Свет в твоих глазах

После оглашения завещания напряжение в комнате было ощутимым, как грозовое облако, висящее над нашими головами. Когда всё закончилось, Сэм, с мрачным взглядом, подошёл ко мне и Ульрику. — Нам нужно поговорить. Поехали ко мне, — сказал он тихо, но с явной тревогой в голосе. — У меня есть подозрения насчёт Чарльза. Я кивнул. Внутри уже зрела та же тревога. Хоть я чувствовал себя выжатым, как лимон, обязанность поддерживать Агату, заниматься делами фирмы, организовать похороны — всё это требовало сосредоточенности и сил. Путь к дому Сэма был пропитан молчанием, лишь спустя время Ева нарушила его, будто не выдержав. — Я связалась с бабушкой, — проговорила она, чуть приглушённо, но уверенно. — Она была близкой подругой Аннет. Они знают друг друга со студенческих лет. Бабушка возьмёт на себя организацию похорон для Аннет и Фредерика. Хотя там и нечего хоронить, — с болью в голосе произнесла Ева. От миссис Харрис и моего наставника почти ничего не осталось. Я поблагодарил её. Не скажу, что мне от этого стало легче, но хотя бы дел меньше. Когда мы приехали к Сэму, его квартира встретила нас теплом декоративного камина и уютом. Мы все разместились на мягком диване, на котором последний раз я спал очень пьяным, погружённые в собственные мысли и догадки. Ева ушла на кухню, чтобы сварить кофе, а Сэм сел напротив нас, его лицо было напряжено. — Уверен, что Чарльз замешан в этом деле, — начал он, взгляд его горел решимостью. — Сам он, конечно, не стал бы устраивать аварию. Но вполне вероятно, что нанял кого-то. Всё это выглядит слишком подозрительно. Все знали, что Агата — единственная наследница. Вопрос в том, когда Аннет сменила завещание. Мне кажется, что это было сделано под давлением. Но я даже представить не мог, чем нужно надавить на такую женщину, как Аннет. Я нахмурился, обдумывая услышанное. Вдруг в голове возник вопрос, который я не мог не озвучить: — А мог ли кто-то в офисе быть замешан? — Возможно, — коротко ответил Сэм, его лицо не выдавало никаких эмоций. — Поэтому тебе, Алекс, придётся взять всё под свой контроль. В офисе каждый шаг должен быть под твоим наблюдением. Никто не должен сделать ничего, о чём ты бы не знал. В этот момент Ева вернулась с подносом, на котором стояли чашки горячего кофе. Пар поднимался, наполняя комнату терпким ароматом, как будто пытался растворить напряжение, но безуспешно. Мы замолчали, позволяя Сэму продолжить. — Кроме того, я займусь организацией охраны для Агаты, — добавил он, его голос стал ещё ниже. — Если с ней, не дай Бог, что-то случится, Чарльз получит всё. Она в опасности, и мы не можем позволить ему достичь своих целей. — Проклятье! — я ударил кулаком по столу, чувствуя, как злость и бессилие подступают к горлу. — Спокойно, сынок, — отец посмотрел на меня с укором, но в его глазах я видел то же напряжение, что и в себе. Японец, как обычно, сохранил хладнокровие, но его слова прозвучали, как удар в живот: — Алекс, тебе вообще нужно держаться подальше от Агаты. Сейчас нельзя подавать виду о ваших отношениях, и не думай пока разводиться с Анной. Я чуть не вскочил. — Ты серьёзно, Макото? — в моих словах звучала ярость. — Это шутка? Он лишь слегка вздохнул, словно ожидал такой реакции: — Поверь, это не то, чего я хочу. Но если ты продолжишь вести себя открыто, можешь подставить себя. Если твоя связь с Агатой всплывёт, то этот мудак точно кинет в твою сторону обвинения. Обвинения посыпятся на тебя, и ты окажешься в уязвимом положении. Отправь Анну в Швецию под предлогом заботы о её безопасности, пока мы разберёмся с Чарльзом. — Я не оставлю Агату, когда она очнётся, — ответил я твёрдо, как скала, не допуская ни малейших сомнений. Сэм выдержал паузу, его взгляд стал мягче: — Я не прошу бросить её. Ты будешь рядом, мы будем рядом. Но нужно, чтобы никто этого не знал. Когда она очнётся, её придётся спрятать. Никто не должен подходить к ней без нашего ведома. Я возьму это на себя, чтобы защитить её и не подставить тебя. Я молча кивнул, чувствуя, как в душе бьётся упрямое сопротивление, но понимал: в его словах есть смысл. После нашего разговора с Сэмом, мы немедленно отправились в больницу. Макото решительно вел