Синичка

Осень пролетела, как лето. В новой школе всё ощущалось иначе. Учёба стала мне даже интересна, я погрузилась в те предметы, которые планировала сдавать. Я успела исписать две большие тетради сочинениями по литературе, которую, к слову, вела у нас та Алана Владимировна. Как к учителю у меня к ней вопросов не было, но ощущалось, что она относится к нам неравно. Мальчиков она любила больше, давала им поблажки. Девочки, особенно те, что сдавали её предмет, работали не покладая рук. Я еле успевала делать остальные предметы с таким объёмом домашнего задания по литературе. Параллельно в школе открылся кружок по рисованию, куда я записалась чуть ли не самой первой. В нашу школу специально каждые выходные приезжал преподаватель, состоявший в союзе художников России. Он объяснял нам вещи, которые были важны для моего поступления, бесплатно. Я слушала его с упоением, впитывая каждое слово. Ещё я взялась работать над афишей для мероприятия. Девятые и десятые классы ставили «Горе от ума» под руководством учителей литературы. Это всё было приурочено ко дню матери, а учителя говорили, что так проще осваивать программу. Мне, впрочем, было всё равно. Я занималась своим любимым делом, которое принесло мне пятёрку по литературе. А что? Лишней оценка не будет, особенно в те моменты, когда происходит завал. Мы, как угорелые, носились туда-сюда по школе каждый день. Первая треть класса — на репетиции сцен, вторая — вальса, третья — на другие правки. Я таскала с собой футляр, в котором лежала афиша, что я из раза в раз переделывала. Учителям всё было «не совсем так». У меня оставались считанные дни до того, чтобы полностью раскрасить афишу. Я злилась, высказывая всё своё недовольство Ване, Ксюше либо Жене. С Лавровым мы очень даже сблизились. Внешне он казался не таким приятным, если честно. Какой-то холодный и надменный блондин с такими же ледяными глазами, а на деле был одним из самых улыбчивых и весёлых людей в моей жизни. Прямо Драко Малфой на выданье. Мы часто гуляли, сидели в разных кафешках, помогали друг другу с домашними заданиями. С ним было действительно интересно. Пусть я и не понимала половины слов, когда он начинал говорить о компьютерных играх. Женя мало разбирался в искусстве, но увлечённо слушал мои рассказы о рисовании. Первый снег мы встретили вместе. — Смотри, всё запорошило! — Выйдя из кафе, воскликнула я. На земле тонким слоем лежали кучи снежинок. Люди, проходившие мимо, так же восхищались. Кто-то просто ахал, кто-то фотографировал, но все определённо точно были рады. Через считанные секунды снегопад усилился, запорошив и людей. На моей шапке и куртке осели сотни снежинок, как и на Жениных. Парень, улыбаясь, стоял рядом со мной, пока я писала Ване о том, что нам нужно слепить снеговика. Наша давняя традиция первого снега не могла быть нарушена. Мне, конечно, хотелось ещё побыть с Лавровым, но Абрамов уже ответил, что одевается. Тогда я повернулась к Жене. — Ты сможешь меня до Вани проводить? — Конечно. Темно уже, — кивнул парень, поправляя рюкзак, висевший на плече. — Куда идти? Я повела его в нужную сторону, рассказывая тысячу и одну зимнюю историю. На дворе был ещё ноябрь, но желание спеть новогодние «гимны» поглотило каждого. Толпа подростков, прошедшая мимо