Синичка

Сразу же после премьеры нашего «спектакля» мы начали разучивать вальс. К нему были приговорены поголовно все десятиклассники, даже пришлось немного отсыпать девятиклашек, чтобы всем девочкам хватило пары. Зачем мы всё это делали? Ответ был прост: у школы был день рождения, к которому, по словам Станислава Владимировича и Арсения Сергеевича, всегда готовились основательно, словно приезжал сам президент. Вот и я не смогла отвертеться, и на первую репетицию пришла, как на смертную казнь, но радовало то, что абсолютно с таким же выражением лица сидели Ваня с парнями и Ксюша. Абрамов мне всю дорогу ныл про то, как проходили репетиции в прошлом учебном году, насколько это было ужасно. От его рассказов мне трижды хотелось убежать и дважды повеситься. Я верила ему на слово, хоть и знала, что он любитель преувеличить, иногда очень даже сильно. Не парень, а ходячий гротеск. Но час от часу не становилось легче, а смертный одр был ближе и ближе, поэтому перед воротами школы я перекрестилась. Так, на всякий случай. Ваня хмыкнул, пошутив про то, что дальше Бога нет, и зашёл на территорию школы. Когда мы подошли к крыльцу, я сказала, что мне срочным образом нужно покурить перед такой нервотрёпкой, на что Абрамов разозлился ещё больше, чем до этого. — А раньше ты сказать не могла? Ещё бы прямо в зале заявила! — Не кипишуй, — я посмотрела на него, а потом перевела взгляд на закоулок. — Я мигом. Одна нога здесь, другая — там. — Иди уже, — фыркнул Ваня, заходя в здание. Я бы рассыпалась в горстке комплиментов и пожеланий ему, но время, выделенное на перекур, было маленьким. Я тут же выбежала с территории школы за ближайший дом и сразу же встала в сугроб, набирая снег в обувь. Обматерив зиму, я вытряхнула несколько снежинок, после чего рукой только махнула и подожгла сигарету. Да уж, репетиция ещё не началась, а мы уже в говне. Только бы никого не встретить! Мысленно я скрестила пальцы, чтобы никто не додумался ходить через этот дом, но через секунду на горизонте выплыли знакомые фигуры: одна была в чёрном пуховике, а вторая — в короткой белой куртке. — Да чтоб вас обоих! — пропыхтела я себе под нос, прежде чем развеять остатки дыма и кинуть недокуренную сигарету в снег, закопав её. Закинув пару жвачек в рот, я вышла из-за угла, делая вид, что пишу кому-то в мессенджере. Фигуры в тёплом приближались, но я была готова к встрече. — О, Крис, приветик! — раздался звонкий Ксюшин голос, и я обернулась, улыбаясь. — Привет, — я приобняла её. — И вам здравствуйте, невоспитанный человек. — Здравствуйте, самая воспитанная ученица на планете Земля, — Арсений Сергеевич хмыкнул. — Только мне интересно знать, когда я должен был успеть вставить своё приветствие? — Воспитанные люди всё успевают, — я тряхнула волосами. — Пойдёмте уже, у нас времени — минимум. — Точно! Вера Игоревна терпеть не может опоздания, — Севастьянова ускорила шаг. Заходя в школу, мы выстроились в некую линию. И даже просто стоя на месте, Арсений Сергеевич не упустил возможности припомнить мне колкость. — Только вот воспитанные люди не курят около школы, — прошептали мне в затылок, а я так и замерла на месте. — Откуда вы взяли вообще? — я попыталась скрыть удивление и съязвила, не поворачиваясь к Попову лицом. — От тебя дыма за километр было. — Это пар. На улице не жара, — парировала я и, храни господь раздевалки, проскользнула в специальное помещение. Я прижалась спиной к стене, судорожно дыша. Этого-то мне не хватало! О моём пристрастии к никотину знал Ваня. Больше никто. Он, я знала точно, что никому не скажет, но вот Арсений Сергеевич... Сто процентов даю, что сразу бы родителям сообщил, потому что в школе дурацкая система, по которой преподаватели обязаны о каждом вздохе сообщать родителям. Меня это раздражало, потому что любое опоздание дома мне грозило выговором о том, какая я безответственная. Мама, конечно, приходила и успокаивала