переговоры с врачом, настаивая на усилении охраны и полной анонимности для Агаты. Он также предупредил всех медперсонал о Чарльзе: несмотря на его статус родственника, его категорически нельзя пускать. Вход должен был быть разрешен только для меня, самого Сэма и Евы. Когда Сэм уладил всё с врачами, я снова занял место рядом с больничной койкой Агаты. Моё сердце сжималось, когда я смотрел на её бледное, почти неподвижное лицо, обрамлённое светлыми прядями волос. Её дыхание было едва слышно, но ровное — единственный признак того, что она всё ещё здесь, рядом, в этой комнате, пусть и далеко за границей сознания. — Прости меня, Агата, — прошептал я, сжимая её прохладную руку в своей ладони. — Прости за всё, через что тебе пришлось пройти. Мой голос звучал хрипло от эмоций, и я не знал, слышит ли она меня, но верил, что её душа чувствует каждое слово. Я говорил о том, что мучило меня изнутри, о том, что раньше не решался сказать. Я извинялся за то, что был слаб и не смог защитить её вовремя, за то, что в её жизни теперь столько боли и потерь. Эта вина разрывала меня изнутри, не давала покоя. — Ты сильнее, чем кто-либо, кого я знаю, — шептал я, не отрывая взгляда от её лица. — Ты пройдёшь через это, Агата. Ты должна. Ты слишком молода, чтобы все эти тяготы обрушивались на тебя, чтобы жизнь забирала у тебя всё и сразу. Но я буду рядом. Даже если ты не захочешь быть со мной, если решишь, что не можешь меня простить, — я всё равно останусь в твоей жизни, хотя бы как друг. Мы сможем быть друзьями, если ты того захочешь. Говоря это, я чувствовал, как внутри меня нарастает тихая решимость. Я знал, что не могу требовать её любви или прощения, но готов был ждать, быть для неё опорой, даже если это не приведёт к тому, о чём я мечтал. Единственное, чего я хотел — чтобы она была жива, чтобы её глаза снова открылись, чтобы она вернулась ко мне, в этот мир. Я извинялся за всё, за каждый неправильный шаг, за каждый момент слабости, за каждое не сказаное слово "люблю". За то, что когда-то позволил себе быть рядом с ней, зная, что мой брак с Анной ещё не закончен, что мои обязательства тянутся из прошлого. Возможно, дал ей надежду. Извинялся за то, что позволил себе терять бдительность и сделал её уязвимой, за то, что, несмотря на все наши обещания быть осторожными, в итоге поставил её перед трудным выбором, который никто не заслуживает. Она ведь только начала жить, строить планы, мечтать. А теперь всё это разрушено — её счастье, её спокойствие, её будущее. И я был частью этого. Меня страшит мысль о том, что она чувствовала последние дни перед тем, как это всё случилось. Какими были её страхи, её сомнения? Какой болью отдавался каждый новый день, когда ей приходилось скрывать правду, носить тяжесть, которую ей даже не с кем было разделить? А я — я ведь должен был быть тем, кто её защищает, кто поддерживает, кто оберегает. И вместо этого стал причиной её страданий. Я смотрел на её безмятежное, но такое пустое лицо, и чувствовал, как гложет меня вина. Сжимал её руку, стараясь передать ей хоть каплю своей силы, своей любви, надеясь, что когда она очнётся, у неё хватит сил прожить эту боль и найти меня, понять, что я готов сделать всё, чтобы исправить ошибки, поддерживать её и беречь. Вечером, когда я вернулся домой, Анна уже была одна. Мои родители уехали в загородный дом, который теперь, согласно завещанию Фредерика, принадлежал мне. В квартире царила тишина, наполняющая пространство гнетущей тяжестью. Анна сидела на краю дивана, её плечи были напряжены, взгляд рассеян. Её привычно уверенная осанка была нарушена, словно весь мир вокруг неё рушился. — Привет, — тихо произнесла она, её голос звучал уставшим, как будто ей стоило больших усилий просто произнести это слово. В её глазах читалась попытка понять, в каком я состоянии. — Ты в порядке? — Привет, Анна, — сказал я, коротко кивнув. Знал, что в этот вечер нам предстоит непростой разговор, и хотел поскорее перейти к сути, но она опередила меня. Анна глубоко вдохнула, как будто собиралась с силами. В её взгляде появилась решимость, и она села напротив, пристально глядя мне в глаза. — Алекс, позволь мне начать, — сказала она, резко, почти