нас, уже вовсю распевала «Джингл Белз», и мы с Женей рассмеялись. Вокруг уже зажглись фонари, и около ламп были видны пролетавшие снежинки. Весь город погрузился в темноту, и улицы освещались окнами домов. Я любила такое. Поздняя осень казалось мне уютной, как домашний плед и чашка любимого чая. Как миллионный просмотр любимого сериала. Как любовь. Ноябрь был моей личной слабостью, зарисованной не только в альбомах. Он навсегда был выгравирован в сердце. Мы с Женей настолько увлечённо делились друг с другом историями, что я даже не заметила момент, когда поскользнулась, а после того, как меня удержали, продолжила держаться за руку Лаврова. Так мы и дошли до самого дома, где жил Ваня. Только у нужного подъезда я поняла, что всю дорогу мы шли почти за руку. — Прости, — я смущённо улыбнулась, прижимая свою руку к себе. — Если бы меня не устраивало, я бы сказал, — подмигнул мне парень. — Я тогда пойду, хорошо? Напиши, как дома будешь. — Хорошо, — я снова улыбнулась и помахала ему на прощание. — Ба, какие люди, — Абрамов вышел из подъезда. — Здоро́во, ты чего тут, какими судьбами? — парни поздоровались. — Кристину провожал, чтобы по дороге не съели, — усмехнулся Женя. — Ладно, давайте. Мне домой пора. — Мать моя женщина, Крис, это что за нежности? — Отстань, а, — я отвернулась от друга. Нет, про Лаврова он знал, но, видимо, не предполагал, что всё развилось до такой степени. Ваня недобро усмехнулся. С Ксюшей отношения так же шли на лад. Мы много и часто переписывались, общались в школе. Впервые за долгое время она смогла приблизиться к званию, смежному званию подруги. Севастьянова действительно внушала доверие, ещё ни разу не подвела. Мы с ней сдали несколько совместных проектов и за каждый получили «отлично». С Ксюшей мы не так часто гуляли, потому что она часто пропадала на театралке. Она, как и я, увлекалась искусством, но планировала поступать в актёрский ВУЗ. Севастьянова метила в «Щуку» или ГИТИС. Я верила в неё. А что касаемо Арсения Сергеевича? Мы продолжали наши индивидуальные занятия по тем же дням. С математикой у меня действительно становилось лучше. К тому же, наш класс поделили на «профиль» и «базу», из-за чего мне пришлось пересесть к однокласснице на вторую парту. После того случая мы с Поповым не развивали эту тему. Забыли, как страшный сон. Хотя я, всякий раз глядя на его руки, вспоминала, как ими же он обрабатывал раны у меня на кухне. Каждый раз, когда подобного рода мысли посещали мою голову, я морщилась. Я понимала, что такое воспоминание останется у меня надолго. Память не собиралась искоренять его. Это было делом психики, а не каких-то чувств. Не дай бог. Каждый раз я открещивалась, но потом понимала, что такое — норма. Такое бывает. Родителям о наших занятиях я всё же рассказала. Они, на удивление, отреагировали спокойно. Отчим сказал мне только то, что я молодец, взялась за голову. А потом мама рассказала мне, что Арсений Сергеевич, как и директор школы, старый Колин знакомый. Именно поэтому, когда был обзвон родителей, чтобы уведомить их о результатах первой четверти обучения, Коля так фамильярничал. Теперь с Арсением Сергеевичем я была втройне осторожнее. Я не заикалась про семью вообще — мало ли расскажет Коле. Тот из меня сразу фарш сделает.

