Свет в твоих глазах

Pov: Александр

В жизни я думал, что испытывал всё: радость, триумф, гнев. Но тот спектр эмоций, который обрушился на меня в этот момент, превзошёл всё. Тяжесть навалилась сразу — без пощады, без предупреждения. Я сбросил вызов от Сэма, не попрощавшись. Внутри всё горело и ныло одновременно. Боль от утраты Фредерика пронзила, как ледяное лезвие. Он был мне как второй отец — человек, который всегда был рядом, когда я терял ориентацию в жизни. А Аннет… мы не были так уж близки, но её спокойное присутствие всегда было комфортным. Работа с ней казалась лёгкой, ненавязчивой, и от неё шла та самая ненавязчивая поддержка, когда было нужно. Но новость об Агате… Эта мысль просто не укладывалась в голове. Она не может уйти. Она не имеет права уйти. Моя лилла каттен, как я могу потерять её? Она не заслужила такой судьбы, чёрт побери! — Сынок, ты с нами? — голос мамы, встревоженный, но такой тихий, будто она боялась разрушить хрупкий момент, выдернул меня из этой бесконечной череды мыслей. Я вернулся в реальность. Оглянулся. Да, я всё ещё сидел с ними. — Что случилось? — повторила она, словно ощущая, что я в другом мире. — Фредерик и Аннет… они… — мои слова застряли где-то на полпути между мыслями и реальностью, как если бы каждая из них отказывалась прорваться наружу. Я всё же выдавил из себя: — Погибли. Мама резко втянула воздух, словно это был последний вдох, который она могла сделать. Отец замер, его взгляд, который раньше всегда дарил уверенность, теперь был полон растерянности. Анна сидела, молчала. Ни слова. Каждый переживал это по-своему. Никто не пытался влезть в чужую боль. — Как это произошло? — отец, конечно, всегда умел задать правильный вопрос, даже если его никто не хотел слышать. — Взрыв… Машина взорвалась. — Я сжал глаза, будто пытался стереть образ катастрофы, которая развернулась перед моими глазами, хотя я её и не видел. Мама задрожала, словно каждое слово было для неё ножом. Анна пошла на кухню за успокоительным, чтобы помочь ей. Отец сидел, сдерживая свои эмоции. В своё время он работал в полиции — не удивительно, что умел держаться, даже когда всё вокруг рушится. Ульрик был из тех людей, кто переживал в себе, а не вовне. Но я знал, что ему тоже больно. Я чувствовал это. — Это ещё не всё, — выдохнул я, пытаясь собрать мысли и слова в одно целое. Все взгляды вновь устремились на меня, и я видел в этих глазах страх перед тем, что ещё не прозвучало. — Агата попала в аварию. Она в тяжёлом состоянии. Её везут в больницу. — О, Господи! — мама снова схватилась за сердце, как будто этот удар мог убить её быстрее, чем то, что она уже услышала. — Как это возможно? В одно время? — Примерно, — кивнул я. И тут мой телефон издал звуковой сигнал. Сообщение от Сэма: «Если захочешь приехать, вот локация больницы, где сейчас будут оперировать Агату. Мы с Евой уже в пути.» Я взглянул на ссылку с локацией и почувствовал, как мир вокруг начинает сжиматься. Казалось, что воздух стал слишком густым, чтобы дышать. — Я еду в больницу, — заявил я, отодвигая кресло так резко, что оно ударилось о стену. Я не собирался сидеть и ждать. Моя голова была забита только одной мыслью — увидеть её. Убедиться, что она жива, что её сердце всё ещё бьётся. — Я поеду с тобой, — сказал Ульрик. В его голосе не было вопросов, только решимость и понимание, которое мне сейчас было нужно. — Оливия, Анна, мы будем на связи, а вы постарайтесь успокоиться, — добавил он, и мама кивнула, обняв Анну за плечи. Анна молча наблюдала за мной, её глаза были полны вопросов, но я не мог дать ей никаких ответов. Дорога до больницы тянулась бесконечно, хотя от квартиры до неё было всего минут двадцать. За рулём сидел отец, молча сжимая руль так крепко, что белели костяшки. Я сидел на пассажирском сиденье и смотрел в окно, но перед глазами всё расплывалось. Деревья, дома, машины — всё слилось в одно сплошное пятно. Внутри меня всё будто сжалось в тугой узел, от которого не было спасения. