Фиалка

      То, что дальше, любое слово, сказанное ему в ответ, мне стоило выбирать с особой осторожностью — я поняла мгновенно. Ведь самая большая опасность прямо сейчас заключалась лишь в этом нашем разговоре. А точнее, к чему он излишне спешно двигался. К чему Тоби его неуклонно и не естественно вёл. Кажется, склоняя меня, лишь к одному. По ощущениям — заранее ломающее пополам. Может и с хрустом даже. Просто я никогда об этом раньше не задумывалась: ни о звуках там, ни о возможных при этом событии ощущениях. Но теперь, только так себе это и представляла — с треском в ушах. Если воображая, в подобном для меня и моего тела, участие вампира, что находился напротив. А в любую секунду, он мог оказаться и где-то еще. Что, если сверху?

И он понимал больше, точно ведь слышал когда-то, что-то и ломал, просто пока об этом молчал. Недоговаривал.

      — Я счастлив, что ты разделяешь это убеждение вместе со мной. Немного переживал, на самом деле, что не согласишься. Почему ведь, разве должна? — его руки с меня спали, несмотря на то, что я никогда и ни на что не давала своего согласия. — Домой то хочешь? — поинтересовался он следом, для него очевидным, замечая, как я теперь неплохо стою на ногах самостоятельно, без его поддержки.       — Да, хочу.       — Я ещё не бывал у тебя внутри, но приду завтра. Ты меня пустишь, как мы уже с тобой договорились. А сегодня, ты сама доберешься.       — Не знаю… — протянула я, ответив ему честно, едва покачав устало головой, стараясь очнуться. Я не была уверенна, что смогу и шага ступить, чувствуя, как с каждым мгновением меня всё сильнее накрывает бессилие. Только поняв и, вроде как ещё не запоздало, что позже Тоби может никуда меня не отпустить и вовсе, а сейчас на уход был беспрепятственный для меня шанс, побыстрее добавила. — Но это недалеко, так что я дойду.       Осознавая, что двигаться уже стоит — я не двигалась. Я сама себя предавала, оставляла на месте, в беде, одержимая усталым желанием приземлиться обратно на кровать, что всё также находилась позади. И на этот раз не просто сесть на матрас, а может и вовсе уснуть.

Как угодно, пускай если и сидя, пускай если и он станет на меня смотреть, до самого утра.

      Тоби тогда склонился ко мне чуть ближе, его взгляд стал вновь внимательным, почти испытывающим. Вампир точно видел насквозь мою наигранную решимость. Знал может и то, что мне её действительно вполне хватит, чтобы добраться до дома. Вот и позволял очевидному вранью быть, а мне уйти.       — Ты когда идти будешь, не спеши. Держи в голове, что ты больше не просто сама по себе, не бойся. Ты не одна больше, запомни это навсегда. — он сделал паузу, а его рука снова меня настигнула, довольно неожиданно. Только уже не для того, чтобы возле себя задержать и не потому, что он передумал: пальцы его скользнули к моему животу, прямиком под мой свитер. — Теперь ты связана со мной. Там.       Впервые, его прикосновение до самой моей кожи не показалось мне не таящим льдом. Меня оно только смутило, потому что настолько низко, может и в каждом значении этого слова, руки вампира никогда на мне не бывали. Выходило так, что Тоби намекал, как то самое, что внутри меня — именно его часть, а не чья-то там ещё. Как и я, она не принадлежала никакому другому вампиру. Вперемежку, просясь может именно от этого наружу, в желудке у меня находилось моё красочное, песочное печенье и… его сгусток. По цвету, вроде бы чёрный.       И чувствуя, как недомогание разливается по всему телу, я попутно ощутила, будто каждая капля крови во мне — стала теперь не моей. И только та капля была моя — что его.

