Синичка

Жить с Арсением Сергеевичем оказалось приятнее, чем с мамой и Колей. Меня вообще ни по какому поводу не гоняли, даже наоборот — помогали, лишний раз не дёргали. За моё пока что краткосрочное пребывание у Попова, я приготовила почти всё, что несколько лет таилось в моих заметках. Арсений Сергеевич не всегда охотно помогал мне, но я и одна неплохо справлялась. Кулинарными шедеврами удивляла я через день, потому что постоянно перебарщивала с граммовками и выходило слишком много. Я даже удивлялась сама, как ещё никого не отравила, потому что этим иногда питались и гости Попова. Периодически к нему заглядывал Антон Андреевич или Сергей Борисович, и в эти часы я просто отсиживалась в комнате, рисуя. Преподаватель по рисованию отправлял мне тонны заданий, которые нужно было выполнять один за другим. Помимо этого, я делилась успехами с мамой, с которой помирилась. Мы обе остыли и обсудили всё, поняв, что каждая была права и неправа в своей степени. Мы извинились, и всё наладилось. Я отправляла маме каждое своё выполненное задание, рассказывая о нём и вообще и жизни, но попросила, чтобы Коля не знал в курсах. Мама сказала, что ничего не скажет. Она даже показала мои работы отчиму без упоминания авторства, на что тот сказал сухое «красиво», но я осознавала, что этот человек искусства не понимает, а потому выдавить из себя что-то большее не сможет никогда. — Мам, ну как тебе? — я в очередной раз позвонила маме, спрашивая мнение о новом рисунке. На этот раз это был натюрморт, выполненный всё так же простым карандашом. — Дочь, мне очень нравится, — сказала мама тихим голосом. — Ты точно не на принтере это распечатала? — Не на принтере, — хмыкнула я и улыбнулась. — У меня вся ладонь в грифеле, буду пытаться сейчас отмыть и не запачкать раковину. Иначе мне прилетит. — Тебя бьют там, что ли? — Словесно прилетит, — исправилась я. — Если бы меня били, то всё было бы по-другому. Меня бы уже в квартире его и в помине не было. — Я уже испугалась, — выдохнула она. — Как тебе вообще живётся? Всё точно хорошо? — с нажимом спросила мама. Я прокрутилась на стуле и отъехала к окну, скрипя колёсиками. Я каждый день наблюдала за погодой и жильцами двора. Было очень много собачников, из-за чего почти каждую минуту кто-то да гулял с питомцем. Чаще всего появлялась пожилая семейная пара с мраморным корги, а реже всех я видела молодого парня лет двадцати с йоркширским терьером. Вообще жизнь двора была насыщенной, и мне это нравилось. — Всё правда нормально, мам. Ем, сплю, даже уроки делаю! С режимом сна тоже всё в норме. Чуть-чуть пришлось маме приврать, но я уже специалист в этой области. Во времена отсутствия Арсения Сергеевича в квартире, я куталась в свою куртку и выходила на балкон убивать лёгкие и истреблять сигареты из пачки. Я старалась делать всё не быстро, чтобы всё же получить хоть какое-то удовольствие, но и не медленно, дабы не произошло инцидента, когда Арсений Сергеевич вернулся бы, а тут такое. В такие моменты я чаще всего болтала с Ваней по телефону, а если он не мог, то говорила обо всём накопившемся своей новой мягкой подружке. Плюшевая синичка была со мной везде. Я с ней спала, рисовала, ела, смотрела фильмы, курила. Она стала единственным молчаливым собеседником, который мне нравился. К тому же синичка была безумно милой, что глаз не оторвать было. Одно для меня оставалось загадкой — когда Попов успел её купить? Или как я не заметила то, что она была в пакете? Странно, но плюсов в игрушке было куда больше. Арсений Сергеевич подтрунивал надо мной, говоря, что я и замуж за игрушку выйду. Я назвала синичку Сеня, потому что это имя подходило как девушке с именем Ксюша, так и парню. Ещё сыграла роль дарителя. Попов, услышав, как я назвала игрушку, поморщился, признавшись, что эту форму имени ненавидит. Нет, конечно, в шутку близкие го так называли, но не больше. Кстати, о знакомых. Женя вернулся с отдыха. и мы наконец смогли увидеться. Правда, пришлось нам видеться во дворе, гуляя вокруг дома, потому что Арсений Сергеевич иначе меня не отпускал. По его словам, он всё ещё беспокоился за моё моральное состояние, а Коле вообще обещал, что не выпустит из дома без сопровождения. Знали бы вы, каких усилий мне стоило упросить его! Я бы родила быстрее, чем он меня отпустил на пару метров дальше двора. Хотя я радовалась и тому, что имела. Мы неплохо провели время, делясь впечатлениями. Во благо себе я умолчала