Преданные огню записи

Их смерть была долгой и мучительной. Для меня. И позорной тоже для меня. Чтобы осознать, что братьев у меня нет, мне потребовались годы плена, а потом — долгое возвращение к жизни. Поперву сложно было думать о чём-то и осознавать происходящее, но когда стали появляться силы, а с ними и способность мыслить, братья начали умирать. Медленно, болезненно, но неумолимо. Один за другим, по мере того, как вспоминались их лица, голоса, слова. Я словно видел их портреты внутри стекла, которые падали на камни и разлетались крошевом. Я думал — мы сами и наш дух — если и не могучее пламя, как у отца, то хотя бы благородная сталь, рождённая и закалённая в этом огне. Но нет — просто красивое стекло. Жаль, очень жаль. И братья умерли. Для меня. Потом мы встретились, и я увидел их тела, в которых больше не чувствовал души. Это были просто хроар — говорящие, двигающиеся, но мёртвые. Для меня. И тогда, ещё до конца этого не осознавая и, возможно, не желая принять, я простился с ними. Было очень странно понимать, что я — тот, кто должен был умереть, совершив ошибку и отправившись на переговоры с Морготом, выжил, а все, кто оказались хитрее, пали. Они уничтожили свой дух трусостью и предательством, и мне очень жаль, что братья умерли столь бесславно. Мы ведь хотели войти в летописи героями.