Божественная Комедия

Breakin' Dishes - Rihanna

***

      Темнота, густая, словно бархат, окутывала всё вокруг, поглощая даже самые слабые намёки на цвет. Я стояла посреди странной поляны, где трава больше напоминала сухую золу, а деревья тянулись к небу чёрными, обугленными когтями. Зловещий шёпот разносился со всех сторон, но разобрать слова было невозможно – все звуки сплетались воедино. Земля под ногами дышала — медленно, глухо, словно что-то древнее и зловещее пробуждалось под ней.              И вдруг я увидела женщину. Её лицо было размытым, будто кто-то стёр его из моего сознания. Она стояла в центре поляны, крепко прижимая к груди младенца, закутанного в белую ткань, неестественно яркую для этой мрачной атмосферы. Вокруг неё кружились холодные призрачные огоньки — серебристо-серые, похожие на светлячков, но лишённые жизни и тепла.              Перед ней, из самой земли, выползала тень. Она шевелилась, дрожала, принимая разные формы — то человекоподобные, то неестественные, с отростками, похожими на паучьи лапы. Это не было существо из плоти – лишь тьма, лишённая формы, но наполненная чем-то жутким, древним и неподвластным человеческому пониманию, словно она существовал задолго до самого времени.              Женщина, крепче прижав к себе младенца, начала говорить, но её голос был приглушённым, словно звук исходил из-под воды. Она умоляла о чём-то, её руки дрожали. Тень же застыла, вытянув один из своих расплывчатых отростков в сторону младенца. С ужасом я осознала, что женщина протягивает ребёнка вперёд.              — Нет! — я хотела закричать, остановить этот кошмар, но голос словно отнялся.              Я могла быть только молчаливым наблюдателем и видеть, как тень сомкнулась вокруг младенца, обвивая его, как змей. Она держала его так бережно, что это выглядело почти что нежно. Но затем тень наклонилась и шепнула что-то над ребёнком, её голос был низким, как раскат грома.              Следующее мгновение я не забуду никогда. Из слабеющего тельца вырвалось что-то — мерцающий золотой шар. Его сияние было ослепительным и чистым. Тень создала нечто похожее на рукав, который жадно вобрал в себя этот шар, мгновенно растворившийся в складках тёмного одеяния.              Младенец больше не издал ни звука. Тень, потеряв интерес, безразлично выпустила его из своих объятий, и крошечное тельце с глухим хрустом упало на землю. Оно сжалось, почернело и начало покрываться чем-то странным: прямо из глазниц начали тянуться вверх алые лепестки. Из крошечного тела вырос цветок, похожий на паучью лилию, ярко-красный, словно кровь, с длинными изогнутыми лепестками, которые напоминали о чем-то запретном и порочном. Его яркий цвет совсем не вязался с неестественным окружением этого чёрно-белого мира. Тело сморщивалось, иссыхало, а цветок продолжал жадно напитываться. Чем ярче становился цветок, тем меньше оставалось от умершего ребёнка. Наконец, посеревшие остатки тела развалились, превратившись в прах, которые мгновенно унёс лёгкий порыв ветра.              Женщина упала на колени, а тень отвернулась, оставляя её в окружении мёртвых деревьев и этого жуткого цветка. Она плакала, сжимая в руках белую ткань, – всё, что осталось от ребёнка – а её слёзы капали на сухую землю. Почва пила их, жадно пила, словно не могла насытиться, наслаждаясь горем матери, потерявшей своё дитя.              Я вдруг ясно ощутила на себе изучающий взгляд мёртвых невидимых глаз. В голове отчётливо прозвучало: «Так вот ты какая», – тень никак не изменилась, оставаясь всё такой же бесформенной, но я почему-то ясно ощутила, что она улыбается мне, как любимому родственнику, которого давно не видела, хотя и ощущалось это зловеще. – «И это только начало».              

***

             Я проснулась резко, как будто меня выдернули из глубокого колодца. Сердце бешено колотилось, лёгкие хватали воздух, словно я только что пробежала марафон. Я села на кровати, обхватив себя руками, и почувствовала, как холодный пот стекает по лбу.              «И привидится же такое...» — мелькнуло в голове. Я провела рукой по лицу, пытаясь стереть остатки сна. Но он не уходил. Алая лилия, блеск золотого шара и силуэт тени всё ещё стояли перед глазами, как будто я всё ещё была там, на той проклятой поляне.              Я бросила взгляд в окно: утро началось с холодного дождя, барабанящего по крыше и окнам. На улице разливалась сырость и прохлада, но внутри дома было тепло и уютно. Несмотря на то, что погода располагала к приятному домашнему времяпрепровождению за книгой и чаем или компьютером, на душе было не спокойно. Ощущение было такое, будто я забыла что-то очень-очень важное, причём с каждой секундой это чувство только усиливалось. На душе скребли и кошки, и собаки, и все остальные представители фауны, обладающие сколько-нибудь заметными когтями.              Подумав о том, что впереди несколько выходных дней, которые стоило бы провести с пользой, я заставила себя резко встать с кровати, но, сделав пару шагов, тут же почувствовала, как моё тело сопротивляется. Ноги будто налились свинцом, а голова всё ещё была тяжёлой от сна.              Пошатываясь, я добралась до своей ванной комнаты, дверь в которую располагалась напротив моей кровати, и плеснула в лицо холодной воды. Её прикосновение моментально вернуло меня к реальности. Сон, с его зловещими тенями и кровавыми цветами, начал отступать, но не полностью. Вытерев зеркало от нескольких капель воды, попавших на него после моего умывания, я взглянула на себя: взъерошенные волосы, лёгкие круги под глазами... Что ж, не самый худший вид для утра после таких снов.              — Это всего лишь сон, — твёрдо повторила я своему отражению, будто пыталась убедить хотя бы его.              Включив горячую воду, я залезла в душ. Первые секунды были почти мучительными — струи, казалось, обжигали кожу, заставляя вздрогнуть. Но тепло быстро начало растекаться по телу, снимая напряжение и смывая остатки сна вместе с тревожными мыслями. Закрыв глаза, я прислонилась лбом к прохладной плитке и глубоко вздохнула. Звук падающих капель заглушал всё вокруг, словно создавал невидимую преграду между мной и моими тревожными мыслями.              