меня, если Коля перегибал палку, но никогда не защищала. Я знала, что она думает, что он прав, она согласна с ним. От такой «заботы», приправленной осознанием того, что мои права в семье почти что отсутствуют, меня только тошнило, и я часто не дослушивала маму. Я просто уходила в комнату, запираясь. Моей терапией продолжало быть рисование. В альбомах и блокнотах всё чаще стали появляться люди, а не различные предметы или мебель. На белых страницах мелькали лица — знакомые и не очень. Мне нравилось прорисовывать мелкие детали, доводить каждую черту до мельчайшей точности. Перфекционизм играл со мной по-доброму в этот раз. Каждый портрет получался идеальным и нравился мне, а такое случалось последний раз в детстве, когда карандаш ещё из рук выпадал во время процесса. Вернувшись мыслями к школе, я выглянула из-за угла, проверяя, ушёл ли Арсений Сергеевич. Удостоверившись, я спокойно переоделась и, поправив кофту, пошла на выход из раздевалки. У двери меня уже ждала Ксюша, уткнувшись в телефон. — А ты уже выбрала, с кем будешь танцевать? — спросила Севастьянова, пока мы поднимались на второй этаж. — Надеюсь, что с Абрамовым, — хмыкнула я, но понимала, что с Ваней мне ничего не светит. Поскольку на вальс пригласили девятиклассников обоих полов, Ваня выбрал Элю. Они начали общаться совсем недавно, но уже успели стать чуть ли не лучшими друзьями. Абрамову было обидно за такое «прозвище», потому что по его глазам и рассказам было ясно, что Эля ему нравилась, да ещё как. Моим долгом было лишь поддержать друга и дать несколько советов. — А я вот не знаю... Нас, наверное, опять расставят по росту без шанса выбора, — вздохнула Ксюша. — В прошлый раз так и было. — Значит, так и нужно, — усмехнулась я. В кабинете танцев стояло много людей: весь наш класс, десяток девятиклассников и три преподавателя. Кабинет был просторным, а вдоль одной стены даже балетный станок расположили. В углу стоял шкаф, наверное, с различным инвентарём, а на противоположной стороне — колонка. В помещении было душно и шумно, атмосфера изначально не располагала к себе. — Дети! Все пришли? — громкий и немного визгливый женский голос раздался и ударился о стены кабинета. — Да, Вера Игоревна, можем начинать, — Арсений Сергеевич посчитал головы. — Встаньте все в одну шеренгу. Сначала мальчики, а потом девочки. Мы выстроились в произвольном порядке, после чего нас расставили по росту. Я снова оказалась ближе к концу, но меня это мало беспокоило, хоть и я была почти зажата между Сашей и Катей. Но я ещё не знала, что самые муки начнутся через пять минут. Трое преподавателей с умным видом смотрели на каждого из нас и перешёптывались, после чего Антон Андреевич из ниоткуда достал блокнот и стал записывать пары. — Севастьянова и Щербаков! — прозвучали первые две фамилии, и ребята вышли вперёд. Выглядело всё так, словно записывали нас в расстрельный список. Я поёжилась, продолжив ожидать своей участи. На меня то и дело бросали взгляды Антон Андреевич с Арсением Сергеевичем. Видать, совсем не знали, с кем поставить. Мой рост был не самым маленьким в классе, средним, поэтому я не понимала проблемы. Я осталась одной из самых последних, когда к преподавателям подошёл Женя, что-то нашептал на ухо, а потом хитро посмотрел на меня. Я смущённо и неловко улыбнулась. — Лавров и Синицина! — объявила Вера Игоревна, а у меня сердце так и замерло. Я была готова к чему угодно, но не танцевать вальс с Женей! Вздохнув, я подошла к нему, встав плечом к плечу. На нас оценивающе посмотрели, после чего историк и хореограф единогласно кивнули, а Арсений Сергеевич ничего не ответил. Его мнение было не так важно, поэтому мы встали к готовым парам. — Тебя хотели поставить к Владу, — шепнул мне Лавров, кивнув на нашего одноклассника. Влад был странным пареньком с ботанским видом, но я ещё не решила, что было страшнее — танцевать с тем, в кого ты