колюче. — Может, так тебе будет легче. Не придётся выдумывать очередные оправдания. — Её голос был наполнен горькой иронией, но в нём ощущалась боль, которую она скрывала слишком долго. — Я всё знаю, Алекс. Знаю, что ты всё это время изменял мне с Агатой. Ты не всегда ездил на бокс, как говорил, и, как выяснилось, часто бывал в отелях с ней. Неужели ты действительно думал, что я настолько наивна? Я молчал, уставившись в пол, понимая, что больше нечего скрывать. — Если ты хочешь развода, — продолжила Анна с холодной решимостью, — я тебе его не дам. Так просто ты от меня не избавишься. — Я и не собирался просить развода, — ответил я сдержанно, хотя раздражение нарастало. — Пойми, сейчас вокруг нас происходит что-то опасное. Люди, которым нужны только деньги и власть, играют чужими жизнями, и мы можем стать их очередной мишенью. Какие бы у нас не были отношения, я не смогу простить себя, если с тобой что-то случится. Я прошу тебя уехать в Швецию. Это ради твоей безопасности. Анна усмехнулась, её голос дрожал от гнева и обиды. — Ты хочешь, чтобы я просто сбежала? Улетела, оставив тебя одного здесь, пока ты «спасаешь» компанию и свою Агату? — в её голосе звучала смесь презрения и разочарования. — Нет, Александр. Если ты остаёшься здесь, я тоже. Мы либо улетаем вместе, либо я остаюсь. — Ты вообще понимаешь, в какой мы опасности? — повысил я голос, с трудом удерживая эмоции. — Фредерик был для меня важен, он был как семья. А теперь я обязан разобраться в том, что случилось, и найти тех, кто виновен в его смерти. Ты действительно хочешь оставаться здесь и рисковать? — Ты думаешь, что я боюсь? — Анна метнула в меня взгляд, полный вызова. — Нет, я не боюсь, Алекс. И если тебе плевать на меня, то мне — не плевать. Я не позволю тебе подвергать себя риску ради этих твоих героических игр. Скандал разгорелся с новой силой. Каждый из нас кричал, выплёскивая накопившиеся обиды и разочарования. Анна отказывалась понять, что ситуация стала смертельно опасной. И меня не отпускала мысль, почему, зная о нас с Агатой, она всё ещё держится за этот брак. Разве она не понимает, что рано или поздно нам придётся расстаться? Я почувствовал, что больше не могу это терпеть. В отчаянии набрал номер её отца, Лиама Олсена. Он ответил с явной неохотой, и я ощутил ту же холодную неприязнь, но времени на церемонии не было. Говорил коротко, без лишних деталей, не упоминая Агату, но ясно дал понять, что ситуация настолько опасна, что Анне здесь оставаться нельзя. Лиам слушал, затаив дыхание, а в конце я попросил его поговорить с дочерью и убедить её вернуться в Швецию. Когда я передал трубку Анне, она схватила её трясущимися руками и молча слушала отца. Его голос был тихим, но решительным, и в её глазах медленно собирались слёзы. Наконец, она, всхлипывая, убрала телефон и молча пошла собирать чемодан, оставив меня в комнате одного. В понедельник утром я вошёл в офис, где раньше кипела жизнь. Но сегодня царила тишина, почти угнетающая — словно здание погрузилось в траур вместе с сотрудниками. Мой взгляд скользил по лицам коллег, каждый из которых, казалось, был потрясён трагедией, обрушившейся на нашу компанию. В пятницу я покидал это место, даже не подозревая, что за выходные мир перевернётся, и в понедельник я вернусь сюда как глава компании. Накануне я позвонил своей секретарше, Софии, попросив сообщить сотрудникам, что мы будем работать в прежнем режиме. Я знал, что в понедельник акции могут пошатнуться, но допустить крах компании было бы предательством по отношению к Аннет и Фредерику. Сухо поздоровавшись с Софией у входа, я попросил её собрать всех директоров и топ-менеджеров в конференц-зале. Никаких приветствий, только краткий кивок — это казалось уместным в атмосфере, окутанной скорбью. Войдя в зал, я увидел собравшихся: кто-то молчал, кто-то переговаривался шёпотом. Напряжение висело в воздухе, как перед бурей. Рейчел и Ева стояли неподалёку, стараясь поддержать меня своим присутствием. Отец тоже был здесь, скрестив руки на груди и сдержанно кивая коллегам. Я чувствовал поддержку друзей и семьи, и это придавало сил. Когда все расселись, я поднялся, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя внутри всё дрожало. — Благодарю всех, кто смог прийти сегодня, несмотря на утрату, — начал я, осматривая лица в зале. — Вы знаете, что в субботу мы потеряли наших лидеров, Аннет Сильвер-Харрис и Фредерика Ларсена. Это ужасная трагедия для нас всех. — Я сделал паузу, глотая подступивший ком в горле. — Но, как бы ни было сложно, мы должны продолжать работу, чтобы сохранить то, что они создали. Секунду помедлив, я продолжил: — На данный момент я беру на себя управление компанией, пока мисс Харрис, — голос на мгновение дрогнул, — пока мисс Харрис находится в больнице. Мистер Чарльз Харрис пока не прибыл, и завещание вступит в силу только через полгода, в марте. До этого времени я буду временно исполнять обязанности управляющего. Зал замер, и в наступившей тишине раздался скептический голос. Это был Марк Хейл, помощник Аннет и Фредерика, который, казалось, никак не мог смириться с ситуацией. Он приподнялся, глядя на меня с вызовом. — Простите, Александр, но разве это не слишком поспешное решение? — начал он, голосом, полным сарказма. — Я давно работал с миссис Харрис и мистером Ларсеном, лучше всех знаю их дела и всегда был в курсе их решений. Пока мистер Харрис не приедет, я считаю, что именно я должен взять на себя управление компанией. В конце концов, я был их правой рукой, а вы — всего лишь стажёр. Мои руки сжались в кулаки, но я взял себя в руки, ответив спокойно: — Мистер Хейл, я понимаю ваше волнение, и ценю то, что вы долгие годы были рядом с Аннет и Фредериком. Но, помимо стажировки, я также являюсь законным наследником, и это накладывает на меня определённые обязательства и права. Мистер Харрис пока отсутствует, а мисс Харрис, — я снова задержал дыхание, — к сожалению, не может участвовать в управлении. Поэтому в ближайшие полгода, до вступления завещания в силу, я буду исполнять обязанности управляющего. Я надеюсь на вашу поддержку и вашу компетентность в этих трудных обстоятельствах. Марк посмотрел на меня, недовольно сжав губы, но промолчал. Похоже, он не ожидал такого ответа. — Что ж, — наконец проговорил он, с трудом скрывая раздражение. — Если это ваше решение... Однако я буду следить за процессом и, поверьте, не допущу ошибок. — На это и рассчитываю, — ответил я твёрдо, глядя ему прямо в глаза. Некоторые из коллег переглянулись, кто-то кивнул с лёгким одобрением, и я почувствовал, как атмосфера постепенно расслабляется. Однако Марк смотрел на меня, словно изучал противника. Я понимал, что этот разговор — только начало, и что мне придётся бороться за то, чтобы заслужить уважение и доверие. После собрания с руководителями, мне предстояло встретиться со всеми секретарями и младшим персоналом. Я понимал, что эти люди тоже сейчас потеряны. Собрав их в небольшом зале, я постарался успокоиться, чтобы мои слова звучали твёрдо и уверенно. — Прежде всего, спасибо, что пришли, — начал я, скользя взглядом по лицам. — Я знаю, что потеря для всех нас огромная, и многим из вас сейчас непросто. Но, как бы ни было сложно, нам нужно продолжать движение вперёд, чтобы сохранить всё, что наши наставники создавали годами. Я сделал паузу, вдыхая глубже и чувствуя, как внимание собравшихся концентрируется на мне. — На время, пока официальные наследники не смогут вступить в свои права, я буду исполнять обязанности управляющего. Но я хочу, чтобы каждый из вас знал, что это не значит, что ваши усилия останутся незамеченными. Ваша работа будет по-прежнему важна, и я рассчитываю на ваше терпение и поддержку в этот переходный период. Мой взгляд остановился на лицах некоторых секретарей, особенно тех, кто давно работал с Фредериком, они оставили свою жизнь в Швеции и перебрались вместе с ним. Я видел, что кто-то из них едва сдерживал слёзы, а кто-то уже внутренне согласился с необходимостью двигаться дальше. — София будет вашим главным координатором, — добавил я, глядя на неё, — и всегда можете обращаться к ней, если потребуется помощь. Мы вместе справимся. — Я кивнул, завершая собрание, и наблюдал, как люди, каждый по-своему, воспринимают мои слова, возвращаясь к своим рабочим местам. После всех встреч я наконец закрылся у себя в кабинете. Стол был завален бумагами и отчётами, а мой разум