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь прогнать навязчивые мысли. Я не мог позволить себе думать о худшем. Я не мог представить, что Агаты может не стать. Мы пережили уже слишком многое, и она не могла просто исчезнуть из моей жизни. Когда мы наконец приехали, я увидел, как в холле сидели Сэм и Ева на жёстких пластиковых стульях. Ева всхлипывала, её глаза были опухшими и красными от слёз. Сэм сидел рядом, держа её за руку, но выглядел таким же растерянным и беспомощным. Когда наши взгляды встретились, мне не нужно было спрашивать, что происходит. — Как она? — спросил я, подходя ближе и чувствуя, как ноги подкашиваются. — На операции, — тихо сказала Ева, её голос дрожал. — Врачи ещё не выходили. Я посмотрел на Сэма, который нервно теребил телефон в руках. Вид у него был измотанный, как будто он не спал несколько ночей. — Мы сообщили Элизе и Данте, — добавил он. — Но они не могут прилететь, у них там свои проблемы. Что-то странное… даже в такой момент они не хотят общаться с семьёй. Поэтому мы самые близкие для Агаты в этот момент. Я не знал, что на это ответить. Агата всегда была для них хорошой кузиной, их общей точкой опоры, и теперь она была на грани жизни и смерти. Я прошёлся по коридору, не находя себе места. Мне было всё равно на Анну, на компанию, на весь этот чёртов мир. Я хотел только одного — чтобы Агата осталась жива. — Это всё слишком странно, — тихо заговорил Сэм, бросив быстрый взгляд на нас. — Фредерик и Аннет погибли, и почти в то же время случилась авария с Агатой. Я не знаю, Алекс, но у меня есть подозрения, что это могло быть подстроено. Вся эта ситуация слишком совпадает по времени. — Подстроено? — переспросил я, но мне не хотелось думать об этом сейчас. Слишком больно и тяжело. — Сэм, давай просто дождёмся новостей от врачей. Всё остальное потом. Прошло несколько часов ожидания, каждая минута тянулась, как вечность. Я не находил себе места, бесцельно прохаживаясь по коридору, нервно глядя на часы. Когда наконец дверь операционной открылась, я подскочил к врачу, не раздумывая. — Доктор, как она? — спросил я, и голос прозвучал громче, чем я рассчитывал. Всё моё тело напряглось, как натянутая струна. — Кто вы пациентке? — спросил врач, глядя на меня с профессиональной сдержанностью. Я даже не задумывался, прежде чем выдавил: — Жених, — сказал я, и слова сорвались сами собой. Я увидел, как Ульрик и Сэм удивлённо переглянулись, а Ева прижала ладонь ко рту, не веря своим ушам. Никто не стал отрицать и подыграли мне. Но мне было плевать на их реакцию. Мне было плевать на всё, кроме неё. — Александр Нильсен. Врач на мгновение замешкался, словно хотел уточнить что-то, но потом, видимо, принял моё заявление за чистую монету. — Хорошо, мистер Нильсен, но мы можем поговорить наедине… — начал он, но я резко перебил его: — Они все — семья. Можете говорить при них. Доктор немного помедлил, но затем продолжил: — Операция всё ещё идёт. Состояние мисс Харрис остаётся критическим, и прогнозы пока давать рано. Мы делаем всё возможное. Однако… — Он замялся, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног. — Однако что? — спросил я, ощущая, как мир сужается до одного этого человека в белом халате. — Мы не смогли спасти ребёнка, — произнёс он, и эти слова ударили меня, как камень в грудь. Я непонимающе уставился на врача, пытаясь осмыслить услышанное. — Какого ребёнка? — голос сорвался, я не мог поверить своим ушам. — Ваша невеста была беременна, — объяснил доктор. — Она узнала об этом на этой неделе, на предыдущем приёме. На данный момент шесть недель. Это было в её карте. Она не успела вам сообщить? Слова доктора эхом разнеслись в моей голове, и я почувствовал, как ноги подкашиваются. Агата