друзья прекрасно знали, за кого я борюсь, и, естественно, были на его стороне. А раз мне «не понравится» то, что происходит в купе, значит…       Очевидно, сцена с Сириусом и Асканией.       Я мог бы оставить их, позволив Аскании доигрывать спектакль, но эмоции, просачивающиеся сквозь дверь, тревожили меня.       Поэтому я отстранил Поттера и открыл купе.       Передо мной предстала картина: они сидели напротив друг друга, их руки были сцеплены.       Первым отдёрнул руку Блэк. Он даже не бросил привычного раздражённого взгляда в мою сторону — напротив, в его глазах мелькнуло что-то похожее на облегчение. Будто он только что выбрался из чего-то, что его тяготило.       Аскания же, напротив, не спешила смотреть на меня. Она задумчиво разглядывала свои пальцы, слегка сжав их, словно пытаясь поймать ускользающее тепло. От неё исходила едва уловимая волна утраты.       Я скрестил руки на груди, стараясь понять, что здесь только что произошло.       — О, ты пришёл как раз вовремя. Заходи, — неожиданно дружелюбным тоном произнёс Сириус, хлопнув по свободному месту рядом с Асканией.       Я нахмурился.       — Эм… Ты головой ударился?       Тот, кто ещё недавно дважды проклинал меня за попытки сблизиться с Асканией, теперь сам предлагает сесть рядом с ней?       Сириус лишь усмехнулся и, прежде чем я успел что-то добавить, взялся за ручку двери и резко захлопнул её прямо перед носами своих друзей, оставляя нас наедине.       Я невольно напрягся.       — Не очень вежливо интересоваться состоянием человека в таком тоне, — с намёком заметил он, разворачиваясь ко мне.       Я ощутил, как Аскания чуть подалась назад, будто собираясь уйти в свои мысли. Но, поймав мой взгляд, выпрямилась и склонила голову в сторону, давая понять, что тоже не понимает, к чему всё это.       — Тогда объясни, зачем ты меня ждал? — спросил я, не отводя взгляда.       Блэк чуть ухмыльнулся, но в его глазах всё ещё было что-то странное, будто он пытался решить, стоит ли продолжать то, что задумал.       — Хотел уточнить наше расписание, — ответил он с лёгкостью, будто мы всегда об этом договаривались.       Я сузил глаза.       — Расписание?       — Не учебное, конечно же, — лениво пояснил Сириус, откинувшись назад. — Я говорю о времени, которое ты и Коллин сможете провести вместе… после того, как мы с ней отыграем спектакль для всех.       Я напрягся.       Шутка? Или он всерьёз предлагает мне официальное время для встреч с Асканией?       В его взгляде мелькало слишком много эмоций сразу — я не мог их разобрать.       Я медленно перевёл взгляд на Асканию. Она тоже выглядела ошеломлённой.       Похоже, для неё это тоже стало неожиданностью.       — Мы с Коллином славно поговорили летом, — сказал Сириус, с лёгкой насмешкой. Чувство вины Аскании стало почти осязаемым, как тяжёлый, давящий груз. — Так что тебе тоже нужно восполнить пробелы. К тому же, у меня есть свои планы, так что найди оправдание, почему ты постоянно находишься рядом с «моей девушкой».       Я почувствовал, как воздух вокруг нас стал плотным. Его слова — это не просто обвинение, это манипуляция. Сириус с каждым словом пытался вогнать её в угол, заставить оправдываться, поставить её под контроль.       Но я не дам этого.       — В таком случае, — сказал я, решительно сдвигаясь на своём месте, — я не стесняюсь взять вечерние часы. У нас как раз будет патрулирование и дела старост.       Я свои эмпатии подействовал на Асканию, и я заметил, как её плечи чуть расслабились. Она почувствовала поддержку, уверенность, которую я передавал. Это было важно, потому что она, как и всегда, привыкла сама справляться, но в этот момент ей было нужно именно это — поддержка, чтобы преодолеть свои внутренние терзания.       Аскания с первого курса отличалась своим мастерством в управлении людьми. Но в этот раз она погрузилась в чувство вины, не заметив, как её собственный подопечный использует трюк против неё. Я освободил её разум от этих эмоций, придавая ей новый взгляд на ситуацию.       — Можно, — согласился Сириус, но его голос стал холодным, и в нём появилась лёгкая насмешка. — Но оставь кое-какие дни. Странно будет, если парочку не застукает вечернее время.       Аскания, казалось, не поддалась на его провокацию. Словно что-то внутри неё в этот момент изменилось, и она перестала прятаться за маской вины.       — Не хочу славиться в Хогвартсе как похотливая, — сказала она, демонстрируя уверенность и игнорируя Сириуса, как если бы он был всего лишь фоном в её мыслях. — Так что можем опустить эти вечера.       Я заметил, как её глаза засияли внутренним светом. Она больше не играла по его правилам.       — Уверена? — спросил Сириус, скрестив руки на груди, его выражение лица было едва ли не ироничным.       — Могу сама позаботиться о себе. К тому же погода ужасная, вряд ли скоро что-то изменится.       — Как знаешь, — ответил он с отчуждённой ухмылкой, но видно было, что его слова были лишь прикрытием для внутреннего раздражения.       Значки старост дали сигнал о начале собрания, и «милый» разговор, наконец, подошёл к концу.       — Нам пора, миледи, — сказал я, открывая дверь перед ней, улыбаясь, будто ничего особенного не произошло.       Но, прежде чем она успела покинуть купе, Сириус заговорил:       — А с каких это пор ты её «миледи» называешь? — спросил он меня, его лицо выражало удивление. — Как же твои правила? Такое звание заслуживает только высокоуважаемой дамы.       — А по-твоему, она не заслуживает такого звания? — ответил я, упрямо всматриваясь в его глаза.       Сириус слегка приподнял брови, но не стал спорить. Вместо этого он просто пожал плечами, как будто не уверенный, что вообще стоит продолжать разговор на эту тему.       — Заслуживает, — наконец сказал он, но с лёгким акцентом сомнения в голосе. — Но теперь я её так называю. Она моя леди.       Я лишь кивнул, не давая возможности его словам затмить моё мнение.       — Поменяй. У тебя есть время, — сказал я с улыбкой, делая шаг к двери. — Но, если хочешь, можешь оставить это для кого-то другого.       Я увидел, как его взгляд чуть потемнел, но никакой реакции он не дал. Это было не важно. Как бы не стараясь он сохранить своё достоинство, я направился следом за Асканией.