метался между десятками вопросов. София сидела напротив, быстро записывая свои задачи. Я видел, как она сосредоточенно пишет, но мои собственные мысли шли кругом. «В ближайшие недели придётся проводить много встреч, раздать всем задачи, и, самое главное, провести переговоры с ключевыми партнёрами. Нельзя допустить, чтобы кто-то покинул нас в этот непростой момент», — мысленно приказывал я себе. Я взглянул на часы. Обеденный перерыв давно закончился, но я так и не отошёл от стола — аппетит исчез вместе с очередной волной тревог. Я прокручивал в голове список задач, когда вдруг дверь кабинета приоткрылась, и вошла Ева. Она осторожно прикрыла дверь за собой, подходя ближе к столу, с каким-то странным выражением в глазах — смесью заботы и тревоги. — Алекс, — мягко начала она, — я знаю, что ты занят, но нам нужно обсудить кое-что срочное. Завтра придётся провести пресс-конференцию. Я резко поднял голову, ощутив новый прилив беспокойства. Пресс-конференция — это было неизбежно, но всё происходило так быстро, что я не успел осознать. Ева продолжала, глядя на меня серьёзно: — Журналисты уже давно требуют объяснений. Если мы не сделаем заявление, то пустые слухи разойдутся как вирус. Нам нужно рассказать о том, что компания продолжает работу, но при этом говорить осторожно. Никаких подробностей о трагедии или состоянии Агаты — акцент только на стабильности компании. Я глубоко вдохнул, понимая, что это действительно единственный способ избежать чрезмерного внимания. — Какие вопросы будут приоритетными? — спросил я, сдерживая внутреннюю дрожь. Ева села напротив, раскладывая на столе свои записи. — В первую очередь, вопросы об управлении. Все будут пытаться выяснить, кто теперь в ответе, как ты планируешь справляться и не скажется ли это на делах компании. Нам нужно дать им понять, что у нас есть чёткий план и команда, способная выдержать это испытание. И, конечно, они захотят узнать про состояние Агаты... но тебе стоит избегать прямых ответов. Я кивнул, размышляя над её словами. Внутри всё бурлило, но я понимал, что должен выглядеть спокойно. — Значит, говорим только о компании. О планах на ближайшее время, о стабильности и продолжении дел, — повторил я, чтобы закрепить в памяти. — Мы должны уверить их, что всё под контролем, даже если это не совсем так. — Верно, — кивнула Ева. — И ещё. Когда начнут спрашивать о твоей позиции как управляющего, важно подчеркнуть, что это временная мера. И что все решения будут приниматься с учётом того, что хотел бы Фредерик. Пусть люди видят, что ты действуешь в его интересах. Она улыбнулась мне с лёгким подбадривающим выражением, и я почувствовал, как внутри чуть отпускает напряжение. — Спасибо, Ева, — тихо произнёс я, — ты как всегда понимаешь, что сказать. — Мы все рядом, Алекс, — ответила она, беря меня за руку. — Не забывай об этом. Она сжала мою руку, и я почувствовал, как это простое прикосновение возвращает мне уверенность. Завтра предстоял сложный день, но с Евой рядом я знал, что смогу выдержать всё, что бы ни ожидало впереди. Когда я вернулся домой поздно вечером, квартира была пуста. Казалось, всё было на своих местах, но ощущение тревожной тишины наводило на мысли, что чего-то здесь не хватает. Анна уехала даже не попрощавшись. Так даже лучше. На следующий день я приехал в офис раньше обычного. Впереди была пресс-конференция, которая должна была показать, что компания продолжит работать в штатном режиме. Несмотря на внутренние потрясения, всем нам предстояло продемонстрировать уверенность, а мне — держать лицо, даже если оно казалось маской. Зал для пресс-конференций уже был подготовлен: несколько десятков стульев, экран для презентаций, и длинный стол, за которым мне предстояло сидеть. В зале присутствовали не только журналисты, но и ключевые сотрудники компании. Ева находилась рядом, тщательно перепроверяя подготовленные ответы. София держала в руках папку с данными о финансовом состоянии компании — её напоминание, что нужно дать акционерам уверенность. Я уселся за стол, с трудом преодолевая нарастающее напряжение. В этот момент заиграл свет и вспыхнули камеры, началась трансляция. Я взглянул на первый ряд, где сидели важные