***
19:43
Очередной адский день наконец подходил к своему завершению...
Слава всем Богам!
Сумасшедший темп работы, море трудностей, которые за раз свалились на хрупкие плечи и заставляли отпускать руки...
Марина только-только покинув пределы операционной побрела в свой кабинет...
Устало оперлась на край стола.. Поясница отваливалась катастрофически, усталость накрывала так, что все остальные эмоции уже вовсе не пытались пробраться к ее мозгу... Присев Марина потерла виски, и взглянула в небольшое окошко, которые выходило на ее отделение... Было достаточно тихо... Не удивительно.. Пациенты уже давно мирно спали по палатам.
Все, чего сейчас хотелось — поехать домой, с мужем, улечься всей их немаленькой семьей у телевизора и закимарить под какой-нибудь уютный фильм... Но муж на горизонте так и не явился.
Последний раз за сегодня они пересекались в коридоре, но Брагин даже не соизволил взглянуть на нее.. Вдруг стало до чертиков обидно от его поведения. Наверняка снова утешает Павлову.
Нарочинской было действительно по-человечески жаль Ирину Алексеевну, но в последнее время ее даже окутывала злость, от осознания, что Брагин проводил свое время с Павловой чаще, чем с ней. С женой!
Их нечастые разговоры в течении месяца сводились лишь к Кривицкому; на работе, дома, даже играя с детьми он кажется почти не переставая упоминал лишь о нем, и о страдающей Павловой конечно... Ночью и вовсе мог сорваться, оставляя Марину одну. В такие моменты становилось невыносимо холодно, в душе...
В темноте кабинета заведущей нейрохирургии блеснула пара голубых глаз, которые быстро наполнились слезами... Горькими, которые уже не хотелось прятать. Осев на пол она облокотилась о стол и крепко прикрыла лицо руками... И вдруг полились слезы. Слезы от усталости, обид, недопониманий.. Все смешалось.
Тихий всхлип разорвал кромешную тишину в небольшом помещении, а после, неожиданно дернулась ручка двери, так повторилось несколько раз... Дверь была заперта, а открывать не было ни сил, ни желания.
—Марин, — вслед за раздражающим звуком послышался знакомый голос, по телу побежали мурашки... Будь это кто-нибудь другой – сделала бы вид, что ее давно нет на рабочем месте, но это же, черт возьми, Олег! От него невозможно скрыться.. Знает, чувствует...
Только вот, видеть его не хотелось. Наверняка снова пришел сообщить, что сегодня будет наблюдать Кривицкого.
Ничего удивительного...
—Ну, я же знаю, ты тут.. — чуть тише раздалось вновь, — Открой мне, — секундное молчание, тяжкий выдох по ту сторону, и тихое: —
Пожалуйста, — именно оно и заставило подняться, и подойти к двери. Рука нервно дернулась, а дверь быстро оказалась открытой.
В полумраке стояла она, хрупкая, беззащитная, с краснющими от слез глазами, руки едва заметно дрожали. Марина на автомате увернулась от его томного взгляда в спешке утирая слезы.
—Ты чего? — чуть ступив вперед он оказался в пределах ее кабинеты, —Ты.. ты плачешь что ли? — дверь захлопнулась, а Брагин осторожно повернул ее голову к себе.
Она молчала. И казалось, вот-вот заревет. Навзрыд. Громко. Чтобы он наконец услышал!!! Чтобы понял...
Чтобы вспомнил наконец о ней... О своей жене...
—Это я тебя обидел, Мариш? — он ловко пытался поймать ее глаза, которые всячески бежали от встречи с его... Глупый вопрос. Знал, что он. — Это из-за того, что я сегодня сорвался на тебя, да? — она молчала. Долго. Но наконец собравшись с собой тихо сказала:
—Я очень устала, поеду домой. — но попытка обойти Олега оказалась напрасной, даже шагу вперед сделать не удалось, а убегать не было сил, да и... Смысл бегать?