Когда я наконец вышла из душа, завернувшись в полотенце, пар уже плотным облаком заполнил ванную. Проведя ладонью по запотевшему зеркалу, я мельком взглянула на своё отражение. Золотистые глаза смотрели на меня с каким-то напряжением, будто ожидали, что я наконец вспомню то, что всё утро крутилось на задворках сознания. Влажные чёрные кудри прилипли к плечам. Смуглая кожа слегка блестела в мягком свете лампы.              На мгновение я задержала взгляд на отражении. Всё та же я — не слишком хрупкая, но и не слишком крепкая. Худоба мне никогда не грозила, да и времени на спорт немного, так что всё, что есть — это прогулки и редкие забеги до университета, когда опаздываешь.              Я быстро натянула чёрную худи и свободные белые шаровары, идеально подходящие для дома. С расчёской, как всегда, пришлось повозиться: волосы не сдавались, упорно превращая каждую попытку их приручить в неравный бой. В конце концов я махнула рукой, оставив кудри в их естественном хаосе и просто высушила их.              Приведя себя в порядок, я выдохнула и вышла из ванной. Полностью проснувшись, я почувствовала лёгкость, даже что-то похожее на хорошее настроение. Мои обычные утренние ритуалы вроде заправки кровати вернули ощущение стабильности. Но где-то в глубине сознания всё ещё теплилось странное чувство тревоги, неясное, но настойчивое.              «Хватит, это просто нервы, — убеждала я себя, пытаясь припомнить весь вчерашний день. Я нервно ходила по комнате взад-вперёд, задумчиво прокручивая ручку. — Все долги в университете сданы. Никаких теней, никаких детей, никаких цветов не существует. Только я, мой дом и...»              Глаза расширились от ужаса. Я замерла на месте, словно кто-то вдруг выключил звук в моей голове. Пальцы разжались, и ручка выскользнула, громко ударившись при падении на пол. Осознание обрушилось резко, как обвал, полностью уничтожающий спокойствие внутри.              Они. Два брата-демона. И они здесь.              Я медленно опустилась на стул, пытаясь осмыслить это и держась за лоб мгновенно похолодевшей рукой. Мой дом. Они в нём. Я же вчера провела с ними вечер, впервые в жизни встретившись лицом к лицу с тем, что раньше считала лишь плодом чьей-то фантазии. Если бы кто-нибудь сказал мне пару недель назад, что подобное может произойти, я бы рассмеялась им в лицо. Ну или, по крайней мере, с подозрением поинтересовалась, что они употребляют. А теперь... теперь это была реальность. Живая, громкая и до жути неловкая реальность.              Данте ещё можно как-то объяснить. Его балагурство и дерзкий шарм делают его куда проще в общении, чем хотелось бы признать. С ним хотя бы знаешь, чего ожидать. Ну, как минимум, очередной идиотской шутки. А вот Вергилий – совершенно другое дело. Я ведь всегда считала его самым интересным персонажем. В игре, конечно. Холодный, неприступный, со своими изысканными фразами и вечным спокойствием, он обладал той притягательной аурой, которую невозможно игнорировать. Конечно, нравился он мне там, в экране, где всё было безопасным. Виртуальным.              Я поймала себя на том, что ещё вчера он буквально напугал меня до полусмерти, а сейчас я перебираю воспоминания о нём, как ребёнок смотрит на портрет кинозвезды в журнале. Его манера держаться, этот красивый, уверенный голос, каждое слово, которое он произносил, как будто было заранее выверено, — всё это завораживало.              Но теперь он был здесь. Живой, реальный, пугающе близкий. И насколько нужно быть глупой и травмированной, чтобы продолжать восхищаться таким напыщенным, самодовольным болваном? Это же всё равно, что попробовать прыгнуть со скалы на острые камни ради забавы. Страшно. Захватывающе. Смертельно опасно.              Я встряхнула головой, отгоняя совершенно неуместные мысли. «Если они мне привиделись – может, оно и к лучшему», – наивно подумалось мне. А если нет? Я задумчиво потёрла пальцами подбородок. Что ж, мой дом всё ещё на месте, это не может не радовать. Теперь, когда воспоминания о вчерашнем вернулись, чувство тревоги усилилось. Я выдохнула, придавая себе решимости. И всё же, теперь, когда воспоминания о вчерашнем окончательно сложились в единую картину, тревога поднялась во мне волной. Глухая, упорная, как тихий набат. Что ж, пора проверить, как поживают мои гости.              Осторожно ступая по коридору в сторону лестницы, я чувствовала, как с каждым шагом напряжение нарастает, словно пружина, готовая разжаться в любую секунду. Ноги двигались сами по себе, а разум бомбардировал меня десятками вопросов. Что я увижу там, внизу? Гостиная цела и невредима? Или всё перевёрнуто вверх дном и придётся писать заявление в полицию по поводу кражи?              Моя рука зависла в нескольких сантиметрах от деревянных перилл лестницы. На секунду стало даже как-то неловко. Ну правда, чего я боюсь? Это ведь мой дом. Или, подождите, уже не совсем мой?              На ум пришли самые нелепые мысли: а если их там действительно нет? Что я тогда почувствую: облегчение или разочарование? И что, если, наоборот, они всё ещё здесь? Что я вообще собираюсь делать? Спуститься вниз и, как радушная хозяйка, предложить двум демонам завтрак? Смешно. Представляю: «Привет! Я тут подумала, вы, наверное, голодны после вчерашнего? Как вам омлет с беконом?» Мысленно я закатила глаза. Действительно, впечатляющее самообладание для человека, который едва не упал в обморок от одного только их присутствия вчера.              Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Но вместо этого в голову полезли совершенно другие мысли — такие, за которые мне моментально стало стыдно. Например, образ Вергилия, сидящего за столом, холодного и величественного, будто он вовсе не гость, а хозяин этого дома. Или Данте, развалившегося в кресле так непринуждённо, словно он провёл здесь всю свою жизнь.              Я резко выдохнула, прогоняя эти глупости, и нахмурилась, вспоминая вчерашний день. Разговоры с братьями до сих пор звучали в голове отголосками. Их внешность, манеры, голоса и даже взгляды — всё это так сильно выбивалось из моего привычного мира, что мозг до сих пор отказывался верить в реальность случившегося.              Мысленно я проклинала себя за всё, что произошло вчера. Почему я не выгнала их сразу? Почему не сказала, чтобы убирались ко всем чертям? Почему позволила всему этому зайти так далеко?              