партнёры, затем перевёл взгляд на Еву, которая кивнула мне — сигнал, что можно начинать. Я взял микрофон, стараясь, чтобы голос не выдал моих внутренних переживаний: — Спасибо всем, что пришли. Как вы знаете, последние события были для нас всех тяжелыми и неожиданными. Потеря мистера Ларсена и миссис Сильвер-Харрис стала огромным ударом для компании и для всех нас лично. Однако мы продолжаем работать над тем, чтобы их наследие не было забыто, а компания продолжала процветать, — я сделал паузу, почувствовав, как напряжённый взгляд сотрудников и репортёров неотступно направлен на меня. — Я обещаю, что мы приложим все усилия для стабильности и развития бизнеса. Рука слегка дрогнула, когда я положил её на стол. Вдруг раздался первый вопрос от репортёра из делового издания: — Мистер Нильсен, планируете ли вы пересматривать стратегию компании после такой потери? Я сдержанно улыбнулся, стараясь говорить уверенно: — Пока мы не собираемся пересматривать курс компании. Мы будем продолжать придерживаться стратегии, которую разрабатывали вместе с Фредериком и Аннет. Именно их видение привело нас к тому успеху, который есть сейчас, и я вижу своей задачей сохранить это видение. Другой журналист поднял руку: — Мы также знаем, что миссис Анна Нильсен, ваша супруга, также имеет право на управление, как и вы. Планируете ли вы задействовать её в управлении? Я почувствовал, как вопрос ударил по самому больному. Держась ровно, я ответил: — Моя жена Анна полностью поддерживает меня, — произнес я сдержанно, стараясь говорить нейтральным тоном. — Она понимает всю сложность ситуации и также намерена способствовать сохранению компании. Но завещание вступит в силу только через полгода и тогда, возможно она захочет быть задействована в процессы. Этот вопрос ударил меня словно током, потому что я забыл, что Анна сможет претендовать на часть акций. Из чего появляется следующая проблема - в следующие полгода я должен развестись в обязательном порядке. Я бросил взгляд на Еву, которая одобрительно кивнула. Она понимала, как нелегко мне дался этот ответ, но знала, что так нужно. Пресс-конференция продолжалась, и вопросы становились всё острее. — Мистер Нильсен, а каково финансовое состояние компании? Будет ли L&H Holding стабилен после стольких потерь? — Мы приложим все силы, чтобы стабилизировать ситуацию. На данный момент компания остаётся в надёжном положении. Более того, все ключевые партнёры и сотрудники готовы продолжать работу. Я уверен, что наша команда справится. Спустя какое-то время стало ясно, что журналисты не собирались отходить от личных вопросов, и следующие слова прозвучали: — Что вы можете рассказать о состоянии здоровья мисс Агаты Харрис? Её госпитализация вызвала множество слухов. Я выдержал паузу, стараясь подобрать слова. Обсуждать состояние Агаты на публике было непросто, особенно зная, что каждое моё слово будет разобрано по частям. — Мисс Харрис находится под наблюдением врачей, — ответил я, сохраняя нейтральный, сдержанный тон. — Мы все надеемся на её полное восстановление, но в данный момент я не могу вдаваться в детали. В зале пронесся шёпот, но никто не решился уточнять. Слишком многое оставалось за пределами прессы, и это усиливало интерес, однако мне удалось удержать контроль над разговором. После этого слов пресс-конференция пошла на спад. Ева подала мне знак, что пора завершать. Я поднялся, благодарно кивнул всем присутствующим и отошёл от микрофона: — Спасибо за внимание. Мы работаем для вас и будем держать вас в курсе дальнейших событий. Когда камеры погасли и журналисты начали расходиться, я ощутил, как напряжение слегка ослабло. В коридоре ко мне подошла Ева, её лицо отражало облегчение и усталость: — Алекс, ты отлично справился. Журналисты не оставили ни одного камня на камне, но ты выдержал всё. Теперь все уверены, что у компании есть будущее. Я кивнул, пытаясь скрыть усталость, накопившуюся за эти короткие, но эмоционально изнуряющие часы: — Спасибо, Ева. Без твоей помощи я бы не справился. Прошло несколько недель, которые казались мне одним бесконечным, затянутым в туман днём. Я справлялся с делами компании, отдавая себя работе полностью, словно пытался скрыться от