Berofe I Disappear / Прежде чем я исчезну

Тоска предшествует предательству*

Несмотря на то, что именно благодаря папе, Айзек оказался у меня дома, когда я была в своем самом худшем состоянии, он ни слова не сказал отцу, что именно произошло. Да и мы это не обсуждали. Мы оба сделали вид, что никакого пистолета на полу рядом со мной не было. Но, к сожалению, папа видел, как я безжизненно лежала на кровати, смотря куда-то в потолок после всего произошедшего. Тяжело жить, когда ты слабый человек, неспособный на сильный поступок. Возможно, мне самое место там, где я нахожусь сейчас. По крайней мере, ничего не напоминает о Финне, и мне становится легче. Мы ужинали в тишине. Мы просыпались в тишине, приходили домой в тишине, в тишине ложились спать. Эта тишина стала своего рода спокойствием, но тогда папа заговорил. Не про переезд или работу, не про ведьм или мои оценки в школе. Все эти темы были до ужаса привычны, что, кажется, что и сказать-то уже и нечего. Наверное, поэтому папа не затрагивал ни одну из этих тем. — Сэм, в Доме Айкена есть программа для… — замялся он. — Чтобы прийти в себя. Я не смела посмотреть ему в глаза, поэтому продолжила разглядывать практически полную тарелку, а затем сказала то, что он хотел услышать: — Ты считаешь, что мне туда нужно? Сколько бы я не слышала про Дом Айкена от стаи, я готова закрыть глаза на все это, если папа так решит. Если ему важно, чтобы его дочь смогла оправиться, а не ходила тенью по дому, я сделаю все, что он захочет. Кроме меня у него больше нет тех, ради кого он существует, поэтому я хочу, чтобы его жизнь имела хоть какой-то смысл, даже если смысла не будет иметь моя. Я подписала бумагу о том, что добровольно ложусь на недельный курс реабилитации после психологической травмы. Когда папа уходил, я впервые за все эти дни улыбнулась. Не потому, что была рада, что он уходит, а потому, что я сделала то, что он хотел. Потому что его дочь будет и дальше существовать. Я бы хотела сказать, что тут спокойно, но это неправда. Когда я представляла себе Дом Айкена, думала, что одна половина - люди, которые вообще не осознают себя, безвольно слоняясь туда-сюда, а вторая - гиперактивные страдальцы, сующие свой нос в каждый разговор. На самом деле все вполне адекватные, в меру своей болезни, кончено. Кто-то забился в угол с самого первого дня и ни с кем не разговаривает, кто-то буянит в свободное время, но большинство - обычные люди, просто каждый со своими странностями. Девочка, в палату к которой меня поселили, например, ничем не отличается от, скажем, меня или Лидии, но очень эмоционально реагирует на все, а ее настроение меняется каждые несколько минут. Конечно, это не делает ее плохим человеком, первый вечер после отбоя мы недолго перешептывались, разговаривая про школу. Именно смотря на них, понимаешь, что жизнь не останавливается. Что ты можешь занимать место в этом мире, быть шумным или наоборот молчаливым, даже несмотря на твой диагноз. За сутки здесь я сказала больше слов, чем дома за последние четыре дня. На общие занятия по психологии мы ходим согласно нашим диагнозам, поэтому я сижу в кругу с такими же людьми с “состоянием эмоционального шока или стресса неуточненным”. Для людей с суицидальными мыслями есть отдельная группа, но я не в ней, потому что кроме меня и Айзека, который умеет держать язык за зубами, никто не знает о моей попытке. Мы отвечаем на простые вопросы из разряда “почему то или иное событие вызывает у вас именно такую реакцию”. Помимо этого, у каждого есть индивидуальные занятия с психологом. На них, в отличии от групповых сессий, говорить гораздо проще. На завтрак, обед и ужин, помимо отвратительной на вкус и вид пищи, каждому из нас положена горстка таблеток, которые я благополучно выплевываю, когда выхожу из столовой. Я согласна на медикаментозное лечение, но только не в стенах Дома Айкена - мне сполна хватило историй про