—Ну уж нет, Марин Владимировна, — заставляя ее попятится к дивану произнес он, — Сначала ты расскажешь мне о потопе, который ты тут устроила...
—Олег Михалыч! — вдруг со смехом вырывалось у Нарочинской и она взмахнула руками, — А с каких пор ты интересуешься моим состоянием?! Думаю, в твоем отделении поддержка каждому твоему пациенту и их родственникам куда нужнее, чем мне... Так что иди, а я домой хочу — усмехнулась она, и встретилась с его глазами.
—Марин, — его горячая ладонь легла поверх ее колена и слегка сжала его, —Ну ты же взрослый человек..., — она нервно сглотнула и отодвинула колено, избегая его касаний.
—Когда наиграешься в спасателя – ты дай мне знать, ладно? — раздражало его поведение. Желание быть супергероем для каждого, будто кругом закончились все профессионалы... Только он один на всем белом свете.
Да, конечно, он врач. Да, это его профессия, но когда это выходило за рамки адекватного, когда он начинает сутками существовать в больнице, забывая о собственной семье — это начинает казаться ярым фанатизмом...
—Ты знаешь, например, что у
твоего сына вылезли еще два зуба, а знаешь, как сильно он плакал прошлой ночью? Ну или.. Знаешь, что
твоя дочь готовила пирог специально
для тебя, и ждала до поздней ночи, потому что хотела побыть
с тобой, и чтобы
ты почитал ей сказку? Не знаешь... Странно, почему же, да, Брагин? Наверное потому что детей своих ты видишь только по утрам и по ночам, когда они спят, — слова вылетали сами по себе, сдерживать себя уже вовсе не хотелось. Предел.
—Мне кажется, Брагин, что мы не муж и жена, а самые обычные сожители... Случайным образом очутившиеся в одной квартире...
Ее нервные движения будто безжалостно распарывали воздух. Вокруг вновь повисла неприятная тишина... Он молчал, и она тоже. Потеряла смысл говорить ему что-то. Знала, что всё это пропустит мимо ушей. Знала, что ничего не поменяется.
А от "прости" легче не станет...
—
Поехали домой, — пронзило тишину его хриплым голосом, который в миг долетел до глубины ее сердца.
***
Больше он не произнес ни слова. В машине ехали в кромешной тишине, дома он тоже не обронил ни слова. Отпустил няню и сам занялся детьми, а Марина молча скрылась в спальне... Еще пару часов она слышала, как громко хохотала Катюшка, иногда хныкал Лева, что-то говорила Тома, и Брагин кажется что-то неуклюже чудил на кухне..
—Пап, вы поссорились с Мариной? Она какая-то.. Грустная.. И ужинать не вышла.. — вдруг донеслось до блондинки, и она тяжело сглотнула ком.
—Да, Том, мы немного... Немного поругались, но ты.. Ты не волнуйся, — голос Брагина был каким-то... Абсолютно не тем.. Уставшим, хриплым..
Он ласково погладил дочь по щеке, изобразил подобие улыбки, ловко словил ложку, которая благополучно отправилась в полет со стола, и отпустил сына на пол... Пока еще не все содержимое отправилось туда же.
Потом, до Нарочинской доносились громкие возмущения Кати по поводу пижамы с единорогом, у которого был какой-то не такой рог, звуки разгрома кухни и ванной комнаты, и некоторые диалоги Брагина и Томы, в которые теперь уже Марина не вслушивалась.
Попытки занять себя работой не увенчались успехом, потому что мысли бесконечно улетали в другое русло, и потому она бессмысленно смотрела в экран ноутбука...
В дверь аккуратно постучали и Марина обернулась. На пороге стояла Тома, с разносом в руках.
—Я отвлекаю тебя? — вдруг раздался смущенный голос девочки. Ей было неловко, и одновременно трепетно... Ей хотелось помогать Марине, дружить с ней, но Тома не знала, хотела ли того Марина.