боли, от пустоты, которую оставила Агата, оставаясь в коме. Каждую свободную минуту я проводил у её больничной койки, наблюдая за тем, как она молчит, как её грудь едва заметно поднимается и опускается с каждым вдохом. Иногда мне казалось, что она сейчас откроет глаза, улыбнётся и скажет, что всё это было просто кошмаром, но это была лишь иллюзия, за которую я отчаянно цеплялся. Сон стал для меня роскошью — я уже и не помнил, когда спал хотя бы пару часов подряд. Чувствовал себя измотанным, но всё равно не мог позволить себе остановиться. В квартире я находиться не мог, поэтому я переехал в загородный дом, рядом с отцом, я находил ту поддержку, в которой так нуждался. Мы работали над проектами до поздней ночи, обсуждали дела компании. Это отвлекало, позволяло не чувствовать ту пустоту, что затаилась внутри. Я знал, что отец понимает меня лучше всех, хотя мы и не говорили об этом напрямую. Им с мамой нету смысла возвращаться сейчас в Швецию, ведь отец Анны не даёт им в полной мере заниматься делами их, временно потерянной, фирмы. Поэтому запустив там своего человека, они помогают мне. Анне я тоже периодически звонил. Она, похоже, чувствовала себя комфортно в Швеции, среди своих родных и друзей, вдали от всех наших проблем и интриг. Её голос по телефону казался спокойным, уверенным — возможно, ей там действительно лучше. Это давало мне хоть немного спокойствия, и я мог сосредоточиться на текущих задачах. Сегодня был день похорон Фредерика и Аннет. Бабушка Евы взяла на себя всю организацию, как и обещала. Она знала Аннет очень давно и считала своим долгом проститься с ней по всем правилам. Я благодарен ей за это — сам я был бы не в состоянии заниматься этим вопросом. Погода, как будто разделяя наше горе, была мрачной: густые серые облака скрывали солнце, лёгкий дождь создавал атмосферу скорби. Черные зонты и строгие костюмы собравшихся подчёркивали всю торжественность момента. Люди говорили тихо, словно боялись нарушить молчание, а их лица были сосредоточенными и печальными. Я стоял в стороне, наблюдая за похоронной процессией, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Было больно, невыносимо больно прощаться с теми, кто был мне как семья. Даже если я не всегда находил с ними общий язык, их поддержка была для меня важной. Тогда в толпе я заметил Чарльза Харриса. Его появление сразу вызвало у меня внутреннее напряжение. Он стоял, словно в сторонке, смотря на происходящее с холодным, чуть ли не оценивающим выражением. Под его взглядом я почувствовал себя уязвимым, как будто он знал что-то, чего не знал я. Когда погребальная церемония закончилась, Чарльз приблизился ко мне, глядя прямо в глаза с той странной смесью неприязни и интереса. — Александр, ты, должно быть, понимаешь, что не можешь вечно тянуть с этой ситуацией, — произнёс он, и его голос звучал так, словно он разговаривал с младшим сотрудником, а не с тем, кто теперь фактически вёл компанию. — Не понимаю, о чём вы, мистер Харрис, — я старался говорить спокойно, но внутри закипало раздражение. — Я взял на себя обязанности, потому что никто другой этого не сделал. — Обязанности? — он усмехнулся. — Ты здесь всего лишь потому, что никто не решился оспорить твоё решение, пока моя племянница в коме. Но ты, мальчик, слишком юн и наивен для такой игры. Я сжал кулаки, но не позволил себе ответить ему в том же тоне. Он ожидал, что я потеряю самообладание. — Агата в тяжёлом состоянии, а кто-то должен следить за компанией. Завещание вступит в силу только через полгода, и до тех пор я намерен сделать всё, что в моих силах, чтобы L&H Holding оставалась на плаву. Если у вас есть возражения, — я сделал паузу, надеясь, что он поймёт серьёзность моих слов, — вы можете сами попытаться, но как я знаю опыта у вас нет и вы потеряете компанию. Он хмыкнул, посмотрел на меня с едва скрытой усмешкой, а затем отступил на шаг, словно признавая временное поражение. — Ну что ж, посмотрим, как ты справишься. Но помни, Александр, игры с огнём редко заканчиваются удачно. Чарльз Харрис продолжал смотреть на меня с холодным взглядом, и его лицо отражало явное недовольство. Он стиснул челюсти, но всё же не мог сдержать возмущения, когда