была беременна. И она ничего мне не сказала. Боль прострелила меня изнутри — нестерпимая, острая, раздирающая. Я понял, что всё это время Агата была так близко, но я терял её с каждым днём, а теперь рисковал потерять навсегда. Я смотрел на доктора, но ничего не видел. В этот момент всё остальное потеряло смысл. Всё, что имело значение, это Агата — живая, борющаяся за свою жизнь. Моя жизнь никогда не была настолько пустой и полной одновременно, как в этот миг осознания. Новость о беременности Агаты повисла в воздухе, как тяжёлое, гнетущее облако. Слова врача будто разрезали реальность на до и после. Я всё ещё стоял неподвижно, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Это было слишком — потерять ребёнка, о существовании которого я узнал только сейчас, и осознание, что моя жизнь ещё никогда не была настолько вне моего контроля. Доктор оставил нас с этой новостью в полной тишине, словно забрал весь воздух из комнаты. Отец положил руку мне на плечо — никаких вопросов, только понимание. Он знал о нашей связи. Ева зарыдала, её плечи сотрясались от всхлипов. Сэм, напротив, казался неподвижным, только сжал переносицу пальцами, как будто пытался удержаться от вспышки гнева. — Нильсен, прошу тебя, скажи мне, что это не ты, — прошипел Сэм сквозь зубы, едва контролируя эмоции. Я знал, что он имеет в виду, и почувствовал, как сердце сжалось. — Тогда мне придётся соврать, — ответил я тихо, глядя ему прямо в глаза. Это было как сигнал для него. Макото резко схватил меня за рубашку и прижал к стене с такой силой, что я едва удержался на ногах. Отец дернулся было вмешаться, но я удержал его взглядом. — Если бы ты не был моим другом, Алекс, я бы тебе яйца оторвал, — прошипел он яростно, его лицо было близко к моему. — Я ведь говорил не трогать её? Не играть с ней? Ладно, переспали. Но презервативы на кой чёрт придуманы, а? Он отпустил меня так же резко, как и схватил, но мне удалось сохранить видимое спокойствие, хотя внутри всё кипело. Я знал, что заслужил этот гнев, знал, что сам во всём виноват. — Шесть недель, — тихо произнесла Ева, всматриваясь в какую-то точку на полу. — Это было позже, чем та ночь в клубе. Каждое слово резало по живому. Я знал, что рано или поздно всё вскроется, но не думал, что так скоро. Внутри меня всё перевернулось. — Я всё объясню, — сказал я, переводя взгляд на друзей. Отец стоял рядом, уже сложив всё в уме и понимая, что к чему. — Мы с Агатой встречались тайно вплоть до её отъезда во Францию. Наша история длинная, и сейчас не время её обсуждать, но поверьте, я готов ответить за всё. Ева выпрямилась, её лицо было мокрым от слёз, но взгляд стал жёстким. — Ты хоть представляешь, что могла чувствовать Агата, узнав о своём положении? Ты женат, и она не могла тебе сказать. Ты вообще понимаешь, что у неё могло твориться на душе? Каждое слово было как удар, я чувствовал всю боль, которую принёс ей. Но сейчас не время терять контроль. — Спокойно, — сказал я, поднимая руку в знак того, что готов объясниться. — Я люблю Агату. И я клянусь, что сделаю для неё всё. Абсолютно всё, что нужно, чтобы она была счастлива. Ева смахнула слёзы с лица, глядя на меня с сочувствием, которое невозможно было описать словами. Сэм молча положил руку мне на спину, его поддержка ощущалась, как молчаливое обещание, что мы пройдём через это вместе. Они были хорошими друзьями Агаты, но для них я так же был другом. В этот момент я понял, насколько глубоко был влюблён в Агату, даже если мне потребовалось её потерять, чтобы это осознать. Всё остальное — работа, бизнес, брак — меркло перед этой жгучей, пронзительной болью. Я закрыл глаза, молясь о том, чтобы она справилась, чтобы этот день стал началом чего-то нового, а не концом. В больнице время тянулось медленно, словно замёрзшее в осеннем холоде. Стены казались чуждыми и угрюмыми, мерцание