Вернуть своего ангела

      — Каччан, осторожно!       В тот момент его голос эхом отдался в моей голове, да так, что смог застрять там на долгие годы, наполняя дни, полные одиночества, красками последних прибрежных лучей. Я запомнил этот голос так же, как и его глаза — чистые и зелёные, в которых отражался целый лес, наполненный тишиной, спокойствием и безопасностью. Ещё тогда я хотел утонуть в них и никогда больше не смотреть и не видеть никого, кроме него. Не видеть ничего, кроме Изуку. Мне было чуть больше пяти, но уже тогда я всё прекрасно понимал.       — Не нужно за меня так переживать, Деку! Что может случиться? Мы просто подойдём чуть-чуть ближе. Ты разве не хотел посмотреть на героев, Изуку?              — Но ты ведь можешь пострадать!              — Я?! Не смеши! Ты видел мою причуду? Да я буду круче всех этих злодеев, вместе взятых! — мой уверенный ответ смог немного смягчить его растерянность. Мне не было страшно — и вправду, тогда нечего было бояться: повсюду сновало множество героев и полицейских в форме, обеспокоенно, но приветливо улыбающихся пробегающим мимо них ребятне. Они бы защитили нас, двух малышей, бесстрашно лезущих через неугомонную толпу, чтобы оказаться ещё ближе к своим кумирам и объектам восхищения. По крайней мере, должны были.              — А если вдруг тебя кто-то обидит, Деку, ты только скажи! Я сразу же наваляю этому уроду! — детское безумство и бесстрашие переполняли меня, и казалось, что четырёхлетний Бакуго Кацуки — самый сильный на свете человек, способный сравниться даже со Всемогущим. Быстрыми шагами я рвался через улицу, заполненную людьми, петляя между ног взрослых, чтобы подойти к жёлтой линии, отделяющей вездесущую толпу от сражения на крыше одного из жилых зданий в нашем районе. Тогда, оказавшись слишком близко к линии конца моей счастливой жизни, я и не подозревал, что спустя несколько жалких минут всё разделится на «до» и «после».              — Каччан, прекрати! Я и сам могу за себя постоять! — Изуку пытался меня догнать, но у него это не очень получалось. Он вечно спотыкался и падал, но я не успевал даже остановиться и подать ему руку, чтобы помочь встать, как он вскакивал, словно кролик, и начинал бежать за мной ещё быстрее. Вскоре это превратилось в нечто, похожее на гонку с препятствиями, где никто из нас не мог победить.              — У тебя даже причуды ещё нет!       — Скоро будет!       Мы перекрикивались, задорно улыбаясь. Мне было весело, очень весело, и Изуку улыбался в ответ. Сейчас, спустя больше десяти лет, я задумался — правда ли Деку был рад всем нашим похождениям, или ему просто нравилось проводить время со мной? Ответ на этот вопрос объяснил бы многое. Очень многое.              Я добежал до финиша нашей гонки первым, оставив Изуку, как показалось, далеко позади. Я уже был готов заявить о своей победе во всеуслышание, но тут слева от меня показалась лохматая зелёная макушка. С интересом и неким чувством страха, неизвестным мне раньше, я уставился на него, распахнув от удивления глаза. «Он догнал меня, догнал!» — пронеслась в голове мысль. Изуку, этот всего лишь беспричудный ребёнок, ниже меня во всех смыслах, оказался со мной наравне, был ближе, чем никто и никогда не был и не будет. Тогда я не придал этим размышлениям особого значения, но сейчас понимаю — счастьем было видеть его в те секунды рядом с собой.              — Я догнал тебя, Каччан! — улыбнулся он мне своей бесстрашной улыбкой, напомнив Всемогущего в моменты величия.              — Ты вообще-то только на втором месте, Деку. Не стоит так хвастаться поражением! — передразнил я его, видимо, надеясь в тот момент заткнуть придуманную мной гордыню в его сердце, но у меня не получилось — лишь ещё сильнее пробудил невыносимое тщеславие в своём.              — Так нечестно, Каччан! Ты первый побежал! Конечно же, я прибегу позже! — Изуку насупился и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что очень недоволен моим поведением. Опустив голову, он начал бормотать себе под нос что-то заумное и немного сердитое, снова, словно взрослый, рассуждая о не устраивающем его настоящем и о том, что я не дорожу им как другом. Его волосы стали качаться туда-сюда, будто хотели более понятно описать мне насколько некрасивым был мой поступок.              — Перестань, Изуку! — начал было я, пытаясь его успокоить. Мне не нравилось, когда он обижался — на сердце становилось тяжело и казалось, будто он сейчас снова расплачется. Расплачется из-за меня. — Хочешь, мы подойдём ещё ближе? Там, где ты сможешь получше рассмотреть все приёмчики героев!       Я знал, куда целиться, ведь Изуку ещё с пелёнок хотел стать героем — самым сильным героем на свете — и защищать людей с улыбкой на лице. Прямо как Всемогущий, ведь он восхищался им. Но ещё больше восхищался мной. Он всегда говорил: «Каччан, ты сможешь стать самым крутым героем!» Вот только я не хотел быть "героем". Они мне не особо нравились, если честно. Но очень нравились Изуку, поэтому я неожиданно для себя перенял его восхищение, в душе, видимо, желая быть с ним на одной волне. Я был готов спуститься по лестнице мнимого мной успеха на ступень ниже, лишь бы быть с ним. Быть рядом с ним.              — Каччан, но это может быть опасно, — Деку попытался мне возразить, но не смог: его глаза светились так, будто в каждой из них загорелось с десяток звезд, сияющих специально для меня. Этот безумный фанатик Всемогущего был слишком, слишком воодушевлён, из-за чего я не смог отбросить эту опасную затею. Я лишь хотел, чтобы он стал чуточку счастливее. Чтобы его глаза чаще горели только для меня.              Изуку редко плакал, но в основном по моей вине. Я был слишком дерзким, слишком бесстрашным, а он просто до безумия переживал за меня, иногда даже сильнее, чем моя собственная мать. Деку мог заплакать, когда я разбивал коленки, когда неосторожно использовал причуду и ранил себя, когда хулиганы, от которых я его защищал, оставляли на моём лице синяки и царапины. Но я был слишком мал, чтобы понять причины его беспокойства и ориентировался лишь на чувства, которые в то время оставались для меня непонятными, хоть и слишком прекрасными, чтобы от них отказываться. Я не хотел, чтобы Изуку обижали, поэтому принимал все удары на себя, не понимая, что творю. «Каччан, ты мог пострадать! Перестать так делать!» — вопил он каждый раз, когда я выкидывал какой-нибудь очередной травмоопасный трюк. Настоящий герой. В отличие от меня.              — Нисколечки! Пока я с тобой — ничего не случится! — маленький и бесстрашный я вытянул руку вперёд и поднял палец вверх, как бы показывая ему всем своим видом «не бойся». Да и мне нечего тогда было бояться. — Я тебе обещаю, Изуку.              Это было последним, что я помню о нём, но воспоминания и сейчас всплывают в моей голове так, будто всё было только вчера. Словно только вчера мы бесстрашно и незаметно перелезли через то ленточное ограждение. У самого своего края оно было порвано, поэтому никто нам не помешал сделать это. Деку быстро оглядывался по сторонам, будто стараясь запомнить каждый момент, проведённый в этом далёком от людей кусочке мира.       — Смотри, как классно! — сказал я, гордо запрокинув голову и уперевшись руками в бока.              — Вау! Каччан, ты такой потрясающий!              А ты был ещё более потрясающим, Изуку.              Был.              Я не помню точно, что тогда произошло — просто не видел. Всё, что осталось в моей памяти, было похоже на кадры из какого-то старого чёрно-белого кино: шум людей где-то вдалеке, топот чужих ног, толчок, крики и… страх. Серый страх, пронизывающий от головы до кончиков пальцев и заставляющий замереть на месте, не в силах сделать ничего. То, что больше никогда в жизни не хотелось бы испытать — жгучее чувство беспомощности и невозможности изменить, повернуть время вспять. Это был страх за свою жизнь, которой я мог лишиться, и за чужую, которая медленно ускользнула из моих рук.              Я понял лишь спустя несколько лет, что случилось в те злосчастные несколько секунд. Понял, что Изуку спас мою жизнь, лишив себя своей.              Герои не побеждали в том сражении. Они всухую проигрывали кучке хулиганов с мощными причудами и лишь перекидывались бодрыми и красивыми фразочками с наивной толпой, желающей увидеть шоу. Шоу, признаться, было эффектным, да до того, что осознание происходящего настигло зрителей только тогда, когда в их сторону полетели ножи, стрелы, люки, доски – всё, что плохо лежало на поле боя. Злодеи хотели отвлечь от себя героишек, но для этих фальшивок важнее было представление, разыгрываемое для публики, которая скоро из-за них же не окажется на этом свете.              