влюблён, или с каким-то заучкой, который не знает, как пользоваться одеколоном или простым парфюмом. — Ага, — тихо произнесла я, так и не повернувшись. Меня с ног до головы окутало жутчайшее стеснение, я была уверена, что мои щёки горели похуже Марса. — Что-то случилось? — снова Женя, и снова я молчала. — Ты не своя вообще. — Забей, — я отмахнулась и натянула улыбку. — Просто не люблю танцевать. Сразу напоминает музыкалку. — Ты в музыкальную школу ходила? — удивился блондин. — Несколько лет, а потом надоело. Поняла, что вокал — не моё. Душа к рисованию лежала и лежит, — хмыкнула я, неволей вспомнив вокальные года. Замечательно было всё, пока не сменилось руководство и преподаватель. — Крис, а ты сама до дома дойдёшь? — спросил Ваня, подойдя со спины. — Если ещё раз так сделаешь, то придётся тащить. Дойду. — Спасибо, — прошептал мне Абрамов и кивнул за спину, где стояла Эля. Я многозначительно кивнула и улыбнулась, хлопая друга по плечу. Я была рада, что Ваня наконец-таки не просто будет шататься от школы до дома и иногда гулять, а начнёт общаться с противоположным полом. Нет, я, конечно, в приоритете, но это всё равно временно. Рано или поздно у Вани появилась бы девушка. — Слушай, раз ты с Ваней не пойдёшь, давай я тебя провожу? — предложил Лавров. — Ой... Ну, можно, наверное... За всю репетицию я сотню раз прокляла себя за такой ответ. Мямля, не больше! Ей Богу, можно же было подумать про себя, а потом уверенно сказать! Нет, нужно сю-сю устраивать! Всегда ненавидела в себе стеснение, которое проявлялось неожиданно и всегда в ненужное время. Наверное, оно и было единственной слабостью в данное время, больше меня не беспокоило ничего. — Дети, встаньте по парам, сейчас мы вас в линии выстроим, — снова приказали нам, когда подготовительные упражнения были выполнены. Нас с Женей сразу же отправили в третью линию — последнюю. Я, в целом-то, была рада, потому что танцевать не умела от слова совсем. Вообще я боялась опозориться, особенно перед Женей. Тренируя положение рук, уже всё пошло не по плану. Я знать не знала, как нужно правильно держать руки: куда локоть, куда запястье. Я полностью отдала контроль над собой Вере Игоревне, которая расставила всё, как надо. Женя терпеливо стоял рядом, иногда лишь переговариваясь с парнями рядом. Я смотрела куда угодно — но не на него. — Может, опустим уже руки? — хмыкнул Лавров, когда я уставилась в зеркало, задумавшись. — Чуть-чуть затекает. — А? Да, да... Прости, — я закивала, опуская руки. Действительно затекли. — Не извиняйся, чего ты, — улыбнулся, ткнув в бок. Два часа пролетели незаметно, но устала я знатно. Нас загоняла по полной программе, словно мы учились в «Тодесе» и завтра у нас был концерт в Кремле! Мне пришлось идти умываться и охлаждаться, прежде чем пойти в раздевалку. Что девочки, что мальчики причитали о нагрузке, сравнивая её с прошлогодней. Кто-то твердил о том, что это — ещё цветочки (я боялась спросить, какими были тогда ягодки), а остальная часть негодовала, зарекаясь больше не приходить и не танцевать до выпускного. — Как тебе? — спросила у меня Ксюша, нервно улыбнувшись. — Появилось желание уйти куда подальше? — Не то, чтобы сильное, — ответила я, натягивая шарф на голову. — Тебе с Лёхой как танцуется? — Я уже устала на каждое мероприятие с ним в пару вставать, если честно, — призналась Севастьянова. — Но мы уже привыкли, поэтому ничего нового. — Да это судьба, вам стоит задуматься, — я подмигнула. — Он не такой уж и плохой. Шутит иногда так себе, но... — Нет! Ни за что! Ни с кем из класса! — прервала меня Ксюша, замотав головой. — Они все тут придурки. Ну, кроме Вани, может быть... — она осеклась. — Да не волнуйся ты, я ему не мама, чтобы заступаться и выгораживать, — я обняла её за плечи, выводя из школы. — При мне о нём можно говорить что угодно. Я и без того всё знаю. — Просто... Вы же лучшие друзья, мало ли тебе