светильников на потолке раздражало, а тихий гул аппаратов, доносящийся из палаты Агаты, действовал на нервы, напоминая, как близко она находилась к той грани, которую я боялся представить. Рэйчел приехала чуть позже, без слов обняла Еву, пытаясь хоть как-то поддержать подругу, но сама была явно не в себе. Сэм уехал в участок разбираться с ситуацией, погружаясь с головой в работу, словно это могло дать хоть какие-то ответы или облегчение. Ева, измотанная ожиданием и страхами, не заметила, как задремала на стуле, уронив голову на Рэйчел, которая теперь просто сидела рядом, поглаживая её по волосам. Я же не мог заставить себя ни на секунду успокоиться. Я пытался найти удобное место, но каждый стул казался неудобным, каждая поза — неправильной. Ульрик сидел напротив, в его глазах была тревога, но он сохранял стойкое выражение лица, как будто пытался быть тем самым островком спокойствия, которого мне так не хватало. Наконец, врач вышел в коридор, усталый, но с выражением облегчения на лице. Я вскочил, сердце замерло в ожидании его слов. — Операция прошла успешно. Кризис миновал, но мисс Харрис будет в коме какое-то время. Мы наблюдаем за её состоянием, и пока рано делать прогнозы. Самое главное — она жива, — сообщил врач, и его слова прозвучали как долгожданное облегчение, но тут же увели на новый виток тревог. — Вопросы остаются: состояние позвоночника вызывает опасения, поэтому мы не можем сейчас сказать, будет ли она ходить. Нужно время. Я кивнул, силясь что-то сказать, но слова застряли в горле. Никаких слёз, просто жгучее чувство пустоты и страха, которое я так и не смог сдержать. Телефон зазвонил в этот момент — Оливия. Её голос был полон заботы, но также звучали нотки тревоги: — Как дела, Алекс? Мы с Анной ждём новостей… Анна не находит себе места, спрашивает, когда ты вернёшься. Я сжал телефон, ненавидя этот момент — разрываться между всеми, когда всё, что я хотел, это быть здесь. — Скоро буду, — ответил я быстро, не вдаваясь в детали. — Здесь всё под контролем. Агата пока в коме, но главное живая. Повесив трубку, я подошёл к врачу, который уже собирался уходить. — Можно мне к ней? — спросил я, понимая, что мне нужно увидеть её. Врач посмотрел на меня, взвешивая моё состояние. — Только ненадолго, — кивнул он. — Она в тяжёлом состоянии, но вы можете войти. Только без лишних эмоций. Я открыл дверь палаты и на мгновение замер. Агата лежала на кровати, словно маленькая и хрупкая, с множеством трубок и проводов, подключённых к аппаратам. Бледное лицо, закрытые глаза — она казалась отстранённой, как будто находилась в другом мире. Я не узнавал её такой. Вся её жизнерадостность, дерзость, яркость — всё это будто бы исчезло, оставив передо мной кого-то совсем другого. Я подошёл ближе, присел рядом, осторожно взяв её ледяную руку в свою. Бледные пальцы были такими хрупкими, и я не мог не заметить царапины и синяки на её коже. Столько боли, столько страданий, и всё это из-за какого-то злого случая. Или нет? Вопросы роились в голове, но ответы сейчас ничего не меняли. — Агата… — прошептал я, не зная, услышит ли она меня. — Мне так жаль. Слова давались тяжело, но мне нужно было сказать это. — Ты всегда была сильной. Ты должна вернуться, ради себя, ради Сэма, Евы и ради меня, — продолжил я, чувствуя горечь собственных признаний. — Я потерял контроль над своей жизнью ещё тогда в университете. Ты была всегда моим спасением. Мне жаль, что я не заметил раньше, как сильно был влюблён в тебя. Моя дерзкая, красивая, вредна, лилла каттен. Ты — мой мир. И сейчас я просто хочу, чтобы ты вернулась. Вернулась ко мне, вернулась к жизни. Я ощутил лёгкое покалывание в груди — странное чувство боли и любви, которых я никогда не испытывал раньше. Всё, что я хотел, это чтобы она очнулась и сказала мне что-то дерзкое, чтобы снова закатила глаза и