***

Первое декабря было началом нового сезона. Я проснулась, полная сил, раньше будильника. Хотела пошутить про магнитные бури, но не стала. На часах было 6:28, времени на сборы было предостаточно. Я села, свесив ноги с кровати. Сегодня была пятница, крайний учебный день на этой неделе, но до ужаса загруженный. Я училась с восьми до четырёх, после чего шла на дополнительные по математике. Вздохнув, я потянулась и встала с кровати. Взяв с собой телефон, я тихонечко прокралась на кухню. Родители и брат ещё спали, не хотелось их разбудить. Целых полчаса тишины ожидали меня. Закрыв дверь на кухню, я поставила чайник, достав из холодильника овощи. Вообще, я редко завтракала, но сегодня был какой-то особенный день. Вдохновенность чем-либо внезапно меня пугала. Обычно я понимала, что именно дало мне сил и идеи. Сейчас происходило совершенно иное. Сердце тревожно трепетало, будто в ожидании чего-то. Я судорожно оглядывалась, ощущая, что словно забыла что-то. А что именно — вспомнить не могла. Я несколько раз проверила все чаты с друзьями и учителями, по три раза просмотрела истории всех сообществ, на которые была подписана. Даже в заметки зашла, чтобы проверить, но не нашла ничего. Но душе было неспокойно. Внезапно, когда чайник выключился, на кухню зашла мама. Она прошептала мне: «доброе утро» — и села за стол. — Чай будешь? — Спросила я, открыв шкаф с посудой. — Нет, позже поем, — улыбнулась мама. — Помочь? — Можешь немного овощей порезать? И пока мама занялась моим салатом, я сделала себе кофе, взбив молоко капучинатором. С присутствием мамы в комнате стало спокойнее. Сердце перестало биться так судорожно. Я не могла объяснить — почему. Наверное, просто потому что мы связаны. Не столько духовно, сколько кровно. И эту связь ничем не разорвать. Между нами, безусловно, встали Коля с Максом, но есть те нити, которые они не способны порвать. Не дотянутся. Эта мысль откликалась в самой глубине души слабым свечением. — Как в школе дела? К экзаменам готовитесь? — Нормально. Постепенно. Пробник по математике скоро, — ответила я, ставя на стол свою кружку. — Волнуешься? — продолжала спрашивать мама, подвигая ко мне тарелку с уже заправленным оливковым маслом салатом. — Да нет. Не на расстрел пойдём. Мы ещё немного поговорили об учёбе, прежде чем я ушла в ванную собираться. Разговоры в последнее время были всё более напряжёнными, чем обычно. Мы не находили точек соприкосновения. Она не знала ничего обо мне, а я — о ней. Было ли мне грустно? Нет. Более обидно от того, что с самым родным человеком в доме я не могу ни о чём поговорить. Но, так или иначе, я старалась привыкать. В конце концов, доучиваться мне осталось два года, после чего я махну куда подальше. Там я подавно не найду с мамой общих тем. Тем более, что Макс уже подрастёт. Умывшись, я осмотрела своё лицо. Недостаток сна с начала учебного года давал о себе знать синяками под глазами. В отражении на меня смотрела не уверенная в себе Кристина, которая чётко знала, что делать, когда её обидят. На меня смотрела Крис, которая не смогла дать отпор. Каждый день я корила себя за тот вечер, проведённый в луже и грязи. Мне было так досадно, что я безвольно принимала удары. Я никому так и не рассказала, хоть и очень хотелось. Однажды я чуть не проболталась Лаврову об этом, но вовремя закашлялась, поняв, что сболтну лишнего. Он-то с ними с первого класса учился, не поверил бы. А я дорожила общением с ним. Уже в комнате я натянула на себя школьную форму, сделала култышку на затылке, закрепив