неприятно, — поёжилась одноклассница. — Всё в порядке. — Ладно. Спасибо, я побежала! До завтра! Я помахала ей, проводив взглядом до её машины. Сама же я спустилась с крыльца, подходя к Лаврову. Парень стоял, облокотившись на перила, и играл во что-то на телефоне. — Идём? — спросила я, засунув руки в карманы. — Да, сейчас, доиграю, а то заблокируют. Я вздохнула и встала ждать. С крыльца то и дело уходили одноклассники, я уже каждого проводила мысленно. Вот и с крыльца вышли Антон Андреевич с Арсением Сергеевичем, они опять активно переговаривались, а историк даже смеялся. Шастун достал из своей куртки пачку сигарет, за что сразу получил поток лекций от Попова — я поняла это по лицу историка. Он еле сдерживался от того, чтобы закатить глаза. — Всё, Арс, катись нахрен со своими нравоучениями, — это прозвучало громче, чем он планировал, поэтому оглянулся, пытаясь увидеть тех, кто мог это услышать. Мне не хватало только рукой помахать, мол, я услышала, да. — Потише будь, ты не у себя дома, — шикнул на него Арсений Сергеевич, посмотрев на меня через плечо. Он был раздражён. — Ах, да, забыл, что мы в великой альма-матер нашего городка! — продолжал веселиться историк. — Расслабься, ты не на каторгу идёшь, а в ресторан. — С тобой ходить — как на каторгу. — Да ну тебя. Мы с девочками тогда без тебя сходим. Иди тухнуть домой. Девочками? Я напрягла слух, чтобы уловить остатки разговора, который становилось слышно всё хуже и хуже, потому что преподаватели уходили дальше и дальше. Непонятное чувство, напоминавшее не то ревность, не то просто какой-то больной укол в сердце, долбило по вискам. И опять в номинации «Появись там, где не ждут» выиграла Алана Владимировна. Я увидела её вместе с той блондинкой около ворот. Ей мёдом тут намазано? Может, сразу спать в кабинете будет? Идея — во. — Крис, идём? — из потока размышлений и неприязни меня вытянул Женя, закончивший играть. — Да, — кивнула я и повела его через другой выход, лишь бы не столкнуться с этой сладкой парочкой. Я думала, что день не мог стать ещё хуже, пока сильный снегопад не накрыл весь город. Мой тонкий шарф в мгновение ока промок, как и обувь. Волосы стали больше похожи на мочалку, а настроение упало до нуля. Я нехотя отвечала на вопросы Лаврова, поддерживая диалог. Парень очень увлечённо рассказывал о том, как с друзьями вчера выиграл какой-то кубок в игре, а потом произошли технические неполадки, и им пришлось переигрывать. Я кивала, пытаясь понять, насколько плохо выгляжу. «А вот Алане Владимировне и Арсению Сергеевичу наверняка тепло сейчас! Сидят где-то в уголке и обнимаются!» — разочарованное подсознание подкидывало мне картинки, которые вызывали одну горечь на языке и раздражение. Я переутомилась. Да, точно! Переутомление — это было оно. Как и всегда — усталость служила источником всех проблем. Мне даже хотелось просто встать и расплакаться. — Мы пришли? — спросил у меня Женя, когда я остановилась у ворот своего жилого комплекса. — Да, — кивнула я. — Вот этот дом, — я показала назад. — Ну, спасибо, что проводил. — Я же джентльмен, — подмигнул мне Лавров и приобнял напоследок. — Я пойду? — Ага, — ответила я, прежде чем открыть ворота и войти внутрь. До самой квартиры гадкое ощущение в душе не покидало меня, а когда я зашла в квартиру, оно стало хуже, чем было. Максим снова рыдал, а мама с отчимом пытались его успокоить. Из его крика я смогла уловить лишь пару слов про школу, но и этого мне было достаточно. Максим не любил учиться вообще, и каждое домашнее задание было для него мукой. Наверное, этим он пошёл всё же в Колю, потому что мама всегда любила изучать что-то новое, мой папа тоже, а я сама увлекалась рисованием. Конкретно наш род всегда стремился к совершенствованию самих себя, мы знали, что идеала достигнуть невозможно, но реально к нему приблизиться. Помыв руки, я прошла на кухню и, сделав пару бутербродов, налила себе в