Я сделала ещё один шаг вперёд, прислушиваясь. Где-то внизу раздавались голоса. Глухие, приглушённые, но их интонации ясно выдавали ожесточённый спор. Мой дом, казалось, всегда был местом покоя и уюта, а теперь превратился в арену для какого-то непонятного столкновения. Радует одно – эти двое вовсе не были плодом моего воображения, значит, с ума я всё же не сошла.              Любопытство в конце концов пересилило страх. Сердце билось как сумасшедшее, но что-то в этом моменте удерживало меня на грани между паникой и чем-то похожим на азарт. Я тихонько спустилась на несколько ступенек и решила осторожно подслушать о чём спорят два самых крутых, самых потрясных... Гхм, так, о чём это я?              – Я всё-таки не понимаю, – донёсся снизу слегка ленивый, расслабленный голос Данте. Его интонации были такими, будто говорил исключительно ради собственного развлечения.              – Ты и не поймёшь, – холодно, почти отстранённо отозвался Вергилий. Его голос звучал ровно, но каждое слово било точно в цель, как те ледяные кинжалы, которыми он, по идее, должен уметь пользоваться. – Сила – это единственное, что может обеспечить порядок.              – Порядок? – бросил Данте с лёгкой издёвкой. Его тон был не просто насмешливым — в нём звучало нечто обескураживающе лёгкое, словно он давным-давно не воспринимал эту тему всерьёз. – Ты называешь «порядком» уничтожение всего и вся ради собственных амбиций? Или постоянно портить всё, включая моё настроение, – твоё единственное хобби?              На мгновение в комнате стало так тихо, что можно было услышать, как где-то в глубине дома скрипнула балка. Что бы там ни происходило, я ощутила, что сейчас столкнусь с чем-то личным, очень личным. Мысленно я корила себя за бестактность, но любопытство было сильнее.              Я осторожно склонилась чуть ниже, выглянув из-за края лестницы. Внизу открылась странная, почти абсурдная картина: Данте и Вергилий сидели напротив друг друга. Оба брата выглядели отдохнувшими. Судя по взъерошенным волосам и немного помятому виду Данте, он проснулся совсем недавно. Вергилий же, напротив, выглядел свежо, будто уже успел и умыться, и сходить на утреннюю пробежку и переделать множество дел, как блогеры с миллионами подписчиков из социальных сетей.              Данте, как я и предполагала, действительно развалился в кресле, закинув ноги на стол, будто происходящее его нисколько не касалось. Вергилий, напротив, сидел так, будто находился не в уютной гостиной, а в центре заседания какого-то очень важного совета. Его движения были строго выверены, как у человека, привыкшего контролировать каждую мелочь. Даже взгляд — холодный, сосредоточенный — казалось, был рассчитан так, чтобы сразу ставить оппонента на место.              Вдруг глаза Вергилия на миг скользнули по комнате, и я чуть не поперхнулась собственным дыханием, подумав, что он меня заметил. Но, видимо, пронесло.              – Ты всегда был воплощением банальности, Данте, – задумчиво протянул Вергилий. Его голос стал ниже, словно он говорил больше для себя, чем для брата, – Иногда я думаю о том, как бы всё повернулось, если бы отец был рядом.              Данте усмехнулся, повернув голову к брату. Улыбка его была широкой, но какой-то усталой, неуловимо грустной.              – Думаю, он бы нами гордился, – сказал он, и его голос прозвучал неожиданно искренне. – По крайней мере, пытался бы.              Следом раздался тихий смех, почти одновременно с двух сторон. Это было странно... слышать, как они смеются вместе, пусть даже в этом смехе было больше усталости, чем радости. На мгновение я даже перестала дышать. Они оба выглядели... нет, не как демоны, а как два человека, которые когда-то потеряли слишком многое.              – У тебя слишком узкое представление о том, что значит гордость, – добавил Вергилий после паузы, спокойно откинувшись на спинку дивана. – Отец бы смотрел на нас с сожалением.              – Думаю, он бы просто влепил нам по шее, если бы был жив. А потом сказал бы: «Вы двое – придурки, но я всё равно вас люблю», – Данте опустил взгляд с грустной улыбкой.              – Ты никогда не понимал отца и всегда был безнадёжным идиотом, – Вергилий поправил складку на манжете своего пальто. Хотя его тон и был язвительным, но прозвучал удивительно мягко.              – А ты – закомплексованным снобом, – мгновенно парировал Данте. – Признай, если бы не я, твоя жизнь была бы совсем унылой.              – Мой мир без тебя был бы куда тише и организованнее, – отрезал Вергилий.              Я почувствовала, как уголки моих губ непроизвольно дрогнули в лёгкой улыбке. Что-то в этом моменте было почти... трогательным? Нет, они всё ещё спорили, их слова звучали как острые клинки, но под всей этой язвительностью и колкостями скрывалось нечто гораздо более глубокое.              Только я подумала о том, чтобы тихонько отойти и оставить их одних, как под моей ногой предательски скрипнула ступенька. Я застыла, как загнанный зверёк, но уже через мгновение поняла, что смысла продолжать игру в прятки нет. Они наверняка заметили. Я быстро сглотнула, пытаясь вернуть себе хотя бы видимость спокойствия и радушия, и сделала несколько быстрых шагов вниз, спустившись на первый этаж.              – Утречка, Ви! – бодро бросил Данте, лениво махнув рукой, словно я была одной из его старых знакомых, случайно заглянувшей на утренний кофе. Его улыбка была широкой, даже слишком, и в этой дерзости, в прищуре глаз чувствовалась беззаботность, какая, кажется, могла вывести из себя кого угодно. Для Данте это всё, судя по всему, всё произошедшее вчера и сегодня было лишь забавной мелочью – обычные дни, которые он мог провести так же легко, как и любые другие.              Вергилий, в свою очередь, отреагировал ровно так, как я и ожидала. Он даже не потрудился посмотреть на меня. Его реакция была настолько сдержанной, что её легко можно было бы принять за полное игнорирование, если бы не едва заметный кивок, который больше напоминал жест вынужденной вежливости. И всё же – он заметил. Просто не посчитал нужным уделить этому столько внимания, сколько было бы необходимо.              – Доброе... утро, – я всё-таки выдавила из себя слова, отчаянно стараясь не выдать своего смятения. До сих пор не верилось, что это действительно происходит. Передо мной действительно Данте и Вергилий. В моём доме. Разговаривают. И теперь ещё и смотрят на меня. Отлично. Просто прекрасно.              – Как спалось? Не мешал храп Вергилия? – лениво протянул Данте, искоса глянув на брата, как будто проверяя, насколько далеко может зайти. Я была очень благодарна за то, что он старался разрядить обстановку и скрасить неловкость от произошедшего, хотя последнее ему как раз явно доставляло удовольствие. Впрочем, каждое слово было сказано не столько ради меня, сколько чтобы поддеть брата.              Я невольно покосилась на Вергилия, пытаясь предугадать его реакцию. Тот медленно поднял глаза на Данте. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в ледяных глазах появилась едва уловимая тень... усталости? Нет, это было что-то глубже, как будто ему хотелось раз и навсегда закончить это бесконечное перетягивание словесного каната.              Он медленно цокнул языком. Звук был настолько тихим, что мог бы затеряться в утреннем воздухе, но этого не случилось.              – Твоё чувство юмора весьма... неизящно, – ровно и с кажущимся равнодушием произнёс он.              Я почувствовала, как уголки губ непроизвольно дёрнулись. Эта картина – один бравадой и лёгкостью создаёт хаос, другой пытается держать всё под контролем с нечеловеческим терпением – была слишком... настоящей, слишком человечной. И, о горе моему острому языку, произнесла, отвечая на вопрос Данте и совершенно не подумав о последствиях:              – Я привыкну.              Данте усмехнулся, радуясь поддержке в нападках на брата, а Вергилий бросил на меня долгий, оценивающий и прожигающий взгляд. В нём читался немой вопрос: «Неужели у тебя лишняя жизнь завалялась в кармане?».              – Ваши попытки проявить остроумие оставляют желать лучшего, – Вергилий вздохнул, слегка отворачиваясь. На мгновение я испытала лёгкую неловкость. В его голосе не было ни малейшего намёка на веселье, только колкость и раздражение, словно он выносил вердикт комару, которого через мгновение собирался пришлёпнуть.              – Спасибо, стараемся, – легко отозвалась я, и глазом не моргнув, чувствуя определённую безнаказанность из-за присутствия Данте и совершенно не размышляя о возможных последствиях. Младший из братьев, предпочитающий не вмешиваться в эту словесную дуэль, кажется, был в полном восторге. Он поёрзал, устраиваясь поудобнее, как будто готовился смотреть невероятно захватывающее шоу.              – Глупая и самоубийственная дерзость для простого человека, – негромко, словно размышляя, произнёс Вергилий с лёгкой, не предвещающей ничего хорошего усмешкой взглянул на меня, словно бы снизошёл до ответа.              Я знала, что собираюсь сделать то, за что буду корить себя потом. Или не буду, если Вергилий схватится за меч. «Нет, остановись, не делай этого!» – кричало здравомыслие, но его крик утонул в очередном приливе адреналина.              Я сделала несколько шагов и остановилась совсем рядом с Вергилием, а затем чуть наклонилась к Вергилию, скрестив руки на груди. В нашем приближении было что-то опасное (исключительно для меня, конечно же) — это точно чувствовала я, а, судя по молчанию, и он. Мы оказались на одном уровне, глаза в глаза.              – Может быть, – я произнесла спокойно, почти шёпотом, сдерживая улыбку, чтобы она осталась лишь намёком, почти тенью на губах. – Но признай: ты ведь продолжаешь на неё отвечать, значит не такая уж и глупая, – я наклонила голову чуть набок, глядя прямо в его глаза. В этом жесте было нечто дерзкое, почти провокационное. Моя короткая победная улыбка, лишь на мгновение появившаяся в уголке рта, исчезла прежде, чем он успел её разглядеть. Но этого хватило, чтобы подлить масла в огонь.              Вергилий не отвёл взгляд. Его взгляд медленно прошёлся по мне, как лезвие, скользя с головы до ног, прежде чем вернуться и остановиться на моих глазах. Я чувствовала, что Вергилий готов был вскрыть тишину остриём своего меча, но вместо этого он зло прищурился, и во взгляде полыхнул холодный и опасный блеск. Я заметила, как его плечи чуть напряглись, а губы сжались в тонкую линию, будто он сдерживал сильнейшее желание – то ли ответить очередной колкостью, то ли просто взмахнуть катаной, что, как я подозревала, для него часто одно и то же.              Но он не сказал и не сделал ничего. Почти ничего. Я заметила, что костяшки на его руках, до того сжатых в кулаки, побелели. Это движение было едва уловимым, но достаточно красноречивым, чтобы понять: мой выпад его задел. Я окончательно осознала, что только что дёрнула тигра за хвост. Или, лучше сказать, решила сплясать заводной танец на апрельском льду, который вот-вот треснет, и начнётся ледоход.              Краем глаза я заметила Данте, сидящего на диване с закусанным пальцем. Младший из сыновей Спарды наблюдал за всем, как зритель на премьере захватывающего спектакля.              – Твои словесные игры довольно скучны, – наконец, произнёс Вергилий, ровным, почти ледяным тоном. Его слова звучали не громко, но каждое из них было, словно клинок, заточенный до совершенства.              – Один-ноль в пользу Ви, – резко вмешался Данте, лениво потянувшись и закинув ноги на стол. Его поза была нарочито расслабленной, но я видела, как уголки его губ дрогнули, с трудом сдерживая широченную ухмылку. – Согласись, брат, она тебя уделала. Давно не видел, чтобы кто-то так лихо ставил тебя на место. Кроме меня, конечно же.              – Держи своё мнение при себе, – почти прошипел Вергилий.              – Расслабься, старик, – Данте развёл руками, слегка покачивая головой. – Это ведь всего лишь разговор, а не дуэль насмерть, – он обратился ко мне. – Ты однозначно мне нравишься, браво, малышка Ви, отличное шоу, – младший из братьев лихо подмигнул мне.              – У тебя отвратительный вкус, – вставил Вергилий.              – Не хочу злоупотреблять гостеприимством, но что насчёт завтрака? – пропуская мимо ушей замечание брата, деловито заметил Данте.              – Думаю, от омлета и чая вы не откажетесь, – произнесла я, направляясь на кухню. - Присоединяйтесь, если хотите.              – От меня на кухне толку немного, – вслед сказал Данте, кладя голову на спинку дивана. – Зато я могу быть отличным дегустатором, это тоже тяжёлый труд.              – О, тогда постарайся не перетрудиться, – я с улыбкой закатила глаза.              