подробности о месте проживания, просто сказав о том, что тут живут знакомые, и водя Женю по двору подальше от машины Попова. Когда я вернулась домой после этой прогулки, глупая улыбка не сходила с моего лица, и это не осталось незамеченным внимательным Арсением Сергеевичем, чёрт бы его побрал. Он усмехнулся, покачав головой. В его глазах читался явный намёк, но он был приправлен другой эмоцией, которую я так и не распознала, но поспешила убедить преподавателя в том, что мы с Лавровым просто общаемся, не больше. Попов махнул рукой, сказав, что ему вообще без разницы, и ушёл, оставив меня наедине с мыслями. Арсений Сергеевич, в свою очередь, проводил много времени за школьными делами. Он то и дело проверял что-то, составлял, советовался. Также по его инициативе мы продолжали наши занятия по математике, потому что, по мнению Попова, каникулы созданы не только для отдыха, но и для повторения и закрепления выученных за полгода знаний. Я, конечно, отнекивалась и смогла в один день отвертеться, но в остальные меня чуть ли не силой усаживали за стул и объясняли новую тему. Оказалось, что у Арсения Сергеевича есть маркерная доска дома. Не то, чтобы я была сильно в шоке, но это было необычно. Не каждый день такое увидишь, но этот предмет лишь подтверждал его душность. — Кристина, ты долго собралась искать одну ручку? — я уже слышала эти нотки раздражения в его голосе, но я правда не могла найти ручку! Она куда-то упала, а куда — я понятия не имела. Махнув рукой, я оскорбила пишущий предмет и взяла карандаш. Я вылетела в гостиную, сразу садясь за стол на диван. Арсений Сергеевич уже написал какое-то сложное уравнение на доску, где букв было больше, чем цифр. С вскинутыми вверх бровями я посмотрела на выражение, а потом перевела взгляд на Попова. — Это из литературы? — уточнила я. — Да, у Толстого из произведения цитата, не знала? Нет, конечно. Последнюю тему помнишь? Я нервно улыбнулась. — Ясно... — он снова вздохнул. — Тогда слушай, а заодно переписывай пример. Арсений Сергеевич начал заново объяснять мне всю тему. Я старалась внимательно слушать и записывать, но в голове была сплошная каша. Я никак не могла понять, как мы складывали буквы между собой. Моё непонимание было выражено на лице. — Устала? — спустя сорок минут спросил Попов, пока стирал с доски предыдущие записи. — Я ничего не понимаю, — я упала головой на тетрадь. — Но это не сравнится с заданием по физике. — А что у вас там? — Надо провести опыт, записать его на видео, детально описать, а ещё сделать конспект другой темы. Там параграф страниц на десять, если не больше, — проныла я. — Тебе помочь с чем-то? У вас ещё, как я помню, должна быть проверочная после каникул, — предложил Арсений Сергеевич, а я что? Я с радостью согласилась. Оказалось, что Попов — мастер всех предметов. Впервые за все года мне стала понятная физика. Я откровенно не понимала эту науку с самого первого урока, который прошёл в седьмом классе. Повлияло, конечно, и то, что я не была заинтересована в подобном предмете, потому так и вышло. Зато Арсения Сергеевича я слушала внимательно, вникая в каждое слово. Его языком всё было гораздо понятнее, он использовал какие-то простые слова и выражения, которые позволяли понять всё, о чём была речь. — Смотри, диффузия — взаимное проникновение молекул одного вещества между молекул другого, — он нарисовал на доске пример. — Вот, примерно так это происходит. И это явление является доказательством сразу двух положений: того, что все вещества состоят из молекул, и наличия хаотичного и беспрерывного движения молекул. — Какой опыт можно с диффузией провести? Что во что налить? — спросила я. — Марганцовки у меня нет... Можем просто чай заварить, это тоже будет демонстрацией, — порассуждал Попов. — Кстати, чем больше будет температура, тем быстрее пройдёт диффузия... Ещё мы заранее решили задачи из учебника, от которых голова шла кругом даже до начала решения. Арсений Сергеевич сначала сам расписывал, чтобы потом объяснить мне. Не обошлось без трудностей — ему приходилось возвращаться к тексту параграфа, но, в конце-концов, он решал. И правильно. С его объяснениями всё было понятно и просто, как будто бы это была арифметика первого класса или урок окружающего мира. — А вы не хотите у нас физику вести? У вас классно получается, — улыбалась я, сверяя наше решение с верным. — Не буду отнимать хлеб у Ольги Ивановны, — хмыкнул преподаватель, вставая с