***

      Открыв наружу дверь, пошатываясь, я вышла в тёмный ночной холод без препятствий и свидетелей. По крайней мере, меня никто не остановил, а если кто и увидел, наверняка решил, что я лишь в образе нахожусь, что я зомби. А вот уже снаружи, меня встретил падающий снег. Холодный ветер вмиг опалил мне лицо. Так обжег, как когда-то обжигал Тоби, касаясь, пока не стал моей частью. Поневоле и на самом деле нелюбя. Дорога до дома, который я уже могла разглядеть или же успела выдумать, ощущалась бесконечной. Но я всё равно шла, опасаясь встать на месте, потерять даже пускай лишь и мираж впереди. Казалось ведь, если бы не морозный воздух, если бы не минусовая температура, я бы просто легла прямо на тротуаре, и закрыла бы глаза, представляя, что уже у себя в комнате нахожусь. Что мой путь окончен.       Только сделав ещё несколько шагов, моё горло вдруг сжалось. Так, словно меня душат. Настолько резко и больно, что я согнулась пополам, чувствуя, как меня в очередной раз выворачивает. Но уже едва я могла это остановить. И следом, меня вытошнило, прямиком на белый снег полетело что-то чёрное, вязкое, оставаясь и на моих губах. По виду это напоминало мазут — такой же, какой мой отчим продавал у себя в офисе вместе с деталями для машин. Я и сама, следом за этим, опустилась на колени, вцепившись в снег пальцами. Вглядывалась теперь и в этот снег: белое рядом с чёрным. Чужое на фоне этой чистоты. После, я совсем уже легла, опустилась в сугроб рядом, моё плечо глубоко провалилось и я закрыла глаза: холодное рядом с горячим. Это я и снег. Или я и Тоби.

И я уснула, успев подумать только о нём. И о том, что если умру, он тоже тогда, обязательно умрет.

***

      Всё что я запомнила был холод. Снег подо мной молчал, чтобы не разбудить, пока ветер пытался напеть мне колыбельную не переставая, и так — всю ночь. Потому что на утро, я очнулась уже в больнице, ощущая что внутри меня снова тепло, но теперь совсем пусто.       В палате было тихо. Так, что стерильно. Только знакомый мне запах, смесь антисептика и чего-то резкого, химического, показался противнее, чем обычно. А обычно — мне всегда бывало терпимо. Иногда — всё равно. В больницах, я знала наизусть каждую вокруг неприязнь.       С трудом, я перевела взгляд на свою руку, на безжизненные, так как синеватые пальцы, на капельницу, медленно капающую мне в вену. За приоткрытой дверью, всё отчетливее, я стала слышать и приглушённые голоса. Поняла сразу — что врачей. И их несговорчивый между собой тон выдавал что-то неладное обо мне.       — Учитывая её гемофилию, любое серьёзное падение могло бы спровоцировать такие симптомы. Но даже так, кровотечений-то у неё нет, а наоборот — вот эта странная рвота и повышенная утомляемость.       — Знаю, и это как раз сбивает с толку. — ответил второй голос. — Обычно с её диагнозом мы ищем следы кровоизлияний или повреждений. Но никаких заметных повреждений или кровотечений нет. Плюс этот тёмный налёт, который мы нашли…       — Похоже, токсикология тоже не даёт объяснений. Её тело борется с чем-то, но не по привычному сценарию. Она пила что-то? Употребляла? Откуда шла так поздно?       — Возможно. Это какой-то редкий эффект от сопутствующих факторов, в любом случае. Я свяжусь с гематологами и её семьей. Чей это вообще ребенок?       И эти врачи всё говорили без умолку, у самой моей двери, даже спорили, а я — просто перестала их слушать, в какой-то момент. Я закрыла глаза, где за веками, застыв, был Тоби. Потому может, вампир мне мерещился, так как лишь он один и знал, что со мной. Что именно его кровь течёт во мне ядом, творя всё то, что как он обещал, сделает меня однажды не настолько неожиданно смертной. Только, какой ценой? И всё равно ведь смертной.       Мои глаза едва вновь открылись, когда вместо человека в белом, в помещение вошёл Тоби — в чёрном. Он словно ожил из моих мыслей, но сам живым не был. Несмотря на мою трагедию, которая, казалось, должна была стать и его, Тоби оставался абсолютно бесстрастен. Только на этот раз, в его плавных движениях чувствовалась едва сдерживаемая злоба, затаенная ярость. Она искрилась, виднелась от этого на острых кончиках его волос, предупреждая о его чрезвычайном перенапряжении: не подходи, короткое замыкание, убьет. Не произнеся ни слова, он подошёл ко мне, резко одернув капельницу с моей руки. На неё то он и глядел, всё это время, как только оказался в палате. Казалось, торчащая из меня трубка вызывала у него с первой же секунды глубокое отвращение.       Это его небрежное действие оказалось для меня болезненным — мне показалось, что он неаккуратно порвал мне тонкую кожу, и её крохотный кусочек остался на игле. Только я не успела ни возразить, ни вскрикнуть.       — Тебе это ни к чему. — отрезал он. — Больше никогда не пригодиться.       Капельница откатилась до самого окна, там и осталась, уперевшись в подоконник, а он сам сел со мной рядом. И после, так, словно ни на секунду не ослабив своей бесноватости, Тоби крепко прижал меня к себе, отрывая теперь и моё тело от подушки, не оставляя для меня возможности пошевелиться первой. И оказавшись в его руках, я почувствовала себя принадлежавшей ему полностью. Как будто я была частью его — той его кровью, пусть и крошечной, самым ничтожным меньшинством, что заботила его больше всего. Я была ему совершенно необходима. И в этот же момент всё напряжение последних дней прорвалось наружу, я заплакала.       — Я думала, что умру. Там, в снегу. — прошептала я лишь ему то, что хотела рассказать каждому. Чтобы меня пожалели. Всхлипывая, я старалась справиться с тем страхом, который как оказалось, всё ещё плотно находился внутри.       — Нет, ты не умрёшь. Ты никогда не умрёшь, хочешь? Я могу сделать это для тебя. Я так и сделаю.