отмахнулась, будто всё это не важно. Я хотел, чтобы она была здесь, с этим огнём, который всегда горел в её глазах. Но теперь огонь угас, и я впервые понял, что она была всем тем, что делало мои дни живыми. — Я чертовски боялся признавать себе эти чувства, после того, как меня предали. Я думал, что не могу больше любить, но уже тогда я любил тебя. Ты просто обязана вернуться, Агата. Мы ещё не закончили, ты слышишь? У нас ещё столько дел… и я не готов потерять тебя. Не готов признать, что это конец. — Я наклонился ближе, чувствуя, как в горле комок подступает всё сильнее. Уходить было невыносимо, но я знал, что придётся. Я не мог остаться дольше, чем позволяли правила. Но я остался бы здесь навечно, если бы это хоть как-то помогло ей открыть глаза. Я вышел из палаты, закрыл за собой дверь и ощутил, как усталость накатила с новой силой. Агата была без движения, без осознания того, что происходит вокруг, и это мучило меня больше всего. Кажется, я даже не заметил, как оказался в коридоре, пока не увидел перед собой тревожные взгляды Ульрика, Евы и Рэйчел. — Как она? — спросил Ульрик, поднимаясь со стула. Ева, сидящая рядом, не поднимала глаз, уставившись куда-то в сторону. — Что я могу сказать? Спит, — ответил я, пряча дрожь в голосе. — Ей сильно досталось в этой аварии. Ульрик посмотрел на меня долгим взглядом, затем аккуратно положил руку мне на плечо. В этом жесте было больше поддержки, чем в любых словах, и я кивнул, принимая это молчаливое понимание. — Пойдём, сынок, поедим где-нибудь, — предложил он тихо, будто бы опасаясь ещё больше обострить ситуацию. — Тебе нужны силы, да и не стоит возвращаться домой на голодный желудок. Оливия с Анной поймут, они ждут тебя. Я взглянул на Ульрика и поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется возвращаться домой. Там была Анна, были вопросы, на которые я сейчас не мог и не хотел отвечать. — Да, поехали, — наконец согласился я. — Рэйчел, будь с Евой и тоже езжайте отдыхать. Рэйчел кивнула, а я бросил последний взгляд на дверь палаты, за которой лежала Агата. Ощущение нереальности происходящего тяготило. Мы с отцом вышли из больницы и направились в ближайшее круглосуточное кафе. Всё вокруг казалось каким-то тусклым и приглушённым, как если бы мир замер в ожидании вместе со мной. — Ты как? — прервал тишину отец, его голос звучал в помещении, наполненном ожиданием, словно тёмное облако, готовое разразиться дождём. Мы сидели за столиком в кафе, и время тянулось медленно, как густая смола. — Хреново, — ответил я, и одно это слово отразило все мои внутренние переживания. Моя душа была полна тревоги, и легкость ускользала от меня, как вода сквозь пальцы. — Она живая, сынок. Это самое главное, — произнес отец, но его слова не приносили утешения, лишь заставляли сердце сжиматься от беспокойства. — Знаешь, отец, я чертовски боюсь момента, когда она очнётся и узнает о смерти Аннет, — я провёл ладонями по лицу, пытаясь стереть с него следы усталости и страха. Мысли о том, как Агата будет реагировать на эту ужасную новость, терзали меня. — Бедная девушка, столько пережила и ещё столько предстоит. У неё ведь больше нет родственников? — его голос напоминал тихое журчание воды, но под ним скрывалась тревога. — Кровных, вроде как, нет. Есть кузины, но они в Штатах и приёмный брат Аннет — отец Данте и Элизы. Я так понял, они не настолько близки, — сказал я, чувствуя, как у меня в груди сжимается комок от жалости к Агате. Она оставалась одна в этом мире, окруженная холодом и безразличием. Наконец, наш заказ принесли, но мне кусок в горло не лез. Я только смотрел на тарелку, будто она была источником всех моих страданий. — Алекс, прошу, будь пока осторожен с Анной. Если ты так любишь Агату, то мы что-то придумаем, чтобы вы быстрее развелись и мы всё же получили компанию назад. Чтобы всё это не было