её крабиком, и слегка накрасилась. В последнее время я стала больше баловаться косметикой, добавляя то тушь, то блёстки на глаза. Оказалось, что это всё очень даже неплохо смотрится на мне. Раньше я нечасто красилась, аргументируя это своей ленью, но сейчас я готова была даже встать раньше. Ресницы у меня от природы были небольшими, но росли вверх, из-за чего мне нужно было просто пару раз пройтись по ним тушью, чтобы взгляд стал выразительнее, а зелень глаз подчеркнулась. Сложив рюкзак, я посмотрела на время. На часах было 7:10. Рановато для выхода, но прогуляться не помешает. Кислород лишним не бывает. Под таким лозунгом я и вышла из дома. Мама всё была на кухне, готовя завтрак, а Коля ещё не проснулся, потому мой уход остался незамеченным. Выйдя с территории своего жилого комплекса, я порылась в кармане, подцепляя пальцами зажигалку и пачку сигарет. На улице было морозно, декабрьский холод пробирал до костей, поэтому я и решила согреться. Я подожгла сигарету и убрала зажигалку в карман рюкзака, выдыхая дым. Он перемещался в воздухе вместе с паром, исходившим так же от меня. Я посмотрела на ещё тёмное небо, на котором не было ни единого облака. День обещал быть холодным. Зажав сигарету меж двух пальцев, я стряхнула пепел на снег. Серые хлопья табака сливались с грязно-белым оттенком снега. Вдохнув ледяной воздух, я ощутила, как он пробрался в лёгкие, охлаждая всё внутри. Я докурила сигарету, выбросила окурок в мусорный бак и продолжила путь в школу. Меня окружали деревья, ветки которых были покрыты тонким слоем инея. Снег под ногами приятно хрустел, а с деревьев то и дело падали мелкие снежинки. Я впервые рассматривала дворы, которые проходила. Каждый из них был настолько непохожим на другой, что в какой-то момент я задумалась о том, какая фантазия должна быть у архитектора или сколько денег было потрачено на десяток разных. Когда-то я хотела стать архитектором, но когда осознала, что для этого нужны знания физики (потому что я могу такого начертить, что окажется, что дом держится на одной арматуре), я отмела эту идею. Зато дизайн мебели пошёл у меня куда лучше, поэтому я остановила выбор на этой профессии. — Кристин, ты чего так рано? — ко мне навстречу шёл никто иной, как Антон Андреевич. — Время полседьмого. — Здравствуйте! А я рановато проснулась, решила прогуляться, — ответила я. — Не рассчитала дорогу. — Пошли ко мне в кабинет пока что. Не мёрзнуть же тебе около школы, — предложил историк, а я кто такая, чтобы отказываться? Болтая о пятиклассниках и нынешних тенденциях мы зашли в школу, где я повесила куртку на свой крючок и направилась в кабинет истории. В школе было пусто, лишь из некоторых кабинетов просачивался свет ламп. В основном это были учителя начальной школы. По пустому коридору среднего и старшего звена идти было страшновато. Портреты, висевшие на стенах, казалось, оживали и глядели на тебя так, будто сейчас выпрыгнут и выпотрошат. Я устремила взгляд в пол, быстро проходя по коридору, и это стало ошибкой. Спустя несколько секунд моего скоростного шага я макушкой наткнулась на чьё-то тело. Подняв голову, я сразу стала извиняться, даже не глядя на человека. Когда я всё же разула глаза, из моего рта вышло лишь неловкое: «ой». Это было больше похоже на комариный писк. — Доброе утро, — Арсений Сергеевич взглянул на наручные часы. — Семь тридцать пять. Не рановато? — В самый раз, — ответила я. — Разминаюсь к учебному дню. — Похвально-похвально, — хмыкнул он и начал на включатель света на стене. Лампы по всему