странности здешних сотрудников. Угодить в закрытый блок я не хочу, поэтому за исключением таблеток, стараюсь делать все, что мне говорят. В Бейкон-Хиллс никто кроме стаи Скотта не знает, кто я такая, поэтому отвести от себя подозрения очень легко. Да и в целом я выгляжу абсолютно свойственно здешним пациентам, а причина, по которой я тут оказалась - донельзя проста. — Так как вчера мы обсуждали твои привычные занятия, я взяла для тебя книгу в библиотеке, — говорит мисс Моррелл, мой психолог, протягивая мне “По ком звонит колокол” Хемингуэя. Я, явно не ожидавшая такого, тут же оживаю: — Спасибо большое. Самый большой минус моего нахождения здесь - полное отсутствие занятий в свободное время. Кроме Эллы, моей соседки, я ни с кем не общалась. Вернее, я сижу в столовой с ее знакомыми, но обычно молчу, так что я даже не знаю их имен. — Я более внимательно изучила твою карту, — говорит мисс Моррелл. — В последнее время вы с семьей часто переезжали. Почему? Вчера мы действительно обсуждали самые обычные вещи и пришли к выводу о том, что для того, чтобы боль утраты ушла, нужно наполнять свой день самыми обычными рутинными делами - тем, что я делала раньше. Но если сегодняшняя сессия так и пойдет по моему прошлому, то придется врать. Опять. — Папина работа, — говорю я свой самый стандартный ответ на вопрос о том, почему мы переехали. — Он занимается архитектурным освещением и берет проекты. Часто в разных частях страны. — А что ты чувствуешь, когда вы меняете город? Страх и вину. — Да ничего особенного, — вместо этого отвечаю я, пожимая плечами. — Может, конечно, раньше и было ожидание чего-то нового, но после того, как не стало мамы… — останавливаюсь я. Каждое мое слово - сплошная ложь. За время, проведенное в Бейкон-Хиллс, я прекрасно улучшила этот навык. — Саманта, давай сделаем так. Я говорю слово, а ты ассоциацию к нему. Первое, что пришло в голову. — Хорошо, — киваю я. Мы начинаем с банальных слов из серии “дом, учеба, радость”. Я отвечаю быстро, всем своим видом показываю свою честность, но с каждым следующим словом врать становится все сложнее. — Ночь. — Темнота. — Вина, — говорит мисс Моррелл, и я впервые отвечаю не сразу, а спустя пару несколько секунд. — Страх, — в последний момент подавляю желание сказать “рождение” я. — Полнолуние, — с невозмутимым видом произносит она, а меня от этого слова словно электрошокером бьет. Она знает? Мой вид полного спокойствия невольно пропадает, и я с непониманием смотрю на мисс Моррелл. — Цикличность, — неуверенно отвечаю я самое безобидное, что пришло мне в голову. После этого я понимаю, что, если у нее и были какие-то догадки о том, что я связана со сверхъестественным миром, теперь они полностью подтверждаются. Моя реакция меня выдала. Ненавижу эту тупую игру в ассоциации. Но мисс Моррелл не подает абсолютно никакого вида, что ее удивила моя реакция, и продолжает и дальше говорить простые слова, какие были в самом начале. — Хорошо, — после моего очередного ответа говорит она, и я выдыхаю - наконец-то это закончилось. — Сейчас я покажу тебе рисунок, а ты расскажешь, что на нем видишь. Ну, разглядывать картинку куда интереснее, чем играть в слова. Мисс Моррелл достает из небольшой папки лист бумаги, а когда поворачивает его изображением ко мне, меня накрывает волной паники. На этот раз я стараюсь не выдать себя и внешне никак не реагирую. На листе графичный рисунок дерева, точно такой же, как был и в Гримуаре Дженнис. Это Неметон. — Дерево, — всего-то говорю я, наблюдая за реакцией мисс Моррелл. — Голый ствол и ветки, без листьев. — А так? — говорит она, переворачивая лист вверх ногами. — Корни дерева, — говорю я, потому что знаю, что это правильный ответ. — Это Неметон, — с невозмутимым видом говорит мисс Моррелл. — Ты наверняка слышала про него. Смотрит на меня, а я без понятия, что говорить. Признаться, опять соврать? Но я выбираю ни то, ни другое: — Какое