стакан сок, и ушла в комнату, закрывшись. На окно я себе повесила гирлянду мягкого жёлтого цвета, которая сразу же создала максимально уютную атмосферу. Почти вся домашняя работа была сделана, поэтому я достала скетчбук, принявшись переносить мысли на бумагу. Терапия прошла успешно. Всего полчаса рисования привели мои мысли в порядок и охладили голову. Отложив блокнот, я уставилась в окно. Я даже не заметила, как стих плач брата. Наблюдая за мерцающими огоньками, я попыталась вспомнить хоть что-то из диалога с Женей и поняла, что вообще не слушала его. На миг мне стало стыдно, и я решила написать ему с извинениями. Вы 20:46: «Жень, привет снова. Я тут хочу извиниться, что вообще как-то не так шла... Ну, ты заметил, наверное... Просто настроение упало:(» «Надеюсь, что ты не обижаешься» Женя Лавр 20:50: «Всё, хорошо, со всеми бывает. Могла даже не извиняться)» Вы 20:50: «Ну мало ли, хахахах» «Ладно, спокойной ночи!» Парень написал в ответ то же самое и вышел из сети. Я отложила телефон и теперь, с точно спокойной душой, легла на кровать. Я всей душой ненавидела такие перепады настроения, но полное освобождение от чувства вины всегда было прекрасным. Камень с души, гора с плеч — всё в точности описывало моё состояние. Лавров не обижался. — Кристина, ты есть будешь? — мама постучала в дверь. — Да! — я подскочила с кровати и открыла дверь.

***

— Абрамов, убери свои руки от меня! — рявкнула я, когда Ваня снова дёрнул кудрявую прядь на моей голове. — Хвост на божьем слове держится! Уйди! Я сидела, как на иголках. Всё валилось из рук, ещё и друг надоедал своим «давай быстрее». Я давно не пользовалась всякими плойками и выпрямителями для волос, из-за чего сейчас у меня случился провал в памяти и руках, и я не могла ничего нормально сделать. А ещё говорят, что тело помнит! Как бы не так! Я сидела так, будто у меня был сколиоз 19 степени и в придачу 75 грыж, потому что моя спина была изогнута неестественно, а всё для того, чтобы я видела себя в зеркало, не обожглась утюжком и не испортила готовую часть причёски. Красота требует слишком больших жертв. — Ты уже час сидишь над этим! Тебе не надоело? — Ваня ушёл из ванной, а вернулся с печеньем в руках. — Если ты сейчас же не отойдёшь, я тебе всё отожгу! — крикнула я, когда рука друга снова потянулась к моим волосам. — Злые вы создания, — фыркнул Абрамов и снова ушёл на кухню. Я вдохнула побольше воздуха, прежде чем поправить волосы. И кто вообще придумал делать кудри? Убила бы. Так нельзя издеваться над людьми, это же вообще противозаконно. Запретить неестественные кудряшки на законодательном уровне! Я взглянула на включённый телефон — у меня оставалось полчаса, чтобы завершить причёску и одеться. Потом за нами должны были заехать Ванины родители и отвезти в школу. Мои были на работе и должны были поехать в школу сразу же после. Максим тоже выступал на этом «празднике», но чисто в качестве массовки. А я была уверена, что дома он получил бы ещё тысячу слов о том, как же прекрасно справился с ничегонеделанием. Как и обычно. — Ваня! Ответь и поставь громкую, — кивнула я вновь, когда мне позвонила Ксюша. — А ещё чего? — Пожалуйста, — добавила я, когда голова Абрамова показалась в зеркале. — Я не могу отпустить волосы. — Господи, — закатил глаза и фыркнул друг, но всё же проделал всё то, о чём я попросила. — Ксюша, что случилось? — Да ничего ещё... Я хотела спросить, ко скольки ты приедешь, — ответила Севастьянова. — Я надеюсь, что через полчаса смогу выехать и не встрять в сугроб, — хмыкнула я, завивая следующую прядь. — А, и ещё надеюсь, что не буду труп по дороге прятать, да? — это я обращалась к снова потянувшему ко мне руку Ване. — Сбрызни отсюда! — Это Абрамов там? — хихикнула Ксюша. — Привет ему. — Ага. Мы проговорили с ней пятнадцать минут, после чего я закончила делать причёску и побежала одеваться. Севастьянова должна была принести мне