Между тем, Вергилий медленно поднялся, и звук шуршащего плаща заставил меня невольно обернуться. Движения у него были плавными, но настолько уверенными, что в них сквозила какая-то хищная элегантность, граничащая с угрозой. Он стянул с себя свой синий плащ — настолько же аккуратно, насколько я привыкла представлять себе его стиль боя: ни лишнего движения, ни намёка на спешку, всё идеально выверено.              Пока он аккуратно складывал плащ, как будто это была реликвия, стоившая больше, чем весь этот дом, я, конечно, попыталась сохранить хоть тень достоинства и не смотреть. Но, честно говоря, это оказалось невозможным. Всё моё внимание словно магнитом притянулось к его рукам, которые оказались обнажены после того, как плащ был снят.              Руки Вергилия выглядели... нет, не просто мускулистыми. Они были идеальными. Линии мышц чётко очерчивались под кожей, как у статуи, созданной лучшими мастерами древности. Вены, словно сети рек, пролегали по его предплечьям, придавая им ещё более впечатляющий вид. Как будто кто-то решил воплотить в реальности идеал силы и грации.              Я вдруг поймала себя на том, что неосознанно открыла рот, наблюдая за ним. Поспешно тряхнув головой, я сглотнула, мысленно молясь, чтобы он не заметил, насколько пристально я на него смотрела. Смущение, словно горячая волна, нахлынуло, когда я резко отвернулась, чувствуя, как щеки начинают гореть.              – Идём, – коротко сказал Вергилий. Его голос прозвучал ровно, даже безразлично, но я почувствовала в этом странное давление.              Несколько шагов до кухни показались мне целой вечностью. В тишине я почти не слышала его шагов за спиной – он двигался так тихо и плавно, что от этого становилось только тревожнее. Казалось, что он мог исчезнуть и появиться прямо передо мной в любую секунду. Это было страшно. Я вдруг поймала себя на мысли, что на мгновение представила его в бою – каким он был бы, когда идёт в атаку. Эта мысль заставила мурашки пробежать по коже.              Когда мы добрались до кухни, я бросилась к холодильнику, чтобы достать яйца, молоко и немного овощей. Всё это я старалась разложить на столе с нарочитой сосредоточенностью, лишь бы не поднимать на него глаза. Но тут...              – Позволишь? – его голос, обманчиво спокойный, прозвучал так, будто вопрос был всего лишь формальностью.              Не успела я ответить, как он уже аккуратно забрал упаковку из моих рук. Даже в этом простом движении было что-то пугающе изящное. Он прикоснулся к моей руке совсем чуть-чуть, мимолётно, но это было достаточно, чтобы я замерла. Его кожа была прохладной, словно он только что вышел из ледяной пещеры. В следующий миг я быстро убрала руку, стараясь сделать вид, что ничего не произошло, хотя сердце уже стучало как сумасшедшее.              – Умеешь готовить? – спросила я. Голос прозвучал чуть более звонко, чем я планировала, но я решила, что это будет лучше, чем тишина, которая с каждой секундой становилась всё более невыносимой.              – Вроде того, – не отвлекаясь, произнёс он.              Я опустилась на ближайший стул, не желая мешать. Положила локти на спинку, подперев голову ладонями, и попыталась отвлечься на что угодно, но взгляд снова и снова возвращался к нему. Даже в таком, казалось бы, обыденном занятии, как готовка, он умудрялся выглядеть, будто собирается нанести точный удар. Его движения были настолько отточенными, будто он не просто готовил завтрак, а кромсал очередного врага.              Он быстро разбил яйца, затем протянул руку к ножу. Его пальцы, длинные и сильные, ловко справлялись с любыми действиями. Когда он начал мельчить овощи, я не могла оторвать взгляд от напряжённых мышц его предплечий, которые двигались в идеальной гармонии. В какой-то момент он растирал специи в ладонях, и я заметила, как небольшие дорожки вен проступают на его руках. Всё это выглядело так гипнотизирующе, так... интимно.              Я закусила губу. В голову уже начали лезть откровенно неприличные мысли, когда Вергилий спросил, не оборачиваясь и вырывая меня из задумчивости:              – Нравится? – хоть он и не обернулся, продолжая что-то нарезать, но сказанное прозвучало так, словно он прекрасно знал, что застал меня врасплох.              – Что?.. – я вздрогнула, покраснела до ушей и чуть не уронила локти со спинки стула, внутренне проклиная себя за то, что дала ему повод для такого вопроса. До боли сжав губу зубами, чтобы прийти в себя, я стала судорожно соображать, как ответить нейтрально, нервно теребя свой перстень. Он, конечно, не мог знать, о чём я думала... – Да... Нет... То есть, выглядит неплохо... – наконец выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но с каждым словом понимала, что проваливаюсь с треском. Моё лицо горело, а сердце грохотало, как отбойный молоток.              – Что, уже не такая смелая? – проговорил он с лёгкой, почти незаметной усмешкой, но она прозвучала как вызов. Его пальцы продолжали ловко орудовать ножом, нарезая овощи с пугающей точностью, но я знала: он всё видел. Даже спиной ко мне – Вергилий точно знал, что меня задели его слова.              Я нервно выпрямилась, обхватив руками спинку стула. Его невозмутимый тон, кажущееся равнодушие, эта постоянная игра – всё это доводило до бешенства. На мгновение мне захотелось надеть эту миску с взбитыми яйцами ему на голову, но я сдержала этот внезапный и сильный порыв. Вместо этого я уселась поудобнее, словно ничего не произошло, и спокойно спросила:              – А тебе так хочется произвести на меня впечатление? – улыбка, украсившая мои губы, была, возможно, самой фальшивой из всех, что мне доводилось изображать. Внутри всё кричало: «Что ты, чёрт возьми, творишь? Куда подевалась эта отличница, которая уверенно отвечать может только на экзамене?». Однако мой острый язык уже было не остановить: казалось, я становилась зависима от этого ощущения хождения по тонкому льду.              Он замер, нож остановился на полпути к очередному ломтику овоща. Вергилий медленно повернул голову, посмотрел на меня через плечо. Его взгляд был холодным, изучающим, словно он оценивает мой очередной, мягко говоря, незаурядный поступок. На долю секунды мне даже показалось, что его губы дрогнули в слабой улыбке, но, может быть, я просто себе это придумала.              – Если бы это было моей целью, – сказал он, не оборачиваясь, но его голос стал чуть тише и мягче, как будто слова предназначались только для меня, – Ты бы уже потеряла голову, – и в тот же миг нож с глухим треском вонзился в разделочную доску, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Вергилий, будто не замечая моей реакции, повернулся ко мне. Его ледяные глаза обожгли меня, и от этого взгляда я почувствовала, как горло пересохло. Он лишь добавил, вытирая руки так, словно ничего не произошло: – В прямом смысле, – Вергилий отбросил использованное полотенце на стол. – Я тебя пугаю?              – Нисколько, – я гордо вскинула голову. Внутри всё тряслось, и я уже не понимала, от чего: от страха или желания бросить что-нибудь в Вергилия.              – Хорошо, – Вергилий скрестил руки и облокотился спиной на столешницу, оглядывая меня, – Проверим.              Я заметила в дверном проёме лохматую голову Данте. Он внимательно оглядел нас, как будто пытаясь понять, чем был вызван громкий треск и прикидывая, стоит ли уже спасать меня от гнева своего старшего брата или можно ещё потешиться этой занимательной пьесой. Оценив обстановку и найдя её относительно безопасной, он сказал:              – Вы бы предупредили, я б попкорн что ли принёс, – его взгляд метнулся к ножу, всё ещё остававшемуся вонзённым в доску, а затем к моему лицу.              – Данте, – прошипел Вергилий, будто одного имени было достаточно, чтобы младший брат понял: он близок к тому, чтобы оказаться в центре разборки, если не закроет рот.              – Эй, расслабься, брат. Просто пришёл проверить, что у вас тут всё в порядке, – Данте лениво оттолкнулся от дверного косяка и вернулся в гостиную, оставляя нас наедине.       Так в тишине, нарушаемой только шипящим на сковороде маслом, мы доделали завтрак. Вергилий сосредоточенно добавлял последние штрихи, как будто был рождён для того, чтобы стать поваром. Его руки, казалось, танцевали над сковородой, каждый жест был точен и уверенно выполнен. Я же чувствовала, как аромат готовящейся еды постепенно наполняет кухню, создавая уютную и домашнюю атмосферу.              Стараясь отвлечься от нервного трепета внутри, я поднялась со стула и направилась к шкафу с чаем. Это было моё маленькое сокровище, собранное за несколько лет: десятки баночек и пакетиков, от простого чёрного и зелёного до более экзотических смесей с лепестками роз, кусочками апельсина и даже перцем. Я открыла дверцу и на мгновение замерла, гадая, какой чай подойдёт для компании из двух демонов и меня, слегка потрёпанных после всего произошедшего.              – Хочешь взбодриться или, наоборот, успокоиться? – по привычке, развившейся из-за визитов друзей, спросила я, задумчиво разглядывая свою коллекцию.              – Внушительно, – вдруг раздалось позади, совсем рядом. От неожиданности я вздрогнула. Когда Вергилий успел подойти так близко? Его присутствие буквально ощущалось на коже. – Думаю, лучше всего будет как следует взбодриться. У нас впереди долгий день.              – Как насчёт зелёного чая с имбирём и лимоном? – предложила я, стараясь звучать непринуждённо. Но голос чуть дрогнул, выдавая напряжение. Я не обернулась, только продолжила перебирать баночки и пакетики, пытаясь сосредоточиться на процессе. – Классическое сочетание: имбирь придаёт остроту, а лимон добавляет свежести. И, конечно, укрепляет иммунитет, – я уже взяла нужны пакетики и баночки, но едва не выронила их, повернувшись.              Он действительно стоял слишком близко. Настолько, что его тень накрывала меня, будто бы заполняя пространство вокруг. Вергилий смотрел на меня сверху вниз, его взгляд был холодным, но, как мне показалось, слегка изучающим, будто он решил провести эксперимент. Я могла разглядеть каждую деталь его лица. Высокие скулы, резкий контур челюсти, лёгкую тень на коже, которая, казалось, делала его черты ещё более строгими.              Только сейчас я поняла, насколько он огромный. Его внушительный рост и широкие плечи делали его фигуру почти устрашающей. Вергилий возвышался надо мной, и я почувствовала, как его присутствие заполнило всё пространство вокруг. Его лицо было всего в нескольких дюймах от моего, и я могла разглядеть каждую деталь – сильный подбородок, решительные черты лица, мягкие линии губ.              – Да, зелёный чай с имбирём и лимоном, – наконец выпалила я, опустив взгляд на его сильную грудь, что стало ещё большей ошибкой, чем изначальный разговор о чае. Я попыталась быстро выскользнуть, но Вергилий не позволил мне уйти, уперевшись рукой в шкаф. Он не дотронулся до меня, но вся его поза кричала об одном: я не уйду, пока он этого не захочет.              Пальцы дрогнули, и одна из баночек предательски скользнула вниз. Вергилий поймал её – легко, непринуждённо, как будто это было его очередное упражнение. Он перевернул баночку в руке, осматривая её, но, казалось, сосредоточен был вовсе не на ней, а на моём лице.              – И это ты называешь смелостью? – его голос был низким, спокойным, но в нём звучала насмешка, тонкая и язвительная. Это был вызов, ясный как день. – Какое жалкое подобие.              – Что ты ко мне привязался? – я вскинула голову, заставив себя говорить ровно, хотя голос слегка дрогнул. – В конце концов, я уронила всего лишь банку с чаем, а не твою самооценку.              В его глазах мелькнул едва заметный отблеск. Может быть, лёгкая тень одобрения, будто моя дерзость развлекала его, – я не могла точно сказать. Но затем он прищурился, и, насмешливо хмыкнув несколько раз, громко рассмеялся сквозь зубы. Это был вовсе не радостный смех, полный удовольствия от происходящего. Это был тот самый смех, из последней кат-сцены «Devil May Cry 3», предвещающий только лязг вынутой из ножен катаны, которая довольно скоро пронзит чью-то плоть.              – Самоуверенность – редкое качество. Знаешь, почему? – Вергилий наклонился ко мне ближе, глядя мне прямо в глаза, словно хотел, чтобы я лучше расслышала смысл следующих слов, которые он скажет. – Самоуверенные. Долго. Не живут.              Он отступил на полшага, дав мне передышку, но даже воздух между нами оставался натянутым, как струна. Я сделала вид, что пропустила его слова мимо ушей, хотя сердце бешено колотилось. Когда он протянул руку, чтобы взять ещё несколько баночек с чаем, я почувствовала, как внутреннее напряжение сменяется странным, неуместным сожалением... Сожалением? Каким к чёрту сожалением? Я должна была быть рада, что он меня не убил, а не...              