дивана. — Пошли на кухню. Когда мы начали записывать экспериментальное доказательство, я на секунду почувствовала себя ведущей программы «Галилео». Арсений Сергеевич расписал мне всё, что нужно было сказать, на доске, мне оставалось рассказать и показать. Поставив две прозрачные кружки рядом, я окунула в них пакетики с чаем, параллельно объясняя, что к чему. — Отлично, — сказал Арсений Сергеевич после окончания съёмки. — Ты сама хоть поняла? — Да вроде как. Это не так сложно, — пожала я плечами. — Тогда почему разбитый стакан обратно не собрать просто по кусочкам? — Ой, ваши эти вопросы, — отмахнулась я. — Я сегодня слишком много думала уже. — Давай объясню. Я даже перечить не стала. Эта фраза моментально вернула меня в детство, когда я что-то не понимала, а папа с радостью всё объяснял. После его смерти так делала тётя Ира. Они оба были очень умными, буквально примерами для подражания. И я, находясь в такой среде, должна была вырасти такой же развитой, но получилось, что получилось. Балбес, зато творческий. Зато так приятно было сидеть и слушать, как кто-то с не меньшим энтузиазмом и интересном рассказывал и объяснял что-то новое мне. Не просто отвергал, призывая спросить у кого-то другого. Я так и не объяснила Арсению Сергеевичу, почему так сильно улыбалась. Также началось бурное обсуждение ежегодной поездки. Оказалось, что у класса Арсения Сергеевича была традиция — каждый год ездить на новогодних каникулах в лагерь, который находился где-то заграницей у моря. Сказать, что меня это удивило, — это не сказать ничего. Я знала, что школа элитная, но не настолько же! Какие заграницы? Да ещё и с классом! На поезде! Я чуть было не выплюнула чай, когда с утра Арсений Сергеевич спросил, поеду ли я. Конечно, я сразу пошла уточнять у мамы, а затем у Ксюши с Ваней. Эти двое сразу ответили, что будут в поездке. Мама поговорила с Колей, и выяснилось, что тот уже билеты оплатил с проживанием. Ещё бы. Он всегда был рад лишний раз меня из дома выставить. Тем более, что поехать мы должны были сразу после окончания новогодних каникул, и это значило, что моё отсутствие в их с мамой жизни продлевалось. Но если сказать честно, то я и сама была рада побывать в Таиланде без родственников. Но что меня в этом всём не радовало — наличие Аланы Владимировны. Наших сопровождающих должно было быть трое — Арсений Сергеевич, Антон Андреевич и она. Я не представляла, как могла бы ужиться с ней. Нет, мне не приходилось бы, я была уверена, что она все мозги выклюет! Самое главное, Алана Владимировна появлялась на пороге квартиры Попова чаще, чем все его остальные друзья. Мне казалось, что я через день слышала её голос. Меня начинало это раздражать. Ещё и её сладкая манера общения, от которой тянуло только блевать. /Я всегда старалась отсиживаться в своей комнате, когда приходила Алана Владимировна, но именно сейчас мне нужно было набрать ещё салфеток для кисточек, сменить воду для них, да и просто попить. Вздохнув и собравшись с силами, я взяла баночку в руки и вышла на кухню. Преподавательница по литературе что-то увлечённо рассказывала Арсению Сергеевичу, но, заметив меня, остановилась. Вряд ли ожидала увидеть, а Попов наверняка не рассказывал. — Здравствуй, Кристина, — поздоровалась она. — Не ожидала тебя тут увидеть. — Здравствуйте, — ответила я, игнорируя вторую фразу. — Готовишься к литературе? — усмехнулась Алана Владимировна, и Арсений Сергеевич вслед за ней. — Прочитала всё, что нужно? — Ещё нет, но сочинения пишу. Арсений Сергеевич не даст соврать, — хмыкнула я, набирая воды в стакан и баночку. Я захватила салфетки и поскорее ушла с кухни. Литераторша была настолько приторной, что казалось, будто стены внезапно стали сахарными, а предметы были из сладкой ваты. Попов становился рядом таким же, кардинально менялся. Кошмарная парочка. Нет, они были оба красивыми и даже подходили друг другу, но точно не характером. В Алане Владимировне чувствовался подвох, но, видимо, только мной. Вокруг её обожали и лелеяли. Она была чересчур доброй в компании Попова, даже не верилось. Одни подозрения. Благо, что их встречи не особо затягивались, и Алана Владимировна уходила домой через часа два. Я всё это время была в наушниках, а как она покидала квартиру, выходила на кухню подкалывать Арсения Сергеевича. За шутками я скрывала свою неприязнь к преподавательнице. Попов же твердил, что они решают чисто рабочие вопросы, но я ему не верила.