платье, поэтому об этом я не беспокоилась, однако выглядеть нужно было хорошо и без него. Я надела свои телесные колготки, на которые натянула чёрные штаны, а наверх надела водолазку с пиджаком. На шею легло ожерелье, подаренное мамой. — Родители уже подъехали! — Одевайся давай! Мы были как брат с сестрой, которые собирались в семейную поездку. Причём я была конкретно старшей сестрой, от которой младший получал лишь нагоняй. С Максом такие вещи не прокатывали, потому что он был чересчур упёртым для своего возраста. Да и Коля всегда заступался за «наследника», поэтому сестринство так, как я хотела, не светило мне. Зато Максим просто играл у себя в комнате и доставал родителей, а меня не трогал — в этом был его плюс. — Кристина, ты там долго? — снова подал голос Ваня. — Уже бегу! Сев в машину, я наконец выдохнула. Всё, осталось только доехать. Так я не волновалась со времён музыкальной школы, когда стояла за кулисами и тряслась, слушая, как нереально красиво и в ноты пели конкуренты. — Кристина, тебе очень идёт такой макияж, — сделала комплимент тётя Ира, и мои щёки зарделись вмиг. Никогда не умела отвечать. — Спасибо, правда, ресницы кое-как наклеены, — отмахнулась я, улыбнувшись. — Только бы блёстки не отпали до выступления. — Всё будет хорошо, — успокоила меня женщина, одарив тёплой улыбкой. — Вы подготовились, всё пройдёт в лучшем виде. — Спасибо за веру, — хмыкнула я и посмотрела на Ваню, который уже весь извёлся на своём месте. Я продолжила смотреть в окно, ловя взглядом проезжавшие машины и пролетавшие мимо снежинки. Каждая из них, верно, спешила по своим делам, как и мы, только они не задумывались о возможном провале. А меня это очень беспокоило, потому что облажаться я всегда боялась до ужаса. Меня никогда не ругали за провалы, но это ощущение давило на меня морально тяжёлым камнем, огромным булыжником. «А вдруг?», «А если?». Такие мысли регулярно посещали меня, заполняя голову полностью, вышибая весь здравый смысл, но я постепенно научилась справляться со всем этим. Хоть и нередко задумывалась о крахе. В актовом зале было слишком много людей, и мне казалось, что не только наша школа пришла, а ещё парочка других. Все галдели, пока на фоне играла какая-то успокаивающая музыка, которая, если честно, только капала на мозги. Я уже переоделась в белое платье, которое развевалось внизу свободной юбкой, а сверху было чем-то вроде корсета. Я бегала туда-сюда, то и дело поправляясь, потому что я не привыкла к такой одежде. Слева будто что-то сдавливало рёбра, а справа наоборот — было слабо затянуто. Ксюша ещё раз всё перепроверила и сказала, что у меня уже нервное. — Крис, всё нормально. Постарайся подумать о чём-то чуть более приятном, — улыбнулась Севастьянова. — В телефоне посиди, в конце-концов. — Да как тут! Я на сцене не была с лет девяти, а тут сразу перед столькими! — Ваня! — позвала его Ксюша, отвлекая от разговора с Элей. — Успокой её, у меня нет сил и слов уже. — Что, моя золотая? — Ваня улыбнулся так, словно змея, которая давала время перед тем, как укусить. — Я волнуюсь, — призналась я, поджав губы. — Женя! — Да ты дурак, что ли? Ваня! Вернись! — кричала я в спину другу, когда тот пошёл в сторону Лаврова. Господи-господи-господи! Этого-то мне ещё не хватало! Нервы и без того были натянуты, как тонкие нити, так и Абрамов масла в огонь подливал. Я вообще не хотела показаться какой-то нервной или (того хуже) слабой перед Женей, и я не знала, с чем это было связано. Вряд ли бы он меня осудил, но всё равно. — Чего такое? — спросил блондин, подойдя ко мне. Он был одет в чёрный костюм с белой рубашкой, которая слишком сильно ему шла. Острые окончания пиджака подчёркивали его скулы, делая лицо более выразительным, а отдельные черты — точёными. Невольно засмотревшись, я и слова связать не могла, быстро перебирая в голове 33 буквы алфавита и на ходу выдумывая парочку новых. В конце