Глубоко вздохнув, я уговаривала себя не терять голову. «Соберись. Это просто старший сын легендарного рыцаря Спарды, который безумно тебе нравится уже года два и угрожает твоей жизни. Совершенно ничего необычного», – пыталась я подбодрить себя мысленно. Но почему-то это не помогло... Может, стоит действительно запастись попкорном для Данте. Или хотя бы валерьянкой для меня.              Собрав всё на столе, я сосредоточилась на приготовлении чая. Это был мой способ отвлечься. Я тонко нарезала имбирь, натёрла лимонную цедру и добавила всё в стеклянный чайник. Заливая кипяток, я почувствовала слабое, едва заметное и очень приятное в контексте происходящего умиротворение, которое принесла рутинная процедура. Вергилий сел за стол, наблюдая за мной так внимательно, будто я совершала нечто сверхъестественное.              – Ты всегда так серьёзно к этому относишься? – его голос прозвучал ровно, но в нём мелькнуло лёгкое любопытство, что меня немного удивило.              – Для меня в этом есть что-то особенное, – я расставила маленькие стеклянные чашки в форме тюльпанов на стол. В этот момент я заметила, что на столе всего две тарелки с омлетом. – Ты не будешь завтракать?              – Нет, – отрезал он. – На сытый желудок думается хуже.              Я подняла чайник и осторожно начала разливать чай по чашкам. Рутина помогала мне сейчас держать себя в руках, каждая деталь – от температуры воды до аромата заварки – имела значение. Вергилий наблюдал за мной, и я вдруг с удивлением для себя почувствовала его заинтересованность. Это пристальное внимание заставляло меня чувствовать себя крайне неловко, но я продолжала делать вид, что ничего не происходит.              Я аккуратно подала чашку с чаем Вергилию. Когда наши пальцы вновь слегка соприкоснулись, меня пронзила волна смущения, но я старалась держаться. Вергилий, казалось, этого даже не заметил. Он неспешно принял чашку, внимательно разглядел её содержимое, а затем сделал неторопливый глоток. Я замерла, словно от этого зависела моя жизнь. Впрочем, отчасти так и было.              – Надо признать, это... Неплохо, – наконец произнёс он, опуская чашку на блюдце с едва слышным стуком.              – Что это тут у нас? Чайная церемония? – Данте буквально ввалился на кухню. Он без зазрения совести плюхнулся на стул и потянулся к омлету. Лёгкость и беззаботность, с которой он это делал, просто выбивали из колеи.              Весь настрой Вергилия на беседу, словно хрупкая фарфоровая статуэтка, мгновенно разбился вдребезги. Он откинулся на спинку стула с видом человека, готового вынести суету младшего брата только потому, что того требовала ситуация.              Младший из братьев сразу набросился на омлет, едва бросив нам «приятного аппетита», а старший сделал ещё несколько глотков чая.              – Флуфай, Ви, – с набитым ртом произнёс Данте и, проглотив большой кусок, – Ты про нас, наверное, знаешь много, а мы вот про тебя вообще ничего, – его фраза прозвучала безобидно, так, будто это не больше чем очередная шутка, но его лукавые глаза выдавали совсем другое. Данте, каким бы беззаботным он ни казался, тоже наблюдал за мной.              – Твоя правда, - я кивнула, стараясь не выдать лёгкого напряжения. – Что вы хотите знать?              – Чем больше, тем лучше, – ровно произнёс Вергилий, задумчивым и почти механическим движением покрутив пустую чашку. Его взгляд, как и всегда, оставался спокойным, но в этой оценивающей безмятежности читалась угроза: он не просто хотел знать, он намеревался выудить из меня всё, что могло хоть как-то помочь делу.              – Для начала объясни: что за смелость у тебя такая, – спросил Данте, синхронно с братом прокручивая пустую чашку между пальцев. – Мало того, что приютила двух вооружённых до зубов незнакомцев, так ещё и шутки шутишь с тем, кто способен убить тебя, не вставая со стула?              – Вовремя заткнуться – огромный талант, которым я, к сожалению, не обладаю, – я пожала плечами, изобразив лёгкую небрежность, хотя сердце застучало ещё быстрее.              Вергилий, едва заметно нахмурив брови и покачав головой, фыркнул. Его взгляд задержался на мне на долю секунды дольше, чем требовалось.              – Не отвлекайтесь на пустые разговоры, – произнёс он тихо, но его тон отдавал приказы, а не просьбы. – Нам нужно понять, имеешь ли ты отношение к тому, что сейчас происходит, – заметив, что у меня и Данте пустуют чашки, он привстал и молча подлил чай, хотя и сделал это с таким видом, будто оказывает незначительное одолжение.              – И сколько ты сможешь терпеть нашу компанию тоже было бы неплохо узнать, – Данте, как сытый кот, сидевший на собственном балконе, развалился на стуле, с явным удовольствием медленно потягивая чай. Его глаза блестели озорством, но в них читалась доля любопытства.              – Долго, а вы мою? – я слегка улыбнулась, бросив Данте лёгкий вызов и заставив его слегка поперхнуться чаем. – Но, если серьёзно, – я выдохнула и пожала плечами, – Во мне действительно нет ничего примечательного. Я не какая-то героиня романа или сериала, которая внезапно оказывается избранной для какого-то великого дела. Я буквально самый обыкновенный человек: учусь на врача, люблю читать и играть в компьютер, иногда встречаюсь с друзьями. Вот и вся моя жизнь, – я специально сделала акцент на «обыкновенный», стараясь подчеркнуть абсурдность ситуации.              – Интересно, откуда у «обыкновенной» студентки такой шикарный дом? – Вергилий впился в меня своими ледяными глазами, словно пытаясь найти трещину в моей легенде. Его голос прозвучал отстранённо, но в этом равнодушии читалась подозрительность – он явно считал, что моя история не может быть так проста, как я пытаюсь её представить.              – Мои приёмные родители несколько лет назад погибли в аварии, а дом достался от них, – с грустью пояснила я, заставляя держать взгляд ровным. – У меня далеко не бедная семья, я сама часто беру подработки, да и бабушка постоянно помогает.              – Трагедия – отличное прикрытие, – сухо протянул Вергилий, слегка прищурившись. Его взгляд ни на мгновение не отрывался от моего лица.              – Полегче, Вергилий, – одёрнул его брат. – Ви просто была с нами достаточно любезна, а ты уже придумал из этого заговор.              – Не привык доверять первому встречному, – холодно бросил Вергилий, отвернувшись и скрестив руки на груди.              – Это заметно, – я позволила себе усмешку, хотя внутри всё ещё ощущала напряжение. – Но, если во мне вы ищете виноватого в какой-то вселенской катастрофе, – боюсь, придётся разочароваться.              – Раз уж ты такая обыкновенная, тогда, что, чёрт возьми, тебя заставило приютить нас? Не боишься, что мы можем оказаться, скажем, маньяками? Хотя бы один из нас точно похож, – Данте развёл руками, указывая на брата.              – Я не то, чтобы совсем не боюсь. Просто, если бы вы хотели причинить мне вред, думаю, вы бы уже давно это сделали, – честно призналась я.              – Логично, – задумчиво протянул Данте, подперев щёку рукой.              Повисла короткая тишина.              – Забавно, – задумалась я, вслух отвлекаясь на собственные мысли, – Только вчера я думала, что пора бы немного поменять свою жизнь. Постоянно сижу за учебниками и конспектами, а если поднимаю от них взгляд – то только на доску.              – Интересно, двое демонов, обвешанных холодным и огнестрельным оружием и появившихся совершенно без предупреждения, входили в твой план по переменам к лучшему? – Данте фыркнул, его ухмылка стала ещё шире. Его тон был одновременно шутливым и слегка провокационным.              – Перестань, – раздался ровный, чуть отрывистый голос Вергилия. В отличие от брата, он даже не удосужился поднять голову, его внимание было сосредоточено на чашке, которую он всё так же методично крутил в пальцах. Его слова звучали спокойно, но за этой внешней невозмутимостью скрывалась явная резкость. – В этом нет ничего забавного, – он наконец поднял взгляд на меня. Его глаза – холодные и острые, как лезвие катаны, – вонзились в мои. – Расскажи о своём вчерашнем дне.              Я заколебалась, решая, стоит ли говорить всё честно или оставить кое-что при себе. Но этот взгляд Вергилия, будто режущий меня на части, не оставил выбора. Он явно не собирался довольствоваться общими словами.              – Ну... мой вчерашний день? – я задумалась, потянув время. – Всё началось, как обычно: встала рано, позавтракала, пошла в библиотеку с друзьями. Учебники, конспекты – ничего нового. На обратном пути попала под дождь, – я пожала плечами. – И вот... внезапно вы.              – Какой интересный день, – протянул Данте, поднимая бровь. Он сделал глоток чая, будто совершенно не впечатлён. – И где же момент, когда начинаются странные совпадения, из-за которых мы теперь здесь?              – Странные совпадения? – я недовольно скрестила руки на груди, чуть сдвинув брови. – Извини, Данте, но вы, – я обвела рукой его и брата, – Были достаточно внезапными. Я как-то не планировала вписывать вас в свой расписанный по минутам день.              – Ты уверена, что ничего необычного не произошло до нашего появления? – спросил Вергилий, склоняя голову на бок и хмурясь.              Я глубоко вздохнула, снова прокручивая в голове вчерашний день. Всё было совершенно обычным. Разве что...              – Ну... – я замялась, собираясь с мыслями. – Была одна странность. Когда я возвращалась домой, со мной столкнулся какой-то мужчина. Его голос… он показался мне странно знакомым, но я никак не могу вспомнить, где могла его слышать. Только помню, что это вызвало у меня сильный страх, – я тряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, которое всё ещё держало меня. – Наверное, это просто паранойя.              – Возможно, – холодно отозвался Вергилий, но в его голосе слышался интерес. Он остановил крутившуюся чашку, и посмотрел на меня тем самым пристальным взглядом, который, казалось, заглядывает прямо в душу. – И что было дальше?              – Ну... – я замялась, чуть поёжилась под его внимательным взглядом. – Я заметила, что где-то поранила палец, – я вытянула руку, показывая тонкий, ещё не до конца заживший порез. – А потом по привычке потрогала перстень, – я коснулась украшения на своём пальце. – И мне показалось, что он начал… светиться. Но я решила, что это из-за света уличных фонарей или усталости... я не знаю.              – Покажи, – коротко приказал Вергилий, кивнув на кольцо. Его голос прозвучал тихо, но так твёрдо, что я даже не подумала спорить.              Я медленно стянула перстень с пальца и положила его на стол перед братьями. Они синхронно наклонились ближе, чтобы рассмотреть украшение. Данте выглядел расслабленным, но в его движениях было что-то настороженное, будто он всё же ожидал подвоха. Вергилий же сосредоточился так, словно это был ключ к разгадке какого-то древнего секрета.              – На вид просто безделушка, – протянул Данте, лениво протягивая руку к перстню. – Хотя, наверное, дорогая... – его пальцы лишь слегка коснулись металла, но тут же он резко отдёрнул руку, будто перстень его обжёг. – Чёрт! – он нахмурился, потряс рукой и бросил на кольцо раздражённый взгляд. – Эй, что это за трюк? Ви, ты решила нас разыграть?       Вергилий бросил на меня короткий взгляд, но ничего не сказал. Его холодные глаза были прикованы к перстню, и казалось, что теперь он точно готов разглядеть в нём всё – от мельчайших царапин на металле до загадок, которые видны только ему.              – Вергилий, ты у нас ходячая энциклопедия по всяким мистическим штучкам, – Данте упёрся локтем в стол, подперев щёку. Его тон был одновременно насмешливым и слегка раздражённым. – Может, расскажешь, что это такое, вместо того чтобы молчаливо пялиться на него весь день?              Вергилий взял столовый нож и, осторожно подцепив перстень, поднёс к глазам, чтобы лучше разглядеть. Его глаза резко сузились, и он перевёл злобный взгляд на меня. Я сглотнула, чувствуя, как напряжение в комнате сгущается. Вергилий всё ещё держал кольцо на весу, будто оно вот-вот начнёт светиться или взорвётся, а Данте сидел напротив, скрестив руки на груди, развалившись на стуле с привычной ухмылкой, но его глаза блестели любопытством.              – Здесь есть нечто, скрытое от простого взгляда, – холодно произнёс он. – Но одно я могу сказать точно: этот перстень не принадлежит ни миру демонов, ни, тем более, миру людей. Так ответь, – воздух вокруг него задрожал, словно он находился в эпицентре невидимой бури. Затем из пустоты начали появляться короткие эфемерные кинжалы. Их прозрачные лезвия сверкнули тусклым голубоватым светом, – Откуда у тебя это кольцо? – это был не просто вопрос – это был приговор.              Призрачные клинки нацелились прямо на меня.