заговорил снова: — Почему я не могу навестить Агату? Я же как-никак её родственник. Эти меры, Алекс, — это просто абсурд! Как ты можешь прятать её? Я почувствовал, как внутренняя напряжённость усилилась. Увидев его ярость, я понимал, что он может начать задавать всё больше неудобных вопросов, и мне нужно было быстро найти убедительный ответ. Внутри меня тоже закипала злость. Как он мог думать, что ему позволят увидеть Агату, когда всё ещё было под контролем полиции? — Чарльз, — я сжался внутри, но твёрдо взглянул ему в глаза, — это меры, принятые полицией. Она всё ещё в коме, и доступ к ней ограничен для всех, включая меня. Мы все должны соблюдать эти правила, и я сам не могу её навестить, так что не обижайся, это не мои решения. Всё сделано для её безопасности. Я заметил, как его взгляд немного смягчился, но, похоже, только потому, что он начал сомневаться в правдивости моих слов. Он явно не ожидал такого ответа. Однако, он не стал углубляться в разговор, понимая, что я, вероятно, не скажу больше. — Ну что ж, — сказал он, отступая, — но знай, что если она выйдет из этого состояния, мне нужно будет поговорить с ней. Я надеюсь, ты это понимаешь. - Решайте все через полицию. Моя твёрдость, надеюсь, смогла сделать своё дело. Чарльз не был глуп, и я понимал, что он скорее всего не поверил в мою версию, но на данный момент других вариантов у него не было. И я был готов на всё, чтобы держать Агату под защитой, даже если это означало обманывать других. Он отвернулся и направился к выходу, оставляя меня наедине с мыслями. Я понимал, что этот разговор — только начало, что Чарльз не отступит так просто. Но я был готов бороться за компанию, за имя Аннет и Фредерика, за Агату, даже если это означало постоянную борьбу. Прошло ещё несколько недель. Сидел я, как обычно, на совещании с топ-менеджерами и директорами, слушал их заумные отчёты и пытался делать вид, что вовлечён. На повестке стояло подведение итогов прошлого месяца и планы на следующий. Весь этот поток цифр и графиков, конечно, вызывал у меня больше зевоту, чем вдохновение, но надо держать лицо. В голове, однако, крутились совсем другие мысли — недавний разговор с отцом. Ульрик мне очень помогал, я устроил его на свою бывшую должность - аналитический директор. Пять месяцев... Через пять месяцев завещание вступит в силу, и мне придётся передать дела Чарльзу. Тот ещё «делец», прямо скажем. Видел я его последний раз на похоронах, и даже тогда он вызывал больше раздражения, чем скорбь. Да, у нас с Агатой в сумме большая часть акций, но здесь дело не в количестве, а в конкретном наследственном праве. Чарльз получит контроль, как только завещание начнёт действовать. А этот человек, по словам Сэма, не пропускает ни одной карточной игры и, похоже, считает казино своей второй семьёй. Уж не дай бог такому владельцу развалить L&H Holding. Забавно, но лично я сильно не пострадаю. Займусь своей любимой верфью, поживу себе спокойно, буду даже наслаждаться свободой. Но это всё что есть у Агаты, она останется буквально без ничего, даже особняк привязан к бизнесу. Я посмотрел на свои часы, напомнив себе, что она до сих пор в коме. Врачи никаких новостей не сообщали, и сколько ей ещё в таком состоянии быть, никто не знал. А если и выйдет из комы, не ясно, сможет ли она когда-нибудь вернуться к работе. Вся её жизнь, всё, что у неё было — висело на волоске. И тут ещё одна неприятная новость: Сэм недавно показал результаты экспертизы её аварии. Тормоза... Тормоза в её машине были нарочно испорчены. Несчастный случай? Как бы не так. Всё это выглядело, как хитрый план избавиться от наследницы. Прекрасная картина, не правда ли? Тем временем голос финансового директора убаюкивал, словно фоновая музыка в лифте. Я уже не слушал, только кивал, притворяясь заинтересованным, когда вдруг мой телефон завибрировал на столе. Доктор Агаты. Сердце словно споткнулось, пропуская удар, а потом бешено заколотилось, заливая холодной волной тревоги и надежды одновременно. Ничего ли не случилось? Неужели... Спокойно, только не показывай ничего перед этими акулами, внимательно уставившимися на меня с другого конца стола. Я поднял трубку, стараясь скрыть дрожь в голосе.