Его слова повисли в воздухе, и я почувствовала, как от них, всё вновь продрогло у меня внутри. Ко мне прилипло, как если бы язык к качелям в январе. Слишком безобразное обещание он произнёс, больше походившее на клятву убийства.

             — А что ты им сказал? — прошептала я, уткнувшись носом в его плечо.       Мои слова от этого прозвучали приглушённо, почти неслышно, но мне и не хотелось, чтобы вампир понимал меня слишком ясно — у меня не было для него ответов. Тогда Тоби слегка отстранился, лишь на чуть-чуть, чтобы оказаться напротив меня, чтобы заглянуть мне в глаза.       — Кому?       — Врачам. Чтобы они тебя пустили.       — Я сказал им, что ты моя. — ответил он и его изначальное, почти оскорбительное для него непонимание, что ему стоило получить от кого-то разрешение на то, чтобы меня видеть, сменилось улыбкой. — Они просто не знали, кому ты принадлежишь. Чья ты. И пытались разобраться. Я объяснил, что ты моя.       Своими словами и совсем уже ласковыми жестами, Тоби отвлёк меня легко. И я тогда ослабилась телом, готовясь оказаться обратно на подушке, когда его рука прошлась по моим волосам, а затем скользнула и за мою шею, стремительно, будто змея. Он потянул меня ближе, к себе, и прежде чем я поняла что будет, его губы накрыли мои. Требовательно, но больше хищно, ведь он ничего не просил, а с силой так поступал, как будто бы собирался… съесть меня, прямо на месте. Я только так и подумала, чувствуя, что между его зубов теперь находится моя нижняя губа.

Я замерла, и он тоже остановился. Но не потому, что собирался прекратить — просто должен был разжать челюсти.

      — Нет Виолетта, ты не готова стать вампиром. Кажется, придется всё таки умереть. — пробормотал он шутливо, отрываясь от моего лица, что стало непроизвольно дрожать. Подрагивать так, с каждой стороны, словно под кожей у меня иголки. Нехотя тогда, Тоби убрал руку с моей шеи, провел мне после пальцем по щеке, пытаясь успокоить. А когда ничего у него не вышло, он ущипнул меня всё за ту же щеку, воскликнув. — Уймись! — я уже и так не плакала, и вампир, уложив меня обратно на спину, покосился на давно застывшую, серую кашу, что стояла на столике возле. Нетронутая, в отличии от меня. После, он снова развернулся ко мне. — Не ешь ничего? Знаю, что не хочется. Но давай, я расскажу тебе тогда о том, что с тобой станет, если ты продолжишь отказываться от еды. На примере одной девочки. Её звали Клава.