Berofe I Disappear / Прежде чем я исчезну

Вопросы

Когда я открываю глаза утром, мне хочется верить, что это был просто дурной сон. Но реальность ранит больнее всего, поэтому я закрываю глаза обратно, злясь на то, что не умерла во сне. На себя я, конечно, злюсь больше всего. События вчерашней ночи всплывают в моем сознании с такой четкостью, будто это было пару минут назад. Я вскакиваю с кровати и несусь в папину комнату, чтобы узнать у него, что с Финном. Распахиваю дверь и вижу спящего папу. Следом, в надежде, что Финна вернули домой, захожу в комнату брата, но его там нет. Внутри меня вновь просыпается вчерашний голос, но я старательно игнорирую его. Вчера. Вчера, вернее ночью, я уснула рядом с Айзеком. Где он? Где ведьма? Почему она сказала спасибо моему отцу? Папа видел нас с Айзеком, когда вернулся? И это только начало списка вопросов касательно этой ночи. Я спускаюсь в гостиную, где нет ни телефона Лейхи, который он оставил на журнальном столике, ни пистолета, оставленного мной на полу кухни. Что мне делать? Ждать, когда проснется папа, позвонить Айзеку?.. Вопросов в моей голове куда больше, нежели ответов на них, а тонкой нитью с ночи тянется только то, что это моя вина. Когда прохожу мимо гостевой комнаты по дороге к себе, решаю заглянуть и туда в надежде на то, что там будет Айзек. Хоть в чем-то я оказываюсь права, потому что Лейхи посапывает под теплым серым пледом. Что-то машинально направляет меня к нему, и я просто ложусь рядом, не будя его. Мне достаточно того, что я чувствую его тепло. Я задремываю и просыпаюсь от прикосновения Айзека к моему лицу. — Что ты тут делаешь? — сонно спрашивает он, убирая волосы мне за ухо. — Лежу, — честно отвечаю я, закрывая глаза и беря его ладонь в свою. Папа может убить Айзека за то, что он уснул в моей кровати вместе со мной, но ничего сделать с тем, что я сама пришла к нему, он не сможет. Я хочу, чтобы этот момент не заканчивался примерно никогда. Ураган внутри меня стихает, стоит Айзеку только появиться в поле моего зрения. — Ты как? — мягко спрашивает Айзек, что заставляет меня открыть глаза и вернуться в реальность. Воспоминания вновь проносятся со скоростью света в моей голове, и от былого спокойствия не остается и следа. — Я не знаю, — отвечаю я скорее на все те вопросы, которые не выходят у меня из головы, нежели на вопрос Айзека. — Бывало и лучше. Я мы молчим еще с минуту, а потом я все же решаюсь спросить хоть что-то: — Куда ты пропал вчера? И где ведьма? — Надо было отогнать ее от дома, чтобы она больше никому не навредила, — отвечает Айзек. — Я не убил ее, ведьмочка. Я почему-то облегченно выдыхаю, хотя где-то подсознательно думаю о том, что она бы заслужила это. — Если с Финном что-то серьезное, я убью ее собственноручно, — говорю я, сама не ожидая от себя такого. — С ним все в порядке, я уверен, — убеждает меня Айзек, но работает это слабо. Мне нужно самой убедиться в этом, самой увидеть его. Меньше всего на свете мне сейчас хочется думать о том, что она сделала с Финном, но все мои мысли забиты только этим. А потом я переключаюсь на другую сторону этой медали. Мы уедем отсюда не раньше того, как Финна выпишут. Мне уже стоит начинать собирать вещи? Стоит прощаться со всеми или как обычно — уехать, не говоря ни слова? Нормальная жизнь продлилась ровно неделю. — Скажи мне что-то хорошее, — говорю я, утыкаясь лицом в подушку. — Завтра тебе в школу, — говорит Айзек, отчего я непонимающе поднимаю на него взгляд. Как слова «хорошее» и «школа» могут быть взаимосвязаны? — И у тебя будет литература. Сможешь отвлечься от всего этого хотя бы на полтора часа. Но это не работает так, как планировал Айзек. Мысль о школе, о том, что я, скорее всего, нахожусь в этом городе последнюю неделю, кажется, наоборот, добивает меня. Я ничего не отвечаю, а лишь прижимаюсь к Айзеку сильнее, думая о том, что навряд ли я смогу полежать так еще когда-либо. Я решаю не говорить Айзеку об этом и закрываюсь вновь. Чтобы хотя бы попытаться отвлечься, решаю занять себя приготовлением завтрака, но дурные мысли так и лезут в голову. — Ты так переживаешь из-за Финна? — спрашивает Айзек, сидящий за столом, когда я включаю плиту. — Нет, из-за учебы, — хмурю брови я. Мы возвращаемся к тому, с чего начинали — я ничего не рассказываю, и мы язвим друг другу. — Помочь не хочешь? Айзек покорно встает, и спрашивает, что ему делать. Я опять отталкиваю его от себя, хотя всем сердцем желаю остаться. Папа спускается вниз, когда оладьи уже готовы, я мою посуду после готовки, а Айзек завтракает. — Как Финн? — вместо «доброе утро» тут же спрашиваю я. — И вам доброе утро, — говорит папа, как бы упрекая меня. — Положили в реанимацию под дыхательный аппарат, говорят асфиксия. При слове «дыхательный аппарат» мое тело покрывается мурашками, а перед глазами предстает картина — Финн лежит в больничной койке еле в состоянии даже просто взглянуть на меня, когда я захожу. — Все не так плохо, Сэм, — папа подходит ко мне и кладет руку на плечо. — Он в сознании, ему просто тяжело дышать, просил привезти ему телефон и что-нибудь вкусное, — улыбается он. Мы с Айзеком синхронно облегченно выдыхаем. Хотя бы что-то хорошее за последние двенадцать часов. Мы садимся за стол, и папа в подробностях расспрашивает у нас, что произошло ночью. Мы разговариваем, но никто не смеет заикнуться ни про переезд, ни про благодарность ведьмы. Если бы я могла посмотреть будущее, я бы определенно сделала это, лишь бы узнать, как скоро мы уедем отсюда. Я не хочу делать этого от слова совсем, но как минимум одна ведьма знает, где мы живем. Я замолкаю и смотрю на папу, обсуждающего что-то с Айзеком. Почему-то вся та информация, которую я знаю, упирается именно в него. Почему он никогда не обсуждал со мной какие-то ведьминские способности, никогда не контролировал мою силу, как это делала мама? Я могу рассказать ему все? Я могу доверять ему? Последний вопрос мучает меня всю дорогу до больницы. Мы едем вдвоем, поэтому по большей части молчим, и у меня много времени на самоанализ. Меня так и подмывает в открытую спросить у него, что он от меня скрывает, но я не могу. Тогда я потеряю как минимум иллюзию семьи, которая строилась годами после смерти мамы. Я бы смогла одна вернуться в Меривиль? Мы оставляем вещи Финна в приемном покое, потому что дальше нас не пускают. Сегодня не смена Мелиссы, но, думаю, если бы была, то мы бы прошли. Именно поэтому решаю завтра после школы узнать у Лиама, будет ли мама Скотта в больнице, и напроситься к Финну в палату. По дороге обратно я все-таки не выдерживаю и решаю начать с малого: — Пап, — обращаюсь к нему я, — я не хочу переезжать. Конечно, ничего умнее я придумать не могла. — Это из-за твоих друзей? — спокойно спрашивает он. — Айзек? — Да, — тихо говорю я и киваю, как будто только что созналась в самом страшном преступлении в своей жизни. А ведь он даже не догадывается, что я еще знаю. — Раньше, чем выпишут Финна мы не уедем, — озвучивает папа то, о чем я думала утром. — Я думаю над тем, чтобы взять еще один проект, потому что счета за больницу будут космическими. «Еще один проект» равно командировка как минимум на пару дней. Я привыкла оставаться дома с Финном, но, когда его не будет, я, наверное, сойду с ума. — Какой? — ради приличия спрашиваю я, потому что понимаю, что отговаривать его нет смысла — счета и правда будут большие, а влезать в долги папа не любит ввиду наших постоянных переездов. — Выставочный центр в Портленде. Им как раз нужен специалист по архитектурному освещению и подаче электричества, так что я думаю взяться. Я мало что понимаю в папиной работе, поэтому задаю самые простые вопросы: — Это надолго? — Полторы недели точно. Познакомиться с командой, изучить все уже имеющиеся планы, а как вернусь, разработаю все здесь. В какой-то момент в моей голове проскакивает мысль устроиться на работу, но она тут же отпадает, потому что я знаю, что скоро уеду отсюда. Я опять откидываю голову на подголовник и отворачиваюсь к окну, рассматривая дома, которые мы проезжаем. До Бейкон-Хиллс мне было абсолютно все равно на то, в каком городе мы обосновались, потому что с ним меня не связывало абсолютно ничего, а сейчас все поменялось. Впервые со времен Меривиля я хочу остаться. — Но мы уедем отсюда?.. — скорее констатирую факт я. Папа молчит, наверняка сам не хотя произносить это, а потом говорит «да». Это «да» разносится звонким эхом в голове, но я ничего не могу с этим сделать. Останусь — не переживу следующее полнолуние, уеду — потеряю все, что связывало меня со словосочетанием «нормальная жизнь». Выбор без выбора. Если только я не найду способ остановить охоту на саму себя. То, что происходит в последние встречи с ведьмами пробуждает во мне невероятное желание убить их всех, но я, почему-то, этого не делаю, хотя они заслужили. Как остановить то, что никак не зависит от меня? Инсценировать свою смерть, как это когда-то провернули мои мама с бабушкой? Боюсь, на второй раз ведьмы не купятся на это. Скрыть свою энергию? Было бы неплохо, но никто не научил меня этому, а гримуар прабабушки канул в лету. Я ловлю себя на мысли, что больше не боюсь ведьм так, как боялась раньше. Я знаю, что, если бы Финн не появился на террасе этой ночью, я бы справилась с ней в одиночку. Мне кажется, что за семнадцать лет, четыре из которых я провела в бегах, я достаточно осмелела, чтобы перестать прятаться и наконец дать отпор. Вот только как сообщить об этом остальным, чтобы никто не пострадал?