зря. — Я из-за этого брака теряю больше, — внимательно посмотрел отцу в глаза. — Во-первых, возможно у нас с Агатой получилось бы всё в университете, а во-вторых — мы бы не потеряли ребёнка. — Александр, но вот понял бы ли ты, что любишь Агату, если бы ваш путь был проще? Фраза отца застававила серьёзно задуматься. Каков шанс что я смог бы признаться Агате в чувствах ещё три года назад? Я себе даже не смог в этом признаться. А нужен ли я Агате? Может эти чувства не взаимны. А что если Агата очнётся и не захочет видеть меня? Каждая мысль доставляла боль. Сейчас я хочу одного, чтобы Агата была жива и здорова. Пусть она пошлёт меня ко всем чертям, но главное, чтобы она была счастлива. Покончив с едой, мы вышли на улицу, и я почувствовал, как свежий воздух наполняет мою грудь. Мы собрались домой, но эта квартира не была мне домом, это был дом Анны, хоть и аренду оплачивала фирма Фредерика. Мысли о будущем предприятия терзали меня: Агата — наследница, но она в коме. Что будет дальше, я не знал, и сейчас не хотел в этом разбираться. В голове только одно — это чувство безысходности. Когда мы вернулись, мама и Анна спали, и я был этому рад. В спальню я не пошёл, а остался на диване, ощущая, как внутри меня гложет недосказанность. Глаз сомкнуть я не мог, но всё же уснул на несколько часов, погрузившись в беспокойный сон, в котором мелькали образы Агаты — её улыбка, её смех, моменты, когда мы были счастливы. В этом сне она была рядом, и я чувствовал, что всё будет хорошо. Вдруг я проснулся от того, что кто-то пытается меня разбудить. Это была Анна, её тёплый голос прорвался сквозь туман сна. — Привет, — прошептала она, как будто боялась нарушить хрупкое спокойствие. — У тебя телефон разрывается. Я, всё ещё в недоумении, поднялся и посмотрел на экран смартфона. Там было несколько пропущенных вызовов от незнакомого номера. Сердце забилось чаще, когда я перезвонил. Это оказался адвокат Фредерика и Аннет — мистер Харрисон. Я знал его, он часто появлялся в офисе, и его строгий вид всегда вызывал у меня тревогу. Он позвонил, чтобы сообщить, что ждёт нашу семью в особняке для оглашения завещания. В этот момент на меня нахлынули новые страхи и сомнения о том, что же ждёт нас впереди. Я, всё ещё в тяжёлом состоянии, отправился в особняк Аннет, куда меня пригласил адвокат для оглашения завещания. Чувствовал себя чужим на этом собрании, но я знал, что должен быть здесь. В зале уже собрались остальные: Ева, представляющая интересы Агаты, Сэм, который, как всегда, не мог остаться в стороне, а также моя мать с отцом и Анна. На экране перед нами появились Элиза и Данте вместе со своим отцом Чарльзом — человеком, с которым я никогда прежде не сталкивался и о котором знал лишь из рассказов. В отличие от меня, он казался спокойным и собранным, а в его взгляде читалась холодная уверенность. Адвокат начал читать завещание. Голос его был ровным, но каждое слово отзывалось в голове оглушающим эхом. Особняк Аннет и тридцать процентов акций компании переходили Агате. Моё сердце болезненно сжалось, словно подтверждая, что всё это слишком реально и что её жизнь теперь неотделима от наследства тёти. Мне достались дома Фредерика и тоже тридцать процентов акций — при этих словах я почувствовал странное опустошение. Всё, что раньше казалось таким важным, сейчас было ничем по сравнению с тем, что Агата лежала в больнице. Последние сорок процентов акций достались Чарльзу. Всё это казалось тщательно продуманной партией, разыгранной по заранее спланированному сценарию. Ведь Агата должна была иметь почти всю часть акций Аннет, а у неё только часть, такая же как и у меня. Адвокат закончил и посмотрел на нас, словно ожидая вопросов, но никто не проронил ни слова. В комнате повисло напряжённое молчание. Взгляд Сэма был прикован к Чарльзу. Я знал этот взгляд — он что-то заподозрил.