это отношение имеет к нашим сеансам? — нахмуриваю брови я. — Саманта, я знаю, кто ты, — тихо говорит она, придвигаясь ко мне, после чего я инстинктивно отодвигаюсь от нее. — Ты не первая ведьма в Бейкон-Хиллс. Теперь от моего непонимания ни остается ни следа, потому что всем своим видом я показываю испуг. Я думала, что хотя бы тут я буду в относительной безопасности. И так бы и было, если бы мой психолог не сказала мне, что она знает, что я ведьма. — Как ты нашла Неметон? — с присущим мисс Моррелл спокойствием спрашивает она, но я ухожу в полное отрицание. — Я не понимаю, о чем Вы говорите, — мотаю я головой из стороны в сторону, словно стараюсь отогнать от себя все дурные мысли о том, что после этого разговора я окажусь в закрытом блоке. — Не переживай, — тут же говорит она, — Я хочу помочь тебе. Если ты честно расскажешь все, что произошло, мы найдем решение. Впервые в жизни мою ложь раскусили, но не до конца, и уговаривают меня рассказать правду. С тринадцати лет меня хотят убить Сестры Луны из-за того, что лет сто назад моя прабабушка покинула их ковен, а я не знаю, что еще можно делать, кроме как скрываться. Но все было бы слишком просто, если бы я так и ответила. Моя жизнь - не похожа на нормальную от слова совсем, а постоянные переезды и смерти людей вокруг меня научили тому, что говорить правду о себе - совсем необязательно. — Простите, но я правда не понимаю, о чем Вы говорите, — повторяю я. Если до этого сеанса я была даже рада тому, что оказалась тут, то после выхода из кабинета мисс Моррелл, я жалею, что согласилась на это. Только сейчас я задумываюсь о том, что вчерашний день, второй день в Доме Айкена, был лучшим днем за последнюю неделю. Я не видела вокруг себя ничего, что связывало бы меня с ведьмами, смертью Финна и скорым переездом, и чувствовала своего рода свободу. А сейчас все как будто опять вернулось к исходной точке, где я захлебываюсь слезами на полу в своей комнате. До ужина еще час свободного времени, Элла, единственный человек тут, с которым я общалась, на своем групповом занятии, поэтому чтобы хоть как-то себя развлечь, решаю пойти почитать к себе. Тут запрещены практически любые предметы, поэтому приходится прятать книгу под кофту, чтобы никто не увидел. Почти дохожу до входа в здание, но кто-то не сильно хватает меня за руку, и мне приходится остановиться. Превосходно, сейчас у меня заберут книгу и отправят в закрытый блок. Моррелл не хотела мне помогать, а просто соврала мне, чтобы я рассказала ей все. — Привет, ведьмочка, — шепчет мне знакомый голос на ухо, и я тут же бросаюсь в объятия этого человека: — Айзек! — слишком громко и эмоционально для человека, всегда ходящего с грустно-загадочным лицом, кричу я, прижимая его к себе как в последний раз. — Что ты тут делаешь? — тут же спрашиваю я, как только мы отстраняемся друг от друга. — Устал работать, думаю “дай в психушке полежу три дня”, — в своей привычной манере отвечает он, на что я тихо смеюсь. — А что у тебя под кофтой? — непонимающе спрашивает он, а потом тут же добавляет: — Ну… Типа… Он легонько постукивает по книге в районе живота, а я одергиваю его: — Айзек, — с укором произношу его имя я, оглядываясь по сторонам в надежде, что никто этого не видел. — Это книга. Психолог дала. При упоминании мисс Моррелл с ее сегодняшними вопросами, мне вновь хочется отправиться домой и найти пистолет у папы в шкафу, но я перебарываю это желание. — А зачем ты ее прячешь? — с недоумением спрашивает он. — Ну они, вроде как, запрещены здесь, — неуверенно говорю я. — А ты не думала, что раз эту книгу тебе дал психолог, то ничего страшного не произойдет, если тебя увидят с ней? — спрашивает Айзек, когда мы садимся на ближайшую скамейку. — Не думала, — язвительно отвечаю я, на что Лейхи тут же спрашивает: — Что случилось? Он слишком хорошо меня знает. В этот раз я ни секунды не раздумываю, стоит ли Айзеку рассказывать все.