коридору тут же загорелись, освещая. Я зажмурилась и следом проморгалась, пока глаза привыкали к свету. Мне очень хотелось обругать Попова всеми имевшимися в запасе фразами, но я сдержалась. Мне ещё нужна эта школа и репетитор. — Насколько мне помнится, у вас урок на третьем этаже, — намекнул преподаватель, подняв брови. — А я сейчас не к кабинету куковать иду. Зачем мне в коридоре бесцельно стоять? — иногда я поражалась тому, как взрослые иногда туго соображают. — Я к Антону Андреевичу. — Исправлять? — Не дай Бог, — открестилась для уверенности. — Чай сам себя не выпьет. — Доброе утро, Арсений Сергеевич! — Шастун подошёл к нам, протягивая Попову руку для пожатия. — Сегодня как обычно? — Да, — быстро кивнул классный руководитель и ретировался, пробубнив что-то про директора. Я проводила его несколько удивлённым взглядом, после чего перевела его на Антона Андреевича. Он махнул рукой, мол, неважно. Я пожала плечами и направилась в его кабинет. *** Вечером этого же дня у нас состоялась генеральная репетиция «Горя от ума». Мне было необязательно приходить, от слова совсем, но присутствие Жени и Вани на сцене подтолкнуло меня. Абрамов играл Фамусова, в то время как Лавров играл Молчалина. Я видела, что им было просто играть рядом. Да, это был не театр, но всё же. В обычной жизни эти двое никак не пересекались, а Ваня даже отрицательно относился к Жене. Пару раз он говорил мне, что общаться с «парнем такого рода» — не лучшая затея, но я пару раз дала ему подзатыльников, после которых он успокоился, смирился. Ваню на сцене я всегда любила, он был очень артистичным, буквально рождённым для этого. Будь я на его месте, я бы поступала в театральный, но я не Ваня. Он по наставлению отца поступал в МГИМО на экономический факультет. Жаль, конечно, пропадёт талант. — Вот то-то, все вы гордецы! Спросили бы, как делали отцы? Учились бы на... — Стоп! Ваня, не то! — громкий крик прервал пламенную речь друга. — Надо больше паузу делать! Алана Владимировна произнесла реплику так, как видела, пока Абрамов еле сдерживался от того, чтобы не закатить глаза. Я всегда распознавала этот его жест. Он складывал руки на груди, сжимал челюсти и смотрел убийственным взглядом, словно пытался испепелить, а что ещё лучше — телепортировать человека куда-нибудь на необитаемый остров. Я хмыкнула и перевела взгляд с Вани на Женю, а потом и на учителей. В основном тут сидели преподаватели гуманитарных предметов и классные руководители — Арсений Сергеевич десятого и Антон Андреевич у девятого. Они мало что исправляли — лишь следили за дисциплиной и переговаривались между собой. Я сидела поодаль, поэтому разговора не слышала совсем, и это меня огорчало. Не то, чтобы я была фанаткой чужих диалогов, но слушать то, что говорят учителя — всегда интересно. Можно было услышать множество сплетен. Но сейчас я могла лишь пытаться прочитать по губам их фразы. Я захотела незаметно посмотреть на Женю, который стоял за кулисами, но стоило мне перевести свой взгляд на него, как наши глаза столкнулись. Он смотрел на меня. Я улыбнулась ему, слегка помахав задрожавшей рукой. В груди словно случился взрыв: сердце судорожно билось о рёбра, ладони стали влажными, а усидеть на одном месте становилось всё труднее. В моих мыслях теперь были только его глаза, так пристально изучавшие меня, хотелось прыгать и кричать, даже если я не понимала, по какой причине. — Всё, последний прогон от начала и до конца! — скомандовала Алана Владимировна, после чего все ушли на сцену, и включилась музыка.