—Проходи.. — кончики губ вдруг дрогнули, в попытке изобразить улыбку.
—Ты не ужинала.. вот... — Тамара осторожно расположила небольшой разнос с пищей на рабочем столе и неловко улыбнулась, или попыталась...
—Спасибо, Том.. — спустя пару секунд молчания произнесла Марина, а девочка отправилась к выходу, — Посиди со мной, — вдруг вырвалось у Нарочинской, и она сама испугалась собственного порыва эмоций, — Или.. или у тебя есть свои дела? — осторожно закончила Марина, и отвела глаза.
Тамара смотрела также, как ее отец. У нее был такой же глубокий, считывающий насквозь взгляд.
Не говоря ни слова девочка присела на угол кровати, оказываясь совсем рядом с Мариной.. Слово за слово... Они заговорили. У них вдруг неожиданно получилось построить диалог, без закатывания глаз, без кратких и абсолютно бессмысленных ответов. Тома делилась всем, например, рассказывала о группе, которую в последнее время слушала чаще всего, даже включала песни, которые, кстати говоря, понравились и Марине.
—Тебе что, правда нравится? — теперь в ее вечно потухших глазках сияло нечто детское, родное... То, что должно.
—Да! Хочешь.. скачай их мне, будем слушать в машине.. — каждое слово Марина говорила с опаской. Будто ходила по минному полю, но все шло так хорошо, что казалось нереальным. Несуществующим.
За разговорами ужин Марины достаточно быстро был съеден, она даже и не знала, что была голодна так сильно...
Не успела даже подумать об этом.
—Спасибо, Том... У вас получилось очень вкусно.. — полушепотом произнесла она, и осторожно, совсем невесомо коснулась губами лба девочки.. Оставляя там поцелуй. Едва ощутимый. Но слишком трепетный. Будто в этом касании было слишком много того, что нельзя было выразить словами... Было страшно, и одновременно тепло на душе. Марина впервые сумела дотронуться до этой девочки, которая казалось ей вовсе непокорной. Она была схожа с маленьким ежиком, с невероятно острыми иголками, которые служили ей защитой от каждого, кто пытался хоть как-то коснуться ее...
Томе вдруг стало легко. Она вдруг ощутила то, чего так сильно не хватало. Ощутила понимание и поддержку.
Ощутила, что нужна.
—Не ссорьтесь с папой, Марин... — сквозь необъяснимую пелену раздался голос девочки, Марина подняла ярко голубые глаза, внимательно всматриваясь в ее карие...
—Всё хорошо, малыш... Не волнуйся. Иногда случаются недопонимания... Не смотря ни на что, мы любим вас, вне зависимости от того, что происходит между нами с папой.. Понимаешь? — ладони девочки, которые были значительно меньше коснулись женских. Марина прикрыла глаза, улыбаясь...
—Ты хорошая, Марин... — послышалось ли это, или было действительным Марина не знала.
—Мне пора уже наверное ложиться спать? — подняв взгляд на часы проговорила Тома.
—Да... Мы немного засиделись.
—Мне понравилось с тобой вот так болтать, — очередное откровение вновь засело в самое сердце.
—Значит, будем устраивать с тобой такие вечера чаще, идет? — довольные детские глаза озарили комнату...
Тамара скоро ушла к себе, а Марина устало выдохнув легла на кровать. Прикрыла глаза, легко выдохнула...
Хорошее этот чертов день всё же принес...
В обрывках сна она неожиданно ощутила родное тело рядом, его ладони, которые осторожно коснулись плеч, и донеслось совсем негромкое, но такое ценное:
—Спокойной ночи, Маришка.
Осторожный поцелуй в макушку, а потом глубокий, крепкий сон... Она крепко обнимала его. Так, как только могла, а он обнимал ее... Большего не было нужно...