Мы с Изуку не стояли там, но я чётко помню крик Деку, предупреждающий об опасности, и его резкий прыжок на меня, из-за которого я отлетел на добрых полметра. Не помню слов, которые он мне тогда сказал, или какого-то прощального жеста. В голове было и есть одна пустота. Пустота, заполненная белым шумом и кадрами, как в фильме. Повсюду была кровь.              Изуку просто раздавило обломком стены, прилетевшим откуда-то сверху. Он спас мою жизнь, похоронив себя и оставив меня здесь совершенно одного.              — Деку. Деку! ИЗУКУ! — истошно вопил я, стуча по серому бетону, надеясь, что он ещё меня слышит. — Прошу, ответь мне! Не бросай меня, Изуку!       Я не знаю, чего пытался тогда добиться, ведь всё было и так понятно — Изуку больше нет. Он больше не улыбнётся мне утром, маша руками под моим окном и уговаривая родителей отпустить меня погулять сегодня подольше. Больше не будет стоять рядом со мной, рассматривая божью коровку, ползущую по травинке, и слушая, как я громко рассказываю ему о насекомых. Не заплачет, смотря на меня, упавшего с дерева и разбившего коленку, пытаясь помочь мне встать. Не будет смотреть на меня своими зелёными глазами, полными детской наивность и счастьем. Он больше не спасёт меня.              Потому что Изуку больше нет.              Всё, что от него осталось — лужа крови, медленно растекающаяся по асфальту. Ни лица, ни глаз, ни тела — только кровь, напоминающая мне о том, что я больше никогда его не увижу.              Эта чужая жизнь мне стала дороже своей.              — Изуку, пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА! — из глаз предательски лились жгучие слёзы, застилая взгляд и будто запрещая мне взглянуть на то, что осталось от моего друга. — Отпустите меня, отпустите!              — Малыш, всё будет хорошо. Правда. Тебе просто нужно глубоко вздохнуть, — как можно спокойнее сказал мне полицейский, схвативший меня и пытающийся унести как можно дальше от трагедии. — Сейчас сюда приедут герои, и тогда…       — Никто не придёт, — на последнем издыхании ответил я. У меня уже не осталось сил ни плакать, ни драться, ни как-либо по-другому сопротивляться.              Я лишь хотел снова посмотреть в его зелёные глаза.       Плохо помню похороны, но, когда думаю о смерти, в голове всплывает лицо моей матери, склонившейся над фотографией уже покойной Инко и Изуку. Мидории умерли с разницей в полгода — у тёти не выдержало сердце. Я обвинил себя во всём: в том, что предложил ему перелезть через ограждение, что повёл его посмотреть битву поближе, что вообще в тот день позвал его гулять. В том, что мы вообще были знакомы.       «Прости меня, тётя Инко, прости!»       Если бы мы не были знакомы, если бы меня вообще никогда не существовало в этой реальности — Деку, мой дорогой Изуку, был бы жив. У него бы появилась сильная причуда, он стал бы героем — самым сильным героем на всём свете. И он бы был здесь. Я чувствовал готовность лишить жизни себя, но вернуть его.       «Почему настоящие герои умирают так рано?»       Те фальшивки обставили всё как несчастный случай и, по-видимому, решили, что их «простите» всё исправит. Вот только почему они думали, что это что-то изменит?! Их слова ведь не помогут Изуку, так зачем они продолжали так порочить его память?!       «Вы должны были его спасти, должны!»       Мне не было и семи, когда я понял, что был не единственным, кто потерял всё в тот день. Мне было жаль маму, которая изо всех сил старалась держаться и улыбаться. Жаль папу, который не мог ей помочь, хоть и искренне хотел этого. А всё случилось по моей вине. И я полностью понимал, что карма за содеянное меня настигнет, и просто перестал сопротивляться судьбе.       «Почему умер ты, а не я?»       Так я и закончил младшую школу, будучи запертым в своём мире сожалений совершенно один. Без поддержки. Без друзей. Без Изуку.       Я был никому не нужен: детям неинтересно играть со мной — с тем, кто вечно сидит наедине со своими мыслями или кричит на кого ни попадя при малейшем шорохе. Меня пытались исправить, водили по детским психологам, рассказывали моим родителям, занимались со мной. Мама стала переживать ещё сильнее. Она, как я понял, надеялась, что я ничего не запомнил — ни тот день, ни кровь, ни Изуку в целом. Но я помнил каждый момент, каждую секунду, проведённую с ним.       «Я не хочу забыть тебя. Пожалуйста, не бросай меня.»       После перехода в среднюю школу всё стало только хуже.