***

— Да не понимает она ничего! Пихает везде свою театральность, а она вообще ни к селу ни к городу! — возмущался Ваня, натягивая на себя куртку и шапку. — Это бред! — Всё, Вань, спокойно, — я положила руки на его плечи, успокаивая. — Делай, как знаешь. Никто не поймёт, что ты действовал не по уставу. Ты реально думаешь, что кто-то помнит это произведение? Не смеши мои подковы, мальчик. Убеждать Абрамова в чём-то — отвратительное занятие. Он на своей позиции будет до конца, но и я не промах. Выходя из школы, мы продолжали дискутировать, пока Ваня не заметил, что за ним уже приехал отец. Он быстро распрощался со мной, прежде чем убежать. Я осталась стоять на крыльце, вдыхая по-прежнему морозный запах. К вечеру стало ещё холоднее, и лужи окончательно замёрзли, покрываясь льдом вместе с асфальтом. Начался фигурнокатательный сезон, когда каждая обувь становилась коньками без лезвий. Корке льда было плевать — умеешь ты держать равновесие или нет, это была игра на выживание. Вот и я прикидывала, сколько у меня есть шансов вернуться домой с целыми костями, пока я смотрела на пытавшегося устоять Ваню. По дороге к машине он поскользнулся около пяти раз. Я присвистнула и уже собралась уходить, когда увидела, что на территорию школы зашла Соня со своими двумя подругами. Они шли целенаправленно, а глаза Ждановой светились вместе с улыбкой. Я повернулась на двери школы, откуда вышли Антон Андреевич вместе с ещё незнакомой мне девушкой — блондинкой с выразительными чертами лица. Следом за ними друг за другом вышли Арсений Сергеевич и Алана Владимировна. Попов придержал ей дверь, на что девушка широко улыбнулась ему, кивнув головой. Мой классный руководитель прошёл поначалу мимо, но после заметил, что на крыльце присутствую я, и обернулся. Он вопросительно посмотрел на меня, а я пожала плечами. Откуда мне знать, какой вопрос он задаёт? — До свидания, Арсений Сергеевич, — надменно громко и вежливо попрощалась я с ним и даже откланялась. — До завтра, Синицина, — усмехнулся преподаватель. Вся четвёрка выдвинулась в одну сторону. Так вот, что за вечерние дела у них. Парные свидания, что ли? От этой мысли брови поползли вверх, а нервный смешок вырвался из горла. Алана Владимировна времени не теряла — это уж точно. Я заметила, что Арсений Сергеевич в последнее время стал чуть мягче, чем обычно. Он больше улыбался, снисходительнее относился к нам, да и ко всем, наверное. Менч это не могло не радовать, хоть огорчающий фактор присутствовал. На наших занятиях его телефон издавал трель беспрерывно, что не могло не раздражать меня, ведь концентрация рассеивалась моментально. Это был ещё один «минус» в карму литераторши. Когда я потянулась к карману своей сумки за сигаретами, в самом низу ступеней крыльца послышалось женское «ой». Я посмотрела на источник звука, и увидела, как мой дорогой классный руководитель галантно, по-джентльменски предотвратил падение и поцелуй Аланы Владимировны с асфальтом. Попов аккуратно держал девушку за руку и спину, помогая встать. Ну да, на таких ботфортах только падать. И даже после того, как она смогла спокойно идти, они не расцепились. Алана Владимировна держала его под руку, продолжая покорять лёд крошечными шагами, пока Арсений Сергеевич способствовал этому, даже не противясь. Поморщившись от ванильности этой парочки, я тут же столкнулась взглядом с Соней. Она уже достаточно близко подошла к крыльцу, даже прошла учителей, поздоровавшись. Столкнулась я с её разочарованными глазами, в которых блестели слёзы, но не горькие, а злые. — Ну что, прошла любовь, завяли помидоры? — весело проговорила я, спустившись к одноклассницам. Я достала из пачки одну сигарету и подожгла её. Дым сразу же окутал мои пальцы, согревая их. Сейчас я понимала, что, в случае чего, смогу справиться с Соней и её подругами, потому язык и развязался. Я сделала одну затяжку, ожидая ответа от Ждановой. Мне было не столько весело, сколько интересно. — Иди ты... Это банальная ошибка, — она гордо взмахнула волосами, утерев влагу с лица. — Они друзья, не больше. — Продолжай лелеять себя иллюзиями. Не забудь только, что с облаков падать больно, — сказала я, выдохнув табачный дым ей в лицо. Развернувшись, я пошла в сторону дома, пока за спиной мне шептали проклятия на парселтанге . Что ж, не привыкать. По дороге домой мне позвонил Женя, чтобы узнать про домашнюю работу, но вместо этого мы с ним проболтали и просмеялись весь мой путь. В душе продолжало разливаться нечто приятное, словно на грудь положили кота, который каждую секунду ластился. Никогда мороз не был таким тёплым.