***

В очередное наше математическое занятие я снова поражалась уму Арсения Сергеевича, откровенно не понимая, как в его голове помещалось столько формул и как это вообще может нравиться. — Это же тоже не в моменте произошло, Кристин, — грустно улыбнулся Попов, откладывая маркер. — Мне понадобилось девять лет, чтобы это устаканилось. — Девять? Так мало? — Я не хотел становиться учителем или связывать жизнь с математикой, — объяснил Арсений Сергеевич, садясь на кресло напротив меня. — Я ненавидел алгебру с геометрией. — Да ладно! Вы выглядите так, будто всю жизнь на это положили! Не верю! — я отложила ручку, всплеснув руками. — Ладно я, балбес, который не понимает ничего, но вы... — Ты не понимаешь, потому что считаешь, что тебе это не нужно. Я так же думал. — Оно мне нужно, но не в таком объёме... — откровения рвались из меня, и я дала им волю. — Я просто хочу уже как можно быстрее переехать и получить профессию, чтобы работать по специальности. Я уже себе и университеты в Питере присмотрела, а там нет столько математики. — Ты только в Петербург хочешь? — Да. Это моя мечта с детства. Я там так и не смогла побывать до сих пор, но небольшое представление имею. Это буквально тот город, который даст мне целую кучу возможностей и вдохновения! Вы представляете, сколько там красивых мест? А люди какие? Все творческие и возвышенные! Картина маслом для дизайнера! Мне одних фотографий хватает, чтобы вдохновиться. Там ещё столько мест, где можно свою студию открыть. Где-нибудь в уютном дворике или на людной улице, чтобы витрины сразу бросались в глаза! Тема про переезд всегда была очень эмоциональной для меня. Я горела этим уже несколько лет, а потому простым рассказом обойтись не могла. Я всегда описывала все детали, делясь впечатлениями и мечтами вдохновенно. У меня зашкаливал пульс от каждого упоминания возможного скорого переезда. Чуть ли не до дрожи в руках я хотела этого. Лелеяла я эти мечты, как маленького ребёнка. Они росли в моей душе и каждым днём становились всё сильнее. — А в Москву, например? Тоже ведь красиво там, клиентов побольше для дизайнера, — спросил Арсений Сергеевич, на что я резко ответила «нет». — Ладно. Я такой же. — Тоже Москву не любите? — В Питер хочу. С пятнадцати лет, — он снова грустно улыбнулся. — Считай, двенадцать лет будет мечте в марте. Я всегда хотел поступить в театральный и актёром быть, но не вышло. Тянуло меня в творчество всю жизнь, я даже в студию театральную ходил, но потом... Пришлось сделать выбор в пользу стабильности из объективных соображений. Да и экзамены для поступления на учителя литературы не очень хорошо сдал, не приняли. Математику с физикой тоже посредственно, но на преподавателя учиться взяли. Зато сейчас многого добился в этой сфере, тоже хорошо. Правда, иногда посещают сомнения, что я не это люблю... — Меня вообще посещают мысли, что я никого не люблю, — хмыкнула я. — Только Ваньку одного, да и то не больше, чем как друга, и маму. Так иногда хочется кого-нибудь полюбить уже, вы бы знали. Чтоб раз и навсегда, закрепить, а то не хочу уже с людьми прощаться... Надоело... — В таком случае надо сразу семью заводить, брак регистрировать, чтоб понадёжнее, — сказал Попов. — Хотя, кольцо на пальце тоже не гарантия. Да и не спеши искать кого-то, человек сам тебя найдёт, не заморачивайся так. Вон, мне двадцать семь почти, а за спиной никого. Ни жены, ни детей, ни родителей толком. — С родителями случилось что-то? — Нет, нет, — слегка хмыкнул мужчина. — Просто не общаемся. Я как уехал от них в семнадцать, так и не приезжал. — И вам совсем не грустно? Не скучаете? — я была вновь удивлена. Сколько бы я ни говорила о том, как хочу поскорее уехать, я не представляла свою жизнь без мамы. Так или иначе я бы приезжала к ней, чтобы повидаться. А тут... Десять