концов, я просто глубоко вдохнула, прикрыв глаза. — Как ты? — спросила я, не отвечая на его вопрос. — Всё помнишь? — Вроде да, — улыбнулся Женя и почесал затылок. — Если забуду, то извиняй. — Я тебе так забуду, мало не покажется, — хмыкнула я, легонько ударив его по предплечью. — Про руку не забывай. — Шепни мне там тихонько на всякий, если забуду, — Лавров рассмеялся, и его смех лёг успокаивающим бальзамом на душу. Мы немного поговорили о всяком, прежде чем зашла Вера Игоревна и сказала приготовиться, встав на свои места. Никогда не подумала бы, что могу так волноваться. Меня шатало из стороны в сторону, казалось, что ноги совсем не слушались, в сердце бы вот-вот выпрыгнуло из груди. Нетвёрдой походкой я подошла к лесенке, которая вела на сцену. Заиграли первые аккорды, и, вложив свою ладонь в Женину, я поднялась на сцену. Родители и учителя, конечно же, зааплодировали. На моём лице появилась та самая улыбка — пустая, показушная, для выступлений. Она не сползала до самого конца танца и мелодии — этому я была рада, не зря училась. Оттанцевала я отлично, на максимум, на который была способна. Уже на поклоне я разглядела всех зрителей, потому что во время танца на такое не отвлекалась, иначе мне бы не хватило концентрации. Вот — в третьем ряду рядом сидели мама с Колей и Абрамовы. Тётя Ира с мамой наконец-то снова разговаривали, чему я была рада, ведь в последнее время они виделись слишком редко. В первом ряду сидели все преподаватели, в числе которых были и Арсений Сергеевич с... С Аланой Владимировной. Эти двое мило болтали друг с другом, пока наш класс распинался в поклонах. Даже Антон Андреевич, у которого всего несколько человек выступало, оторвался от своей спутницы и аплодировал, улыбаясь. Мне стало обидно, просто по-человечески. Это же было не так трудно. То же самое я увидела, когда посмотрела на маму. Она была увлечена младшим братом, у которого опять что-то случилось, Коля вообще смотрел в телефон. К глазам подкатили слёзы. Да, это было не такое важное выступление, но я же заслужила чуточку, хоть капельку внимания? На меня не смотрел никто. Понятно, что тётя Ира следила за танцем, но у неё здесь был Ваня. А у мамы здесь была я. Была. Уйдя за кулисы, я, подобрав подол платья, ушла в пустовавший коридор и села в дальнее кресло. Мои руки мелко тряслись, а в горле встал жгучий ком. Я с трудом держала в себе слёзы, такие обидные, самые солёные, но всё же несколько упали на кафельный пол. Все ребята ушли либо в туалет, либо остались в кабинете танцев, поэтому немного воздуха и времени у меня было перед тем, как со стороны коридор среднего звена послышались шаги. Я быстро проморгалась, надеясь, что глаза были не сильно красными, и встала с кресла, подходя к окну и изображая, что я очень увлечена видом грязных сугробов во внутреннем дворе школы. — Хорошо выступили, молодцы, — голос классного руководителя ударился о стены пустого коридора. — Спасибо, — буркнула я. — Только не гоже оценивать то, чего не видели. — Прости? — Говорю, что не смотрели вы на нас. — У тебя со зрением как? — спросил Арсений Сергеевич, встав рядом со мной. — Единица. — И как ты со своей единицей не увидела, что я всё выступление от и до посмотрел? — хмыкнул он и облокотился на подоконник. — Ага, сидели и болтали с Аланой Владимировной, — фыркнула я вновь, с ноткой презрения посмотрев на преподавателя. — Я отвернулся только на поклоне, — Арсений Сергеевич по-доброму улыбнулся. — Я не мог пропустить то, как будет выступать мой класс. Это непрофессионально, в конце-концов. — Вы точно смотрели? — после минутного молчания спросила я, смягчившись. — Не врёте? — Не вру, это бессмысленно, — ответил мне Попов. — А ты чего убежала? Все в кабинете сидят. — Душно там. Не люблю такое, — ложь сорвалась с языка быстрее, чем я успела что-либо обдумать. Да и какая разница, если всё равно правды о состоянии от меня не