Немного раненое бедро

– Он всё равно узнает, рано или поздно. Так что лучше не затягивать, – я выдохнул, пытаясь отыскать в себе храбрость, которой на самом деле не ощущал. Да, мы же будем жить вместе. Точнее, мы уже живём вместе. Я перевёз сегодня днём все свои вещи, и даже разместил их по местам. А он войдёт в комнату с минуты на минуту, желая отметить это дело бутылочкой довольно неплохого виски, которое я же ему и предложил. Бутылка уже стоит на маленьком круглом столике, напротив зажжённого камина, а его я отправил за бокалами, выиграв себе немного времени на передышку. Я не смогу долго скрывать свою тайну. Эта квартира станет мне домом, а дома хочется чувствовать себя расслабленно. Мы волей-неволей увидим друг друга в домашних халатах или ещё как, не при «полном параде». Или пола распахнётся, или он войдёт неожиданно. Что Шерлок Холмс любит появляться неожиданно, я уже уяснил, хотя знал его меньше суток. Его глаза так улыбались при этом, собирая небольшие тонкие морщинки, что я не посмел выразить недовольство. Но как же ему об этом сказать? И вообще, по-хорошему, сказать нужно было заранее. До того, как он согласился назвать меня своим соседом. Вдруг он сейчас передумает? Испытает неприязнь? Фух. Ладно. Сейчас и узнаем. Я услышал его шаги по застреленному ковром коридору и сразу же узнал их. Была не была. Я ловко отстегнул протез, и поставил его за своим креслом. Так, чтобы он не бросался сразу в глаза вошедшему в двери, но не заметить пустую штанину едва ли возможно. Тем более тому, кого мне рекомендовали, как лучшего сыщика современности. Он же сам и рекомендовал, кстати. Дверь скрипнула, и Шерлок Холмс возник на пороге, с двумя блестящими бокалами в одной руке. Точнее, в переплетении его длинных пальцев, от которых я не мог отвести взгляд. Вот он пересёк комнату, наклонился, чтобы эти бокалы поставить. Из этой его позы не увидеть было нельзя. И он увидел. Я сглотнул. Я прямо ощутил ту секунду, когда он понял. У его соседа отсутствует правая нога ниже колена. – Значит, вот оно что, – сказал он, кивком отдавая мне право наполнить бокалы. Напиток же был мой. – У вас немного ранено бедро. «Немного ранено бедро!» Я едва не расхохотался такому определению. А ведь не поспоришь! Действительно, немного ранено это самое бедро, потому как ниже бедра ничего более нет. Он уселся в своё кресло и довольно вытянул свои длинные стройные ноги к камину. Я его понимал. Я сам сел раненой ногой к огню, тем самым выбрав одно из двух кресел, даже не спросив, которое предпочитает он. В тепле нога чуть меньше болит. Я наполнил оба бокала на два пальца и протянул ему один. Мы пригубили. Напиток был недурён, мне не было за него стыдно. – Вам больно от протеза, да? – я уловил в его голосе ноты сочувствия, а не интереса. Он был первым человеком в моей жизни, что спросил подобное, до вопросов вроде, как это случилось. – Немного, – признался я, мечтая отправить проклятую деревяшку в огонь. – Я заметил вашу хромоту, но не понял что… – он замолчал и повернулся ко мне. В его глазах танцевали отсветы от пламени, и весь он показался мне похожим на это пламя. – Я не понял этого, при нашей первой встрече. Вы прекрасно выучились обращаться с этой штукой, – он кивнул на протез, – но она решительно изводит вас. Я не подтвердил и не возразил. Будто у меня есть выбор. – Вы и н т е р е с н ы й человек, Уотсон, – сказал он, и я понял, что был причислен в какую-то категорию, которая была уважаема Холмсом больше, чем остальные. – Я предпочитаю обходиться дома без него, – тихо признался я. – Человек на костылях выглядит жалко, но… Я не хотел ныть и жаловаться. Рассказывать, как протез натирает до живого мяса, и сколько я трачу на различные мази и промывания? Опять же, какой у меня выбор? Мне повезло. Там, на востоке, осталась только моя нога, а я вот здесь, в Лондоне. А сколько моих сослуживцев оставили там свои тела целиком или же по частям, но ни одна из них не вернулась домой? – Не сочтите за назойливость, Уотсон, но позвольте мне пригласить вас завтра кое-куда, – сказал он. – И захватите ваши костыли. А кто скажет, что на них вы выглядите жалко, определённо человек недалёкого ума. А слова таких людей нужно игнорировать. Было сложно спорить с этим утверждением, и завтра мы сели в кеб в полном комплекте. То есть я, мой протез, костыли и Холмс. Он сел, чтобы оказаться у окна, я же разместился так, что моё «немного раненое бедро» оказалось около его ноги. Сначала, я решил, что это случайность, но нет. Его нога оказалась прижата к моему бедру, и я ощутил его тепло… был вынужден признать, что оно помогает ничуть не хуже камина. И всё же… Хотя я снял протез, и накинул плед, ехали мы слишком долго. А ухабов на дороге было куда больше, чем хотелось бы. Я пытался не стонать, но видимо, моё лицо говорило всё за меня. У меня болело не бедро, нет! У меня болела проклятая отрезанная нога! Вся, от раздробленной в пыль пятки, что медленно пожирала гангрена, до треснувших костей голени. Я знал, что ноги на самом деле нет, и болеть ТАК, как до операции, она больше не может, но поди объясни это мозгу. И слова моего доктора, что это фантомные боли, не очень помогали мне в такие моменты. Я уже был готов молить Холмса о передышке, об остановке, как вдруг его рука скользнула под плед, обхватила мою култышку, и утянула к нему на колени. Плед только колыхнулся, и тут же снова лёг ровно. А его пальцы… Его тонкие пальцы обхватили самый кончик моего «немного раненого бедра» и принялись массировать его. Не знаю, что он сделал. Не знаю, как он это сделал. Но проклятая нога отвалилась, как хвост у ящерицы. Я буквально ощутил это. Со всей этой гангреной и адской болью невскрытого гнойника. Упала и укатилась куда-то между колёсами кареты. И в его руках осталось только моё «немного раненое бедро», которое я будто бы опустил в бурлящее прохладное шампанское. От пальцев Холмса разбегались пузырьки, изгоняя прочь всю боль, и оставляя только лёгкое приятное покалывание. – Вам легче? – спросил он, и наши взгляды пересеклись. Я сумел только кивнуть. – Мы почти приехали, – сказал он, и выглянул в окно, продолжая массаж, а я мысленно молил, чтобы поездка продолжилась ещё. Мне казалось, что прекрати он, и боль снова вернётся. – Здесь живёт один человек, который, как я надеюсь, сумеет вам помочь, – продолжил Холмс. Едва ли кто-то был способен помочь мне больше, чем он сам, но у меня не было сил на споры. Раз Холмс так считает, хорошо. Посмотрим. Тем более, какой у меня был выбор? Кеб остановился, и мы принялись выбираться. Холмс предложил мне костыли. Я посмотрел на него. Меньше всего на свете я хотел показаться жалким в его глазах. Но он ведь назвал меня и н т е р е с н ы м. Протез оказался в его руках, а я опёрся на костыли. Что ж, посмотрим, что Шерлок Холмс придумал для моего «немного раненого бедра».