лет без родителей... Даже представить не могу! — Скучаю, конечно, но привык уже. Я как-то созванивался с отцом, но он не поменялся нисколько... Вот смотри, сейчас я тебе сижу и разжёвываю темы по максимуму, как могу, потому что ты задала вопрос. В моём детстве такого не было. — Как? Почему? — Не знаю, — пожал плечами Попов. По глазам я видела, как ему было некомфортно, но почему-то он продолжал рассказывать о детстве. Очередной сокровенный момент сохранился в моей памяти отпечатком, потому что слёзы на глаза наворачивались сами собой. Я видела в их взаимоотношениях с отцом свои с Колей, из-за чего становилось ещё хуже. — Он говорил, чтобы я сам где-нибудь почитал или посмотрел. Самостоятельность, наверное, развить хотел, — мужчина снова улыбнулся. — Из-за этого я и пытаюсь вам помогать как можно больше и бесплатно, потому что знаю, что не я один с такими родителями. Надеюсь, что я буду лучшим отцом, чем мой папа. Я попыталась улыбнуться, но выходило настолько натянуто, что даже пробовать повторно не стала. Я ушла глубоко в свои раздумья, пытаясь не намочить листы в тетради солёной водой. Сколько бы я ни пыталась быть равнодушной ко всем темам, я не могла сдержать эмоций. И, вроде бы, у меня семья почти такая же, но что-то больно кололо. Было даже обидно за Попова — он был не таким плохим. Никто вообще такого не заслуживает! — Кристин, всё хорошо? — Арсений Сергеевич обеспокоенно наклонился ко мне. — Да... Да, — я вытерла глаза и улыбнулась. — Чутка растрогалась. Переходный возраст не простой, — съехала на шутку и рассмеялась. — Извини, если тебя это как-то расстроило... Само собой вышло, — преподаватель замялся, а я мягко похлопала его по плечу. — Всё в порядке. Всем нужно выговариваться. — Вернёмся к алгебре? — Вы всё об одном, — я закатила глаза и вязала ручку в руку. — Давайте сюда ваши уравнения. После обсуждения всей темы и решения с, как мне казалось, полсотни уравнений, мы закончили. В голове что-то отложилось, но мне казалось, что последние десять примеров я решала почти наугад. Мой мозг уже отказывался функционировать ради математики. — Господи, а в школу-то как выходить... — мучительно простонала я, хныкнув. — Как и всегда, — пожал плечами Арсений Сергеевич. — У вас каникулы всё равно дольше будут с поездкой, так что не расстраивайся раньше времени. — Точно! Я уже успела забыть о поездке, которую теперь уже ждала, как не знаю, что. Меня прямо изнутри пробирало при каждом упоминании. Была бы возможность, я бы заскакала на месте, только и твердя о скорой поездке. И что, что с классом? Радости моей по-прежнему не было предела. — Не очень я, конечно, люблю их. За компанией Сони уследить нереально, а ещё и Антон... Андреевич только и поощряет их курение, — делился эмоциями Арсений Сергеевич под звук микроволновки, внутри которой крутилась еда. За окном уже вечерело, становилось темнее и темнее. На градуснике пробило минус двадцать, ещё и снег пошёл. Ни о какой прогулке я и думать не могла, оставалось только тоскливо глядеть на улицу, считая пролетающие снежинки и разглядывая узоры на окне. Метель была настолько сильной, что я еле могла увидеть светившиеся окна соседнего дома, не говоря уже о небольшом подглядывании за чужой жизнью. Какие-то смельчаки с большими собаками всё равно выходили на улицу, но не один из них не задерживался надолго. Всех сносило одним порывом ветра, и хозяева, поплотнее кутаясь в одежду, уходили обратно в тёплую квартиру. Я почти весь день провела на кухне — там батареи сильнее грели и вид был лучше. После математики и наших разговоров Арсений Сергеевич ушёл отдыхать, а я, захватив из комнаты скетчбук с пеналом, сидела и рисовала. Силуэты один за другим появлялись на бумаге, образуя полноценную картину, наполненную не красками, но эмоциями. Это давалось