услышать. — Зато там теплее, — подметил Арсений Сергеевич мою не совсем прекратившуюся дрожь. — Ты вся трясёшься, как осиновый лист, пошли. — Я сама, — отнекивалась я, интенсивно мотая головой. Попов удивлённо посмотрел на меня, ожидая хоть какого-то объяснения такого резкого отказа. Я просто пару раз помотала головой и ушла в сторону кабинета танцев самостоятельно, быстрее. Даже не хотелось думать о том, что могло бы произойти, приди мы вместе. — Кристина! Ты куда так быстро улетела? — Ксюша оживилась, как только увидела меня в дверях. — Я даже не заметила. — Да забей, — махнула рукой я. — Голову охладить нужно было. — Опять в окно высовывалась? — Ваня подошёл к нам. — Нет, просто целовала стекло лбом, — хмыкнула я. — Нормально всё, ребята, правда. — Ладно, — Абрамов так и не спустил с меня подозрительного взора. — Удобно было? Не развязалось ничего? — завалила меня вопросами Севастьянова, осматривая по кругу. — Всё хорошо. Удобно даже стало. Знаешь... — Дети, внимание, — Арсений Сергеевич хлопнул в ладоши. — Вы выступили очень хорошо. Молодцы, спасибо. Открытие было действительно отличным. — А было бы ещё лучше, если бы кое-кто не запнулся! — девятиклассница посмотрела на Влада, который тут же раскраснелся от стыда. — У всех бывают недочёты, — Попов строго посмотрел на неё. — Это не бросилось в глаза, не волнуйся, — обратился к Владу. — Всё, ребята, можете быть свободны. До понедельника! — преподаватель посмотрел на нас с Ксюшей, и мы кивнули ему.

***

С самого утра 27 декабря меня не было дома. Ваня позвал меня поехать с ним и его родителями по делам, потому что ему одно у скучно, а тётя Ира и дядя Андрей были не против. Дома мне было делать нечего, поэтому я с радостью поехала. Весь город был украшен новогодними украшениями и светился разноцветными огнями, а я с удовольствием и детской радостью рассматривала это. Новый год всегда был чем-то волшебным, продолжал навевать семейную атмосферу, даже когда её не было несколько лет. Я приготовила подарки всем своим близким, помогла маме с упаковкой подарка для Максима, за которой мы с ней очень долго проболтали — ни о чём. Давно такого не было. Сердце и душа были вдохновлёнными, настроение — летящим. Я даже Жене купила в подарок брелок с его любимой компьютерной игрой и красиво упаковала. Лавров до самого 31 числа уезжал в соседний город, поэтому передать я ему никак не могла до наступления нового года, но мы уже договорились встретиться сразу после. Я волновалась за то, понравится ли вообще такой жест от меня. А вдруг я вообще всё перепутала? В общем, эмоционально меня кидало из стороны в сторону, но это мне даже нравилось, такого тоже давненько не было. Сидя на заднем сидении, мы с Ваней лениво перекидывались какими-то глупыми фразами, потому что Абрамов был очень увлечён перепиской с Элей, с которой у них всё шло в гору. Я, правда, не понимала, зачем он меня всё-таки позвал, ибо то же самое он мог делать и без меня, но я за другом хоть в огонь, хоть в воду, даже через медные трубы поползу. Машина стояла около огорода четы Абрамовых — тётя Ира решила напоследок заехать, чтобы проверить снег в бочках. Дядя Андрей стоял около забора, проверяя, всё ли с ним в порядке. Я вздохнула, переведя взгляд на приборную панель: там стояла смешная фигурка темнокожего мужчины, которая от солнечной энергии начинала танцевать. Её подарила я после нашей с родителями поездки в Египет. — Ваня, а что это за столб такой? — спросила я, указав на огромное деревянное бревно, стоявшее почти посреди грядок. — Это за свет отвечает, — друг даже не посмотрел в окно, продолжив переписываться с Элей. Я повернулась, чтобы упрекнуть его, но в ту же секунду услышала вскрик дяди Андрея. Я никогда не слышала от него крика, который был наполнен испугом. Таким испугом. — Ира! Я посмотрела сначала на него, а потом устремила взгляд вдаль огорода. Столб упал. Упал на тётю Иру.