мне очевидно лучше математики, а ещё и приносило куда большее удовольствие. Но занятие было прервано на ужин спустя пару часов. — Да ладно вам, не так уж и много людей курит у нас, — сказала я, не отводя взгляда от окна. — Вы драматизируете. — Ты их поимённо знаешь? — хмыкнул Попов, и я услышала звук соприкосновения тарелки со столом. — Предполагаю только, — я повернулась к столу и взяла вилку в руку, сразу же протыкая кусок брокколи. — Я со своими одноклассниками не общаюсь. — С ними сложно, — ответил Арсений Сергеевич, пожав плечами и сев напротив. — Они с первого класса вместе идут, новеньких не любят. — По ним видно, — хмыкнула я, снова вспомнив акт унижения. — Злые. — Жестокие, — согласился мужчина. — Однажды даже вытравили одну, перевелась. После школы подловили да избили в ближайшем дворе. Страх божий. Я нервно сглотнула, осознав, что от меня они хотели того же самого, но не на ту напали. Я принципиально просижу до конца учёбы, чтобы дать им понять, как они ошиблись с выбором жертвы. — Семью отговорили от написания заявления, они сами как-то решили проблему, но девочку эту я больше не видел. Они, вроде, переехали, с ними Антон Андреевич пересёкся как-то, — пояснил преподаватель. — А в поездке за ними глаз да глаз нужен, я толком не отдыхаю. — Расслабишься с такой толпой, — усмехнулась я, отправляя в рот наколотые на вилку и уже остывшие брокколи. — Такие поездки — издевательство над учителями, если честно. Никогда не видела, чтобы преподаватели довольные возвращались. — Это уж точно. Ладно, ешь давай, приятного аппетита. Остаток вечера мы провели молча, снова сидя по разным комнатам. Я полвечера переписывалась с Ваней и Ксюшей параллельно, договариваясь ехать в одном купе. Мы коллективно решали, кто поедет с нами третьим, а потом Ваня вспомнил, что мальчиков и девочек всё равно расселят отдельно, и нам придётся бегать. Я написала Абрамову пару ласковых, послав подальше. С Ксюшей мы проболтали ещё недолго, после чего я увидела, как свет в гостиной погас, а значит половина квартиры погрузилась в сон. Включив настольную лампу, я освободила место на столе, чтобы туда поместился холст. Все эти дни я пыталась хоть что-то с ним сделать, хоть как-то применить, но дальше расчерчивания на части не уходила. Я пыталась хотя бы тематику придумать, подобрать цветовую палитру, но выходило всё из рук вон плохо. Сейчас я пробовала снова, но идеи вылетали из головы, даже не задерживались там. Наброски я стирала один за другим, и вскоре весь стол был завален кусочками ластика. Карандаш был сточен, пришлось снова проходиться по грифелю канцелярским ножом, пачкая пенал и принадлежности в нём. Маленькие кусочки дерева он стержня мягко, но резко падали на стол и в пенал, пока я продолжала раздумывать над тем, что изобразить на холсте. Идея пришла внезапно, но была единственно верной. Я быстро нашла в интернете фотографию Казанского собора в Петербурге и, выбрав самую удачную, взяла её за референс. Я захотела хоть как-то отблагодарить Попова за всё, что он сделал для меня за этот небольшой период, поэтому посчитала, что картина с изображением части города его мечты будет идеальна. Надев наушники для лучшего погружения в процесс, я принялась набрасывать контуры. Я, конечно, не любила рисовать архитектуру, но идея и одержимость ею стояли на первом месте. Одна песня сменяла другую, пока кисть, двигая карандаш, пачкалась в карандаше, делая линии менее чёткими. Хотелось за ночь изобразить всё в мельчайших деталях, но меня не хватило. Архитектура оказалась более сложной для моего скромного художественного арсенала, а потому все детали прорисовать карандашом одной мягкости стало сложно, и я оставила задумку до конца отдыха, решив, что буду добавлять детали, да и всё. Искусство всегда было лучшим в жизни.